Читать книгу Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Конофальский - Страница 8

Глава 8

Оглавление

А с женой вдруг произошли перемены. Монахиня, что ли, её научила. Раньше была Элеонора Августа к нему спесива до брезгливости. А тут вдруг ласкова, и заботу свою ему всячески выказывала. Вышла во двор встречать супруга, лишь услыхав крики мальчишек, что господин едет, и пошла к нему сама, переваливаясь по-утиному и придерживая большой живот, когда он вылезал из кареты. И обниматься полезла. Бригитт в стороне стояла, едва улыбку сдерживая.

А жена стала сама слугами распоряжаться, да покрикивать на них взялась, прямо хозяйка имения:

– Не стойте столбами, олухи, несите господину воду, мыться. Одежду чистую. Еду… Мария, что там есть у тебя? Неси всё на стол!

– Ванну, – сказал Волков, обнимая жену не шибко крепко, – ванну принять хочу.

– Слышали? Петер, Матиас, носите воду, дрова, готовьте господину ванну. Эй, Гюнтер, ты новый лакей господина, где его вещи, второй день сидишь, бездельничаешь, отдал бы вещи господина прачке.

Всем работу нашла быстро. И сама дочь графа, изредка бросая косые взгляды на Бригитт, усадила его в кресло у стола, стала ему помогать снимать одежду. Виданное ли дело?! Точно её монахиня этому всему научила. А Волков уж и не знал, как быть. Всё это казалось ему таким странным, что лучше бы жена оставалась такой, как была раньше, злой да заносчивой. Ему так было бы привычнее.

Едва помыться успел, едва к трапезе приступил, как во дворе раздались крики. Мальчишки деревенские вбежали на двор и орали что было сил:

– Конники, конники приехали!

По началу, от усталости видно, он и понять не мог, о ком кричат, а потом вспомнил: это фон Реддернауф привёл свой полк. Доехал.

Встал, пошёл смотреть.

– Господин мой, куда же вы? – сердилась на это госпожа Эшбахта. – Только присели, вы же даже есть не начали!

Но он не мог не выйти. А когда вернулся, был уже с майором фон Реддернауфом, сказал жене:

– Госпожа моя, распорядитесь стол готовить, у нас будет двенадцать гостей.

– Двенадцать? – ахнула слышавшая это старшая из слуг и отвечающая за стол и кухню Мария.

– Да, двенадцать, – подтвердил генерал.

И это были ещё не все офицеры полка. В полку, кроме фон Реддернауфа и его заместителя, были ещё ротмистры, прапорщики, корнеты. Но часть офицеров осталась при конях и людях организовывать постой, поэтому к столу были приглашены всего двенадцать человек.

– Ну, как добрались? – спрашивал майора генерал, в знак своего расположения собственноручно наливая тому вина.

– Божьей милостью, – отвечал тот, принимая стакан. – Люди все целы, ехали без усердия, коней берегли, посему отставших нет, хворых и дезертиров тоже. Больных коней нет, ни потёртостей, ни сбитых копыт. Придётся подковы кое-где подправить, а в остальном всё слава Богу.

– Прекрасно, – кивал генерал. Он был доволен командиром кавалеристов, за пять дней марша не потерять ни одного человека, ни одного коня – это была хорошая работа. – Дайте коням и людям день отдыха. Я распоряжусь, чтобы мой управляющий дал вам овса, если найдёт, подкормите коней, покормите людей. Кстати, а как там ландскнехты идут?

– Ландскнехты весьма бодры. Готов поспорить, что и дня не пройдёт, как они будут тут, – отвечал майор.

Опять генерал был доволен, впрочем, в ландскнехтах он не сомневался. Сии люди воинские не зря кичились честью своей корпорации. Может, и не хороши они были, когда дело касалось дисциплины, но во всём остальном они мало кому уступали, а в свирепости и стойкости даже с горцами могли потягаться.

Но больше всего генерал, конечно, хотел знать, как поругался майор с графом, когда проезжал через его земли. И майор рассказывал про то, стараясь в рассказе быть сдержанным, потому как думал, что Волков его будет за склоку журить, но Волков, наоборот, его хвалил и, смеясь, говорил, что надо было графу отвечать злее, чтобы тот от своего бессилия гневался до красноты в лице.

Вскоре стали приходить господа офицеры, а тут Элеонора Августа, вместо того чтобы быть радушной хозяйкой и всех рассаживать за стол, вдруг устала. И усевшись со своей монахиней, лишь вздыхала.

И пришлось столом и гостями заняться той, у которой всё выходило ладно. И госпожа Ланге весь обед устроила хорошо. Так, что все офицеры полка были приёмом генерала довольны.

Не успели они уйти, как пришёл племянник Бруно Фолькоф, а с ним архитектор де Йонг и неразлучный приятель племянника Михель Цеберинг. Пришли, чтобы посчитать сколько бруса, и тёса, и гвоздей нужно будет вскорости. Но с ними кавалер долго не сидел, ещё раз объяснил, что скоро, со дня на день, прибудут в его землю люди. Много людей – тысяча, не меньше, – и людям этим до зимы надо дать кров. Вот и посчитайте, господа, всё, что для этого надобно. Только выпроводил их и уже на радость жене думал подняться наверх в опочивальню, как прибежал мальчишка и сказал, что люди во множестве идут к деревне, люди те военные и все в прекрасных нарядах, в таких прекрасных, что здесь таких никуда не видали. «Прекрасные наряды!» – Волков усмехнулся. Пёстрое и вызывающее, похожее на лохмотья, тряпье, которое носили ландскнехты, для местных и вправду могло показаться прекрасным.

В общем, сон опять откладывался. Генерал поехал встречать прибывающих солдат. И был приятно удивлён тем порядком и строем, с каким эти бравые ребята входили в деревню в колонне по четыре. Барабаны, пики, как лес, качаются в такт ровному солдатскому шагу и барабанному бою, ряды идеальные – глаз не оторвать. Доспехи сверкали бы, не будь на них толстого слоя дорожной пыли, а под доспехами – жёлтые колеты, широченные рукава которых были иссечены десятками разрезов, чулки всех возможных цветов. Шляпы, береты, замысловатые шапки и перья, перья, перья. Перья на головных уборах настолько роскошные, что им позавидовали бы и городские нобили, и земельные аристократы. Для простых людей, что жили в таком захолустье, как Эшбахт, для которых поездка в ближайший город на ярмарку являлась событием удивительным, появление таких людей и вовсе было чудом.

Все выбегали смотреть на шагающих под барабан красавцев. Даже полупьяные посетители кабака, и обитающие там девицы, и сам трактирщик, все выбежали посмотреть на такое зрелище. А впереди разбитой на роты колонны под чёрно-жёлтым знаменем императора и бело-голубым знаменем кавалера фон Эшбахта ехали офицеры. Сам капитан Кленк и его лейтенант Холиман.

Да, зрелище было прекрасное. И местным очень нравилось.

Волкову было видно, что шествие подготовлено, что ландскнехты ходят так не всегда, но всё равно это было красиво. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что уже к утру о приходе бравой баталии в Эшбахт будет известно в кантоне.

Волков пожал руку и Кленку, и его лейтенанту. Сказал, что расположить солдат можно за околицей, на южном выезде из села, там, где стали кавалеристы Реддернауфа. А ещё он велел своим дворовым мужикам резать свиней. Всего у него в свинарнике было шесть свиней, и хорошо накормить такую прорву усталых людей ими было невозможно, поэтому он приказал также зарезать бычка и тёлочку. И выкупил у трактирщика всё пиво и вино, что у него было. И так как этого тоже было мало, пришлось ещё кое-что добавлять из своих погребов.

Он освободился от забот и закончил разговоры с офицерами, когда солнце уже закатилось на западе за горизонт. Лишь тогда он на радость жене вернулся в дом и лёг с ней в постель. Она что-то радостно говорила ему, но он не понимал ни слова, ни единого слова не разобрал, пока проваливался в сон.


Ночь пролетела за мгновение, казалось, вот только что лёг, а уже жена тормошит.

– Господин мой, к вам пришли.

– Что? Утро уже? – едва открывая глаза, спрашивает кавалер.

– Давно уже, и к вам человек пришёл. Говорит, дело важное.

Волков приподнимается на локте, смотрит на жену:

– Что за человек? – он ещё спал бы и спал.

– Из ваших какой-то.

– Имя он назвал своё?

– Назвал, назвал, – отвечает Элеонора Августа, – да я позабыла.

«Дура».

– Распорядитесь, чтобы Гюнтер нёс мне воду, – произносит он, садясь на кровати.

– Да уже давно всё готово, ещё поутру велела вам согреть, – сообщает жена, довольная собой, и добавляет: – Я распорядилась вашего человека кормить.

Она улыбается и ждёт… Похвалы, что ли…

– Благодарю вас, – говорит он и начинает одеваться.

А она вместо лакея кидается ему помогать. Это опять удивляет генерала. Отчего она такая стала?

А человек его ждал, конечно, был по делу важному. Когда Волков спускался из покоев к столу, так, увидав его, со своего места встал и поклонился не кто иной, как капитан его Эрик Георг Дорфус, собственной персоной. И кавалер так ему обрадовался, что обнял молодого человека вместо ответного кивка:

– Позавтракали?

– Госпожа Эшбахт была весьма гостеприимна, – отвечал капитан.

– А что это у вас? – Волков садится за стол, а сам показывает на бумаги, что лежат подле руки капитана.

– Как вы и приказали, ещё раз был на том берегу. Чуть обновил карту и осмотрел ещё раз лагерь.

– Видели лагерь?

– Я в нём был, продал две бочки мёда интенданту.

– И что?

– С лагерем всё так же, – отвечал капитан, – укреплять его никто не собирается. Ров неглубок, частокола нет, рогатки на входах, и всё. То нам на руку.

Казалось бы, всё хорошо, но тон Дорфуса был вовсе не успокаивающий. А тут Мария принесла господину сдобные булки, только что испечённые, кофе горячий, печёную свинину в горчице.

Пока она ставила все это на стол, кавалер молчал, но как она ушла, он спросил своего офицера:

– Вижу, что не всё вам там показалось хорошим.

Капитан кивал, соглашался: да, не всё.

– За день, что я там был, в лагерь приехало двенадцать кавалеристов с южных сёл. А к вечеру пришли ещё двадцать четыре арбалетчика. И пока я лагерь не видел, там палаток-то поприбавилось.

Волков, увидав капитана, окончательно проснулся, а теперь, от последних слов его, уже даже и взбодрился. Отложил кусок булки, отодвинул тарелку с бужениной. А вот и он, главный момент всякого человека, который принимает решения, от которых будет зависеть его жизнь и жизни многих, многих людей, что пойдут с ним. Главный момент, момент принятия решения. И тут ошибиться нельзя. Хочется, хочется, конечно, переложить часть своей ответственности на кого-то другого, да на кого же? Кто за тебя примет это решение? И всё-таки он хочет знать наверняка:

– Думаете, тянуть нельзя?

Капитан начинает зачем-то ворошить свои бумаги, как будто потерял в них что-то важное, но там нет ничего этакого, это всё он делает машинально, от осознания своей причастности к важному решению, от осознания своей ответственности за будущую кампанию, он молод и не хочет отвечать за принятие решения, ему неуютно под тяжёлым взглядом генерала. Но отвечать на заданный вопрос ему придётся, и он наконец говорит:

– День, два… Или, может, три дня у нас ещё есть для атаки на лагерь, дальше…, – Дорфус качает головой, – дальше не знаю… Одним полком со стрелками можем и не управиться. Думаю, что каждый день в лагерь приходят новые части, каждый день они усиливаются. А если протянем, так ещё и генерал их приедет. Тогда точно придётся ждать ещё полковника Эберста с его полком и артиллеристов Пруффа.

Большего кавалеру знать было и не нужно. Он сделал два больших глотка кофе из чашки, чуть помедлил, словно ловил удовольствие от напитка, и уже после крикнул:

– Гюнтер, господ Максимилиана и Фейлинга ко мне! – и, снова повернувшись к капитану, сказал: – Раз тянуть нельзя, значит, и не будем. Начнём дело.

Эрик Георг Дорфус, капитан его штаба, молча кивнул. Молодой человек был рад, что подобные решения приходится принимать не ему.

Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт

Подняться наверх