Читать книгу Курс на Юг - Борис Батыршин - Страница 5

Часть первая. Игры джентльменов
III

Оглавление

Красное Село, возле Санкт-Петербурга.

Май 1879 г.

Остелецкий дал лошади шенкеля. Рыжая донская кобыла (лошадей им дали казаки, состоявшие при штабных конюшнях, предупредив, что выбрали для «ихних высокородий» коняшек посмирнее, потому как знамо дело, моряки) фыркнула, вылетела вслед за гнедой графа Юлдашева на гребень холма – и встала. Дальше дороги не было. Склон обрывался песчаной кручей, и внизу, в дюжине саженей, в узком дефиле, проходила на рысях батарея лейб-гвардейской конной артиллерии. Донской казачьей батареи. Могучие вороные кони, по шесть в запряжке, чёрная с красными лампасами и выпушками форма ездовых и фейерверкеров, ротмистр, батарейный начальник – сбоку колонны, в клубах пыли, поднятой высокими колёсами орудий и передков, что-то неслышно орёт, и пышный султан развевается над каской с золочёным налобником в виде двуглавого орла…

Сборы в Военном лагере Красного Села в разгаре. Вдали, за речкой Лиговкой, виднеется Царский валик, и туда-то направляются конно-артиллеристы. Дальше, за Лабораторной рощей белеют ряды парусиновых солдатских палаток. Их ставят в начале мая, когда полки прибывают в Военный лагерь на сборы. Офицеры же квартируют неподалёку, в деревянных благоустроенных домах, выкрашенных в цвета полков. Обыкновенно в красносельских сборах участвуют десятки тысяч военных, а в редкие годы Больших Манёвров, – например, в 1853 м, перед Крымской Войной, их здесь разместилось до ста двадцати тысяч. К середине мая размещение полков заканчивается и начинается первый, строевой и стрелковый этап сборов. После полки занимаются ротными и батальонными полевыми экзерцициями, и в августе сборы завершаются большими манёврами.

Сейчас многих полков, обычных гостей Военного лагеря, на месте нет. Одни на Балканах, другие переброшены на юг, в Туркестан, к афганской границе, на случай возобновления боевых действий в Индии. Даже гвардия – и та ещё не в полном составе, не все полки успели вернуться в столицу. Однако ж ряды палаток по-прежнему стоят плотно – места отсутствующих полков заняли команды военных училищ. Вот они, кстати, следом за конно-артиллеристами – Николаевское кавалерийское училище проходит строем, с песней.

«Едут, поют юнкера Гвардейской школы,

Трубы, литавры на солнце блестят.

Грянем «Ура!», лихие юнкера,

За матушку Россию, за русского Царя!..»


Алые кепи, положенные к летней форме, алые обшлага на чёрных мундирах – красуются николаевцы, форсят, не приведи Господь! Это пока сабельные ножны у них обычные, обтянутые чёрной кожей, с латунными наконечниками и устьями. Но каждый, к гадалке не ходи, предвкушает счастливый момент, когда сможет бросить в стальные, начищенные до зеркального блеска, ножны палаша серебряный гривенник – для звона, по обычаю лейб-кирасир и кавалергардов.

«Справа повзводно, сидеть молодцами,

Не горячить понапрасну коней.

Грянем «Ура!», лихие юнкера,

За матушку Россию, за русского Царя!..»


Разумеется, далеко не всякому суждено попасть в гвардию. Это участь избранных; прочим же после выпуска предстоит разъехаться по армейским гусарским и драгунским полкам, тянуть унылую служебную лямку. Но кто ж об этом задумывается в восемнадцать-то годков от роду?

«Справа и слева идут гимназисточки,

Как же нам, братцы, равненье держать?

Гей песнь моя, любимая,

Буль-буль-буль бутылочка казённого вина!..»


Ротные начальники недовольно оглядываются, грозят кулаками – ишь чего, удумали, вставлять неположенный припев про «буль-буль-буль»! А николаевцам хоть бы хны, им сейчас сам чёрт не брат!

«Здравствуйте, барышни, здравствуйте, милые,

Съемки у нас, юнкеров, начались!

Гей песнь моя, любимая,

Буль-буль-буль бутылочка казённого вина!..»


– Хороши, прохвосты! – с удовольствием сказал Юлдашев, когда колонна николаевцев миновала дефиле, и можно стало говорить, не глотая пыль, поднятую сотнями копыт. – Ну что ж, полюбовались, Вениамин Палыч, и к делу. Вы, верно, гадаете, зачем я пригласил вас на эту прогулку?

Остелецкий наклонил в знак согласия голову. Юлдашев, ставший после официального перехода молодого человека в департамент военно-морской разведки его непосредственным начальником, нередко выбирал для важных бесед необычные места, предпочитая их казённой тиши кабинетов. «В нашем деле, Вениамин, – поучал он молодого сотрудника, – никогда нельзя забывать, что у любых стен могут оказаться уши. А на открытом воздухе – парке, к примеру, или в лесочке загородном – кто нас подслушает?»

– … так о чём бишь я? – продолжал Юлдашев. Он потрепал рыжую по шее, и та мотнула головой в ответ на ласку. – С николаевцами нам сегодня ещё предстоит встретиться. По итогам завершившейся кампании решено создать особые морские пластунские команды. В них набирают добровольцев, как из стрелков, так и из казаков и матросов. Так же решено зачислять добровольцев из последних выпусков военных училищ. Берём, разумеется, только тех, кто подходит по нашим требованиям. А они весьма строгие – из десятка желающих хорошо, если один проходит!

– Неужели в Николаевском тоже сыскались охотники? – удивился Остелецкий. – Где кавалерия, а где флот?

– Ещё как сыскались, друг мой. Особенно когда узнали, какое положено от казны жалование. Сами знаете: армейские корнеты и прапорщики, из тех, кто живёт только лишь на казённый кошт, отнюдь не роскошествуют. Хотя и не бедствуют, конечно.

Веня согласно кивнул. В самом деле, кое-кто из будущих кавалеристов вполне мог польститься на высокое жалование и перспективы быстрого роста по службе.

– Морские пластунские команды будут состоять при военных судах, несущих заморскую службу или совершающих дальние походы. – продолжал граф. – Повышенное жалование, как я уже сказал, выслуга лет год за два, ну и подготовка, разумеется: стрельба из разных типов винтовок и револьверов, приёмы рукопашного боя, владение холодным орудием любых видов. Плаванье, действия под водой с помощью особых приспособлений именуемых «водолапти». Это, видите ли, нечто вроде перепончатых лап на ноги, а к ним – парусиновые перчатки с перепонками между пальцев. Очень, говорят, удобно и быстро плавать под водой получается, куда быстрее, чем привычным способом, дрыгая ногами-руками, аки лягушка. Изобрёл их унтер-офицер Лопатин во время Дунайской кампании, а мы вот позаимствовали…

Остелецкий усмехнулся – надо же, чего только русский человек не придумает! Граф меж тем развивал тему:

– …гимнастика, это обязательно, артиллерийская наука, начальный курс. Кроме того, специальные дисциплины, вроде подрывных работ и ведения разведки. А для проявивших себя особо – телеграфное и шифровальное дело. Вот, кстати, почему наше ведомство курирует их подготовку… Морские пластунские команды, как я уже упомянул, создаются с учётом опыта прошедшей кампании. Например, некоторым нашим рейдерам приходилось высаживать разведочные партии на сушу, совершать диверсии против объектов неприятеля, захватывать стоящие на якорях суда – и, если судить по рапортам начальников партий, им крайне не хватало подготовленных людей. Матросики, конечно, и бравые и силушкой бог не обидел – но тут-то требуются особые навыки…

Остелецкий снова кивнул.

– Верно, Александр Евгеньич. Припоминаю, рассказ моего товарища по Морскому Училищу лейтенанта Казанкова, как они взрывали маяки на Мысе Доброй Надежды…

– Вот-вот, что-то в этом роде я и имею в виду. – согласился Юлдашев. – Собственно, я и привёз вас сюда, чтобы познакомить с одной из таких команд. Они тут, недалеко, за Лабораторной рощей лагерь себе устроили. Вы приглядитесь к ним, оцените. В миссии, которая вам предстоит, эти молодцы могут очень пригодятся.

– Ну, как вам наши подопечные, Вениамин Палыч? – осведомился Юлдашев. – Видел, как внимательно вы к ним присматривались, и даже поупражнялись за компанию.

Действительно, понаблюдав за упражнениями «морских пластунов» на невиданных сооружениях из брёвен, канатов и канав с водой, Остелецкий не утерпел: спросил у распоряжающегося занятиями хорунжего, можно ли раздобыть подходящую одежду вместо морского мундира. А когда требуемое (выцветшие парусиновые шаровары и рубаху-косоворотку из ткани бледно-зелёного цвета) принесли – присоединился к одной из групп. И сразу понял, что не в состоянии угнаться за этими ловкими, жилистыми, подвижными, как ртуть молодцами – несмотря на то, что в Морском Училище числился одним из первых по гимнастике и фехтованию.

После обеда, поданного прямо к «учебному городку», занятия продолжились, но уже в «классах». Остелецкий посетил «класс телеграфистов» – большую палатку-шатёр, где учащиеся, устроившись за лёгкими столиками, стучали ключами, упражняясь в азбуке Морзе. Заглянул в соседний шатёр, в котором на длинных дощатых, покрытых брезентом, столах были разложены части винтовок разных систем, а неторопливый, усатый унтер объяснял «ученикам» особенности сверхметкой стрельбы и прицеливания с помощью новомодных ружейных телескопов. Посетил он и полянку, где на присыпанных песком площадках проходили занятия по штыковому бою, французского ножного боксинга «сават» и каким-то неведомым ухваткам с применением палок, ножей и кривых кинжалов-бебутов. Об этих последних надзирающий за упражнениями казачий урядник объяснил, что бебуты – личное холодное оружие «морских пластунов». Они не слишком громоздки, ухватисты, а в ближнем бою позволяют, при наличии должного навыка, отбиться от сабли или абордажного палаша.

– Что тут скажешь, Александр Евгеньич? – ответил Венечка. Впечатляет. Если бы мы всех солдат так готовили… но я понимаю, это невозможно в армейских полках. Да, пожалуй, и незачем. А вот иметь в каждом полку подобную команду – это было бы, думается мне, весьма полезно!

– Так ведь лиха беда начало, друг мой! – весело отозвался Юлдашев. – Уже решено, что лучшие выпускники этих курсов станут инструкторами при подготовке нового набора. Пока только для флота – но дайте срок, и до армии дело дойдёт. Вы мне вот что скажите: присмотрели кого-нибудь себе в команду?

Веня кивнул.

– Есть несколько молодцов – да вот, я их в книжечку записал. Один, как вы и говорили, из Николаевского кавалерийского, фамилия – Серебренников. Двое казаков, трое флотских унтеров, и ещё один, Георгий Лукин – тоже из юнкеров, артиллерист, бывший студент Технологички. Мне его особо рекомендовали как знатока взрывного дела.

– Вот и ладушки. Вы, голубчик, уж потрудитесь, отберите ещё человек с пяток – и начинайте занятия в составе команды. Кстати, давно собирался спросить – вы испанским языком, владеете?

– Поверхностно, Александр Евгеньич. Читать ещё кое-как могу, а вот с разговорной речью не очень.

– Вот и займитесь. Я распоряжусь прикомандировать к вашей команде офицера, свободно владеющего испанским – попрактикуйтесь, да и с людьми вашими позанимайтесь – чтобы каждый три-четыре десятка самых употребительных оборотов знал. И, кстати…

Юлдашев сделал паузу.

– Вы тут давеча упомянули о вашем товарище по Морскому Училищу, лейтенанте Казанкове. Не исключено, что вам предстоит встретиться с ним – но не здесь, в Петербурге, а уже по ту сторону Атлантики. Так что завтра жду у себя, в Адмиралтействе. Обсудим кое-какие детали вашей миссии – и за дело. Времени у вас, почитай, совсем не осталось.

Курс на Юг

Подняться наверх