Читать книгу Попугай Гриша и корпоративная тайна - Борис Александрович Калашников - Страница 7

– Бумага какая-то не солидная. Подозрительная бумага, – сказала бухгалтер Копилкина, рассматривая товарный чек и недоверчиво водя носом по нацарапанным на нём буквам и цифрам: «Изделие – попугай, тип – говорящий, наименование – Григорий, стоимость – 500 хрустиков».

– У вас, Надежда Гавриловна, всё подозрительное, – раздраженно пропищал директор, чувствуя, как горячая волна поднимается по телу, а лапки начинают мелко дрожать. – Счёт выписан хозяином зоологического магазина. У вас нет основания, не доверять ему.

– Финансовые документы не пишутся карандашом, – поджала тонкие губы Копилкина. – Итоговая сумма вообще подтёрта. Это не счёт, а самая натуральная липа!

– Сами вы, липа, Надежда Гавриловна… пусть буквы карандашом, а печать-то чернильная! – взвизгнул директор.

Возражать на этот глупый аргумент бухгалтер посчитала ниже своего достоинства и спросила, глядя поверх очков на Хомячкова:

– А где же сама покупка?

– Вот, пожалуйста, – Константин Вадимович открыл дверь в соседствующую с кабинетом комнату отдыха: на столе в высокой круглой клетке перед пустым блюдечком, нахохлившись, сидел небольшой синий попугай с красной головкой и зеленой грудкой. Приоткрыв один глаз, он окинул скромно одетую Надежду Гавриловну безразличным взглядом, зевнул, захлопал крылышками, взлетел на качельку и стал не торопясь раскачиваться.

Бухгалтерша разочарованно цокнула языком.

– Какое худосочное создание! В нём живого веса, дай бог, пятьдесят грамм! – она покрутила головой и сделала крайне неприятный для директора вывод. – Такая маленькая птичка не может стоить пятьсот хрустиков.

– Это что вам, утка что ли?! – съязвил Хомячков. – Ценность Григория нельзя измерять в граммах. Ведь это говорящий попугай! Он живёт триста лет и может вам наговорить такого, что уши, уши отклеятся, – процитировал Константин Вадимович хозяина зоомагазина.

Замечание про уши Копилкина, будто не заметила.

– Приличная птица, если она говорящая, должна, хотя бы, поздороваться.

– Гришенька, – попросил Хомячков, – скажи Надежде Гавриловне, «привет».

Попугай презрительно посмотрел на директора, закрыл глаза и, продолжая медленно раскачиваться, сделал вид, что задремал.

– Я, конечно, занесу его в опись школьного имущества, как говорящего, – недоверчиво покачала головой Копилкина, – но, если ваш попугай будет и дальше, молчать как рыба, любая проверяющая комиссия может усомниться в полезности такого приобретения.

– А какой по продолжительности период он должен числиться на ваших так называемых учётах.

– Это не мои учёты, Константин Вадимович, они предписаны Инструкцией. Вы понимаете, Инструкцией! – при слове Инструкция глаза Надежды Гавриловны округлились и наполнились каким-то внутренним светом.

Она всегда произносила название этого документа с таким же душевным трепетом, как богомольный христианин слово Библия.

– Если он живёт, как вы утверждаете, триста лет, то и снять его с учёта, то есть списать, можно будет лет через сто не раньше.

Идея постановки Григория на учёт на сто лет совершенно не понравилась директору, мечтавшему подержать попугая для вида пару месяцев в школе, а затем поселить в своей квартире, как личную собственность.

– А, если, птичка сдохнет не через сто лет, а раньше, тогда как поступать, согласно вашей многоуважаемой Инструкции?! – с сарказмом в голосе, спросил Хомячков.

– Ну, тогда медицинская экспертиза, акт о смерти, с обязательным утверждением в вышестоящей инстанции.

– Неужели?!

– Именно, если следовать Инструкции. Это только с расходными материалами всё решается просто: два месяца, три подписи и готово.

– Ну, давайте, проведём птицу как расходный материал и спишем через два месяца.

– Вы… вы… вы, что говорите?! – Копилкина даже стала заикаться от возмущения. – Расходный материал это то, что стоит меньше трёх хрустиков. А за попугая вы отвалили целых пятьсот!

Надежда Гавриловна широко развела лапы, пытаясь наглядно показать значительность суммы.

– Может быть, Константин Вадимович, вам занести Инструкцию, чтобы вы могли освежить в памяти отдельные положения?

– Что вы, Надежда Гавриловна, носитесь с этой Инструкцией, как дурень с писаной торбой?! – рассерженно махнул лапой Хомячков.

– Ну, знаете… – обиженно поджала губы Копилкина.

* * *

Попугай был поселен в персональной комнате отдыха, совмещённой с кабинетом директора. Он клевал зернышки, пил водичку, раскачивался на качельке, кувыркался на жёрдочке, короче, жил в своё попугайское удовольствие, но не говорил.

Прошло две недели и по школе поползли нехорошие шепотки о том, что на никчемной покупке директор хорошо нагрел лапки. Константин Вадимович боялся, что неприятные слухи дойдут до Службы порядка и эта ужасная Служба займётся молчуном стоимостью пятьсот хрустиков.

Григория нужно было, как можно скорее, сделать разговорчивым. Хомячков пошёл на унижение и, заглядывая периодически в комнату отдыха, наклонялся над клеткой и елейным голоском просил:

– Гришенька, ну, скажи, хотя бы: «Попка дурак».

В ответ попугай только подозрительно косил на директора круглым черным глазом и в этом взгляде Константину Вадимовичу виделся хамский ответ: «Отстань от меня! Сам дурак!»

Не смог Хомячков получить помощи и от учительницы зоологии Запечкиной.

– Я извиняюсь, Константин Вадимович, вопрос не ко мне. Я научить его ничему не могу.

– Но вы же зоолог, Зинаида Альбертовна, и должны хоть что-то соображать по своей специальности.

– По специальности, не волнуйтесь, соображаю, но попугаев, извините, мы по программе не проходим.

Преподаватель истории Виктор Леонидович Федотов, выслушав рассказ директора о героических подвигах Григория в далеком прошлом, окатил Хомячкова странным взглядом и сказал, что Мамай никак не мог подарить попугая Александру Невскому.

– Ну, почему же? Я полагаю, у татар был обычай дарить говорящих птиц заслуженным людям, просто этот факт не отражен в учебниках истории, – вступился за Мамая Константин Вадимович.

– Насчёт этого обычая мне ничего неизвестно, – сухо заметил Федотов. – Но точно знаю одно: Мамай не мог ничего дарить Александру Невскому, поскольку родился через семьдесят два года после смерти князя, что касается обожания попугая царской семьёй – полный бред.

* * *

Директор нервничал. Однажды после обеда он прилёг на диванчик в комнате отдыха. Долго смотрел на Гришу, который сонно покачивался на качельке, и сам задремал.

Константину Вадимовичу привиделся летающий над школой мопс в синей милицейской плащ-палатке, форменной фуражке и почему-то с лиловым бантом на шее. Этот пёс, в отличие от известного всем Карлсона, перемещавшегося по воздуху с помощью старомодного пропеллера, был оснащён реактивным двигателем. Носясь кругами, мопс свистел в милицейский свисток и размахивал полосатым жезлом. Затем он сделал резкую петлю, влетел в открытое окно и приземлился на диван.

– Гражданин Хомячков, – обратился мопс к директору, и складки на его лбу строго наморщились, – вы обвиняетесь в том, что по фиктивному счёту приобрели попугая.

– Как вы посмели появиться в школе без сменной обуви?! Я не буду с вами разговаривать, пока не снимите ботинки, – возмутился Константин Вадимович.

– По закону представитель власти, находясь при исполнении, может не разуваться, – возразил мопс, – и не пытайтесь пудрить мне мозги, вы обязаны возвратить в школьную кассу украденные хрустики!

Хомячков извлёк из кармана счёт, выписанный Лисовым, и замахал им перед носом неприятного визитёра.

– Вот, пожалуйста, официальный документ. Печать и личная подпись продавца имеются. Что вам ещё нужно, господин пёс?!

Хищным движением мопс сцапал бумагу и со словами, – Сейчас проверим на детекторе лжи, – выхватил прямо из воздуха лупу, навёл на счёт, и маленький измятый бумажный клочок принял размер тетрадного листа.

На увеличенном экземпляре отчётливо выделилось подтёртое место, а под пятёркой проявилась цифра «четыре».

– Что и требовалось доказать! – победно заявил мопс и исчез.

Вместо него в комнате возникла Копилкина. Серый, завязанный на лбу платок, делал её похожей на Бабу-Ягу. Метла дворника Селима, которую бухгалтерша прихватила с собой, усугубляла это сходство.

– Это не счёт, а самая натуральная липа! – вокликнула Яга-бухгалтерша противным скрипучим голосом и, надув щёки, дохнула на документ. Бумага в момент съёжилась, потемнела, вспыхнула синим пламенем и превратилась в кучку пепла.

– Что вы себе позволяете?! – возмутился Хомячков. – Немедленно приведите счёт в исходное состояние!

Вместо ответа Надежда Гавриловна вскочила на метлу, вознеслась к потолку и стала кричать:

– Такая маленькая птичка не может стоить пятьсот хрустиков! Такая маленькая птичка не может стоить пятьсот хрустиков! – и вдруг рассмеялась неприятным смехом оперного злодея. – Ха, ха, ха, ха!

От этого ужасного звука Хомячков вздрогнул, потёр веки и оглянулся по сторонам: ни мопса, ни Копилкиной в комнате не было, лишь в клетке покачивался на качельке Григорий.

«Может быть, это он заговорил и меня напугал?» – подумал Константин Вадимович, но глаза у попугая были полуприкрыты, а вид настолько отстранённый, что директор сразу отбросил нелепое подозрение.

«Надо запретить в школе всякие пересуды о том, что говорящий попугай не говорит. Объявить молчание Григория Корпоративной Тайной. И пусть только кто нарушит. За разглашение тайны штраф – десять хрустиков… М-да. А может быть, я видел вещий сон: у них в Службе действительно есть такой детектор, и эта ведьма – Копилкина носилась туда с квитанцией, – зашевелилась в мозгу у Константина Вадимовича беспокойная мысль, – там начали расследование, присвоили делу самый главный гриф секретности и очень скоро меня возьмут и арестуют?!»

От этого ужасного предположения Хомячков застонал, потряс головой и спустил ноги с дивана.

Однако напрасно Константин Вадимович нервничал. Бухгалтер Копилкина в Службу порядка с поддельным счётом не обращалась, там о попугае и слыхом не слыхивали, а майора Гапкина заботили другие более серьёзные дела: следов банды, ограбившей «Мышиный кредит», обнаружить никак не удавалось.