Читать книгу Голубая перепись лет - Борис Алексеев - Страница 7

Часть 4. Хороший вопрос

Оглавление

Увы, армия не только не избавила Венедикта от задиристых житейских проблем, но с первых же дней службы принялась нещадно хлестать пухлые гражданские пролежни неловкого новобранца. Со сборного пункта колонну призывников отвезли в автобусах на вокзал и распихали по вагонам поезда «Москва – Симферополь». И покатился поезд этаким бодрячком в далёкие крымские степи.

В первую же ночь Веня проснулся от дикого нечеловеческого рыка. Рычал один из новобранцев. Бедняга корчился на полу вагона, как рыба, выпрыгнувшая на песок. Он метался между топчанами и выдавливал губами окровавленные сгустки пены. «Ё-моё, эпилептик… – промычал сквозь зубы громила сержант. – Чё пялитесь, а ну навалились!» Сержант и два ближайших бугая прижали несчастного к доскам пола, уворачиваясь от всё новых и новых порций пенистой кровянки, которую извергали уста несчастного. «Тихо вы, убьёте ж парня!» – крикнул кто-то из-за любопытных спин. В это время эпилептик сдавленно захрипел и вправду, обмякнув всем телом, закатил глаза. «Врача! За врачом во второй вагон, живо!» – заорал сержант, обращаясь к ефрейтору из сопровождения. Тот, расталкивая всех и нещадно работая локтями, стал пробираться в сторону тамбура.

«Весёленько…» – вздохнул Венедикт, подтягиваясь на третью, самую верхнюю полку плацкарта, отведённую ему за выдающийся рост и громоздкое телосложение.

«Вене… дит Аристов, ну и имя, ёшкин корень, язык сломаешь. Учись, Венебздит, брать высоту, в бою пригодится!» – ощерился старшина-контрактник, распределяя бритоголовую зелень по ярусам плацкартных лежаков.


Так Венедикт оказался в знаменитой симферопольской школе сержантов.

Есть в жизни особые ситуации, о которых можно долго рассказывать, но ничего так и не рассказать. Если женщина станет объяснять любимому мужчине, что такое роды, она обязательно поймёт в конце рассказа, что ничего так и не смогла растолковать этому пушистому белому марсианину. Она почувствует порог взаимопонимания двух любящих сердец и тихо заплачет.

Так и человек, побывавший в лагерях Гулага, в тюрьме или «на худой конец» в армии, обречён остаться недопонятым теми, кто лично не испытал этого.

Автор готов пересказать поминутно два долгих года из послужного списка военнослужащего Венечки Аристова. Однако опыт собственной службы подсказывает автору: как бы правдиво или наоборот образно ни ложилась на лист стенограмма армейских будней нашего героя – она расскажет ничего толком. Уж, поверьте на слово – ровным счётом ничего.


Жизнь личности – это ежедневный поиск жемчуга на глубине. При этом всё лёгкое, наносное не выдерживает глубинных давлений, всплывает, смешивается с травчатым планктоном и пенистой волной выплёскивается на берег.

Ловцы жемчуга ныряют с камнем. Дополнительный вес позволяет им опуститься на глубину. В обмен на камень они собирают глубоководные раковины и возвращаются на поверхность моря с драгоценными жемчужинами в руках и сверкающими глазами.

Однако бывают случаи, когда человеку привязывают к поясу камень насильно. Тут уж не до жемчужин. Такому невольнику вырваться живым из глубины – большое везение. Гулаг в этом плане – глубина классическая. Тюряги, конечно, гораздо демократичнее Гулага, но со своими «коралловыми» особенностями. А уж армия по сравнению с ними – сущий курорт. Вот только курорт ли? Давление воды меньше, но соприкосновение со смертельной опасностью – то же. Ведь дышать невозможно на любой глубине.

Да, существуют профессиональные обстоятельства – охрана на вышках, вертухаи за спиной, холёные офицеры, обтянутые человеческой кожей. Кто они? – Люди. А кто тогда те, кого эти люди убили как нелюдей, – Вернадский Мандельштам, Гумилёв?..

Хороший вопрос! Его поставила жизнь перед Венечкой с первой же недели пребывания в симферопольской учебке младшего комсостава.


Найти ответ, вернее, объяснить себе право на насилие одних людей над другими Веня пытался всю оставшуюся жизнь. К примеру, социальное насилие – это нормальное явление в демократическом обществе? Если «да», то вертухай – человек необходимый, и мы должны ему быть благодарны за то, что он взял на себя труд исполнять социально грязную работу.

Если же слеза ребёнка, расстрел Гумилёва, лагерные мучения и смерть Мандельштама, отца Павла Флоренского, Вавилова и прочих гениев русского мира недопустимы ни при каких обстоятельствах, тогда приговорщики и исполнители приговоров – безусловно не люди. А кто?

Гений отвечал перед обществом простолюдинов по закону, писанному простолюдинами.

И ещё.

Человеческая реакция на предстоящую боль – это сплав душевного благородства и телесного страха перед опасностью какого-либо физического повреждения. В зависимости от их пропорции относительно друг друга мы имеем Гастелло, Матросова или Брута.

Известно, что среди личного состава каждой роты есть «штатные» стукачи. Офицеры намеренно поддерживают этот институт осведомителей, помогающий им контролировать дисциплину в подразделении по принципу «предупреждён – значит, вооружён».

Стукачи в течение службы пользуются негласными привилегиями, раньше других увольняются в запас, но, как правило, с покалеченной психикой. Их дальнейшая судьба не блещет разнообразием. Самые бессовестные из них оседают на малозначительных работах и продолжают шестерить, выгадывая копейки за счёт наветов и доносов на новых сослуживцев. Те же, в ком замарашка-совесть каким-то образом уцелела, спиваются и вскоре исчезают из мира людей.

Эти печальные факты из мира армейских отношений автор приводит лишь за тем, чтобы у читателя сложилось верное представление о моральных качествах личности нашего героя в «годину трудных испытаний».

Итак, краткий послужной список нашего героя:

– По окончании симферопольской школы сержантов Венедикту Аристову, единственному из пятисот выпускников учебки, не назначили звание «сержант», а присвоили (как плюнули на погоны) «почётное», вернее, оскорбительное звание «ефрейтор».

– В воинской части, где Венечка служил по распределению после окончания школы сержантов, командир полка лично сорвал с погон Венедикта две единственные лычки, вернув бывшему ефрейтору Аристову служебную чистоту и девственную «невинность». «За проявленную дисциплинарную и политическую (!) халатность в отношении священного воинского долга» – так было сказано в приказе по части.


«На свободу с чистой совестью!» – троекратно прокричал Венедикт, выходя с чемоданчиком за порог КПП. Что ж, милый читатель, не спеши осудить нашего героя за проявленную публичную непатриотичность, ведь автор умолчал о многих испытаниях, через которые пришлось пройти Вене с тайными слезами на глазах.

Нам всем пора бы понять: мы неодинаковы! Это значит, что одни и те же обстоятельства, как атмосферные столбы, давят на нас по-разному. Кому-то они как зонтик в непогоду, а кому – град с куриное яйцо.

Голубая перепись лет

Подняться наверх