Читать книгу Точка Лагранжа - Борис Батыршин - Страница 4

На первый взгляд казалось, что этим двоим – ярко-белым куклам с большими сферическими шлемами, сияющими спереди золотом светофильтров – взяли и привязали спинами к холодильникам, которые время от времени плевались в стороны струйками белого пара, и это заставляло куклы двигаться – иногда вперёд-назад, иногда поворачиваться вокруг одной из осей. Когда камера приблизила изображение, Дима разглядел, что под руками у «пилотов холодильников» были узкие консоли, из которых торчали короткие изогнутые рукояти с набалдашниками.

«Пустельга» – новейшее творение подмосковного Кб «Звезда», уже не один десяток лет занимающегося созданием космических скафандров, ложементов, катапультируемых кресел для возвращаемых аппаратов и тому подобного оборудования. Сейчас для нужд Проекта на «Звезде» разработали и запустили в производство линейку новейших космических скафандров, в ряду которых «Пустельга» – не скафандр даже, а целый комплекс, предназначенный для монтажных и иных работ на орбите, совместное творение со специалистами из НАСА – занимал достойное место, наравне со старым добрым «Кондором-ОМ», который тоже никто списывать не собирался.

– Дистанция до грузового контейнера – двенадцать километров. – негромко произнёс Геннадий Борисович. – Со станции передают, что Кубасов ведёт его уже две минуты. Скорость сближения – девяносто метров в секунду… восемьдесят пять… восемьдесят три…

Дима, как и прочие, присутствующие при трансляции «молодые специалисты», привлечённые в Проект за эти несколько месяцев, и сами понимали, что происходит. Они наблюдали за происходящим сразу с нескольких точек – причём руководитель группы имел возможность переключать картинки на главном экране, в зависимости от того, какую из них считал в данный момент самой важной. Практически такое же изображение шло сейчас в телеэфир по всей планете – миллионы людей затаив дыхание следили за первой в истории космической швартовкой. «Поправка, – подумал Дима. – первой в человеческой истории. Теперь-то можно считать доказанным наверняка, что представители иных цивилизаций уже посещали и Землю, и Луну, и Марс – расшифрованные надписи на «звёздных обручах», найденных в пустыне годи и в каверне, в кратере Центрального Залива лунного Моря Спокойствия свидетельствовали об этом недвусмысленно. И уж конечно, «гости» занимались строительными работами на орбите Земли и Луны, на что намекают те же записи. Что ж, спасибо им – но теперь пришла очередь человечества сделать этот маленький шажок на своей дороге покорения Космоса…»

– Дистанция пять с половиной километров. – сказал Геннадий Борисович. – Скорость сближения шестьдесят метров в секунду и не меняется.

– Когда начнут тормозить? – негромко спросил Евгений Петрович. Он тоже присутствовал на занятии рядом с теми, кого «завербовал» в своё время в Проект, и Дима в очередной раз поймал себя на мысли, что его так и тянет использовать вместе имени-отчества аббревиатуру И.О.О. – «Исполняющий Особые Обязанности», как актёр Смоктуновский в фильме «Москва-Кассиопея». Это прозвище к Евгению Петровичу прилепил Лёшка Монахов – сын Диминого руководителя, толковый, умный парень с непростым характером в котором с самостоятельностью и независимостью отлично уживалась немалая доля сарказма. Видимо, это сочетание и помешало Лёхе занять заслуженное место в «юниорской» программе Центра Подготовки. А вот его товарищи, вместе с которыми они защищали действительно замечательный фантастический проект, как раз и позволивший претендовать на участие в программе – они все здесь, через дорогу, в другом корпусе Центра Подготовки. Дима подумал, что неплохо бы как-нибудь зайти к ребятам, поздороваться, поговорить, расспросить, как они устроились на новом месте. Вряд ли Григорий Борисыч и И.О.О. ему это запретят – всё же бывший вожатый, и связывает его и ребят немало…

– Дистанция полтора километра. – снова подал голос руководитель. – Контейнер вошёл в зону визуального контакта. Переключаю…

Электронные трубки мониторов мигнули, изображение с крайнего слева переместилось на центральный. В середине, чуть левее и ниже от пересечения координатных нитей видна была ярко-белая звёздочка. Она медленно росла, чуть смещаясь по обеим осям. Приглядевшись, Дима разглядел, что то справа, то слева, то сверху и снизу от неё возникают и мгновенно рассеиваются в пустоте прозрачные облачка белёсого дыма – это срабатывают двигатели маневрового блока, которыми управляет сейчас с борта станции «Скайлэб-2» советский космонавт Кубасов.

– Дистанция до контейнера семьсот тридцать метров. Скорость сближения – десять метров в секунду и падает. – сообщил Геннадий Борисович. – Пошли «портеры»…

«Портерами – «носильщиками» в переводе с английского – в шутку называли Вэнса и Рукавишникова. Это они скрывались под белоснежными панцирями скафандров, и это им предстояло сейчас нелёгкая операция по швартовке грузового контейнера. Пожалуй, подумал Дима, вернее было бы назвать их иначе – скажем, «докеры», «такелажники», «швартовщики», как эта специальность именовалась в штатном расписании будущей орбитальной станции. Однако, «портеры» звучало забавнее, да и сами астронавты ничуть против такого определения ничуть не возражали.

«Пустельги» плюнули в пространство струйками выхлопов и поплыли навстречу посылке с Земли. За каждым «холодильником» разматывалась в пустоте ярко-белая, покрытая светоотражающим составом стропа. Дима знал, что на катушке лебёдки, установленной на причальной ферме этой стропы триста метров, и ещё сто – резерв, на той катушке, что закреплена прямо на ракетном ранце скафандра.

– Скорость контейнера – полтора метра в секунду. – сказал инженер. – дистанция до «причала» пятьсот десять метров, предполагаемая точка контакта – в двухстах метрах от станции.

– Скорость «портеров»?

– Одиннадцать метров в секунду. – сказал Геннадий Борисович. – Они расходятся – крепить тали к контейнеру надо сбоку.

Действительно, расстояние между белыми пятнышками, в которые уже превратились «Пустельги», стало расти.

– Переключаемся на камеру на контейнере. – предупредил инженер. – Изображение ухудшится, имейте в виду…

Картинка на большом экране снова мигнула и сменилась на мелькающие полосы помех. Потом они стали бледнее, реже, и сквозь их сетку Дима, как и остальные, присутствующие в аудитории, увидели далёкое расплывчатое пятно – орбитальную станцию «Скайлэб-2». «Портеров» нигде не было видно.

– Они вне сектора обзора камеры. Перестарались с боковым расхождением. – вынес вердикт И.О.О. – Ничего, сейчас их поправят…

Словно в ответ, динамики, до сих пор молчавшие, захрипели, и оттуда раздалась неразборчивая английская речь.

– Швартовкой руководит американец, Джозеф Конрад. – сообщил Геннадий Борисович. Опытный астронавт, был на Луне, командовал второй экспедицией посещения «Скайлэба-1». Жаль только, по-русски говорит неважно.

– Ничего, теперь выучится. – буркнул Евгений Петрович. – Принято решение, что языком рабочего общения на всех станциях Проекта будет русский. – Так что нашим американским и французским коллегам придётся теперь засесть за лингвистические курсы и учебники.

– Дистанция пятьдесят… тридцать… пятнадцать… – размеренно отсчитывал Геннадий Борисович. – Есть контакт!

На экране обе «Пустельги» прилипли к боковым поверхностям контейнера – теперь их показывали две отдельные камеры. На передней же была видна только орбитальная станция с торчащей вбок решётчатой фермой «причала». Вдруг её изображение дрогнуло с стало медленно – очень медленно! – увеличиваться.

– Кубасов ведёт контейнер на сближение. У него остался самый минимум топлива – на один-два импульса, если возникнет опасность столкновения и понадобится срочно отвести контейнер от станции. Штатно тормозить уже будут Вэнс и Рукавишников… вот!

Зрители не слышали шипения реактивных струй – в вакууме звук не распространяется по причине отсутствия воздуха. Зато им отлично были видно, что выхлопы на этот раз гораздо больше и длительнее, чем те, что можно было наблюдать при разгоне «портеров» – сейчас им приходится вместе с собой тормозить несколько тонн массы покоя грузового контейнера.

– Дистанция до «причала пятьдесят метров. Скорость сближения семь метров в секунду… пять… три… сейчас!

Ферма занимала уже треть поперечника большого экрана, и зрители ясно видели, как прикреплённый к балке овальный предмет вдруг лопнул, превратившись в комок смятой ткани – и мгновенно надулся, став сплюснутым овальным пузырём, раскрашенным жёлто-чёрными полосами. То есть это Дима знал, что они жёлто-чёрные – установленные на контейнере экраны давали исключительно чёрно-белую картинку.

– Сработали амортизационные мешки. – с видимым удовлетворением прокомментировал Евгений Петрович. – принцип тут тот же, что у кранцев на морских судах – смягчить соударение борта корабля и края пристани.

Пузырь, исчерченный косыми полосами, приблизился, вырос во весь экран, и дальнейшего Ветров уже не видел – лишь картинки, передаваемые с боковых камер, затянуло какой-то белёсой мутью.

– Мешки одноразовые. – объяснил Геннадий Борисович. – При соприкосновении они лопаются, а остаток инерции гасят амортизаторы из деформируемого неупругого пластика, тоже одноразовые. В противном случае, воздух в мешках сжался бы, амортизаторы бы спружинили и оттолкнули контейнер от пирса. Пришлось бы снова вести его на сближение.

Изображения с боковых камер перекрыли «холодильники» на спинах космонавтов. Видно было только, что они возятся с чем-то возле передних граней контейнера.

– Закрепляют швартовые тали. – сказал инженер. Как закрепят – включат лебёдку, она притянет контейнер вплотную к пирсу, сработают захваты… вот!

Из динамика над экранами раздалось шипение, сквозь которое отчётливо пробивалась русская речь:

– Контейнер зафиксирован на «причале». Маневровый блок отключён, «портеры» возвращаются на станцию. Швартовка завершена.

Изображения замерли на всех экранах кроме одного, с которого шла картинка из Хьюстона – управление швартовкой осуществлялось не из нашего ЦУПа, а из американского. Оно и понятно, подумал Дима, это же их станция. На экране было видно, что люди, сидящие за рядами пультов, стали вставать, аплодировать. Многие обнимались, хлопали друг друга по спинам и плечам. Зрители в аудитории тоже зашумели, задвигали стульями.

– Что ж товарищи! – Евгений Петрович беззвучно изобразил сдержанные аплодисменты. – Поздравляю вас с очередным успехом нашего Проекта. Все свободны. Кроме он посмотрел на Диму. – Кроме вас, Ветров. У нас есть к вам небольшое предложение. Нет-нет, товарищ Монахов, вы можете идти, мы справимся…

Геннадий Борисович, повернувшийся, было, при словах И.О.О., поймал Димин взгляд, виновато развёл руками – «выкручивайся, братец, сам…» – и вышел прочь, тщательно притворив за собой дверь аудитории.

– В мои обязанности среди прочего входит общее наблюдение за «юниорским» учебным центром, – говорил Евгений Петрович, когда все остальные покинули аудиторию. Дима, ощущавший в его обществе некоторую неловкость, устроился на самом краешке стула. – Обучение, специальная подготовка – всё будет проходить, здесь, в одном из корпусов Центра Подготовки. Жить ребята тоже будут здесь – и не только жить, но и посещать школу. Разумеется, по особой обычной учебной программе. Это относится и к и иностранным участникам…

Дима слушал и кивал, прикидывая, получится ли повидаться со своими бывшими подопечными – тремя парнями и девчонкой из шестого отряда пионерского лагеря «Лазурный», где он совсем недавно провёл полную смену в качестве вожатого. Евгений Петрович тем временем открыл лежащий на краю стола плоский чемоданчик, с какими ходили многие сотрудники Проекта. У Димы тоже был такой – с характерной эмблемой в углу крышки.

– По прибытии сюда юные участники Проекта будут разделены на группы, по четыре-пять человек. – продолжил его собеседник. – При этом мы будем по возможности сохранять состав прежних групп, какими они были во время «космических смен» в Артеке. Это разумно: ребята сработались, хорошо знакомы друг с другом, так им будет легче адаптироваться в новой обстановке. Разумеется, потом возможны подвижки, но пока – так.

На свет появился большой конверт плотной бледно-жёлтой бумаги – в точности, как у И.О.О. в фильме, припомнил Дима, не хватает только штампа «Совсем секретно». Евгений Петрович аккуратно надорвал его, выложил на стол несколько фотографий и пододвинул их к Ветрову. Тот взял: Шарль, Середа, Юрка-Кащей и «Юлька Сорокина». Снимки, судя по всему, сделаны в Артеке – похоже, во время награждения победителей конкурса фантпроектов. Точно, а вот и групповой снимок – все четверо на фоне «башни Гирея».

– Принято решение к каждой из групп приставить куратора от Проекта. Вы, Ветров – один из них. А это, как вы уже, вероятно, догадались, ваши будущие подопечные. Вы с ними хорошо знакомы, так что проблем возникнуть не должно.

«Уже возникли! – едва не сказал Дима. – Уже возникли, потому что среди фотографий нет карточки Лёшки Монахова, а без командира группа неполна. Но – промолчал, разумеется. Что изменит подобное замечание? Ровным счётом ничего.

– Таким образом… – И.О.О. подождал, пока Дима ещё раз пересмотрит фотографии, после чего спрятал их обратно в конверт и убрал в чемоданчик. – Таким… хм… образом, у вас работа с «юниорами» будет проходить как часть непосредственных служебных обязанностей. С соответствующими должностными инструкциями вас вскоре ознакомят. Ну и общественная нагрузка по линии комитета комсомола, разумеется: мы очень рассчитываем, что вы не ограничите общение с ребятами учебным процессом. Помните, они оторваны от семей, от знакомой обстановки, особенно иностранные участники «юниорской программы», и надо помочь им полноценно организовать досуг. Впрочем… – тут он улыбнулся, – кому я всё это объясняю? Вы же были их вожатым, сами всё понимаете лучше меня…

– Да. Понимаю. – согласился Дима. – Когда мне приступать?

О согласии Евгений Петрович его спрашивать не стал.

– «Юниоры» начнут съезжаться в Центр Подготовки дня через три. – сказал он. – А значит, у вас, Ветров, есть время, чтобы подготовиться. Учебные планы для них уже составлены, а понедельник на этот раз начнётся в субботу… в смысле – сентябрь начнётся в августе.

И, выдав напоследок эту цитату из бессмертного творения братьев Стругацких, И.О.О. покинул аудиторию.

«Привет, Виктор, привет, mademoiselle Лидия! Или лучше обращаться к вам «Юля», как делали это ребята из нашего отряда?

Я ещё раз посмотрел ваш фильм «Москва-Кассиопея», на этот раз на русском – видите, моё владение вашим языком всё лучше и лучше! – и, пожалуй, мне тоже нравится идея называть вас именно так. Если вы не портив – напишите, пожалуйста.

Я всего два дня, как во Франции, потому и не писал вам. Отец брал меня с собой во Французскую Гвиану – это, если вы не знаете, заморский департамент нашей страны, расположен в Южной Америке. Здесь, поближе к экватору, построили космодром Куру – и с него несколько дней назад был осуществлён запуск по программе «Space trampoline» – у вас его называют «космическим батутом». Пока на орбиту отправился только спутник связи, но отец полон оптимизма: он уверяет, что уже через месят состоится первый запуск грузового контейнера с частями для строящейся орбитальной станции. Жду не дождусь этого дня!

Отца посылали на Куру, чтобы изучить, как идёт подготовка к отправке на орбиту первых двух космических буксиров «краб» – надеюсь, вы не забыли, как ловко мы управлялись с ними на тренажёрах? Теперь эти крошки пройдут испытание настоящим космосом – и, надеюсь, и мы с вами однажды усядемся в их ложементы по-настоящему!

Хочу похвастать: я побывал на настоящем авианосце «Клемансо» – с Куру нас перебросили туда на вертолёте. На авианосце сейчас почти нет военных самолётов, зато на его широченной палубе – её называют «флайдек» – стоят огромные решётчатые тарелки, антенны космической связи. На «Клемансо» развёрнут подвижный ЦУП со станцией космической связи, и мы провели там целых три дня. Отец говорил, что у вас, в СССР нет авианосцев. Что, правда? Если да, то это очень хорошо, ведь авианосец – это военный корабль, и лучше, когда вместо них строят космические ракеты и орбитальные станции, верно? Я очень рад, что и французский авианосец служит теперь делу освоения космосом, а не пугает несчастных негров и всяких там арабов своими истребителями-бомбардировщиками!

А теперь главная новость: через неделю или немного позже я приеду в Советский Союз! Отец отправляется в ваш Центр Подготовки, в городе под названием «Kaliningrad» – к сожалению, я так и не научился выговаривать это слово без запинки. Может, вы мне поможете?

Отец сопровождает новейшие тренажёры космических буксиров, наших с вами любимых «крабов» – и будет там, у вас монтировать и налаживать их. Заодно, он сдаст меня на попечение «юниорского» учебного центра – и поверьте, я жду этого даже больше, чем новых космических запусков! Ведь там я увижу и вас, и Юрку «Kashchei» (ещё одно непроизносимое русское слово!), которому пишу с этой же почтой. Так что надолго не прощаюсь, скоро мы все увидимся и будем, как и в Артеке, работать вместе. Из частной школы в Париже, где я учился раньше, мои документы уже забрали. Мама ещё весной собиралась отдавать меня в частный пансион в Тулузе, чтобы я был поближе к отцу (космический центр, в котором он работает, как раз там и располагается!) но теперь-то я даже слышать об этом не хочу – только «юниорская программа, только так «Kaliningrad»! Мама пыталась возражать, но отец занял мою сторону – заявил, что это будет лучше для моей дальнейшей карьеры. Так что теперь я жду – не дождусь, когда стану, как и вы, советским школьником!

Жалею только об одном: что с нами не будет нашего командира, Алекса, не будет. Несправедливо получилось – он, автор и вдохновитель проекта остался в стороне, а мы, те кто просто помогали ему устраивать présentation – отобраны и получили места в космической программе.

Боюсь, без его прежней, способной справиться с чем угодно команды у нас не получится. Что там у вас говорят: может, можно будет что-нибудь придумать? Очень на это рассчитываю и готов, если надо, сделать всё, что понадобится.

В любом случае – он ведь тоже из Москвы? Так что надеюсь, мы, все пятеро, сможем встретиться!

С любовью, ваш добрый друг

Шарль-Франсуа д'Иври,

Париж, 19 августа 1975 г.

Рost scriptum

А вас, mademoiselle Julia, целую в щёчку. Надеюсь, наш командир Алекс не рассердится на меня за эту вольность – я-то помню, как он смотрел на тебя всю смену. Уж можешь мне поверить, я ведь француз, да ещё и парижанин, а в Париже в таких вещах разбираются!

Ну-ну, не сердись – а если всё же рассердишься, то скоро сама сможешь отвесить мне пощёчину за эту вольность. Клянусь честью древнего рода д'Иври, я пальцем не пошевельну, чтобы тебе помешать!»