Читать книгу Живец. Хитрец. Ловец - Борис Георгиев - Страница 9

Передать не могу, с каким чувством ступил на твёрдую землю после недельной болтанки. Старина Фокс тот ещё моряк, временами мне казалось, отправит нас прямым курсом на дно вместе с «Летучей рыбой». Чуть что: «Всевидящий Наставник, вразуми безнюхого, где мы?» Хорош навигатор, нечего сказать. Но что-то дельное толмач ему насвистывал в ухо; как иначе этот пентюх исхитрился бы привести ворованное корыто прямиком куда надо? В день седьмой, справляя за борт малую нужду при свете восходящего Арбора, я приметил прямо по курсу три горные вершины и взревел на радостях:

– Фокс! Фокс, твою собачью душу рыбам на завтрак! Вот же она, Трезубая!

– Слава Наставникам! – отозвался мой капитан и вознёс молитву, ткнувшись лбом в рулевое колесо.

Право слово, захотелось дать ему промеж ушей, но я сдержался. Добрый он кинод, спокойный, не злопамятный, отвесишь такому подзатыльник – совесть замучает. Первый абориген Киноды, увидевший во мне не говорящую макаку и не добычу, но существо одушевлённое и разумное. Имеющие уши равны перед Наставниками, так в Наставлениях писано.

Пробовал я читать Наставления – ничего интересного: что-то вроде инструкции к толмачу. Если отжать воду, получится: «Спрашивай, и тебе ответят». Это я и сам уже понял: а как иначе бы читал Книгу, не зная ни единой кинодской буквы? Удобная штука толмач: глянешь на страницу, спросишь, что написано, и он па-ашёл чесать прямо по тексту не хуже киберчтеца, и не просто так, а художественно, с выражением. Не Наставления, конечно, и без них от качки в глазах зелено; были в Книге главы куда более интересные – о сотворении мира и происхождении всего живого, об изначальной порочности фелид, о войнах за святые угодья, о великом исходе кинодов на острова и грядущем возвращении, о представлении щенков Наставникам и про их, Наставников, святую суть… Честно говоря, ничего путного я не вычитал из главы о сути толмачей, туманно была написана, а может, перевод подкачал. Дважды за неё брался, взялся бы и в третий раз, но пришлось стоять вахту. Сменившись, одно успел: справить за борт малую нужду – тут же и увидел Трезубую гору. Стало не до чтения. Высадка – дело ответственное и непростое, когда судёнышком управляет такой капитан, как брат мой Фокс Терье.

– Фокс, сучий потрох, пропорем днище! Ах ты!..

– Святые угодь!.. Я-а! Всезнающий настав… Вразуми, как заглуши…

– Перекрой горючку, собака! Фокс! А, он и так заглох.

– Слава Настав… Ик!

– Прыгай! Прыгай, я тебе говорю!

«Коленом. Под толстый кинодский зад».

– Ай! Святы…

– Потом помолишься, лови конец! Тяни же, ты!.. Руки-крюки…

Обошлось. Толчком меня сбило с ног, «Летучая рыба» легла на брюхо. Я перебрался через борт, спрыгнул. Под ногами заскрипела мокрая галька, накатила волна – по щиколотку, – отхлынула. Первую мысль – повезло, в бухту вошли с приливом, – тут же сменила другая – как будем катер снимать с мели, если не получится взобраться на скалы? И тут я осознал: земля под ногами, Фокс не пустил нас ко дну, привёл, сукин сын, к берегу.

– Задница толстая, тугая на оба уха, – нежно сказал я Фоксу. – Славь своего Наставника, что не утопил нас на мелком месте. Если бы утопил, я веслом его в ухо тебе затолкал бы до самых кишок и дальше. Я бы…

Что ещё я ему тогда наговорил на радостях, не помню. Нёс, не заботясь, переведёт толмач или нет, при этом оглядывал скалы, прикидывал: «Взобраться – думать нечего. Кажется, есть проход вдоль берега справа по мелководью. Спешить некуда, прилив кончается, разгрузимся, осмотримся. Авось, не придётся лодку спихивать. В море больше не хочу. Плевать, если не тот остров, мне и тут нравится». Объективно говоря, ничего хорошего в доступной моему взору части острова не было. Мрачное место. Облепленные сопливо-зелёными водорослями скалы – отвесные, синие в мертвенном свете Кербера. Кончается время кинод, день Арбора короток – покажется светило над горизонтом и нырнёт снова. В бухту лучам не добраться, мешают скалы. «Светлее, чем на Земле в полнолуние, но…»

– Тише, Ёся!.. – громким шёпотом взмолился Фокс. Оказалось, я ещё не расстрелял боезапас, поднакопилось под языком глупостей.

«Чего он всполошился? Кончики ушей подёргиваются. Что за вой?»

– Перевод невозможен, – равнодушно ответил толмач.

– Дворня, – шепнул Фокс Терье и забормотал молитву: «Укрепи меня, Наставник, проповедь мою сделай понятною, вразуми непредставленных, силу дай моему голосу».

«Как же их вразумить, если они непредставленные?» – думал я, прислушиваясь. Выли со скал. Я не специалист по вою, но поручиться могу – в одну глотку выли.

– Сюда ему не добраться, – сказал я, чтобы что-то сказать. Согласитесь, жутковато на незнакомом берегу слушать вой и гадать, не по твою ли душу дерут глотку.

Фокс оставил мою реплику без внимания. Запрыгнул в катер, стал там ворча возиться. Я думал, он с перепугу, но миг – и храбрый миссионер предстал пред очи снова, исполненный борзости. Глаза его горели, шерсть на загривке топорщилась. Хлюпиком больше не выглядел; нос задрал, вытянулся, вид имел весьма значительный. В правой передней лапе книга.

– Прихватил бы лучше багор, – сказал я. – Или в каюте пошарь под койкой, там ломик.

Нет, не слышал меня брат Фокс и не слушал, готовился к встрече. Выскочил на берег, влез на плоский валун, замер, прижав книгу к груди обеими лапами. Слов его я не слышал, но что угодно готов поставить, даже честно заработанные у Мастини три тысячи реалов, брат мой обращался к Наставнику и тот не молчал тоже.

– Говорю, сюда ему не слезть, потому что… – начал я. Закончить не успел, понял, что ошибся.

Серая тень выскользнула из-за скалы, потом ещё одна и ещё. Их было много. Двигались бесшумно и на первый взгляд не показались мне крупными, должно быть потому, что на четырёх лапах. Миг, и серая шевелящаяся волна заполнила узкую полоску берега до самых скал. В нос мне ударил резкий запах псины. С такими мне на Киноде ещё не приходилось встречаться.

– Кто это? – спросил я, соображая: «К воде близко не подходят. Боятся? Запрыгнуть в лодку? А если не боятся? Ломиком не отмашусь».

– Стайны, – пояснил толмач.

«Толку от названия, – с досадой подумал я. – Сказал бы лучше, что делать». Я отступал вдоль борта. Накатила волна, ближний ко мне стайн попятился, зарычал, глядя снизу вверх. Здоровый, с телёнка ростом.

– Господин стайн, – начал я. – Мы прибыли к вам с ми…

Волна отступила. «Чихать ему, с чем мы прибыли. Сейчас бросится».

Я сам не заметил, как запрыгнул в катер. Будь у меня время поразмыслить, понял бы, что подобное действие лишь ненадолго отсрочит встречу. Отлив. Времени на раздумья не было. Я юркнул в каюту, нашарил под койкой ломик, вернулся к борту. Завидев у меня в руке палку, стайны пятились, тесня задних и щерясь. «Боятся. И воды тоже. Жуткие звери. Истинные собаки. Фокс дурак. Он этих бестий просвещать собирался? Попали мы…»

– Фокс! – позвал я.

Он проповедовал, прижимая к тощей груди книгу. Говорил жарко; в какой-то миг мне даже показалось, что стайны подвывают, отмечая концы периодов рычанием, но рано я обрадовался, не содержание проповеди на них подействовало, но самый звук голоса. Когда вдохновенный миссионер крикнул: «Внемлите, во мраке заблудшие!» – и воздел лапу с книгой, они на него кинулись.

Я пошевелиться не успел – Фокса спихнули с камня. Миг – и он скрылся с глаз, как брошенный в воду голыш. Тварь, наскочившая на него, тоже растворилась в копошении – дыбошёрстые загривки, уши, пасти – разбери-пойми, где кто в собачьей стае. Я и не разбирался.

– Собаки! – орал, переваливаясь через борт.

– Псы паршивые! – вопил, лупя своей железякой направо и налево.

– Перевод невозможен… Перевод невозможен… – тявкал в ухо толмач, но мне и не нужен был перевод. О чём говорить со стаей собак? Палка – лучший переводчик. Глупая это была затея, ещё глупее, чем проповедь брата Фокса. Пробился я к нему быстро. Получив по хребту ломиком, стайны пытались смешаться с толпой, теснили задних, поскуливали – и это действовало на ближних отрезвляюще. На ближних, но не на дальних. Они почуяли запах крови.

– Фокс! – кричал я, задыхаясь. Отмахал руки.

– Фокс, вставай!

Он меня уже не слышал.

Кроме двух или трёх бестий, рвавших тело, прочие отступили. Запах они чуяли, но приблизиться не решались. Безнадёжная затея – отгонять стаю от добычи. Ори хоть до хрипа. Устанут руки размахивать палкой – готово дело.

Те твари, что успели попробовать кровь на вкус, на крики не обращали внимания. Я примерился и огрел по тощему заду парня, рвавшего Фоксу горло. Не очень-то это образумило взбесившуюся собаку. Кровавая морда, шерсть слиплась, летят во все стороны тёмные брызги. Но теперь можно не бояться, что зацеплю брата Фокса. Получай! Удар толком не вышел. В последний миг пёс успел отвернуться и не по морде получил, а в плечо. Как он взвыл! На прочих вой побитого пса подействовал лучше палки, субчики, дорвавшиеся до миссионерского тела, порскнули прочь.

– И что теперь делать? – спросил я, мельком глянув на Фокса. Тут же понял – ответа от него не дождусь. Говорить с разорванным горлом…

– Ждать, – сказано было мне.

– Пошёл к чёрту! – огрызнулся я. Подумал: «Наставник. Твоими наставлениями чёрт знает куда дорога вымощена. Слушал брат Фокс и дослушался. Чего ждать? Вон они опять лезут».

Я не решался опустить руки. Плечи ныли. Понятно было – скоро я попросту выроню лом. Те из стайнов, кто посмелей, пригибаясь к земле и щетиня загривки, вперед двинулись. Я выбрал самого наглого, того, что прихрамывал. Кровавая морда.

– Ну подходи, подходи, – рычал я, примериваясь, как бы половчей махнуть, чтоб не одному ему досталось.

Что-то случилось – стая разом пришла в движение. Только что видел я оскаленные морды, и вдруг – бока, обросшие шерстью зады, мелкая галька фонтанами из-под лап… Что такое?

Я услышал свист, тявканье.

– Перевод невозможен, – устало сообщил толмач.

– Не можешь перевести, так молчи, – процедил я сквозь зубы, следя за странными эволюциями стаи. Она надвое расселась, словно бы для того, чтоб дать кому-то подойти к телу.

– Хорошо, – с готовностью согласился толмач. Я не сразу понял, что он нашёл хорошего в создавшемся положении. Мозги работали отвратно. Я торчал рядом с трупом, дурак дураком – с занесенной для удара железякой. Бить было некого, разве что себя самого наградить за сообразительность орденом подзатыльника.

Стайны вели себя так, будто хозяина учуяли. Он приближался; я слышал, как скрипит под его подошвами галька. Сначала натравил стаю, выждал, чтоб поймали, потом отозвал, чтоб не портили добычу. Я опустил руки, лом не бросил, а именно выронил – не слушались пальцы, – сделал два шага и рухнул на колени рядом с телом Фокса. Безнадёжно. С такими ранами не живут. Крови натекло… Да, брат, плохие советы дал тебе Наставник, думал я, аккуратно поворачивая отяжелевшую короткошёрстую голову, чтоб заглянуть в ухо. Будто прочтя мои мысли, шарик выскользнул оттуда, ртутной каплей протёк у меня между пальцев – стук! – по камню, – стук! стук! – запрыгал прочь, к морю, и в прихлынувшую волну шмыгнул. Мертвецу толмач не нужен.

– Сволочь ртутная! – выругался я. – Язвить твою душу!

– Кто сказал?! – пролаяли у меня за спиной.

Не честить надо было Наставника, а о своей душе подумать.

Я обернулся, шаря по гальке в поисках лома, и глянул на хозяина стайнов. Втайне надеялся – ну хоть на этот раз увижу человека! – но нет. Кинод. На задних лапах, одет. Борзый, чем-то похож на Хорта, только шерстистей и ростом пониже. Лома я не нашёл, нащупал книгу. Поднял и тут же бросил – промокла от крови. Хозяин стайнов подтявкивал, приближаясь. Видимо, раздавал псам своим указания. Толмач против обыкновения молчал. «А, ну да, я же сам приказал ему помалкивать, если не может перевести. Раньше надо было догадаться».

– Кто сказал?! – снова спросил вожак стаи, наклонившись над трупом.

Меня распирало от злости. Заорал: