Читать книгу Стая - Борис Алексеев - Страница 6

В глуши сибирских лесов, на берегу «батюшки Енисея», близ города Минусинск зажёг свечу над престолом древний, вернее сказать, «древлерубленный» мужской монастырь преподобного Дорофея аввы Палестинского. В прежние времена насельников в монастыре бывало не счесть. Оно и понятно: место благое, молитвенное. Да нынче по-другому всё стало, утишилась монастырская жизнь. Из монашествующих – настоятель, иеромонах отец Игнатий, два старчика (средь них сокровище монастыря – старец Савва), да пятеро послушников, да трудников столько ж. «Вот и вся нашать монастырская редута» – любил говаривать Савва за трапезным чайком.

В один из дней сквозь февральскую вьюжку прибыл из города в монастырь с продуктовой машиной парнишка по имени Агатий. Шофёр, послушник Виталий, сказывал настоятелю:

– Собрался я в обратный путь, вижу: жмётся к машине паренёк в пальтишке и лёгкой вязаной шапке. Я его спрашиваю: «Ты чего?», а он молчит, как в рот воды набрал. Гляжу, а его всего трясёт от холода, как на вибростанке. «Ты чей? – спрашиваю, а он молчит. Чую, вот-вот в обморок свалится. Я его, отче, в кабину затащил, оттёр, как мог, и вот, привёз. Что мне оставалось делать?

– Ну ты бы его в милицию определил, там разобрались бы, отогрели б да накормили, – ответил настоятель.

– А мы, нешто, не накормим, отче? – улыбнулся Виталий.

– Оно, конечно, накормим. Да кто он, может, беглый?

– Может, и беглый, но, чует сердце, не разбойник он. Какой-то несчастный что ли…

– Ишь, счастливый нашёлся! – усмехнулся настоятель. – Ты вот что. Накорми парня, пододень во что сыщешь и ко мне.

Виталий кивнул непокрытой головой и весело побежал к машине. Настоятель приметил, как послушник сбросил с себя телогрейку, укутал парня и, обнимая его худые плечи, повёл в трапезную. «Может, и правда счастливый» – подумал Игнатий, провожая ребят глазами.

Из беседы с прибывшим гостем настоятель выяснил лишь то, что зовут его Агатий. Откуда он, как попал в Минусинск и какие мысли имеет в голове, так и осталось для Игнатия загадкой. Агатий на все вопросы отвечал, вернее, мычал одно и то же: «Не выгоняйте меня! Буду делать, что скажете. Я не хочу обратно…»

«Да, ситуация» – думал отец игумен, прекрасно понимая, что если он объявит «о находке» в город, парня тотчас заберут. И скрыть от органов случившееся он не имеет права: вдруг нежданный гость – рецидивист и лишь притворяется тихоней. А его ищут. Чужая душа – потёмки…

Наконец, устав от раздумий, отец Игнатий решил: «Повременю с заявлением, приглядеться надо, что-то здесь не так».

Мягкое сердце настоятеля отозвалось на братии большим искушением. И хотя имя Агатий в переводе с греческого означает «добрый, хороший», характер нового монастырского обитателя оказался противоположен значению греческого перевода. Его внутренняя озлобленность и равнодушие к слову церковной истины оказались в явном противоречии с принятыми взаимоотношениями в монастыре.

С другой стороны, смирение Агатия и его абсолютное послушание чужой воле, от кого бы она ни исходила, были настолько разительны, что братия недоумевала. Слова добротолюбия о том, что смирение превыше молитвы, смущали умы насельников, недовольных отрицательной аурой Агатия, но не находящих ни одного предлога вывести этого «духовного оборотня» на чистую воду.

Как-то недоброжелатели Агатия через келейника Максима нашептали старчику по имени Викентий более не исповедовать отца игумена. Мол, иначе не «унять» его откровенное попустительство чужаку! Короче, вошли в соблазн, устроили заместо Бога самосуд и едва не учинили раскол в монастыре. Благо, Виталий (тот самый шофёр, кто привёз Агатия в монастырь) как-то вечером постучал в келью старца Саввы и со словами «Боже наш, помилуй нас» рассказал о назревающей в монастыре смуте.

Недолго думая, Савва постучал в дверь по соседству, выгнал вон встретившего его на пороге келейника Максимку и подсел под локоток к сопостнику своему Виталию. Долгие два часа старцы вели беседу. В первом часу ночи Савва вернулся к себе. А в келье Виталия шкодина Максим до утра бил земные поклоны, приговаривая: «Господи, прости меня грешного раба Твоего!»

Сам же Виталий простоял перед Богородицей всю ночь на выщербленных временем и судьбой старческих коленочках и молил Пресвятую ходатайствовать перед Богом о прощении его, раба недостойного Виталия. Мол, порча вкруг чистоты не заводится…

О случившемся старцы благословили друг друга не оповещать настоятеля. Был грех и не стало его, аминь.

Отец игумен примечал, что с появлением Агатия в монастыре завелось нестроение, но сдержанно молчал и ждал добрых перемен. «Не может слово Божье не достучаться до молодого сердца. Дай-то срок – оттает льдинка».

И действительно. Как-то раз, когда братия стояла на малом повечерии, старец Виталий ткнул в спину Максимку и тихо шепнул: «Гляди, греховодник!». Келейник растерянно оглянулся вокруг и вдруг увидел, что Агатий, стоящий чуть поодаль от него, плачет. «Мать честная! – подумал ошарашенный Максимка, но тут же спохватился и продолжил. – Пресвятая Богородица, Пречистая Матерь Небесная, чудо Божественного Сына Твоего зрю – стервец Агашка плачет!..».

В это время трость Виталия ещё раз воткнулась в печень Максимки. Тот обернулся и, как стоял, упал на колени перед просиявшим ликом старца. А старец глянул на него из-под седых бровей и молвил, будто ветер колыхнул листву: «Так-то».