Читать книгу Третий Меморандум - Борис Батыршин - Страница 8

– Однако ж, мощную речь Сашка толкнул. – сказал Лёня Крапивко, провожая взглядом Казакова. Тот вышагивал в окружении толпы, к домику, который решено было отвести под сегодняшнее заседание Совета. – Я и не ждал, что его будут так слушать. Подростки всё же…

– Они же ведь не все идиоты. – лениво заметил Валерьян. – Должны понимать, что сейчас не время и не место для детского визга на лужайке. Жить-то всем хочется. Да и ерунды с пальбой на сегодня всем хватило, вон, как народ напуган…

Он лежал на расстеленной на песке куртке и бездумно таращился в небо. Общий митинг уже полчаса как закончился, до назначенного Совета оставалось ещё столько же, а сейчас можно было урвать минутку отдыха – чуть ли не первую за весь этот сумасшедший день. Говорить не хотелось; не хотелось даже думать. По небу ползли две луны; рисунок созвездий, понятное дело, не имел ничего общего с земным, привычным. Млечный Путь, правда, присутствовал – ярко-белая полоса, перерезающая небо под непривычным углом. Вспомнилось, что Простева, вроде, говорила, что эта планетная система несколько ближе к центру Галактики, чем наша, Солнечная… или он что-то напутал?

– Жить – да, хочется. – ответил Леонид. – Только знаешь, Валерка, мне вот до сих пор кажется, что утром я проснусь и примусь припоминать – что за сон такой мне приснился? А потом кинусь звонить тебе и рассказывать…

– Ни фига. Не кинешься. На пары в институт ты поскачешь, и так всё время опаздываешь…

Валерьян осторожно переменил позу – кобура врезалась в бок и мешала удобно лежать. Вот, кстати, ещё одно свидетельство реальности происходящего – до сих пор он не слыхал о снах, в которых что-то впивается в бок. Или слыхал? Да, если простыня собьется комком под боком – снятся кошмары, и утром просыпаешься разбитым. Но во сне ведь нельзя убрать этот комок, верно? Валерьян вытащил из-под бока кобуру и пристроил её под голову. По идее, вот сейчас кошмары и должны прекратиться. Или ему просто не хочется, чтобы они прекращались?

Из-за зданий интерната и УПК, смутно чернеющих вдалеке, из полосы леса, вплотную подступавшего к ангарам, раздался протяжный, скрипучий вой. Валентин вскочил, как подброшенный – Леонид уже стоял с пистолетом в руке. Капли пота блестели в свете двух лун, рука с оружием крупно дрожала. Вой повторился – и ещё, и ещё… потом неведомому зверю ответил родственник, совсем с другой стороны – и поехало. Двойная луна катилась с небес, а неизвестные твари сопровождали их неспешное движение нарастающим хором. После каждой рулады Валерьяна пробирало, словно миллионы жгучих мурашей когтили тело вдоль нервных стволов…

– Жуть… – прошептал Леонид. – Слушай, может, пошли к координатору, пусть он нам тоже автоматы даст? А то зверькам с таким громким голосом наши пистолетики будут вроде трубочек с жёваной бумагой…

– Есть такая тварюшка – лягушка-бык. – подумав, ответил Валерьян. – Здоровая такая, раза в два больше жабы. И звуки издаёт такие громкие, что не отличишь от мычания буйвола. Я сам не слышал, но читал, что когда такие лягушко-быки устраивают хор, то кажется, будто на тебя прёт целое стадо…

– Ты и правда веришь, что это местные лягушки? – осведомился Крапивко. Пистолет он не убрал; руки, правда, больше не дрожали, но Леонид всё равно нервно озирался по сторонам. Народ повылезал из палаток – разумеется, те, кто успел их поставить, – и неуверенно сползался к интернату. Пробежал Голубев, за ним – то ли трое Котят с автоматами. Последний из этой группы на бегу ковырялся в какой-то круглой кастрюле. Вдруг яркой вспышкой ударило по глазам – из кастрюли, оказавшейся переносным прожектором, вырвался ослепительный столб света – и тут же погас. По зрителям прошёл ропот; ослеплённый котёнок помотал головой, прозрел и резво взбежал на гребень дюны. Белый луч возник снова, мигнул – и скользнул в сторону леса.

– «Когда сайва спросит – надо успеть ответить… – медленно процитировал Валерьян. – Вот, значит, какие тут визги на лужайке…

••••••••••••

Ночь была угольно-тёмной, и тем резче выделялся на небе не по-земному яркий Млечный Путь. На небо вообще не хотелось смотреть – чужой рисунок созвездий и, главное, две луны, неспешно катившиеся к горизонту, навязчиво напоминали о том, где они собственно, находятся.

Лена поёжилась и покрепче закуталась в куртку Стаса. «Да, здесь тоже март. Как и у нас. Только не в Москве, а, скажем, в Сочи или в Феодосии. Но всё равно холодновато- то-то народ к кострам жмётся… впрочем, нет, не потому. У костров их собирает что-то другое – с одной стороны новизна походной жизни, столь привлекательная для городской ребятни и студиозусов, а с другой, – древний инстинкт, повелевающий искать места у огня, когда трудно, мутно на душе, когда не знаешь, что будет дальше…

Стась молча шёл за Простевой. За спиной его не утихал бубнёж – Баграт уже четверть часа препирался с Маркеловым. Стась не прислушивался – надоело, устал. Хотелось уйти в тень, пропустить друзей-приятелей мимо и подсесть к одному из костров, с подростками… да хоть к тому, от которого раздаётся знакомая мелодия на гитаре. Суета, вызванная концертом местной живности, постепенно улеглась, и народ предсказуемо разбирается на кучки вокруг костров. Возле ближайшего, где побренькивала гитара, блеснул оружейный металл…

– Голубевские котята. – уловил её мысли Стась. – «Бодрствующая смена». Андрюха носится, проверяет караулы, а эти – в резерве…

Подошли поближе – Баграт с собеседником, не умолкая, проследовали мимо, – и пристроились за спинами ребят, напротив гитариста. По обе стороны от огня в песок были воткнуты узловатые, корявые, чёрные ветки местного кустарника; его густые заросли начинались сразу за складами. Над костром висел чайник и круглый, закопченный котелок. Крышка его, неожиданно блестящая, чистая, валялась на песке рядом.

«Уже успели закоптить. – подумалось Стасю. – А ведь наверняка только сегодня со склада получили…»

Паренёк справа уставился в огонь, нянча на коленях полуразобранный АК. У ног, на песке, на аккуратно разложенной тряпице лежали маслёнка и ёршик; рядом, из высокой, круглой коробки с нарисованными на синем боку засахаренными лимонными дольками, торчал блестящий затвор с длинным стержнем газового поршня. Оранжевые отблески костра играли на полированной стали. Видно было, что пацан собрался чистить оружие да отвлёкся, заслушался.

– Хорошо им. – шепнул Стась Лене. – Почистил ствол – и никаких проблем с Переносом, знай, слушай да чаёк прихлёбывай. Не то что мы, грешные…

– Ну да, – тоже шёпотом отозвалась Лена. – «каждый раз, как только тебя скрутит, садись и чисти автомат.» Так, что ли?

– Так. – кивнул Стась. – Вообще, полезно, когда есть чем руки занять… и мозги. Проще жить, знаешь ли.

– Проще больше не будет. – покачала головой Простева. – Они просто ещё не поняли, что всё это – навсегда. Для них это пока что поход, забавное приключение… А назавтра взрослые наверняка что-нибудь придумают и вернут их к папам и мамам. И никто ещё не понял, что взрослые ничего не придумают, и это всё – навсегда….

– А мы-то сами это разве поняли? – подумал Крайновский, но кивнул. Спорить с Леной не хотелось.

– Голубевским всё-таки легче. – продолжала Лена. – Они не первый год вместе, ездят по походам, и вообще – привыкли друг за друга держаться. Книги Владислава Петровича, знаешь ли, к этому располагают…

Стась пожал плечами. В отличие от остальных казаковских друзей, он не был поклонником творчества Крапивина. Но тут с Леной сложно было не согласиться – в их ситуации книжное противопоставление «мира детей» «миру взрослых» могло, пожалуй, сыграть на руку.

Сидящий по ту сторону костра гитарист перестал играть, подкрутил колки и снова взял аккорд. Ему сразу стали подпевать. Стас припомнил – эту песню как-то пел Голубев, и Малян тогда ещё едко о ней отзывался. Андрюха, помнится, здорово бесился – он не ладил с Багратом. Но здесь песня звучала …уместно, что ли?

«Не заигрались бы только. – подумал про себя Стась. – А то ведь у этих мальчиков автоматы взрослые…»

У костра пели всё громче. Из темноты подтягивались новые слушатели и вставали за спинами. Кое-кто уже подтягивал:

«…Удивительно. Ведь слова-то те же, что каждый из нас каких-то лет пять-семь лет назад пел на школьных линейках. Ну, может не эти, может, похожие… только там это было тоскливой повинностью, надоедливой формальностью, и все мы ждали, когда это кончится и можно будет заняться чем-то действительно важным – скажем, списать задачку на урок математики, поиграть в школьном вестибюле в «конный бой», а то и вовсе сорваться с уроков в кино… А потом, уже в институте, мы хихикали, когда застроенные институтской самодеятельностью сокурсники выводили со сцены официозные баллады о БАМе или Малой Земле…

Что же здесь – иначе? Что произошло в мозгах этих подростков – вполне циничных, как это принято в 86-м, не самом романтическом году? Или дело в особом таланте Окуджавы, что заставляет верить самым истёртым словам?»

А стоящие за спинами котят ребята и девчонки теснее сомкнули круг. Стась не заметил, как на плечи ему легли чьи-то руки – весь круг сплёлся руками. Вон, и Лена, всегда резко пресекавшая попытки притронуться к ней – пусть в шутку, случайно, – тоже положила руки на плечи щуплому, долговязому студенту и девице лет семнадцати, и тоже подпевает…

«Споём „Флага древко – боевое копье…“ – вспомнилась Стасю любимая книга. А потом – „Нас было семеро друзей“. Что бы там ни было – с песней легче…»

Да. С песней легче.

Что будет завтра – думать категорически не хотелось. Хотелось стоять вот так, сомкнув руки и плечи в неразрывный круг и слегка покачиваться – вместе, все, одни против всего мира, против всех миров, сколько их есть…

Гитара замолкла. Круг постоял ещё несколько секунд, потом люди зашуршали, завозились, освобождая руки, плечи… Видно было, что некоторые удивлены и даже смущены своим внезапным порывом; другие же наоборот, присаживаются к костру, радуясь новым соседям, как обретённым друзьям. Давешний «котёнок» вогнал на место затвор, щёлкнул крышкой ствольной коробки. Стась искоса наблюдал, припоминая последовательность сборки. Вот – поставил автомат стоймя на приклад, лязгнул затвором, потом звякнул спуск, и рожок на место, «до характерного щелчка»… А ведь Голубев, пожалуй, ничуть не покривил душой – мальчуган всё делает правильно, его на самом деле учили…

Хозяйственно прибрав жестянку со смазкой, «котёнок» подвинулся, впуская на обрубок бревна девчонку лет пятнадцати, в экономной юбочке. АК он пристроил между ног, не переставая коситься на круглые коленки соседки.

«Вот ещё им занятие – усмехнулся своим мыслям Стась. – Да, теперь они точно до утра не вспомнят ни о Переносе, ни о других наших заботах. Кстати, и криков из леса больше не слыхать. И хорошо, и ладно…»

– Стась! Простева! – голос Крапивки бесцеремонно вторгся в идиллию. – Вы где там? Саня всех собирает на совет – вон в том коттедже, пошли…