Читать книгу Повесть о пережитом - Борис Христенко - Страница 14
Часть первая
Ночь под Рождество
Слово об отце
ОглавлениеО жестокости и дикости 1937 года написано достаточно. Расскажу только о судьбе кавэжединцев, к которым принадлежала наша семья. В Россию вернулось около 45 тысяч, если считать только работоспособных взрослых, а у каждого была семья, родители. Всего наберется около 150 тысяч. Всех пропустили через гигантскую мясорубку, рассчитанную на то, чтобы никто не остался живым. Тюрьмы, лагеря, ссылки, детские дома и приюты – все было «задействовано» и все отлично «работало». Потом, через 30 лет, те, кто случайно остался живым, и те, что умерли, были реабилитированы «ввиду отсутствия состава преступления» (!).
Как расправились с нашей семьей? Отца арестовали в июле 1937 года. Я приехал в Ташкент из Казани, еще не зная об этом. Дома застал одного Вовку. Обратил внимание, что вся комната до потолка завалена вещами. От брата узнал, что когда забирали отца, все его вещи сгрудили в нашу единственную комнату.
Отец
Ташкент. 1937
Развелась ли мать с отцом? Владимир ответить не мог.
А где она сейчас? На допросе, вызвали в НКВД. Но еще больше я удивился, когда через два часа после моего появления пришли и за мной. Вот так четко работала машина, в которой на ролях осведомителей были заняты тысячи людей. Кто-то из соседей доложил о моем приезде. Зачем меня вызывали, я догадался тогда, когда меня провели перед кабинетом следователя с открытой дверью. В кабинете лицом ко мне сидел отец. Он меня увидел, успел даже кивнуть мне.
Я остановился, но меня подтолкнули в спину, чтобы не задерживался, и выгнали из помещения. Вот и все. Для чего весь этот трюк был задуман, не понимаю до сих пор. Что-то хотел выжать из отца следователь-психолог? Или показать, что я тоже арестован? Не знаю.
Такой была моя последняя встреча с отцом. Навсегда запомнилось его спокойное лицо.
Вернулся я на Первомайскую, ждал мать до вечера. Она с допроса не вернулась. Взял у Вовки денег на обратную дорогу и в тот же вечер поездом поехал в Ашхабад. Думал встретить там друга по техникуму, который приехал вместе с нами из Харбина и был направлен работать в Ашхабад. Увы, его родители и он сам уже были «взяты». Под большим страхом об этом сказали мне соседи, тоже кавэжединцы, ожидавшие с минуты на минуту своей участи. Знали, что забирают всех. Семьями, подъездами, домами по специальным спискам. Никто не должен был остаться и уцелеть на воле.
Решил я в Ташкент не возвращаться. Пусть побегают за мной, я люблю приключения. В Казань мне все-таки надо было вернуться, забрать вещи. И пустился я в «вольные бега».
Мать арестовали весной 1938 года. Судили трибуналом. Отбыть свой срок «честно» не хватило у матери сил. Скосила ее пеллагра. Чтобы не увеличивать показатели смертности в ГУЛАГе, безнадежно больных «актируют», освобождают, чтобы они умирали на воле. Протянула наша мама до апреля 1946 года и умерла от истощения, слепая, одинокая, беспомощная.
У Владимира своя история. Забрали его разом с матерью. Посадили в следственный изолятор. По тем временам в камеру, рассчитанную на двадцать человек, заталкивали сто двадцать. А Вовке еще не было шестнадцати лет, и он «сломался». Элементарно сошел с ума.
Симуляция исключается: у тех врачей, что в тюрьмах, «дешевые» номера не проходят.
В конце 1937 года забрали соседей, живших рядом с мамой. Фамилия хозяина была Бударный. Поскольку забирали их всех сразу, они распорядились, чтобы их вещи и обстановку передали матери на ответственное хранение. Вместе с вещами отца в квартире образовался натуральный склад, повернуться было негде.
Тут на сцене появляется новая фигура – тетя Груня, сестра матери. Узнав, что отца посадили, она немедленно из Полтавы перебралась в Ташкент. Дождалась, когда посадили всех, и осталась хозяйкой всех вещей, оставленных двумя семьями. Покрутилась около года, дождалась, что Вовку, не вполне нормального, выпустили. Оформила опекунство над ним. Потом нашла мать где-то на пересылке и добилась от нее доверенности на все оставленное имущество, в том числе принадлежавшее Бударным. Быстренько организовала пару вместительных контейнеров и все добро вывезла в Полтаву. Вовка поехал с ней – куда ему деваться?
Мама
Ташкент. 1937
Брат Владимир
Ташкент. 1937
Много лет спустя на улице Первомайской рассказывали мне очевидцы про ловкость и изворотливость тети Груни. Захватив все наше и чужое добро, она день и ночь молилась своему Дьяволу, чтобы сдохли все, кому она должна. Как она надеялась!
Вернувшаяся в Ташкент полуживая и голодная мама не дождалась помощи от Груни, которая ждала ее смерти, чтобы остаться хозяйкой наших вещей. Сволочь, одним словом.
А так как я остался живым укором на ее совести, она в первый день нашей встречи накатала на меня «телегу» на имя начальника областного Управления внутренних дел: «Бежал из лагеря опасный человек…» Помотали мне нервы потом всякими проверками. Тогда это было просто. Удивительная старушенция! Исчадие ада под именем Агриппина Ивановна Коваль.
В 1941 году в Полтаву вошли немцы и хозяйничали там три года. Вовкин след потерялся.
Меня забрали 28 декабря 1937 года.
Так расправились с нашей семьей, подобрали подчистую.
Через сорок лет встретил я человека, который убедил меня, что Владимир жив, дал его адрес. Завязалась переписка. Мы готовились встретиться, но не успели. В 1981 году от сердечного приступа Владимир умер. Он похоронен в Америке, в городе Канзас-Сити, штат Миссури.
За окном рассвет, ночь воспоминаний кончилась. Наспех я рассказал историю жизни и смерти разных людей, когда-то носивших одну фамилию, живших одной семьей.