Читать книгу Индок охотится за пауками - Борис Борисович Пьянков - Страница 2

Бывшая жена всегда считала Ивана Ивановича недотепой. Окончив педагогический институт в «застойные времена», он сумел избежать обязательного распределения благодаря службе в армии. В те годы учителям платили совсем мало. Демобилизовавшийся Иван Иванович уже не хотел работать по специальности, как и многие другие его коллеги, стремившиеся когда-то получить высшее образование.

Нет, Иван Иванович вовсе не был бездельником! Будучи главой семьи, он немало потрудился на ее благо. За последний десяток лет он успел поработать фотографом, поваром, продавцом. Приходилось «мыть» золото в Сибири, ловить треску в Белом море, да и мало ли где может работать человек в погоне не то за романтикой, не то за длинным рублем.

Кризис (его многие помнят) настал внезапно, – деньги закончились. Жена Ивана Ивановича довела до его сведения то, что уже давно любит другого человека. Терять незадачливому мужу было нечего, его сын повзрослел и давно жил отдельно от родителей.

В третье тысячелетие Иван Иванович, сорока лет отроду, вступил уже независимым холостяком, и по счастливому стечению обстоятельств, владельцем однокомнатной квартирки в отдалённом районе, где не было метро, но имелись резервы свежего воздуха. (Для своих лет он выглядел обычно: не высокий, не маленький, уж точно не худой. Черты лица славянские, хотя временами в лице можно выделить что-то татарское, временами небрит, но старался бриться каждое утро, – словом, типичный, похожий на многих, российский мужик.)

Развод не очень огорчил Ивана Ивановича, скорее напротив. Ещё не старый мужчина, и абсолютно свободен.… Думаю, многие из нас, женатых, могли бы позавидовать ему!

Свободой своей Иван Иванович пользовался умеренно, в разгул не пускался, хотя и любил пропустить с приятелями рюмку – другую. За пару лет спокойной жизни он приобрёл животик, а лень стала его верной подругой, взамен утраченных.

К огорчению Ивана Ивановича, во вневедомственной охране, где он в последнее время работал, начались сокращения.

Где же ему найти новую работу? – Во время поисков Иван Иванович случайно наткнулся на объявление о том, что в школу требуется учитель географии. Вот же ирония судьбы! По диплому он был именно географом.

– Ну, нет! – в последнее время у Ивана Ивановича появилась дурная привычка разговаривать с самим собой. – Там же дети в могилу сведут… – Он не допускал и мысли о работе в школе.

Это и понятно, ведь учитель в России – специальность не мужская. Работа это низкооплачиваемая и не престижная, карьеры не сделать. Женщин ещё можно понять: рабочий день короче, отпуск длинный и всегда летом, а деньги… – деньги пусть мужья зарабатывают. И с ребёнком удобно, и больничный лист оплатят; работа-то государственная, не в частном секторе, где «волка ноги кормят»! Нет, конечно, мужчины тоже работают в школах, но это скорее исключение из правил. И можно предположить лишь два варианта такого исключения:

а) призвание – как повезло детям, если это так!

б) судьба – вечное оправдание всех неудачников.

И все же, как ни пытался Иван Иванович избежать нежелательной для себя работы в школе, – другого занятия ему никто не предлагал. Да и на какой высокооплачиваемой работе нужен работник, с грузом лет, но без определённой специальности!

– Что ж, на безрыбье и рак рыба! – Иван Иванович тяжело вздохнул и достал старый, завалявшийся в секретере диплом.

Надо же ему где-то получать зарплату, ведь до пенсии-то еще далеко! Иван Иванович позвонил в школу, чтобы договориться.

– Мы вас ждем! – Голос в телефонной трубке звучал приветливо.

Вот так и случилось то, что ему, человеку, не допускавшему и мысли о подобной карьере, пришлось стать учителем географии в средней школе. Интересно: если бы Иван Иванович догадывался тогда, к каким последствиям в его жизни приведет этот поступок, что бы он сделал?

Был жаркий август. Школа, куда требовался учитель географии, в округе считалась хорошей. Здание было типовое. Два корпуса, соединённые застеклённым коридором, утопали в зелени деревьев. Внутри веяло прохладой. В такой школе когда-то учился и Иван Иванович. Он вспомнил, что учительская находилась на втором этаже, а кабинет директора на первом, слева от входа. Так оно и оказалось.

В коридорах стояла школьная мебель, вынесенная из классов для ремонта. Столы, судя по глубоко прорезанным датам, были почти ровесниками Ивана Ивановича, не новым выглядел и другой видимый инвентарь.

Директором школы была вальяжная дама, на вид одного с Иваном Ивановичем возраста. Её кружевная чёрная блузка подчёркивала белизну полной груди. В кабинете густо пахло духами.

– Здравствуйте! Я по поводу работы. По объявлению…

– Да-да, здравствуйте! Вы географ? – директриса была сама деловитость.

– Да, по образованию, – осторожно ответил Иван Иванович.

– В школе не работали?

– Так вышло! – подобного вопроса он ожидал.

– Из-за денег или по другим причинам?

Допроса мне не хватало, – подумал Иван Иванович. Надо ставить точки над «и», не возьмут – сразу уходить.

– Предвосхищаю следующий вопрос, – заявил он, – вредных привычек не имею.

– И не курите? – она вытащила из ящика стола пачку тонких сигарет. – Зажигалка у вас, я вижу, есть! – и директриса засмеялась.

Действительно, у Ивана Ивановича была манера вертеть в руках зажигалку, особенно, когда курить было нельзя, но хотелось.

– Курю, – он вежливо поднес огонек к сигарете директрисы.

– Вот и хорошо, теперь будет с кем покурить, – сказала она, одарив Ивана Ивановича многозначительным взглядом.

– Меня зовут Людмила Борисовна. Я работаю в этой школе недавно, около года. Развал, конечно, полный, вот и будем наводить порядок, мне нужны помощники. Я предпочитаю работать с мужчинами. Мы должны сколотить «крепкий костяк» из тех, с кем будем работать. Я все буду менять. А кому не нравится, пусть увольняются! – и Людмила Борисовна глубоко затянулась сигаретой.

– Курите, курите, – я разрешаю! Начинать всегда трудно, – увлечённо продолжила она. – Вашей задачей будет помогать мне. Мы должны… – она оказалась словоохотливой.

Такая откровенность была непонятной. Впрочем, Иван Иванович отнесся к произносимой речи с восточным спокойствием. Он не собирался никому помогать, только преподавать и точка!

Закуривая, Иван Иванович вдруг вспомнил, как соседи разговаривали о том, что на овощной базе требуется лифтёр. Оклад уж наверняка выше учительского!

Надо сходить туда, – подумал он, делая вид, что внимательно слушает. Может быть, возьмут, чем чёрт не шутит! Наверное, так даже лучше…

– Географа я уже взяла сегодня утром, – вдруг сказала директриса. – Он пришел раньше вас и взял все часы. Две ставки, вам ничего и не осталось!

От неожиданности Иван Иванович поперхнулся дымом. А какого рожна он тогда здесь сидит?

– Я не могла отказать ему! – продолжала женщина. – Он очень интересный человек. Бывший военный, прекрасно играет на аккордеоне, обещал организовать хореографический кружок. А вы могли ведь и не придти! Правда?

О предстоящем визите Иван Иванович договаривался по телефону и был сражён непоследовательностью директрисы.

Лучше бы я так и сделал! – промелькнула мысль. Но на душе отчего-то стало легче. Иван Иванович встал, собираясь откланяться.

– Я могу предложить вам кое-что получше, – торжественно сказала Людмила Борисовна, – предлагаю вам стать моим заместителем, по воспитательной работе, согласны? И оклад будет больше!

– Намного больше? – опешивший Иван Иванович снова сел, – надо подумать!

– Думайте быстрее – сказала директриса, – надеюсь, что завтра решите.

Посоветоваться было не с кем, разве что только с котом, который отныне был его единственным домочадцем.

Появление кота в доме Ивана Ивановича имело предысторию. Многие его друзья-приятели имели домашних животных, питая неистребимую любовь к собакам, кошкам, птичкам, а на худой конец к аквариумным рыбкам и земноводным. Иван Иванович, при разговорах приятелей о любви к домашним животным, соглашался, хвалил любимцев и даже мог почесать их за ухом, если такое имелось. Сам он заводить животных не торопился. С собакой надо гулять и делать прививки, из-за кошек в доме пахнет, да и другие существа требуют ухода. Иван Иванович был, как нам уже известно, ленив.

Однако судьба распорядилась так, что у него появился кот. Однажды, направляясь, домой, Иван Иванович увидел, как стайка ребятишек пытается связать котёнка, пойманного на близлежащей помойке. Мелкому представителю кошачьих предстояла роль испытателя парашюта. Он был должен раскрыться на уровне третьего этажа, так пояснили Ивану Ивановичу взволнованные экспериментаторы. Котёнок вовсе не мечтал о профессии десантника, – задрожав, он впился когтями в плечо Ивана Ивановича, продирая рубашку неожиданного спасителя. Прятать испуганного котёнка пришлось дома. Что было сказано вслед Ивану Ивановичу детьми, воспитанными в разгул демократии, вспоминать не будем.

Угостить неожиданного гостя было нечем, и Иван Иванович дал «полосатому» сырой говяжьей печёнки. Когда котёнок, сотрясаясь от жадности, сожрал большой кусок печёнки, ноги его подкосились, и, к ужасу Ивана Ивановича, он уснул прямо на пороге малогабаритной кухни.

Не будить же его сейчас, – думал хозяин, – и мальчишки все ещё кричат у подъезда. Когда уйдут – выгоню!

Плохо Иван Иванович разбирался в животных. Попробуйте-ка выгнать откуда-нибудь кота, если он не хочет! Так он прижился и вырос в квартире, отъелся, вылизал дочиста теперь гладкую шкуру и деловито ободрал диван хозяина.

Кот научился выходить на улицу, пользуясь открытой форточкой, благо квартира была на первом этаже. Ночью зверь квартиру покидал, отправляясь исполнять свои многочисленные обязанности. Он орал под окнами, не давая спать соседям, встречался с полюбившимися ему кошками и убегал от собак. Рано утром, хромая после множества драк, уставший кот возвращался на отдых.

Иван Иванович дал ему имя Сильвер, но в обиходе называл просто: – Кот!

Больше всего Кот полюбил сырую печёнку, которую всё время выпрашивал. Иногда Иван Иванович разговаривал с ним на разные темы. Кот был согласен с ним в вопросах политики и права, культуры и искусства, но не одобрял кулинарные убеждения хозяина. Так, например, они не сошлись во взглядах о полезности неограниченного употребления в пищу сырой печени.

Обычно кот появлялся около кровати сладко спящего Ивана Ивановича около шести часов утра, входя в комнату походкой усталого тигра. По распорядку у кота была еда: завтрак, а может и поздний ужин, кто знает? На аппетит животное не жаловалось. Утреннюю беседу, всегда кротко, начинал кот.

– Мя…! – приглушённый звук выглядел по отношению к хозяину весьма дипломатичным. (Доброе утро! Мне кажется, ты и не спишь вовсе.)

Но утренний сон Ивана Ивановича был крепок.

– Мя, Мя, мя,…мя! – в серии звуков с равными интервалами частота повышалась на один тон, по-видимому, кот обладал незаурядным музыкальным слухом.

(Наверное, пора завтракать!)

Иван Иванович сонно переворачивался на другой бок. В голосе кота проявлялось некоторое раздражение:

– Мя, мя, меу, ми-еу…, мяу-у!

Продолжительность и мощность производимых звуков возрастали.

(Непонятно тебе что-ли, давай вставай!)

Кот отскакивал в сторону от брошенной в него подушки и уже по праву продолжал блажить в полный голос:

– Мау! Мау-у! МЯ-АУ!

(Хватит уже валяться в постели, пора покормить усталого и голодного кота!)

Иван Иванович свешивал ноги с кровати, а зверь огромными прыжками несся на кухню и садился у холодильника. Когда Иван Иванович заходил в кухню, ещё неумытый, – кот ставил лапы на дверцу холодильника и вытягивался, будто резиновый. Ивана Ивановича всегда поражало, каким длинным оказывалось вдруг это небольшое животное.

– Мяу! Мяу! Мяу!

(Здесь печёнка, здесь! Пожалуйста, скорее! Очень кушать хочется!)

Но неподатливый Иван Иванович первым делом включал электрический чайник. Кот глядел на хозяина с укоризной, затем лапы его подгибались разом, и он мягко падал на пол.

(Бедный голодный кот! Он совсем ослаб, а ты не хочешь его покормить!)

Иван Иванович обходил широко раскинувшегося кота и шёл умываться. После бритья он щёдро опрыскивал лицо одеколоном и окончательно просыпался, выдавал коту вожделенную печень и наливал себе утреннюю кружку кофе.

Готовить Иван Иванович умел, но предпочитал питаться по-холостяцки, попроще. Утром он ел бутерброды или не ел ничего, – это зависело от состояния холодильника. На неделю варился борщ или щи, другим постоянным блюдом Ивана Ивановича были макароны.

Кот питался рыбой и печенкой, при виде которой пропадала его обычная невозмутимость. Кошачьи консервы он презирал и ел их лишь в случае крайней необходимости, при этом брезгливо скрёб кухонный линолеум лапой.

После завтрака Иван Иванович задумался. Если сейчас не найти работу, придётся переходить на голодный паёк. Кот лишится печёнки, а ему придётся перейти на дешёвые сигареты. Иван Иванович любил подымить и сигареты выбирал весьма придирчиво.

Он уже звонил по телефону увиденному на приклеенной к забору бумажке, но в лифтёры его не взяли, нужна была «корочка» об окончании курсов.

– Ты готов перейти на овсянку? – Иван Иванович за неимением собеседника приобрёл постоянную привычку разговаривать с котом. – Я курить брошу, а ты перестанешь лопать печёнку килограммами….

При слове печёнка кот поставил лапы на холодильник и вопросительно мяукнул, глядя на хозяина жёлтыми глазами.

– Не готов, вижу. А ведь мог бы мышей ловить!

Кот понял, что печёнки не дадут. Он свернулся в кольцо и закрыл глаза. Проблемы трудоустройства кота не занимали.

– Ну что же, придётся мне работать в школе! – Иван Иванович перелистал толстую трудовую книжку, вздохнул и отправился утюжить старенький костюм…

Началом его трудовой деятельности стало первое сентября. Директриса произнесла восторженную речь для жителей окружающего школу микрорайона, а Иван Иванович стоял в тамбуре у нерабочей двери входа и без конца крутил оглушительную музыку.

«Похоронен был дважды заживо…» – бодрая мелодия громко неслась из громкоговорителей, установленных на козырьке над парадным входом рядом с воздушными шарами и обвисшим трехцветным флагом. Несколько раз в школу звонили возмущённые пенсионеры и просили убавить громкость, – мощный звук насквозь пробивал тонкие стены домов, окружающих школу и не давал пощады никому.

– Ничего, потерпят, – сказала директриса, – день знаний бывает один раз в году!

Дома, после первого рабочего дня, Иван Иванович нашел на кухонном столе задушенную мышь.

– И что ты хотел этим сказать? – спросил он у кота. Но усатая морда Сильвера была, как и всегда, абсолютно невозмутима.