Читать книгу Рейд Дилетантов - Борис Цеханович, Борис Геннадьевич Цеханович - Страница 2

Перед тем как окончательно выехать из джунглей и рвануть в сторону базы, Загорский остановил машину, чтобы подправить жгут, сильно сдавливающий ногу, добавляя к боли от ранения дополнительные страдания, раздражающе отвлекая от управления автомобилем. Двигатель он тоже заглушил и когда, осторожно нагнувшись и кряхтя, болезненно морщась и постанывая, заканчивал возиться со жгутом, над окровавленной штаниной, услышал густую автоматную стрельбу примерно в том месте, где у них произошла стычка с контрас. Несмотря на парящую духоту узкой дороги среди густых зарослей, мигом покрылся ледяным потом, поняв, что группа Скачкова не сумела уйти в глубину джунглей и всё-таки наткнулась на отряд контрас и сейчас ведёт неравный бой.

– Блядьььь….., – в отчаянии замотал головой и только и сумел безнадёжно протянуть одно единственное слово, вложив туда всё без остатка, и машинально пододвинул по потёртому сиденью к себе трофейный автомат. Стрельба длилась минут пять и также стремительно заглохла и затихшие было джунгли перед жестокими человеческими разборками, вновь защебетали, зачирикали и завякали на все голоса, как будто ничего и не было.

Выждав ещё несколько минут, майор напряжённо вслушивался, надеясь всё-таки услышать продолжение стрельбы, подтверждающие что кто-то ещё может выжил и с боем прорывается из леса. Но кругом звучали только жизнеутверждающие звуки тропической природы, да что-то тихо и сухо потрескивало в раскалённом двигателе. Здраво помыслив, Загорский понял – какие-либо активные действия с его стороны для оказания какой-либо помощи группе, совершенно бессмысленны и по сути бесполезны. Не было бы ранения, можно по тихому и скрытно пробраться к месту боя и разобраться – Что произошло? А так…, решение может быть только одно – Возвращение на базу.

Час езды в мрачном расположении духа, пролетел незаметно и вскоре, под поднятым на въезде базы шлагбаумом, он въехал на территорию. Генерал тяжёло встал со ступенек крыльца, на котором он терпеливо дожидался возвращения своего помощника в каком-то непонятно тягостном томлении. Он маялся ещё с того момента, как построил утром офицеров, готовых к выполнению опасного задания. Осмотрел и крякнул с долгим сожалеющим вздохом, коротко бросив – «С Богом»… Глядя на удаляющуюся машину, он вдруг ясно и отчётливо понял – Отправка группы в таком составе, на выполнение сложной задачи Ошибка – Грубая и фатальная. Но ничего уже нельзя было поделать. Попытался было себя успокоить тем, что сам, будучи молодым, ходил и выполнял более сложные задачи. Но тут же со злостью одёрнул себя: – Чего ты успокаиваешь себя? Тебя же, дурака, готовили и ходил ты с такими же подготовленными офицерами… А тут?

Попытался заглушить внутренний раздрай стаканом виски, но не получилось. А, увидев остановившийся грузовик около казармы и Загорского, открывшего дверь кабины и неуклюже копошившегося внутри, сердце ухнуло вниз, в предчувствие беды. А подойдя и рассмотрев штанину в крови и перетянутую резиновым жгутом ногу, тоскливо заматерился. На немой вопрос, майор удручённо мотнул головой на кузов, где Никитин так и лежал окровавленный и с мачеткой в горле. Генерал, горестно задёргал головой, оглядев через верх борта неподвижное тело, тяжело слез с колеса на землю и хрипло прокаркал: – А остальные где?

Загорский тяжело вздохнул, нервно покривившись лицом, и таким же хриплым голосом ответил: – Звиздец им, Сергей Иванович. Это меня и Никитина, когда мы на передовой дозор наткнулись, а остальные потом, когда в джунгли ушли наткнулись на основной отряд контрас… И всех…, в пять минут покрошили…

Как по сигналу, кубинцы до этого стоявшие и смотревшие на русских издалека и с разных мест, двинулись к машине. Помогли вылезти из кабины майору Загорскому, сняли с кузова убитого и унесли куда-то за казарму.

– Геннадий Петрович, давай иди, лечись…, я тут сам…, – крикнул генерал в спину Загорскому, которого два кубинца уводили в санчасть, а через пару минут угнали и машину. Сысков опять сел на крыльцо и глубоко задумался над сложившейся ситуацией, прикидывая – Что делать дальше?

Делать здесь уже нечего. Сейчас Загорскому окажут первую помощь и надо двигать в посольство. Доложить о происшедшем в Москву и менять график встречи, место переговоров и кучу других необходимых манёвров с этим связанных. Ну…, естественно и выслушивать из Москвы очень неприятные орг. выводы в свой адрес и своего ближайшего будущего.

– Блядь, старый козёл…, – вдруг ожесточённо выругал себя Сысков в раскаянии, – надо было сразу решать о смене места переговоров, а не затевать эти милитаристические игры. Каких парней положили….

В это время в расположение, под поднятым шлагбаумом, заехала ещё одна запылённая грузовая машина, к которой сразу кинулись кубинцы и засуетились, снимая оттуда двоих раненых кубинских разведчиков.

– Уууу…, и у них такие же проблемы, – невольно «порадовался» генерал, вяло наблюдая суету союзников.

Через час из-за угла казармы появился Загорский с окровавленной и разрезанной штаниной. Сильно хромая, приохивая и морщась, опираясь на палку, он приковылял к крыльцу.

– Я уж думал тебя так и будут носить на носилках. Что не воспользовался случаем? Раненый…, на законных основаниях смотался бы, а я бы один расхлёбывал. Ты в почёте, я в говне. Всё-таки неопытная вы молодёжь… Я бы точно смотался. – Угрюмо пошутил генерал.

Майор, с импровизированным посохом в руках, неловко топтался у крыльца, норовясь и прицеливаясь задницей как-то так присесть на крыльцо и не потревожить раненую ногу. Примерился и решительно хлопнулся задом рядом с начальником и облегчённо выдохнул: – Фуууу… Вот если бы мне кость перебили, я б тогда Сергей Иванович, точно от этого дела отмазался и тихо хихикал, лёжа на кровати. А вокруг меня медсёстры крутятся в коротеньких халатиках…, а их за попку, за попку… Мне ведь, как раненому герою, это позволительно. Но вот досада…, сквозное ранение и куда мне теперь, как не говно вместе хлебать…., – Сысков с Загорским перекидывались словами, со стороны шутливыми, и может быть какого-нибудь сугубо гражданского и покоробило от такой военной чёрствости – Люди погибли, а они тут между собой шуткуют… Но тут сидели профессионалы. Которые прошли через многое и многое видели, чего гражданские не видели даже в кино. И сейчас, перекидываясь мячиками слов, они психологически готовились, настраивались к новому этапу действий и отнюдь не лёгкому этапу.

– Ладно…, ладно…, расшутился. Как там у тебя? – Ворчливо произнёс генерал довольный, что он не один.

– Да нормально. Закололи, забинтовали… Вот видите…, даже хожу немного. Правда, ходить много мне не разрешают, но я и сидя могу работать. Голову ведь не прострелили.

– Да…, ещё бы голову тебе прострелили. Мне бы твоя Зина, мою бы голову оторвала и не посмотрела, что я генерал. А так скажу – Погано мне…, ой как погано. Загубили мы парней ни за что ни про что…, – генерал помотал поникшей головой и надолго замолчал. Потом справился с собой и предложил, – Как хоть произошло? Рассказывай….

Загорский тяжело вздохнул и понурил голову: – Сергей Иванович, я ведь тоже виноват. Расслабился на этой посольской работе. Всё забыл, весь наработанный опыт просрал. Если бы я сработал профессионально, когда остановились на дороге в джунглях. Спешились, выставил наблюдателя спереди, сзади…. А я как лох…. Вместе со всеми скучился за машиной…. Вот Никитин и погиб из-за этого.

Генерал болезненно поморщился: – Геннадий Петрович, хорош… И так на душе тошно. Давай собирайся, сейчас нужно всё чётко оценить и принимать решение. Потом всё будет… И объяснительные…, и обвинения….. До конца жизни….

Майор зло вскинулся: – Ни хера кубинцы не владеют обстановкой в окрестностях. Всё звиздели, что тут они всё контролируют, чуть ли не каждый житель завербован ими, что контрас сюда нос боится сунуть. Тут они…, контрас… Мы не заметили, вернее я прошляпил, а на нас вышел передовой дозор. Блядь…, а Поташников-то, молодец. Первый троих срезал. Правда, потом испугался…

….. – Приехали. Слезай. – В кузове бодро зашевелились, а Скачков открыл дверцу и с картой в руках выскочил на обочину, если так это можно было назвать. Буйная, густая растительность почти вплотную подступала к дороге, закрывая обзор со всех сторон.

Загорский заглушил двигатель и, убаюканный мирным видом узкой дороги, просматриваемой метров на пятьдесят вперёд, беспечно вылез из кабины и пошёл за машину. Здесь уже крутился на месте Скачков, ориентируя карту по развилке дорог в двадцати метрах сзади. Никитин, задрав голову, распоряжался разгрузкой. Хотя чего тут распоряжаться: люди сами, не спеша слезали, подавали вещмешки и оружие. Кто получил своё, сразу лезли за сигаретами, зная, что это последние сигареты. Скачков вчера строго предупредил: – Парни, вышли на марш – курево под строжайшим запретом. В джунглях и в лесу запах сигаретного дыма, выдаёт сразу и издалека…., – вот и доставали и курили. Среди них, как молодой солдат, заполошно метался Поташников, а потом подскочил к Скачкову, склонившимся с Никитиным над картой.

– Валера, ты вчера про медицинский жгут говорил, а я забыл….

– Да и хрен с ним теперь, – отмахнулся Скачков, а Загорский засмеялся и подсказал.

– Иди в кабину, там в ногах аптечка валяется. Может быть, там есть…

Вот эта бестолковая суета Поташникова и спасла всех от мгновенного уничтожения. Майор, из-за кузова, выскочил к кабине и в ужасе застыл, мгновенно покрывшись обильным холодным потом. По дороге к машине, молча бежало восемь вооружённых человек, со сверкающими мачетками в руках. Окинув их стремительно-испуганным взглядом, Поташников как-то сразу понял, что это не безобидные грибники и не лесники, или заблудившиеся никарагуанские мирные сельчане, бегут к нему чтобы спросить дорогу к дому – а это подлые контрас, у которых помимо мачеток в руках, ещё виднелись и автоматы, и бегут они убивать. Убивать его – МАЙОРА, ОТЦА семейства и просто человека, желающего и жаждущего прожить ещё как минимум лет сорок и умирать он совсем не хотел. Майор попытался предупреждающе крикнуть, но горло от ужаса перехватило и из-за этого ничего не получилось. Но годы военной службы, даже такие бестолковые как у Поташникова, не прошли зря – руки в это время автоматически делали своё дело: сдёрнули с места предохранитель, попав сразу на автоматический огонь, стремительно передёрнули затвор и одновременно с прорезавшимся пронзительным криком: – А ёб…. Твою м…ть…., – прямо в упор, в грязные и потные рожи нападающих, дали очередь в десять патронов. Даже если майор и хотел промазать – промазать было просто невозможно. Головы у двоих лопнули, как перезрелые арбузы, выкинув вверх кровавым облаком ошмётья мозгов и чего-то другого и красно-мелкого, чему обезумевший майор не мог дать определение. Ещё двое, наткнувшись на пули калибра 7.62, отлетели сломанными куклами к кустам. Но остальные рвались вперёд и жаждали крови. Большего майор выдержать не мог, бросил автомат на землю и с непонятным шмелиным гуденьем, ринулся вдоль машины назад, не видя, как один из контрас, широко размахнувшись, не останавливаясь, прицельно и умело швырнул сверкающую и острую мачетку в широкую спину убегающего.

Услышав истеричный крик и длинную очередь, Скачков коротко матернулся, а Никитин, недовольно ворча: – Блядь.., этот Поташников, опять чего-то у него…, – и, пропустив выскочившего из-за машины майора, шагнул в сторону, закрывая его спину, и принял в незащищённое, белое горло разящую сталь. Омерзительный хруст перерезаемых хрящей, струя неожиданной, почти чёрной крови, топот ног и торжествующий вопль врага на мгновение превратили всех в каменные изваяния. Но только на то время, когда трое контрас ворвались в пространство за кузов. По всей вероятности они считали, что за автомобилем было человека два, ну максимум три. А тут их оказалось толпа и они сами на мгновение замялись, пялясь на многочисленного противника и на начавшего мягко валиться Никитина, который вскинув руки к горлу, и с удивлённо-обиженным лицом, смотрел на деревянную рукоять мачете, залитую его кровью и торчавшую перед лицом.

Быстрее всех пришёл в себя Кривов, находившийся в кузове и подававший оттуда оружие и вещмешки. Недолго думая, он просто прыгнул сверху на троих контрас, раскинув широко в сторону руки и в падении, обхватив всех, сразу завалил контрас на землю. Это как будто послужило сигналом, все очнулись от мгновенного ступора и бросились на кучу тел, забыв про оружие, про занятия по рукопашному бою, про воспитание и цивилизацию. Контрас били кулаками, просто руками, колотили и варварски топтали ногами, прыгали на грудных клетках, поверженного противника, пинали в зверином экстазе и жажде убийства ногами головы, стремительно превращая живое тело в мешок с костями. Досталось в этой свалке и Кривову, не успевшему вылезти из кучи. Но был и ещё один контрас. Он перед капотом машины отделился от троих товарищей и побежал с автоматом вдоль другой стороны автомобиля и выскочил из-за кузова на Загорского и Скачкова. Загорский сумел выхватить пистолет, а вот выстрелить не успел и никарагуанец, опередил его короткой очередью, отчего майор как подкошенный свалился под ноги партизану. Тот не успел затормозить и стрельнуть второй очередью в Скачкова, запнулся об упавшего и кубарем полетел на дорогу, но не выпустил из рук автомат, который помешал перекувырнуться и контрас с размаху, прилично притёрся головой к жёсткой земле. А на него сзади, в длинном прыжке, уже летел старший лейтенант. С хрястом приземлился ему на спину, ухватился за повязку на голове и начал сильно того бить лицом об землю. Уже первого удара было достаточно и контрас вырубился, но Скачков в ожесточении бил, бил, бил и остановился только тогда, когда вокруг него всё было забрызгано кровью, да и он сам тоже.

Схватка была закончена буквально в минуту. Враг уничтожен и все стояли, сильно возбуждённые от могучего впрыска адреналина, над телами поверженных врагов, мокрые от мгновенного пота, бурно дышащие и молча переводили взгляды с уже упавшего Никитина, на ворочающегося и стонущего на дороге Загорского. Тот, обхватив руками за ногу, выше раны, был ещё в шоке от ранения, удивлённо и бессвязно крича Скачкову: – Валера…, Валера…, Блядьььь…, Валера…, как палкой еба…ло, ни хрена себе…, но вроде бы в кость не попало…, а кровище… кровищи то. Дай мне жгут…., пока всё не вытекло….

Кто-то сунул дрожащей рукой резиновый жгут, а Скачков такой же дрожащей рукой от прошедшего напряжения, стал накладывать его выше раны. На противоположной стороне дороги возбуждённо крутился, оглядывая себя Кривов, и весело-зло материл товарищей: – Сволочи…, да вы меня больше пинали, чем их… Что…, не могли что ли разглядеть… Бьёте и бьёте…. Ох и болит бок… Кто вот меня в бочину пнул….?

Тут ещё появился Поташников и раскаянно завопил: – Ребята, простите меня… Я струсил… струсил…, – и с силой ударился лбом об кузов. Все очнулись, возбуждённо задвигались, одновременно, громкими голосами, делясь жуткими подробностями схватки и искоса поглядывая на убитого товарища. Алёхин успел сбегать вперёд машины, вернулся с брошенным автоматом и маленькой чёрной радиостанцией, снятой с убитого контраса и стал успокаивать Поташникова, с ужасом смотрящего на мёртвого Никитина и одновременно делясь увиденным.

– Ну и струсил ты, Александр Иванович!? Трое там валяются… Одной очередью…

– Как трое? Я четверых там стрельнул…, – Поташников перестал качаться и повернулся к Алёхину.

– Трое…, трое…

Поташников хотел продолжить спор о количестве, но вдруг в руках Алёхина захрипела радиостанция и что-то спросила на испанском. Все сразу замолчали, вылупившись на чёрную коробочку и шустро стали расхватывать оружие, вдруг поняв, что это далеко не последние контрас убитые в Никарагуа.

Скачков взял радиостанцию у Алёхина и сунул её Загорскому: – Геннадий Петрович, чего они там…?

Голос продолжал тревожно вызывать непонятно кого, но через полминуты Загорский стал распоряжаться: – Валера, давайте срочно грузите в кузов Никитина, сами грузитесь и уходим на базу. Это передовой дозор и сам отряд спешит сюда на подмогу и их явно много….

Скачков было начал распоряжаться, заткнулся и недоумевающее уставился на майора, а потом оглянулся как бы за помощью к замершим в ожидании товарищам.

– Геннадий Петрович, на какую базу? Вот после этого? – Скачков ткнул стволом автомата в убитых контрас, а потом обиженным голосом обратился к офицерам, – парни – бросим что ли и уедем? Вот так?

Офицеры оживились, закрутили головами друг на друга и, загомонив, единодушно выразили согласие на продолжение операции.

– Поташников, садись за руль, только помоги сесть Геннадию Петровичу, и езжайте на базу, а мы пойдём дальше. Всё, всё, – резко оборвал было заартачившего майора Скачков, – всё, езжайте…

– Хорошо, – вдруг легко согласился Загорский, но возмутился Поташников, сделав неожиданное признание.

– Чего это вы меня отсылаете? Не поеду. Если бы не струсил – я бы поехал. А раз струсил – то не поеду, а буду доказывать, что не трус.

– Ладно, ладно, – замахал руками Загорский, – я, Валера, и с раненой ногой доеду. Шевелится, справлюсь. Вы только меня отрегулируйте, когда задом буду сдавать.

Мигом загрузили тело убитого товарища, расхватали оружие и Кривов быстро отрегулировал движение машины назад до развилки. Здесь двигатель взревел и автомобиль начал сворачивать в движении в левую развилку дорог. Там через два километра дорога делает новый левый поворот и через несколько километров выскакивает из джунглей. А там знакомая дорога до базы…..

…. – Значит, они всё-таки живы! С чего ты тогда взял, что они погибли? – Радостно вскинулся генерал.

– Я когда выезжал из джунглей, остановился на пару минут, и с той стороны послышалась офигенная стрельба. Автоматов пятьдесят одновременно колотило. Там кроме нас никого не было. А через пять минут всё стихло. Наши видать нырнули в джунгли и сходу уткнулись в основной отряд. Он как раз спешил на помощь своему дозору.

– То есть ты, как они погибли, не видел.

– Нет.

– Тогда так. Сеанс связи с ними в 20 часов. Уверен – Выйдут! Я тогда такую свечу поставлю в церкви и плевать мне на наши политические органы. Открыто пойду, в форме в церковь. Слушай, Геннадий Петрович, а какие там свечи бывают… Ты знаешь?

– Да откуда я знаю? Я ж такой же – партейный….

– Тьфу, тьфу, тьфу, – оба суеверно сплюнули, – ладно. Ждём. Будем надеяться, что бог на свете есть.

Без десяти восемь оба сидели в душной радийке, «любезно» выделенной кубинцами, с надеждой разглядывая тумблера, многочисленные стеклянные окошечки шкал и зелёные светлячки глазков. Генерал уже настроился на нужную частоту и сидел в наушниках. От волнения хотелось жутко курить, но каждый из них понимал – сигареты в этом состоянии хватит на две мощные затяжки, после чего от дыма здесь уже ничего не увидеть. Загорский сидел, как всё равно проглотил кол – прямой и неподвижный. Действие обезболивания прошло и было стойкое ощущение, что в ране всё это время ковырялись грязным пальцем. Почему именно грязным, а не чистым – Загорский понять не мог. А вот генерал – беспрерывно ёрзал на крутящемся стульчике, перекладывая ногу на ногу, и со стороны казалось, будто он хотел ссать и вот-вот обоссытся. Без пяти восемь Загорский ещё больше выпрямился и сказал тихо про себя: – Теперь я понимаю наркоманов… Ещё пять минут и у меня ломка от боли начнётся.

А генерал замер, вдруг поняв, что действительно хочет ссать. И если он сейчас это не сделает – то впервые в жизни опозорится. Но было уже без одной минуты и Сысков, тут же забыл про мочевой пузырь.

20:00 – В эфире тишина. Одна минута девятого – шорох космического эфира. 20:05 – Ничего. Двадцать минут девятого – генерал медленно стянул наушник и защёлкал тумблерами, сбивая частоту – Ни хе-ра ….

Перешли в другую радийку, потому что подходило время связи с посольством. Настроив закрытую связь, кубинский связист вышел из салона, плотно закрыв за собой дверь.

В 20:30 Сысков поднял трубку и заговорил своим обычным тоном: – Здравствуй, здравствуй, товарищ капитан. Ну…, как там у нас дела?

– Понятно, понятно… Для этого я тебя там и оставил, чтобы тебя Москва теребила, а не меня. Что у нас? – Сысков быстро глянул на Загорского и тот подумал…. Да не то что подумал, он понимал, что надо докладывать правду, какой бы она неприглядной не была, но то что он услышал – удивило его.

– Ну, так передай Москве – у нас пока всё нормально. Хотя уже есть потери. В боестолкновение с контрас убит майор Никитин и ранен майор Загорский. Группа выполняет задание. Да…, да.., так и передай…, до связи.

– Сергей Иванович…, – возмущённо воскликнул Загорский, а генерал оборвал его нетерпеливым жестом, положив трубку на рычаги.

– Всё понимаю…, и не возмущайся… Понимаешь…!? Не верю всё-таки, что они погибли. Вот не верю и всё. Пока своими глазами не увижу… Так что, давай до утра дождёмся, а там подойду к кубинцам. Возьму машину, их разведчиков, проедем на место и там разберёмся – Что за стрельба была? Наши…? Не наши? И всё такое… И там…. Лежат ли они…?

– Тогда я завтра тоже с вами. – Генерал внимательно посмотрел на зама и разрешающе махнул рукой.

Через двадцать минут Загорский, успокоенный новым уколом, вернулся из санчасти и осторожно расположился за столом. На молчаливый взгляд начальника со вздохом ответил: – Правильно говорят. Военный врач, во первых – не военный, во вторых – не врач… Говорю – болит. А тот – Раз болит, значит заживает… А там может быть гангрена…

В комнате опять наступила тишина и майор молчал, понимая, что более опытный генерал мучительно ищет решение. И вроде бы решили по завтрашнему утру, но всё равно отблеск мучительной борьбы мыслей, вариантов, решений пробегал по лицу военного атташе. Так продолжалось минут десять, после чего, тягостно и протяжно вздохнув, Сысков с горечью заговорил: – Ты знаешь… в раздрае я. Давно такого не было – не могу принять решение. Не знаю его и всё. Хотя одно решение есть и я всё больше и больше к нему склоняюсь, – генерал потянулся к сумке, стоявшей тут же на расстоянии вытянутой руки, и достал оттуда очередную бутылку виски, – думаю, нам нужна небольшая встряска организма. Не просто нужна, а необходима….

Генерал с майором успели выпить по первой и закусить, как в дверь вежливо постучали и на приглашающее: – Заходи…, – зашли командир базы разведчиков и начальник разведки кубинцев. Разведчик, как младший по званию, нёс в правой руке объёмный пластиковый пакет, где приятно позвякивало и побулькивало, а в левой аккуратно сложенную карту.

Хозяева помещения оживились и встали из-за стола. Вернее встал генерал, а Загорский сделал попытку, но увидев протестующие жесты гостей, так и остался сидеть. Поздоровались и присели за стол. Атташе слегка приподнял бутылку виски над столом и таким непринуждённым жестом предложил гостям присоединиться. Но кубинский полковник отрицательно покачал головой и сам предложил: – Сначала давайте решим вопросы, а потом мы не против…., – и кивнул начальнику разведки. Тот быстро убрал со стола на пустой подоконник выпивку и немудрящую закуску. Смахнул крошки и расстелил карту.

– Товарищ генерал, товарищ майор, я думаю, что наступил момент, когда для обоюдной пользы мы можем открыть друг другу карты. Мы бы хотели знать задачу ушедшей группы, чтобы оказать вам посильную помощь. Судя по всему – задача сложная, а вы уже понесли потери и наша помощь будет далеко не лишней. – Полковник откинулся на спинку стула и спокойным взглядом поглядел на генерала, потом на майора.

Генерал с майором заинтересованно переглянулись и Сысков чуть было не стал говорить, поддавшись искушению возложить всё на кубинцев, у которых было гораздо больше шансов выполнить задачу, но вовремя остановился. И даже не оттого, что вспомнил строгое предупреждение Григория Яковлевича – «кубинцев ни под каким соусом не посвящать….». Он бы сейчас на всё наплевал и на Григория Яковлевича, и на запреты, если бы американцев пришлось мочить на территории Никарагуа. А вот пойдут ли кубинцы на территорию Гондураса? Сами ведь они вряд ли будут такое решение принимать? Точно начнут созваниваться со своим начальством, а те начнут делиться между собой, как русские «обосрались…» и потом ещё скажут, что – Нет, туда мы не пойдём…

Вот тогда точно «по шапке» получить можно будет и ещё сделают «козлом отпущения». Сысков страдальчески наморщил лоб, забегал глазами по помещению и, ничего не придумав с ходу, честно, но удручённо сказал: – Нет…, не могу.

И тут же поспешно поправился: – Пока не могу… А пока, если вы предлагаете помощь, то мне завтра нужна одна ваша группа на день. Ну и автомобиль. Как…? Сможем выделить?

– Почему бы нет. Только для чего? – Кубинцы вперили взгляды в русских.

– Ну…, задача простая. Сопроводить меня и майора Загорского вот сюда, – генерал перегнулся через стол и карандашом показал место входа группы в джунгли, – здесь мои столкнулись с передовым дозором контрас. Уничтожили его…

Генерал кивнул головой на майора: – Там его ранили и убили ещё одного нашего. Вот там посмотрим – что к чему и прочешем вокруг джунгли. Так сказать, осмотримся на местности…, – закончил уклончиво генерал.

– А что там смотреть? – Несколько свысока спросил кубинский полковник.

Генерал кивнул головой на Загорского: – Вон он, звуки боя слышал там, Автоматов, говорит, пятьдесят работало…. Вот и захотелось там осмотреться….

Полковник с разведчиком снова переглянулись и весело за ухмылялись: – Так это наша группа там с контрас сцепилась. Не ваши… Не беспокойтесь – мои. У меня двое раненых и пять убитых контрас ещё привезли на базу для отчётности. Ваши-то ушли и тут совершенно ни причём…

– Они на связь в двадцать часов не вышли, вот и хотели осмотреться там…, – вдруг обретя надежду, что ещё ничего не потеряно, воскликнул Загорский.

– А ерунда это, – полковник переглянулся с разведчиком и оба снова усмехнулись, а полковник беспечно махнул рукой, – мои тоже иной раз в рейд уйдут и на связь не выходят. Столько передумаешь, напереживаешься, а они через неделю с рейда придут и выясняется – аккумуляторы сели…. Или ещё какая-нибудь ерунда….

Уже когда сидели за столом и выпивали, генерал неожиданно спросил кубинского полковника: – А что там твои в это время делали?

Полковник неопределённо помахал рукой в воздухе: – Информация появилась, что в том районе контрас появились вот и поехали мои туда…, это проверять…

Посидели, выпили немного. Кубинцы пообещали сами отправить тело майора Никитина на Кубу. Генерал с Загорским взбодрились, что хотя бы этим не придётся заниматься, а когда кубинцы уходили из гостей, то полковник, повернувшись на пороге, успокоительно похлопал Сыскова по плечу и заразительно рассмеялся, а за ним засмеялся и разведчик: – Вы насчёт отсутствия радиосвязи особо не переживайте. Ваша радиостанция у нас, ваши впопыхав забыли её в кузове автомобиля….

Дверь за гостями закрылась и они не видели с какими лицами переглянулись русские. Генерал сочно, длинно, но без злобы выматерился и с юморным чувством сказал: – Это могли сделать только русские военные….

У Загорского наоборот было кислое выражение лица, на котором читалось – Ну… ёб…., ну…., блин…, ну…, что я мог сделать….

Генерал рассмеялся, подошёл к подчинённому, приобнял его рукой и на секунду прижал сидевшего к себе: – Да, ладно тебе, не переживай. Хорошо хоть они оружие в той обстановке не забыли….

Майору же было совсем не весело: – Да они за оружие так вцепились…., но, блин, всё-таки с радиостанцией я не доглядел….

* * *

Кубинцы пришли к русским лишь после проведенного сеанса радиосвязи со своей группой, которая выдала следующую информацию.

– Русские целенаправленно двигаются к границе Гондураса. На дневном привале русских, квадрат такой-то…, обнаружен труп убитого контраса. (Правда, старший группы выразил удивление тем, что контрас убит непрофессионально – несколькими ножевыми ударами, с обильным кровопусканием и обнаружены следы рвоты). Русские умело обошли базу контрас в деревне, что говорит о наличии у них проводника. Труп проводника был обнаружен в трёх километрах от ночного привала в квадрате….. Проводник погиб от укуса змеи. То, что труп был связан, говорит о его пленении. Русские остановились на ночлег в квадрате….

Конечно, полковник не стал говорить всей правды. Раз русские не считают нужным делиться и мы тоже промолчим. Русские играют в свои игры, а мы будем в свои. Но всё-таки прощупать хотелось – вдруг какой-нибудь намёк всплывёт….

Через месяц полковник заменялся, а начальник разведки оставался ещё на три месяца. Вот полковнику и захотелось игрой с русскими поставить хорошую и жирную точку в этой командировке. Эта была уже не первая и даже не вторая и не третья командировка и полковник имел достаточный опыт. Конечно, он и начальник разведки, и другие, кому положено было это знать – достоверно знали, что за базой ведётся агентами контрас, хоть они тут сами и отсутствовали, пристальное наблюдение. Даже знали – Кто, и иной раз через него сливали дезуху. Но не могли предполагать, какую суматоху и на каком уровне вызовет появление на базе кубинцев русской группы, которую восприняли вполне серьёзно.

Как только русские появились на базе, так сразу же об этом информация ушла в отряд контрас, отвечающий за этот район. А от них она пошла дальше, выше и через какое-то время легла на стол американца отвечающего за операцию по уничтожению советского и кубинского послов и создание условий для активизации контрас.

Срочно созвали совещание в узком и проверенном кругу, которое было начато с взаимных и эмоциональных обвинений в утечке информации к русским, и которые так оперативно сработали, прислав разведгруппу. Из этого вытекло первое решение – в течение нескольких дней выявить «крота».

Второе: выдвинуть в район кубинской базы отряд контрас и первыми напасть на базу, а ещё лучше на русских и попытаться уничтожить их и тем самым вернуть инициативу себе.

В самый разгар поисков «крота», пришла информация – русские и кубинцы вышли в рейд двумя группами, но отдельно друг от друга и сразу же столкнулись с отрядом контрас. О том, что русские пошли первыми и отдельно, подтвердил раненый контрас с уничтоженного передового дозора.

Снова совещание, но уже без взаимных обвинений, а в рабочем режиме. Ситуация обострялась и нужно было действовать на опережение. Было принято два решения. Первое: Поднять на ноги всех подконтрольных контрас с целью обнаружения и уничтожения обеих групп – русскую и кубинскую. Второе: операцию по проникновению американской диверсионной группы на территорию Никарагуа начать немедленно.

* * *

Звуки внезапно возникшего боя донеслись до прорубающейся сквозь джунгли группы в километре от места стычки с контрас. Все сразу остановились, замерли, повернувшись в ту сторону, а потом как по команде вопросительно посмотрели на Скачкова.

– Это Загорского наверно мочат, – полуутверждающе протянул Свиридов, но Алёхин тут же высказал сомнение.

– Нет…, вряд ли. Дали бы несколько очередей и всё, а тут мочат дай боже. Слишком много на одного человека, да и звуки доносятся от того места.

– Наверно, это их отряд нашёл трупы и сейчас со зла по кустам ху….ят, – продолжил мысль Алёхина Бызов, а Поташников поёжился мигом представив, как их берут в плен и контрас узнают кто вальнул первых. Вспыхнуло мимолётное обсуждение и тут же прервалось приказной репликой Скачкова.

– Ладно, хорош базарить. Это не Загорский, а нам надо двигать, тем более что такую просеку после себя оставляем, – все оглянулись назад. Просекой, конечно, это можно назвать с натяжкой, но и не надо быть следопытом или индейцем Чинчангуком, для того чтобы не напрягаясь отследить движение группы.

Скачков под внимательным взглядом Бызова и Свиридова глянул на карту и махнул рукой чуть в сторону: – Двигаем туда….

Когда соскочили с дороги, пришлось лихорадочно прорубаться сквозь густые и колючие заросли и не было времени, чтобы смотреть по сторонам. Приходилось беспрерывно махать мачетками. Здесь всё было переплетено между собой и если бы не мачетки, пробиться во внутрь тропического леса стоило больших трудов. Но когда прошли первые пару сотен метров, работать мачеткой пришлось гораздо меньше, потому что тут уже царили другие лесные законы. Деревья были крупнее, выше и своими широкими и густыми кронами полностью заслоняли небо и солнечный свет, от чего около земли царил сумрак и духота, пронизанная незнакомыми для русского духа запахами. Буйная растительность и трава по колена полностью закрывала землю, а иной раз и с головой идущих людей. Вот тогда-то приходилось махать мачеткой. А так было идти не сложно, но страшновато от того, что из-за густой травы и папоротниковидных растений с широкими листьями не было видно самой земли. Ставишь ногу и всё время ожидаешь, что или сам на что-то извивающее наступишь, или там тебя кто-нибудь цапнет. Хотя видно было гораздо дальше, чем у дороги, метров на пятнадцать и все постепенно успокоились, втянувшись в мерное, неспешное движение. Лишь иногда вздрагивали, когда из глубины леса доносился громкий крик или душераздирающий визг, какой-нибудь невидимой твари, или в траве замечалось шуршание и шевеление. Тогда на ум сразу приходили страшилки про огромных змей, крокодилов или ещё какой-нибудь кошмарной твари, обязательно ядовитой и подробно описанной в журнале «Вокруг света», который ты когда-то в безопасном прошлом с интересом читал. Но.., напряжение постепенно спало и после первого часа движения сделали небольшой привал, чтобы перевести дух и хоть немножко обсохнуть и дать продыху мокрому от пота телу. Местность была холмистая. И вроде бы холмы покрытые тропической растительностью были невысокие, но чередование пологий, длинный подъём и спуски, во влажной духоте, выматывали организмы, привыкшие к другим условиям. Скачков внимательным взглядом проводил Бызова, поспешно скинувшего с себя амуницию и нырнувшего в кусты, но потом углубился в изучение карты. Неожиданно подняв голову, он наткнул на пристальный взгляд Свиридова, который сразу же воровато скользнул в сторону.

– Ты чего?

– Да нет ничего… А что? – Вскинулся Игорь.

– Да ты как-то странно смотрел на меня…

– Нормально. Посмотрел, так посмотрел…, – зашуршали кусты и оттуда вылез довольный Бызов, которого сразу же подколол капитан Цветков.

– Что, медвежья болезнь?

Бызов слегка смущённо хихикнул оправдываясь: – Да это как рефлекс Павлова. Война войной, а обед по распорядку.

Рядом опустился чем-то удручённый Кривов и сразу виновато повинился: – Валера, радиостанция то тю-тю…, забыл я её в суматохе выгрузить из машины….

Скачков с досадой матюкнулся, но подумав немного, успокаивающе сказал: – Ладно, забыл, так забыл – теперь уже ничего не поделаешь. А может оно и к лучшему…

Кривов в удивлении выкатил глаза: – Ты это про что сказал?

– Про то, что над душой никто стоять не будет, а это развязывает нам руки. А то начнут – сделай так, это надо изменить вот этак. А так получили задачу – вот её и будем выполнять по-своему. Единственно, когда выполним и вернёмся на территорию Никарагуа – как они нас подхватывать будут? Вот в чём вопрос. Хотя…, придёт время – тогда и будем его решать… А так не парься.

Через пятнадцать минут все опять поднялись и двинулись дальше. Шли, растянувшись цепочкой, в пяти шагах друг от друга и впереди всегда шёл Скачков. Он иной раз останавливался, останавливались и другие. Скачков доставал карту, глядел на неё, по сторонам, глядел вперёд…. Сначала к нему подходили Кривов и Алёхин и добросовестно пытались вникнуть в маршрут, но поняв, что давно потеряли направление движения, полностью доверились старшему. Благо тот шёл уверенно, непонятно только было, как он ориентировался в этом замкнутом пространстве, где даже не было видно неба.

На втором привале Бызов опять нырнул в кусты и когда оттуда вылез, Скачков подозвал его к себе.

– Алексей, ты чего?

Бызов непроизвольно несколько раз поддёрнул пояс брюк, нагнулся и тихо, так чтобы никто не слышал, смущённо пробормотал.

– Да хрен его знает… Съел что ли, или нервное… Никогда такого в жизни не было – запоносил. Блядь…, стыдно перед мужиками.

– Температуры нету? – Встревожился Скачков.

– Да нет, Валера, чувствую себя нормально, но льётся из меня… Может какие таблетки у кого-нибудь…

– Хреново… Я что-то с этой стороны не подстраховался. Бинтов, жгутов и промедола набрал, а таблеток нет. Андрей Иванович, – подозвал к себе Скачков Поташникова, а когда тот подошёл, спросил, – Ты у нас, Андрей Иванович, мужик запасливый – Никакими таблетками не запасся?

– Нет, а что случилось?

– Да от срачки нужно, вон Алексею…

– Не… нету. Я слыхал? чтобы закрепить желудок нужно очень крепкий чай, почти чифирь, выпить. Давай разожгём костёрчик да сварганим.

– Нет, был бы вечер, тогда можно было, а так надо двигаться. Так, ребята, ещё пять минут и идём.

Поташников вернулся к своему рюкзаку, а Бызов осуждающе произнёс: – Что ты меня позоришь? Мог бы про понос и промолчать.

Скачков молча достал карту и, изучая её, заговорил: – Обиделся что ли? Так через час все об этом узнают, лечить тебя будем. – Он пощёлкал пальцем по карте, – Тут час ходьбы до ручья, выйдем туда. Вот тогда и узнаешь, ещё для чего нужен вазелин…

Дошли до ручья быстрее, за сорок минут, что даже несколько смутило Скачкова. Он крутил карту, крутил головой. Даже на несколько минут исчез в чаще, но потом вернулся.

– Неее…, правильно пришли, – откликнулся он на несколько встревоженные взгляды товарищей, наблюдающие непонятные передвижения старшего, – я уж сам забеспокоился. Думал блуданули и не туда вышли. Нет, всё нормально. Сейчас пройдём по берегу и найдём подходящее место и тогда там привал на тридцать минут.

Здесь, у воды, джунгли немного расступались и сюда уже местами проникал солнечный свет и временами понизу даже тянул небольшой ветерок, приятно сушивший кожу. Бегущий между камней ручей и ручьём то не назовёшь – крупноватый был, но и речкой назвать язык не поворачивался. Пройдя метров двести вверх по течению, Скачков огляделся и скомандовал привал и все с удовольствием и со стоном наслаждения скинули с плеч груз.

В этом месте ручей немного сужался и был глубиной сантиметров семьдесят и самое главное – быстрое течение, даже можно сказать стремительное. Скачков присел и с удовольствием окунул руку в неожиданно холодную воду. Рядом пристроились товарищи и тоже с удовольствием заплескались. Снегирёв с Цветковым сразу хотели окунуться, но Скачков остановил их: – Остыньте немного, оботритесь, а то мне потом чихающие и кашляющие на все окрестности совершенно не нужны.

Бызов опять уединился в кустах, а когда вышел, болезненно перекривился лицом, на вопросительный взгляд старшего.

– Понятненько. Ну, иди сюда. Только сразу предупреждаю – без обид. Раз такое дело – все должны знать, как с этим бороться. Парни давай сюда.

Когда все заинтересованно собрались вокруг командира, Скачков, без всяких предисловий, сразу брякнул: – У Алексея понос…. Ну, чего вы смеётесь дураки. У каждого это может быть. Вот мы с вами ни хрена не предусмотрели этот случай. Ни каких таблеток нет. И вот что делать в наших условиях? Можно махнуть рукой – А пройдёт. Просрётся и пройдёт. Не учитывая, что понос – это обезвозживание организма. Это физическое ослабевание организма. Очко печёт и в наших условиях, когда мы мокрые от пота к вечеру он идти не сможет. Вот именно из-за разъетого очка. Поэтому будем лечиться военным способом, довольно необычным, но эффективным. Я сам этого не делал, но знающие люди мне рассказали как. Будем ставить в полевых условиях клизму….

На берегу ручья повисло удивлённое молчание.

– Так у нас грелки нету и этого… шланга, – высказал своё авторитетное виденье Поташников, помолчал и добавил, – мне в госпитале хорошо так ставили…

– Ерунда всё это у нас есть, – обрезал решительно Валера и начал объяснять. И по мере того, как он говорил и объяснял, что надо делать, у Бызова менялось выражение лица с недовольного и хмурого, когда вот так бесцеремонно влезли в такую щепетильную тему и вытащили на всеобщее обозрение, на удивлённое, потом возмущённое, которое всем своим видом говорило – Не может быть? И я это делать не буду… Потом на страдальческое, когда он понял, что Скачков не шутит и не подкалывает, и это делать надо. А вокруг него царило тихое веселье и если бы не боевая обстановка, то животный мир джунглей разбежался от этого места на многие километры от гомерического хохота. А так хихиканье, весёлые подколки кружили вокруг несчастного товарища

Пистолетов в группе было два у Скачкова и Никитина, с которыми они прилетели с Кубы. Пистолет Никитина сейчас висел на ремне у Поташникова, как приз за троих заваленных.

Приняв пистолет из рук майора, Бызов с надеждой посмотрел на Скачкова и страдальчески спросил: – Валера, может быть пройдёт и так?

– Не знаю, но лучше это сделать сейчас… Так хоть какой-то шанс есть, что срачка прекратится.

Бызов с обречённым лицом разобрал пистолет, взял у Скачкова баночку с вазелином и под сочувственными взглядами товарищей стал густо его намазывать на конец ствола.

– Очко тоже мазать? – Спросил грустным голосом Бызов.

– Наверно надо…

– Отвернитесь, чего уставились?

Поташников, слегка прихлопнув ладонями друг об друга, тихо рассмеялся: – Ладно, не будем тебе мешать, а пока я вам парни расскажу, как мне в госпитале клизму ставили. Решил над молоденькой медсестрой пошутить… Шутка-то удалась, но потом своей жопой пришлось расплачиваться. – Все зашевелились и стали садиться рядом с майором спиной к ручью и Бызову, приготовившись выслушать рассказ.

– В прошлом году заколобродил с чего-то желудок и пришлось мне лечь в госпиталь. В палате попались мужики нормальные, с юмором и любили разыгрывать по мелочам молоденькую медсестру, которую прислали с института на практику в наше отделение. А всем отделением рулила старшая медсестра. Типичный армейский старшина в юбке. В данном случаи в халате. Строгая, требовательная, мужиковатая. Её все боялись, начиная от больных и кончая заведующего отделением, который иной раз от неё даже прятался, потому что она могла запросто взять любого, в том числе и его за шкирку и повозить мордой об чего-нибудь. Но зато в отделении был строгий и армейский порядок. Мы даже пикнуть боялись. Ну, вот пришло время мне глотать кишку, чтобы отобрать желудочный сок на обследование. Приносит мне молоденькая медсестра эту резиновую трубку метра полтора длиной и говорит тоненьким голосочком: – Глотайте больной. Как проглотите – зовите…., – и ушла.

Я товарищам подмигнул, беру ножницы и отрезаю от трубки два кусочка по двадцать сантиметров и один вставляю в задницу, между ягодиц, а второй беру в рот и гнусавым голосом кричу: – Сестра, сестра….

Забегает медсестра в палату: – Ну, что проглотили?

Я ей говорю: – Да… Только я проглотил, а у меня трубка из задницы выпала, – и откидываю одеяло и показываю конец трубки торчащей как будто из очка.

Как она испугалась. Побледнела. Схватилась ладошками за щёки и как заверещит: – Татьяна Владимировна, Татьяна Владимировна….

Прибегает эта старшина в юбке, а медсестра тычет пальчиком мне в задницу и чуть не плачет: – Вот, Татьяна Владимировна, он проглотил, а оттуда второй конец высунулся. Что делать, я не знаю?

Татьяна Владимировна сурово посмотрела на мою задницу, потом на медсестру и изрекла: – Дура! Чему только вас там учат в институте? Какова длина кишечника?

– Четыре метра, – прохныкала медсестра, поняв свой прокол, а Татьяна Владимировна резким рывком выдернула короткий отрезок трубки из ягодиц.

– А вам больной, за порчу медицинского имущества и за неуместные шутки я лично сама поставлю клизму.

– Блин, парни, я после той клизмы не срал трое суток…., – все живо рассмеялись, а из-за спин донёсся страдающий голос.

– Валера, а когда в жопу ствол совать – сейчас или в воде? – Все опять засмеялись, а из ручья продолжали страдать, – смеётесь, сволочи…., ну смейтесь, смейтесь…. Оооооо…, блин как они так трахаются? Валера, так я сажусь? Ой блин, оййййй… как будто в жопу сосульку засунули….

Бызов замолчал и все быстро, с любопытством оглянулись на происходящее действо и тихо заржали. В ручье, расшеперившись, в полусогнутом состоянии стоял Бызов, направив задницу с торчавшим из очка пистолетом против течения. Стоял и, завернув голову под немыслимым углом, пытался отслеживать процесс.

– Ну что – сколько мне тут стоять?

– Ты то сам что чувствуешь? Полоскается там….

– Что, что? Холод чувствую там. Что делать дальше-то…?

– Теперь выходишь из воды и садишься в кустах и выливаешь воду из кишки, а потом снова в ручей. И так три раза.

– УУУуууууу…..

У ручья задержались на гораздо большее время. Долго провозился Бызов, потом помылись остальные и заодно пообедали. В это время Скачков, поколдовав над картой, ушёл с Кривовым в разведку вверх по ручью. Сказали что там, в пяти километрах деревня есть. Вот туда и ушли. А вернулись они не одни, а с двумя пленными и явно не мирными сельчанами. У пленных были связаны руки и разбиты рожи, а на плече Скачкова и Кривова висели трофейные автоматы. И ещё у Кривова в пол лица был хороший синяк.

– Во…, принимайте пополнение, – Скачков толкнул обоих контрас и те упав, послушно ткнулись лицами в землю.

– Ни хрена себе, где это вы их?

– Да к деревне ходили. Точно она там есть, небольшая такая и аккуратная, но там контрас обосновался, а эти как на грех на нас наткнулись. Пришлось пободаться и взять в плен.

– И что теперь с ними делать будем? – Задал наивный вопрос Алёхин и с любопытством присел около лежащих пленных и остальные тоже сгрудились тут же, со здоровым, военным любопытством, рассматривая первых в своей жизни пленных.

– Что, что? Если бы деревня была не занята контрас, то пошли бы дальше. А раз она занята – нужен проводник.

– А на хрен он нам нужен? – Задал вопрос Свиридов и удивлённо посмотрел на Скачкова, – ты и сам, Валера, вроде бы неплохо ведёшь. Кончить их и всё, а то морока одна с ними будет.

Скачков внимательно посмотрел на говорившего и нехорошо усмехнулся: – Ну что ж… Как говорится в армии – Инициатива – трахает инициатора. Бери и кончай их. Только в кусты заведи. Чтоб не на людях…

– Ты чё…? Ты чё…? Почему я? – Вскинулся Свиридов, даже вспотев от неожиданного такого предложения.

– Ты предложил – ты и кончай. Чего ты сразу в сторону уходишь? Мне что ли вместо тебя на душу грех брать? Сейчас прикажу и попробуй не выполнить приказ, – вдруг озлился Скачков.

– Тихо, тихо, парни. Вы что? – Вмешался Кривов, – Валера, хорош. Остынь. А если у тебя, Игорь, соображалка не работает – то помолчи. В деревне лагерем стоят контрас и где у них посты стоят и насколько они контролируют тут территорию – неизвестно. А они нас тихо проведут мимо. Секёшь…?

– Ну, уж и сказать ничего нельзя…, – вынужден был признать свою неправоту Свиридов, уходя сразу в сторону от греха подальше.

Скачков тоже, также быстро остыв от вспышки злости, и недовольно пробурчал, отдавая приказ: – Ладно, проехали. Подымайте их. Сейчас допрашивать будем.

С пленными пришлось повозиться. Сначала выяснился печальный факт, что единственный кто знал испанских язык, и то только в пределах ресторанно-магазинного диалога, был сам Скачков. Он знал ещё испанский мат, знал кучу других слов, предложений питейного и сексуального характера, но все они к допросу военнопленных категорически не подходили. Ну, за исключением матерных.

Прекратив бессмысленные попытки добиться хоть какого-нибудь понимания, Скачков зло рассмеялся: – Вот, чёрт побери. Сейчас бы мне выпить хорошо вместе с ними – вот тогда и без переводчика друг друга поняли. А так остаётся только один путь, как завещал нам Владимир Ильич Ленин – Бить, бить и ещё раз бить…. Начнём вот с этого, по моему он готов к общению. Кто желает начать?

В круг выскочил Бызов и азартно потёр ладонями: – Дайка я начну…

Но через минуту бесплодного топтания перед пленным, сконфузливо отошёл в сторону: – Чёрт, чего-то не могу…, есть желание, но нет злости…

Скачков вопросительно посмотрел на остальных, но те отводили взгляд, явно не желая сделать даже попытку «поговорить с пленным по душам».

– Ну что вы, парни? – Сокрушился Скачков, поняв, что грязную работу придётся делать ему, – я ведь тоже нормальный офицер, а не гестаповец какой-то….

– Давай, давай, Валера, – проникновенно заговорил Поташников, – ты хоть и артиллерийский, но всё-таки разведчик. Вот тебе и флаг в руки.

– Ладно…, ладно… Я вам это ещё припомню… Я вас ещё тоже замараю, – мстительно пообещал Скачков и повернулся к пленным, которые поняли, что их сейчас будут бить и бить больно, и по всем частям тела, и возможно по яйцам тоже…. И тот, которого собирались бить первым, пронзительно заверещал, соглашаясь уже на всё, но было поздно и сокрушительный удар в солнечное сплетение оборвал крик.

– Тихо, тихо, чего ты орёшь? – Скачков подхватил захлебнувшегося от боли тело контрас и прислонил его к дереву. Но тут стал орать и биться в корчах второй и его пришлось тоже утихомирить хлёстким ударом ноги по почкам.

– А этот чего орал? – Снегирёв мотнул головой на второго. – Тоже согласен давать показание?

– Да звиздарастил нас….

Дальше всё пошло вообще хорошо, отдышавшемуся первому ткнули под нос карту и он от страха, весьма толково, стал тыкать и водить пальцем по бумажному листу сплошь зелёного цвета, показывая, как можно обойти отряд контрас и не засветиться. Для контроля сунули карту и второму, но тот снова стал ругаться и бессильно биться в путах.

– Ну что ж, всё теперь ясно. – Удовлетворённо выпрямился Скачков, складывая карту, – собираемся и выходим. Нам до вечера надо обойти деревню и подальше уйти отсюда.

– Ну, а этого надо кончать. Вот теперь спрашиваю – Кто? – Скачков насмешливым взглядом обвёл товарищей, которые мигом отвернулись и все вдруг старательно углубились в обстоятельные сборы к следующему переходу.

– Александр Иванович, ты ж у нас самый боевик – больше всех вальнул. Да один. Может счёт хочешь увеличить? -

– Нееее…, – заблеял испуганно Поташников и тут же вывернулся, – я то как раз счёт и открыл… И он у меня есть…

Все остальные тоже ушли в глухую оборону и не захотели пачкаться.

– Суки, вы ребята. Всё на меня свалили. – Удручённо констатировал Скачков, – и ответственность за эту задачу, и чистенькими хотите остаться…. Ладно, сделаю… Хоть никогда этим и не занимался, но блядь – никто морду не отворачивает. Смотрите. А этому глаза завяжите, он нам как проводник нужен, а не как сумасшедший.

Проводнику быстро замотали тряпкой глаза. Все побледнели и даже как-то осунулись. У Скачкова лихорадочно блестели глаза и он нервно то вытягивал нож из ножен, то с тихим стуком загонял его обратно. Одно дело в бою, в рукопашной схватке, а тут надо было хладнокровно зарезать связанного человека, хоть и врага. А тот поняв, что его сейчас убьют, тоскливо о чём-то своём заскулил, засучив по земле ногами. Нет, он не просил пощады, не вымаливал её, наверно быстро молился богу или прощался с этим миром, невразумительно бормоча и проглатывая половину слов. А когда понял, что русский решился, мгновенно покрылся обильным потом, посерел и глаза стали выкатывать из орбит в ожидании боли и смерти.

У Скачкова мелькнуло мимолётная мысль – Что надо бы было сунуть ему в рот кляп и поднять на ноги, а то неудобно было наносить удар ножом лежачему. Накрыл грязной ладонью рот и, ещё успев ощутить исходящий от врага кислый запах страха, ударил ножом в область сердца.

От неопытности, не полной решимости и неуверенности, удар оказался гораздо слабее, чем нужно, да и Скачков промахнулся мимо сердца и тело контрас сильно выгнулось и забилось под рукой старшего лейтенанта, что мгновенно заставило чисто рефлекторно отпрыгнуть от убиваемого с окровавленным ножом в руке. Стоявшие чуть в сторонке остальные отреагировали на происходящее каждый по-своему. Свиридов выкатил глаза и позеленел от увиденного, а Поташникова бурно и мгновенно вывернуло, а глядя на него, побледнел ещё сильнее и блеванул и Снегирёв. Алёхин, как лишившиеся невинности девочка, мигом закрыл лицо ладонями. Остальные тоже, хоть и не отвернулись, выглядели не лучше, обильно потея и нервно подрагивая телом. Проводник же, услышав и поняв, что убивают напарника просто обоссался, стоя на коленях.

Скачков секунд десять стоял и смотрел на бьющееся тело на земле, потом сорвался с места и вновь кинулся на жертву и с силой ударил ножом в солнечное сплетение, погрузив нож по самую рукоятку и контрас неистово заорал на все джунгли. А Скачков в ожесточении, желая прекратить этот дикий крик, выдернул нож и ударил им в горло. Крик оборвался, послышался жуткий хрип, сип и ещё более страшное бульканье где-то там…, в глубине горла. Тело несколько раз с силой выгнулось, становясь почти на классический мостик, отбросив Скачкова в сторону и опало. Контрас наконец-то умер. Скачков, весь забрызганный кровью, сидел на заднице и очумело смотрел на мёртвое тело, а рядом с ним обессилено опустился Поташников, от которого кисло и противно несло рвотой.

Минут пять на берегу ручья стояла тишина, прерываемая только всхлипыванием второго пленного, лежащего на боку на земле. Остальные постепенно пришли в себя и слепо копошились около своих рюкзаков, даже не понимая, что они делают. Первым в себя пришёл Скачков, брезгливо осмотрел окровавленные руки, нож и обмундирование и скомандовал срывающимся голосом: – Пошли отсюда, куда подальше….

– А его как….? – Кивнул капитан Цветков на труп.

Старший лейтенант махнул в безнадёге рукой: – Ему уже всё равно…, пусть так и лежит…

– Пошли отсюда, лучше себя в порядок приведём.

Отойдя метров на двести по ручью вверх, они снова остановились на крохотной полянке. Мигом все разделись и, несмотря на холодную воду полезли в маленькую заводь и стали усиленно смывать с себя пот и следы рвоты. А Скачков пока не посинел всё мылился и мылился, стараясь смыть с себя мифические следы крови. Он её смыл давно, но ему всё казалось, что она ещё присутствует у него на руках.

Ушли они оттуда часа через два и до темноты без приключений сумели по большой дуге обойти деревню с лагерем контрас и уйти от неё километров на десять. Если раньше они шли по тропическому лесу и с интересом разглядывали и впитывали в себя экзотику, обсуждая увиденное. То сейчас шли молча, потрясённые произошедшим. Каждый из них много раз видел в кино и по телевизору, как на экране герои легко убивали врагов и после даже не парились от киношной смерти. И даже утренняя смерть Никитина так сильно не потрясла их. Никитин погиб в бою, когда они сами дрались и убивали в запале, накаченные адреналином. А вот смерть связанного врага, яркая, вещественная, мучительная, от неопытности убиваемого – она сильно потрясла. Конечно, они были военными, офицерами и само собой подразумевалось, что в случаи войны они будут убивать, но эта смерть врага виделась «чистой», почти благородной миссией, избавляющей родную землю от оккупанта. А тут «грязь», кровь, блевотина, неумелось, некрасивость в неприглядной стороне войны. И самое главное. Как только проводник выполнит свою задачу – ведь его тоже придётся убирать по-тихому. И придётся кому-то это делать. Не всё же, действительно, Скачкову брать на себя. И почти каждый, глядя в мокрую от пота спину проводника и прокручивая страшные картины смерти контрас, уже хладнокровно прикидывал – как его завалить с одного удара и не запачкаться кровью. У Бызова, то ли от нервного потрясения, то ли от проведённого промывания прямой кишки в полевых условиях, срачка прекратилась, но очень здорово хотелась жрать.

Скачков тоже переживал, но по другому поводу. Он не парился от самого факта, что он, своей рукой убил безоружного человека. Перед ним был враг, и если бы наоборот он, старший лейтенант Скачков, попал в плен и этому контрасу пришлось его убивать, то он его убил бы, без всяких переживаний. Убил бы со смехуёчками, красуясь перед своими товарищами. Убил бы страшно, только для того чтобы враг подольше помучился.

Старший лейтенант переживал, что убил вот так – неумело и коряво, боясь, что этим в какой-то степени деморализовал товарищей и как командир группы потерял часть доверия. И боялся, что когда придёт время убивать проводника, у него самого просто не поднимется рука, а остальные активно воспротивятся повторному убийству.

Но всё сложилось удачно. А для Скачкова вдвойне удачно и если не шедший на два шага впереди проводник, то смерть настигла самого старшего лейтенанта. То ли потревожили змею, то ли довольно бесцеремонно вторглись в её жизненное пространство, но полутораметровая змеюка стремительно атаковала проводника с широкой и низко стелящееся ветви, когда тот слегка пригнулся, проходя под ней. Змея мелькнула в воздухе серой молнией и впилась неестественно широко раскрытой пастью в затылок пленному. Укусив, змея свалилась в густую траву и стремительно заскользила прочь, но уйти не успела, как несколькими, чересчур мощными ударами мачетки была порублена на несколько кусков. Проводник тонко и пронзительно заверещал, схватившись руками за шею, и закрутился на месте.

Расправившись со змеёй, Скачков и подоспевший Кривов, накинулись на проводника, сбили его с ног и зажали рот, после чего сноровисто засунули ему кляп и стали быстро вязать руки и ноги. Связанного подтащили к толстому дерева, откуда свалилась змея и посадили, оперев спиной на шершавый ствол и стали разглядывать останки змеи. Специалистов, что это за тварь не нашлось, но все сошлись в едином мнении – раз атаковала и укусила, значит ядовитая. Да и весь обречённый вид контраса, бегущие слёзы из глаз, подтверждали правильный вывод.

Поняв, что действие яда уже начало сказываться, Скачков распорядился: – Пошли отсюда, нам больше потрясений на сегодня хватит, а этот и так сдохнет…., – и группа скорым шагом направилась в глубь леса.

Через час остановились на вершине невысокого холма, где лес был не такой густой и что очень бодрило – тянул неплохой сквознячок. Да и присутствовала приличных размеров выемка, в которой можно было с комфортом расположиться всем и разложить небольшой костёрчик и поужинать горячим. И для наблюдения за путями подхода тоже было очень удобное место, тем более, что было полнолуние и через час должна взойти луна. Все устали как собаки, поэтому особо не шарахались. Быстро сготовили ужин из сухпайков. Произвели боевой расчёт по охране и обороне места ночлега и завалились спать. Но долго заснуть не могли. Если на марше не особо было времени думать и всегда чья-то спина маячила перед тобой, то сейчас каждый остался наедине с самим собой и главное с джунглями, которые только ночью и жили полнокровной и кровожадной жизнью. Днём то тропический лес тоже не выглядел безжизненным и пустым, но вот ночью…. Конечно, может быть во времена конкистадоров ночную тишину могли разрывать кровожадные рыки, мяуканье и визги крупных хищников, какие они могли тут существовать в те времена. И сейчас были тоже и непонятные крики явно нечеловеческого происхождения, вопли и визги, подозрительные шуршание в ближайших кустах, активный треск веток и даже ломанье их в глубине чащи, но всё это не тянуло на крупных и опасных хищников, а даже успокаивало. Раз они непринуждённо там суетятся – то других людей тут нет и сами так затаились, что их тоже не ощущают. По крайней мере не ощущают, как опасность. Но ещё было ярко впечатление от змеюки, укусившей проводника и люди, впервые оказавшиеся в настоящих ночных джунглях, не могли так сразу заснуть, даже несмотря на усталость. И москиты. Днём их почти и не было или их не замечали. То сейчас над каждым лежащим человеком скопились тучи мелких и злобных москитов. Их было так много и так мощно зудели в полуметре от лежащего, что невольно можно было ожидать – сейчас они одновременно схватят и утащат куда-нибудь, после чего спокойно выпьют всю кровь до капельки. Но, слава богу, и спасибо Скачкову, Дэта надёжно защищала людей от такого посягательства.

Первым стояли на охране Скачков и Бызов. Если старший лейтенант, прошедший ночные джунгли на Кубе, почти не обращал внимание на ночную жизнь, то Бызов первый час вздрагивал от каждого хруста в кустах, от чересчур громких звуков, доносящихся из таинственных глубин леса, пристально до боли в глазах смотрел на каждое место шуршания травы, помня о змеях и жутко переживая каждый шорох, настороженно следил за рваным полётом ярких с кулак светляков, летающих в кустах. Опасался москитов, грозно зудящих над головой и терпеливо ожидающих, когда кончится действие антикомарина. Но и он скоро привык и теперь думал о завтрашнем дне. О переходе границы и главное о бое с зелёными беретами. То что Скачков ведёт группу правильно и уверено, уже не вызывало сомнение и то что он сказал, что завтра выйдут к пограничной реке тоже никто не сомневался. И завтра в это время, вполне возможно его уже не будет в живых или наоборот – будет живой….!? Тут он терялся. Страха уже не было и он, где-то чисто психологически смирился с тем, что будет. Ну…, убьют… Хорошо это или Плохо? Тут наверно, как убьют… В бою, в атаке… Главное, чтоб сам не успел понять – что звиздец. Нет… понять может и надо, но чтоб быстро. А если ранят и будешь валяться с оторванными яйцами или раздробленной ногой и исходить криком от боли? Или ранят и возьмут в плен? Ведь пытать будут и не поверят, что ничего не знаю…. Не…, пусть лучше убьют… Жалко, конечно, вот завтра меня убьют, а вот это дерево будет продолжать стоять и также будет шуметь Москва и Ирка, блин, с которой не успел трахнуться и думал сделать после командировки… Так и будет шарахаться по ресторанам, ну поахает удивлённо и сочувственно, узнав о его смерти и найдёт другого… А ведь хочется вернуться…. Даже вот впечатлений от этого сегодняшнего дня за глаза хватит на всю оставшуюся жизнь. А ведь по сути дела ещё толком и не жил и если оглянуться назад и нечего вспомнить. Рестораны, блядки, размеренная служба в штабе и нечем гордится. А вот эта командировка… Не…, определённо – останусь живым и если выполним задание и вернёмся – надо что-то в жизни менять.

Примерно такие же мысли бродили и у других. Думали о смерти, но больше думали о жизни. После того, как выполнив задание, вернутся в Союз и как будут жить дальше. Как это не странно, но даже у недалёкого и легкомысленного Свиридова впервые в голове закрутились серьёзные мысли о будущем. Но, помыслив в общем и ни о чём, он их отбросил – А потом…. Вот вернёмся, тогда и буду решать. А то ещё сглазить можно….

Поташников окунулся в воспоминания, в которых он был рядом с любимыми дочками и женой и вскоре все мысли переключил на себя, на завтрашний бой – Самое главное завтра не зассать…, не подвести парней… Я завтра должен показать себя….

Кривов, Алёхин, Цветков, Снегирёв – перед ними тоже вставало ЗАВТРА и главное это ЗАВТРА пережить. Сделать это ЗАВТРА, чтобы потом не стыдно было идти в ПОСЛЕЗАВТРА и не просто идти, но и гордится, что ты это прошёл – ты это сделал…..

Ночь прошла без происшествий и поднялись рано. Без особого аппетита позавтракали разогретыми консервами, а когда стали пить чай, приготовленный на крохотном костерке, Снегирёв задал волнующий всех вопрос.

– Валера, ну и что? Как будем действовать дальше? Граница, как ты вчера сказал, тут в нескольких километрах….

Скачков неторопливо сделал пару глотков и оглядел насторожившихся товарищей: – Я и сам хотел после чая сказать, как будем действовать, но ты опередил. Значит вот такие мои мысли.

Старший лейтенант достал карту и все сразу же придвинулись к нему. Скачков тоненькой веточкой ткнул в карту: – Вот здесь мы сейчас находимся. Вот граница и здесь у этого брода через пограничную реку… Тут видите развалины обозначены… Здесь находится пост никарагуанских пограничников. Про него мне кубинцы рассказали. По идее на той стороне тоже должен быть пограничный пост гондурасовцев, но кубинцы этого не знают….

– А с чего ты решил, что мы находимся вот здесь? – Перебил Скачкова Свиридов, нетерпеливо высказал мучавшее его сомнения и начал тыкать пальцем, – а не вот здесь…, или вот здесь…?

Скачков в ухмылке оскалил зубы: – То-то смотрю ты Игорь и Алексей нездорово наблюдаете за мной, когда я карту смотрю. Что, надеялись заблужусь? А я то думаю, что это они так сразу согласились идти? А вот хер вам….

– Ну что ты сразу в бутылку полез? Да, были сомнения. И что тут такого? – Пришёл на помощь невыдержанному товарищу Бызов. – У меня, у самого сейчас сомнения нет, в том что ведёшь правильно, но блин до жути интересно, как ты ориентировался здесь? Да ещё так уверенно говоришь – Вот тут…, в нескольких километрах пограничный пост. Я тоже сейчас с холма поглядел и никаких признаков цивилизации даже в упор не обнаружил.

– Хорошо, сейчас объясню, но сначала расскажу, как вижу дальнейшие наши действия, а потом давайте поговорим откровенно. Чтоб у нас за спиной все сомнения остались и все были нацелены на выполнение задачи. Значит, на чём я остановился? А.., на погранцах. Тут до них около трёх километров, поэтому двигаемся очень тихо и ничем не выдаём своего присутствия. Подойдём к посту, посмотрим и думаю что там…, недалеко от них и пересекём реку. Где у них посты скрытного наблюдения – не знаю, а у поста они наверно не так бдительно службу несут. Переходим и тут до базы америкосов чуть меньше двадцати километров относительно открытой местности. К обеду будем там. В чём наше преимущество? Судя по карте, их база находится в котловине, между холмами и мы с вершин холмов будем иметь хороший обзор и видеть, что у них там происходит. Случаев нападения на базы контрас на территории Гондураса не было, поэтому они должны себя там чувствовать в относительной безопасности и охрана наверняка тоже чисто номинальная. Но всё это мы должны до темноты разведать, в том числе, где располагаются зелёные береты и выработать детальный план нападения. Атакуем на рассвете. Ну, в общем, вот такой примерный план. Всё уточнять будем по ходу. Вопросы есть?

– Да, и очень тупой, – взглянул на Скачкова Цветков, – А если их там не будет? Зелёноберетчиков…. Ушли раньше, или вообще не пришли и всё это туфта, или ещё смешнее мы не к той базе пришли… Что тогда делаем?

Хмм…., – озадачено хмыкнул Скачков и засмеялся, засмеялись и остальные, – да это будет смешно и по-русски. Мне тут как раз перед сборами анекдот рассказали – Почему мы выиграли у немцев войну. Вот как ты, Слава, спросил, прямо как в анекдоте. Немецкая разведка узнаёт, что русские завтра в 11 часов дня, на таком-то участке фронта предпримут наступление. Немцы перекидывают туда все свои подкрепления и ждут. А русские, как всегда это бывает, сначала банально проспали, когда проснулись и двинулись вперёд, то сразу же заблудились и даже не заметили, как перешли линию фронта, откуда немцы сняли войска и перекинули к месту наступления русских. Только в двенадцать часов дня русские поняли, что заблудились и повернули обратно и вышли в тыл к немцам в том месте, где их совсем не ждали и вдребезги расхерачили их. Вот так мы и выиграли войну.

Когда все сдержанно отсмеялись, Скачков продолжил: – И такой вариант может быть. Всё равно атакуем, берём базу и разбираемся – Где американцы? И есть ли они вообще в природе? Если информация нулевая – уходим обратно. Во всех остальных случаях – действуем по обстоятельствам…

– Тогда ещё один тупой вопрос, – гнул свою линию Цветков, – я так понимаю, действовать надо быстро. Как мы правду будем узнавать, если тут ни один, в том числе и ты, испанского не знает?

– Хороший вопрос и такой же ответ. Когда пальцы или яйца в косяк зажимаются – все языки мира сразу понимать начинаешь и даже говорить на них начинаешь без акцента. А уж какая толковость появляется и говорить не буду. Главное чтоб там были двери с косяками… Дотолкуемся…

– Да, судя по тому, как ты резал этого несчастного партизана, пытка будет варварской, но успешной, только мне заранее уже жалко становится, даже хоть он и враг, – Цветков это произнёс задумчиво и непонятно: то ли он осуждал сказанное Скачковым, то ли одобрял или констатировал сам факт такого допроса.

– Главное не блевануть, – Скачкова болезненно задело замечание про партизана, но он постарался высказаться бордо и теперь скучливо поморщились Поташников и Снегирёв, – есть ещё какие-то сомнения?

Сомнения ещё были и они озвучились совсем с неожиданной стороны. Со стороны Кривова: – Валера, только без обид. Если бы Игорь и другие не стали задавать вопросы, я бы тоже промолчал, но у меня тоже создалось впечатление, чересчур ты уверенно нас ведёшь… Ты был уже здесь? Это первый вопрос и не ГРУшник ты случаем, засланный в наши ряды? Это второй вопрос. Как бы перед делом хотелось бы ясности.

– Во блин… Вот это удивили меня… Я теперь даже не знаю, как и что ответить, – Скачков удивлённо и одновременно зло закрутил головой, похолодев лицом, – а какая разница – Кто я такой? Мы что лучше станем действовать, если я признаюсь – Да, я майор ГРУ Сидоров Иван Иванович и тут знаю каждый камень. Или наоборот – Я и есть Скачков с Кубы и ни хрена тут не знаю…, но я вас приведу туда куда надо. Что это поменяет?

– Ты Свиридов первый начал вопросы задавать, вот с тебя и начну, – Старший лейтенант резко обратился к капитану, – ты за кем пойдёшь – За старшим лейтенантом или майором? И вообще пойдёшь ли?

– Ты чего, Валера, спросить что ли нельзя? Пошёл же уже…, за старш…., за тобой. – Пошёл на попятную Свиридов и все разом загомонили. Яростней всех стал ругаться Поташников, вдруг встав на защиту Скачкова.

– Чего расшеперились…? Всё так нормально шло и какая вам разница….? Ведёт и ведёт. Ведёт уверенно. Задевает вас, что ли это. Да, я блеванул…, да зассал. А вот он не зассал, не зассал и руки запачкать…, в отличие от нас. Я что-то не помню, чтобы он себя наяривал в старшие над нами. Мы его выбрали и по-моему ещё ни одного прокола с его стороны не было. Чего тогда разбираться? Ты сам Кривов оплошал, хоть и толковым выглядишь. Как так радиостанцию забыть? Сидел бы и молчал в тряпочку… Валера, ты не играй желваками, если они не пойдут – я с тобой пойду….

– Да, забыл…., – ответно окрысился Кривов на эмоциональную тираду Поташникова, – и никто тут не зассал. И тебя, Александр Иванович, никто и ни в чём не обвиняет и нечего тут самобичеванием заниматься. Все мы тут такие…

– Ладно.., ладно…, ребята, – оборвал Скачков разгорячившихся товарищей, – хорош спорить, а то ещё передерёмся. Отвечу я вам честно и всё сразу забудем. Времени у нас нет… Никакой я не ГРУшник, это вы должны сразу просечь. И правильно тут, Александр Иванович, говорил – вы меня сами выбрали. Это раз. Ну, как я ликвидировал контраса – вы видели сами. Чего тут говорить – неумело, грязно… Это два. Если бы я был крутым спецназовцем…., ну наверно, по-другому всё было. А ориентируюсь вот так уверенно… Так в отличии от всех вас, я артиллерист и обязан лучше вас пехоты читать карту и ориентироваться на местности. Во-первых, как артиллерист, глядя на карту, я и местность представляю зримо, как будто сверху смотрю. И как артиллерист обязан прямо чувствовать всеми фибрами артиллерийской души любое направления. Вот есть в артиллерии такое понятие – Основное Направление. Или – Развернуть батарею в Основном Направлении. Это очень важно для артиллериста – развернуть батарею с ходу в Основном Направлении с ошибкой плюс-минус 2-00. Поэтому мне не нужны такие ориентиры, как – вершина горы…, или одинокое дерево на горизонте…. Научили меня на занятиях и учениях чувствовать эти направления, поэтому и веду так уверенно. В пехоте этого нету – «яйца» нарисовал и плевать, что ошибся триста метров вправо, четыреста влево и сто назад. В артиллерии другие критерии точности. Вот вам и непонятно. Фууууу… Ну что – Снимаем вопрос? Или обсуждаем дальше?

….Через пятнадцать минут они начали спускаться с вершины холма, а ещё через пятнадцать минут, Скачков шедший как всегда впереди группы, нос к носу столкнулся с контрас, неожиданно вышедшим из зарослей. За ним виднелись вооружённые соратники и обе группы замерли в секундной растерянности. Но уже через секунду одновременно кинулись друг на друга и среди зарослей закипела яростная резня….