Читать книгу Наблюдения провинциала - Борис Константинович Давыдов - Страница 83

В силу сложившихся обстоятельств, Ершонкин Леонтий Ананьевич уже лет семь не работал на постоянной основе. Правда, иногда подрабатывал: то к строительной бригаде приткнётся – пошабашит недельку-другую (на большее терпения не хватало), то в какой-то деревне найдёт приработок. На все руки он был мастер: и каменщик, и печник… Так и жил. Но вдруг крепко занемог, хотя на вид и здоровым казался. Да и было ему, кажется, чуть за пятьдесят.

Чтобы не беспокоить старенькую мать, Леонтий пришёл к старшему брату, благо его жена благосклонно относилась к нему. Во всяком случае, не делала обидных замечаний. Лежит он у брата неделю, вторую, а здоровье всё катится вниз. И в больницу не берут – паспорта нет, давно утерян. Проходит ещё какое-то время и однажды Антонина, жена брата, обращается к нему:

– Лявонтий (так его многие называли), ты уж извини меня, родненький, но вдруг умрёшь нечаянно, а денег у тебя – шиш. На что хоронить-то тебя будем?

Леонтий вздрогнул, испуганно глянул на Антонину и, в раздумье, покусав нижнюю губу, осиплым голосом говорит:

– Я в прошлом году немного у Евлампия работал да ты хорошо его знаешь, и он мне деньги ещё не отдал. Их, знамо дело, не хватит на похороны, но попросите у него от моего имени, он даст. – Леонтий повернул голову к стене, будто стесняясь чего-то или стыдясь, и добавил: – Он обещал, он… такой. – И замолчал.

Леонтий откровенно лгал, поскольку Евлампий ни рубля ему не был должен. И никаких обещаний, разговоров – тем более насчёт каких-то там похорон, тоже не велось. Да и не виделись они два года, а в то время Леонтий не думал умирать. Умер он, кстати, в Духов день. А понедельник для него был всегда тяжёлым.

Спустя год или немного больше, когда ершистые родственники Леонтия, в основном его младшие сёстры стали недвусмысленно намекать Евлампию о долге своему братцу, он был сильно удивлён. И, разумеется, догадался, в чём тут суть: Леонтию стыдно было, что у него даже копейки не завалялось в загашнике. И знал, что похороны в любое время недёшево обходятся, вот и соврал.

До сих пор Евлампий сетует: «Ну и Лявонтий, это ж надо так меня ошельмовать. С другой стороны тяжкий грех он взял на душу перед своей кончиной. За что меня оклеветал? Я ведь всегда с ним по-людски обходился: и платил по высшему разряду, когда он работал у меня, и продуктами помогал. Но получается, что человеку никогда не угодишь. И этому, наверное, есть оправдание: на земле без ошибок никак…»