Читать книгу Девять - Борис Херсонский - Страница 2

День меркнет. В набежавших тучах

сокрыты сонмы дев летучих.

Их интерьерные тела

венчают мощные крыла.

Валькирии, как санитарки

над полем боя. Их товарки

эринии, что месть вершат.

Но нет им дела до стишат.

О муза! Среди дев жестоких,

змееволосых, волооких,

грудастых – только ты нежна!

Жаль, мало ты кому нужна.

Летишь привольно над поэтом,

но лáвровый венок при этом

висит дамокловым мечом,

добро, когда не кирпичом.

Итак, рифмованные строки —

как зэки, что мотают сроки,

где рифмы – тачка и кирка,

баланда, что на вкус горька,

и ритм – решеткою тюремной

гремит стопою подъяремной,

а строфы – нары вдоль стены

кошмарной лирикой полны.

Бывали дни, гремела лира

о Ленине, о деле мира,

о сеялках и тракторах,

колхозных танцах и пирах,

стахановцах в подземных норах,

и гонораров пышный ворох

стучался громко в твой карман,

нетерпеливый графоман!

Где творчества дома? И где вы,

крупнолирические девы?

Оздоровительной возни

с поэтом не хотят они!

Где бедра? Где живот и ляжки?

Лежат на пенсии бедняжки.

На полке зубы между книг.

В ушах – романс «О дивный миг!»

О дивный миг! О сладкий крик!

Был музы санаторной лик

в порыве страсти запрокинут…

О дивный мир! Жаль, ты покинут,

не слышен лиры сладкий стон,

гремит попса со всех сторон.

И стихотворная реклама

звучит средь общего бедлама.

О муза! Ты жива, старушка.

Тебе – полушка, мне – полушка,

копейку сложим мы вдвоем,

и, выпив, что-нибудь споем.

Ну что ж! Не поминайте лихом!

Под старость обернулся психом

любимец муз. Смешон удел

того, кто эту песню спел.