Читать книгу Вперед, сыны Эллады! - Борис Костин - Страница 7

…Полковой писарь Федор Сотин обмакнул перо в чернильницу и оглядел с ног до головы юношу, стоявшего перед ним. Юноша представился: «Александр Ипсиланти» – и протянул прошение, на котором стояла размашистая императорская резолюция: «Зачислить в кавалергарды с чином корнета»[25].

Писарчук аккуратно вписал это звание в графу «Чины». Русские дворяне, имевшие древнюю родословную, поступали в полк с низшим офицерским чином. А дальше уж как Господь повелевал и, конечно, император. Царь чествовал гвардейцев, ценил в них удаль и отвагу, сквозь пальцы смотрел на проделки и непременно поощрял отличившихся. Александру Ипсиланти же покровительствовала вдовствующая императрица Мария Федоровна – ее имя в списке полка значилось в числе первых.

Писарь продолжил заполнять послужной список, и когда дошел до графы «Образование», то получил от юноши следующий ответ: «Я имею только домашнее образование». Это означало, что греческий князь «по-российски, по-немецки, по-французски и по-молдавски читать и писать умеет и алгебры знает». Писарь не стал вдаваться в подробности, а так бы наверняка выяснил, что не заграничные учителя определили взгляды и симпатии вновь испеченного кавалергарда, а незабвенный Ригас.

Среди частей русской гвардии Кавалергардский полк занимал особое положение. О кавалергардах петербуржцы поговаривали в шутку: голубая кровь, дескать, течет в жилах не только у них, но и у лошадей. «Настоящий кавалергард должен быть без страха и упрека» – таков был девиз полка, шефом которого являлся граф Федор Петрович Уваров. Лихой кавалерийский рубака и опытный военачальник, на счету которого имелось немало славных боевых дел, имел перед государем заслугу особого рода. В роковой день 11 марта 1801 года он, флигель-адъютант, дежурил у комнаты наследника. А когда Павел I пал от рук заговорщиков, Уваров взял на себя охрану юного российского монарха, помог ему перебраться из Михайловского замка в Зимний дворец, повсюду сопровождал Александра Павловича. Уваров, пожалуй, единственный из заговорщиков, к которому император на протяжении всего царствования сохранил ровное отношение и благосклонность.

22 ноября 1808 года вошло в жизнь Александра Ипсиланти как святой и торжественный день. Посвящение в кавалергарды и вручение именного оружия, по традиции, было приурочено к христианскому празднику – тезоименитству святых Захария и Елизаветы – отца и матери Иоанна Крестителя, небесных покровителей кавалергардов. В полковой церкви на литургии хор певчих провозгласил: «Многая лета!» и юный кавалергард, слегка волнуясь, повторил за командирами слова присяги – присяги на верность России.

Какие мысли пронеслись в голове Александра Ипсиланти, когда на посвящении он поцеловал Евангелие и Распятие? Отныне он вступал в жизнь, где превыше всего были законы воинской чести, где офицера ценили за мужество, за ратное мастерство.

Не следует забывать, что Александру было без малого шестнадцать лет от роду и рядом с теми, кто познал вкус боевой жизни, он выглядел неоперившимся юнцом. И тут на помощь пришли товарищи: Михаил Лунин, носивший в петлице орден св. Анны IV степени за участие в битвах при Еейльсберге и Фридланде; князь Сергей Волконский, чье мужество во второй войне России с Францией было оценено орденом св. Владимира IV степени и шпагой с надписью «За храбрость»; Михаил Орлов – чудом оставшийся в живых в Аустерлицкой и Фридландской бойнях; князь Петр Лопухин[26], произведенный в поручики за Прейсиш-Эйлау Александр Ипсиланти мужал на глазах, постигая сложную и мудреную науку верховой езды, стрельбы, рубки в конном строю. Кавалергарды соперничали в удали, в джигитовке, являлись непременными участниками высочайших смотров и парадов. Между разводами, караулами и боевой учебой шла жизнь буйная, кипучая, с неизменными шумными вечеринками. В часы «святого безумства» искрометные шутки чередовались с розыгрышами, импровизированные хоры славили Бахуса, проникновенно и задушевно звучала поэтическая лира.

Удалые, бесшабашные стихи Дениса Давыдова вызывали бурю восторга и гвардейцы, ничтоже сумняшесь, действительно следовали советам бывшего кавалергарда. Но лишь немногие знали, что в комнатах, занимаемых Михаилом Орловым, звучали иные стихи и иные песни. Собрание масонской ложи «Палестины», куда входили друзья Ипсиланти, неизменно начинались с гимна, написанного Василием Львовичем Пушкиным:

в ложе «Палестины» считается 4 марта 1809 года. Отличительный знак ложи – миниатюрный золотой меч с выгравированным девизом: «Pro Deo Imperatore et Fratribus» («За Бога, Императора и Братьев»). Появление меча в символике ложи было не случайно. Он означал борьбу, защиту невинных и власти ордена судить и казнить изменников. К моменту принятия в ложу Александра Ипсиланти, она насчитывала около восьмидесяти человек. Во главе ложи стоял видный аристократ, царедворец и меценат граф Михаил Юрьевич Вильегорский.

Ипсиланти с пылом, присущим молодости, жадно впитывал мысли «братьев», пытался проникнуть в суть таинственных и загадочных ритуалов. Однако юный греческий князь вряд ли подозревал, что ложа «Палестины» – часть обширной и разветвленной системы, корнями уходившей во Францию. Вильегорский умело скрывал это, иначе ему было бы несдобровать – Россия находилась на пороге очередной войны с Наполеоном. Булыпая часть русского общества расценивала Тильзитский договор как хрупкую кладочку, разделявшую мир от войны. В июне 1812 года она рухнула под тяжестью шестисоттысячной армады, и наполеоновские полчища, сея смерть, устремились вглубь страны.

…Мы оставили нашего героя 20 июля 1812 года, в ночь перед очередным сражением. Увы, в этот день удача отвернулась от Кульнева. Авангард, которым он командовал, попал в засаду. С узкой дороги не свернуть, ни вправо, ни влево, не построить каре. Кульнев послал Ипсиланти за подмогой, а сам, замыкая отступление, стремился отойти к Сивошино. Вот спасительная Дрисса. Переправа. И тут свершилось непоправимое – французское ядро угодило в ноги Кульневу. Генерал рухнул как подкошенный и едва успел вымолвить: «Друзья, спасайте Отечество…», как испустил последний вздох.

Похоронили героя на высоком берегу Дриссы, невдалеке от почтовой станции, где Яков Петрович увидел свет Божий. Ипсиланти не сдерживал слез, не сдерживали слез и бывалые гродненцы.

«Свирепый пламень брани» навсегда стал символом гусар, а полк императорским указом стал именоваться Гродненским гусарским генерала Я. П. Кульнева полком[28]. По старшинству командиром гродненцев стал полковник Федор Васильевич Ридигер[29].

Горечь утраты не затмила разум Ипсиланти. Воюя рядом с Кульневым, греческий князь прошел такую боевую школу, которой мог бы позавидовать любой офицер.

Начиная с августа эпицентр военных событий на петербургском направлении переместился к древнему славянскому городу Полоцку, который французы заняли в июле без боя. 6 августа Витгенштейн предпринял попытку выбить неприятеля из города. Она вполне могла закончиться полным поражением, если бы не гродненцы, которые, прикрывая отступление главных сил, жалили преследователей, словно осы.

В реляции, представленной Ридигером графу Витгенштейну, упоминался и Александр Ипсиланти, который участвовал в отбитии от неприятельских рук наших орудий «и за подвиг сей примерно заслуживает награды».

Орден святого равноапостольного князя Владимира был учрежден Екатериной Второй 22 сентября 1782 года и имел четыре степени. Александр Ипсиланти получил орден из рук командира корпуса графа Витгенштейна и дорожил этой боевой наградой, пожалуй, более, чем остальными. Еще бы! Ведь она была первой, а девиз ордена: «Польза, Честь и Слава», как ничто иное, отвечал высоким помыслам греческого князя.

Один из участников сражения за Полоцк, которое началось 6 октября, вспоминал: «Пусть представят себе город сей, окруженный со всех сторон палисадом и рвом, а с западной стороны речкой Полотой, текущей внизу ужасно глубокой рытвины, через которую сделан токмо деревянный мост, как над пропастью висящий и примыкающий к самому городскому въезду, прорытому сквозь весьма высокую гору, с сей стороны город совершенно закрывающую, которая по обеим сторонам была укреплена наверху батареями, а внизу шансами для ружейного огня…» Пройдут годы и народ назовет этот мост Красным, не по красоте творения безымянных мастеров, а по обильно пролитой на нем крови.

Бои в Полоцке шли за каждую улицу, каждый дом. Вот где пригодилась наука Кульнева! Натиск, натиск и еще раз натиск! И под напором гродненцев французы побежали из города. Участие Ипсиланти в этом кровопролитном сражении было отмечено императорским указом, а наивысшей наградой стала сабля с надписью «За храбрость».

Необходимо сделать небольшое отступление. Все представления к боевым наградам составлялись в штабах корпусов и подписывались их командирами. Из императорской канцелярии они выходили в виде именных указов, которые неизменно заканчивались стереотипной фразой: «Пребываю к Вам благосклонным. Александр». Но ведь мы-то знаем, что Ипсиланти ослушался государя, а своевольства Александр Павлович, который, по образному высказыванию современника, частенько употреблял «кнут на вате», не терпел, а тем более не поощрял. Нам известно и то, с какой неподдельной любовью Александр Первый относился к матушке Марии Федоровне, сверяя с ней сокровенные чувства и помыслы. Греческий князь был любимцем вдовствующей императрицы Марии Федоровны и, вероятно, она-то и уговорила сына сменить гнев на милость. «Берегите себя» – вот смысл собственноручной записки, приложенной к императорской награде, бриллианты на которой переливались всеми цветами радуги.

17 октября 1812 года последовал очередной указ Александра Первого о производстве Ипсиланти в чин штаб-ротмистра. Чашники, Смоленцы и, наконец, Березина – слово, которое стало синонимом крушения захватнических планов императора Франции.

Гродненцы вместе со всей армией вошли в Вильно, куда 25 декабря 1812 года приехал со свитой Александр Первый. В этот же день был обнародован императорский манифест. Имелись в нем и такие слова: «…Спасение России от врагов, столь же многочисленных силами, сколь злых и свирепых в намерении и делах, совершенное в шесть месяцев всех их истребление, так, что при самом стремительном бегстве едва самомалейшая токмо часть оных могла уйти за пределы наши… есть поистине достопочтенное происшествие, которое не изгладят века…»

Радость победы была безмерной, но шел пост, а презреть христианскую традицию даже в такой светлый день, когда с уст солдат и офицеров не сходило желанное слово «Виктория!», считалось в армейской среде верхом неприличия. Зато в рождественскую ночь 1813 года победители сполна отвели душу. Гродненцы исключением не являлись. Звучали тосты, вино лилось рекою. Только вот на офицерском застолье штаб-ротмистр Александр Ипсиланти отсутствовал. Греческого князя вытребовал к себе император.

Нам не известно содержание беседы государя и Ипсиланти. Но 7 января 1813 года, выполняя волю российского монарха, русская армия (а с нею и Гродненский гусарский полк) перешла Неман с целью «спасти Европу от их общего притеснителя». В заграничном освободительном походе одним из батальонов гродненцев командовал ротмистр Ипсиланти.

Один из сослуживцев греческого князя писал на родину: «Сколь война сия ни была кровопролитной, но мы охотно желаем еще сражений, чтобы получить твердый мир для отечества нашего. Мы оставили Россию и идем теперь в иностранных землях, но не для завладения оными, а для их спасения».

Какое-то внутреннее чувство подсказывало Ипсиланти, что все жертвы и потери России окажутся напрасными, уж слишком непостоянны были «союзнички»: австрийцы и пруссаки, не единожды битые Наполеоном и втянутые «корсиканским чудовищем» в войну против России в 1812 году. Кутузов, Раевский, Милорадович, мнением которых бесконечно дорожил Ипсиланти, в один голос предлагали Александру Павловичу «вложить меч в ножны». Однако их голоса оказались голосами вопиющих в пустыне. Заграничный поход продолжался.

16 апреля 1813 года в Бунцлау скончался спаситель России, светлейший князь Смоленский, генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. В Александре Павловиче вновь взыграло честолюбие стратига. Неудачи не заставили себя ждать.

Одну за другой Наполеон надавал веских оплеух союзным бездарностям под Лютценом и Бауценом[31]. Сражение под Дрезденом, проходившее с 13 по 15 августа 1813 года, вновь показало, что ведомые иностранцем, австрийским фельдмаршалом Шварценбергом, союзные войска уповают лишь на Бога и русских.

Незадолго до этого сражения император Александр Павлович пожаловал Александра Ипсиланти в подполковники[32]. Пирушку по такому случаю отложили до победы под Дрезденом. Увы, виктория не состоялась, более того, битва едва не завершилась разгромом[33]. Однако обо всем по порядку.

Три дня над обширной равниной, которую серпантиновой лентой пересекала Эльба, близ стольного града Саксонии, который в Европе величали не иначе как «столицей искусств», витийствовал гений Наполеона. Презирая австрийцев и пруссаков за малодушие, великий полководец направил удар на левый фланг, где располагалась прусская пехота. Прикрывала ее русская кавалерия, в составе которой находились гродненские гусары.

Два дня чаша весов оставалась непоколебимой, два дня подполковник Александр Ипсиланти не слезал с коня. Атаки неприятеля следовали одна за другой. В пылу боя Ипсиланти не единожды бросал взгляд на высотку, на которой находились император Александр Павлович, главнокомандующий Шварценберг и генерал Моро, переметнувшийся на сторону союзников. По легенде, французский военачальник был убит ядром наповал выстрелом из пушки, прицел которой установил сам Наполеон.

На третий день сражения он руководил лично артиллерийским боем. Пруссаки дрогнули и ударились в бегство.

Напомним, что греческий князь «по-немецки читать и писать умел», и уж конечно умел изъясняться на родном языке пруссаков. Однако все его попытки и призывы к солдатской совести и отчаянный русский мат успеха не возымели. Пруссаки бежали в тыл без оглядки.

Ридигер перегруппировал арьергард. Эскадронные командиры встали в голову строя. Прозвучал сигнал трубы и команда: «Шашки, на высь!» – и тут случилось непоправимое. Ипсиланти уже после того, как оправился от раны, рассказывал, как он услышал свист, затем последовал удар в кисть правой руки, а вместе с ней сабля взвилась в воздух. Но конь уже нес седока в атаку.

Господь хранил Ипсиланти. Культя неимоверно кровоточила и полковому лекарю с превеликим трудом удалось остановить кровь.

Злосчастные слова «калека» и «инвалид» поедом ели его душу, прочно вцепились в помыслы о будущем. Вывело Ипсиланти из такого состояния послание императора и указ о производстве в полковники. Не остался в стороне и король Пруссии Вильгельм III, наградив отважного офицера орденом «За заслуги». Однако дальнейшее участие Ипсиланти в Заграничном походе было сомнительным. Рана заживала неимоверно медленно. Писать бегло левой рукой греческий князь так и не научился.

«Париж пал!»[34] – эта весть застала Ипсиланти в Карлсбаде, где он залечивал тяжкую рану. Князь искренне сожалел, что не смог вместе с гродненскими гусарами, которых вел Ридигер, участвовать в небывалом торжестве – победном марше союзных войск от Сен-Мартенского предместья к центру Парижа по Елисейским полям.

Словно вихрь пронеслись над Европой фантастические сто дней, когда Франция вновь оказалась во власти Наполеона. Отгремело эхо Ватерлоо[35], где Веллингтон и Блюхер не оставили камня на камне от военного гения величайшего полководца Европы.

Грустные думы одолевали Ипсиланти. Что его ожидало? Почетная отставка, пенсион, небольшой земельный надел с несколькими десятками крестьян, размеренная жизнь помещика с извечными заботами об урожае, наездами к соседям и сватовство к одной из провинциальных красавиц. Вот с такими невеселыми мыслями Ипсиланти прибыл в Петербург.

По правилам прохождения службы все офицеры, прибывшие в столицу Российской империи, должны были представиться царю. В одной шеренге с полковником Ипсиланти стояли незнакомые офицеры, боевые медали и ордена на мундирах которых – лучшая визитная карточка ратных подвигов. Они с удивлением и сочувствием поглядывали на Ипсиланти и на рукав правой руки, пустой от локтя. Ни честь императору не отдать, ни рукопожатием обменяться.

Ипсиланти чувствовал себя неловко, однако все разрешилось просто и по-русски. Александр Павлович появился в зале в сопровождении адъютантов, военного министра Коновницына и министра двора князя Волконского. Император подошел к Ипсиланти, стоявшему посередке, без слов обнял и поцеловал греческого князя.

– Благодарю вас, князь, за службу… К гродненцам рветесь? Сие похвально… Петр Петрович, – обратился Александр Первый к Коновницыну – Приказ о назначении Ипсиланти командиром Первой гусарской бригады готов? Командир дивизии генерал Пален на сей счет распоряжение получил?

– Точно так, ваше величество, – последовал ответ военного министра.

– Памятуйте, князь, что вакансия моего адъютанта для вас всегда останется свободной.

Так полковник Ипсиланти вновь оказался в тех самых краях, где некогда получил боевое крещение.

Любопытную зарисовку оставил один из сослуживцев полковника Ипсиланти. «В исходе 1815 года по окончанию великой борьбы с Наполеоном войска наши возвратились в Россию и расположились на зимних квартирах. В продолжение зимы отдыхали солдаты и лошади, последние от избытка корма облились жиром…»

1-я гусарская дивизия, в формирование которой Ридигер, ставший к тому времени генерал-майором, приложил немало сил, расположилась на западных границах империи, а одной из бригад, первой, в составе Гродненского и Елизаветградского гусарских полков было предписано дислоцирование близ Пскова. Императорским указом командиром Первой гусарской бригады был назначен полковник Александр Ипсиланти.

Жизнь российских провинциальных городов на глазах преображалась, когда согласно сухих строчек приказа по армии пехотные полки и кавалерийские части «располагались на постой квартирно-бивачным порядком». А уж если город заполучал на постой удальцов-гусар, то в затрапезное бытие врывался вихрь балов, на которых под чарующие звуки музыки завязывались мимолетные романы. Балы чередовались с хлебосольными застольями, на которых рекой лилось вино, звучали разудалые песни, которые сменялись былями и небылицами о жарких баталиях, незабвенных героях, и тогда все обращались в слух, сопровождая ахами и охами рассказы отважных воинов.

Когда Александр Ипсиланти был назначен командиром бригады, ему исполнилось двадцать три года. «Какой уж тут «отец гусар»?» – может усомниться несведущий, считая императорский указ досадной оплошностью. Заполучить в таком возрасте два полка лихих кавалеристов численностью более полутора тысяч человек, заиметь в своем подчинении более сотни офицеров, взвалить на свои плечи груз забот по обеспечению всем необходимым для нормальной жизни – редчайший случай в русской армии.

Однако, к чести сослуживцев, зависти к греческому князю никто из них не испытывал. Не в шарканьи ножкой по дворцовому паркету, не в мелочных интригах, не прекращавшихся даже на войне, полковник Ипсиланти заслужил эту должность. Всё и вся творилась на глазах боевых товарищей, с которыми Ипсиланти делил ратные труды и был непременным участником офицерских посиделок с безобидными розыгрышами и искрометными шутками. За карточным столом полковника никто не видывал, а вот танцором Ипсиланти был великолепным.

Но весельчак и балагур полковник Ипсиланти становился непреклонным, когда речь заходила о поставках фуража, когда хозяева пытались драть три шкуры с постояльцев, когда кто-то из провиантских запускал руку в солдатскую казну.

Ипсиланти многое перенял у Кульнева и Ридигера, боевой опыт которых вошел в приказы и наставления российской кавалерии. Нет, вовсе не канцелярщина породила такие строки: «Никогда не при каких обстоятельствах, не теряя из виду заботы о сохранении сил, здоровья людей и лошадей, не следует, однако, приносить в жертву этой заботе условия безопасности и боевой готовности…»

Излюбленный принцип верного арапа Александра I, графа Аракчеева: «двух забей, третьего выучи» так и не смог в послевоенное время вытеснить подлинно боевую учебу в гусарских полках, бригадах, дивизиях. Штаты частей и соединений легкой армейской кавалерии менялись с завидным постоянством. В описываемое время гусарский полк курировал шеф, за ним шел полковой командир, штаб-офицеров – 6 человек, обер-офицеров – 33 человека, количество унтер-офицеров доходило до 60 человек, рядовых гусар – 640 человек, пеших солдат – 100 человек, трубачей – 17 человек. Количество строевых лошадей колебалось от 670 до 750. Соответственно, все цифры для подсчета количества воинов и лошадей в гусарской бригаде следует умножить на два.

Курировал российскую кавалерию брат императора, генерал-инспектор великий князь Константин Павлович. Воякой цесаревич был никудышным. Из действующей армии его гнали то Кутузов, то Барклай-де-Толли, к тому же и организаторские способности у великого князя напрочь отсутствовали.

Только в 1816 году с большим скрипом вышли в свет две небольшие брошюрки: «Эскадронный устав» и «Школа кавалерийского солдата», которые лишь сгладили огрехи в подготовке кавалеристов.

С офицерами был полных швах. Все становление гусарских командиров укладывалось в принцип: «Делай, как я!». Можно представить, чту творилось на душе Александра Ипсиланти, когда попытки превратить бригаду в слаженный организм оборачивались неудачей.

Кое-как боевым генералам удалось добиться распоряжения, чтобы офицеры периферийных полков учились уму-разуму у гвардейцев-кавалеристов. «Для узнания порядка службы» Ипсиланти поручил отобрать офицеров, что говорится, не нюхавших пороху, и вскоре пять безусых корнетов отправились в Петербург, где в течение года постигали мудреную кавалерийскую науку.

В январе 1816 года в жизни Александра Ипсиланти вполне мог произойти крутой поворот. Мы знаем, какое живое участие принимала в судьбе греческого князя императрица Мария Федоровна. Имя «юного инвалида», жертвенно служившего своему второму Отечеству и вызывавшего всеобщий интерес и сочувствие, нет-нет, да и возникало на устах вдовствующей императрицы. Сын «проявил милость» и повелел Александру Ипсиланти прибыть в Санкт-Петербург и приступить к исполнению обязанностей флигель-адъютанта. В высочайше утвержденном положении говорилось: «Назначать во флигель-адъютанты умных, трудолюбивых, храбрых молодых людей».

Сохранилось свидетельство Р. С. Стурдзы (в замужестве графиня Эделинг), дочери первого гражданского губернатора Бессарабии, на глазах которой вырос Александр: «Ипсиланти отличался легкомыслием и леностью к умственным занятиям, помешавшим ему в развитии драгоценных задатков, данных ему природой».

Роксана Скарлатовна явно запамятовала, что домашнее образование Александру продолжить было не суждено. Его университетами стали лейб-гвардии Кавалергардский полк, поля сражений Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода. Оспаривать же такие качества греческого князя, как трудолюбие и храбрость, означало наводить тень на плетень.

…В камер-фурьерском журнале Александра I за 1817 год фамилия Ипсиланти упоминается всего один раз. О чем вели беседу Александр Павлович и Александр Константинович – сокрыто за семью печатями. Однако уже 12 декабря 1817 года последовал императорский указ о производстве полковника Ипсиланти в генерал-майоры. И в этом же месяце мы находим приказы по 1-й бригаде 1-й гусарской дивизии за его подписью. Генерал-майор в 25 лет, герой, обласканный царствующей фамилией! Кому угодно такой взлет вполне мог вскружить голову, а Ипсиланти рвется в свою стихию, в заштатный городишко на окраине Российской империи. Необъяснимо! Гусары же по достоинству оценили сей поступок, который не вписывался в прокрустово ложе логики придворных служак, а генеральские эполеты обмывали едва не неделю.

…В 1819 году Александру Первому удалось склонить английского художника Джорджа Доу к осуществлению грандиозного замысла – созданию военной галереи в Зимнем дворце.

Пушкин, перу которого принадлежат эти строки, был неимоверно удивлен, когда среди портретов героев Отечественной войны 1812 года[37] обнаружил тринадцать (!) зияющих пустотой ниш, затянутых зеленым шелком. Изображений этих генералов найти не удалось: такова причина, на которую ссылались Доу и его трудолюбивые помощники А. В. Поляков и В. А. Гелике.

Об участи одного из персонажей, с которого предстояло написать портрет, сохранилось предание. Просматривая списки участников Отечественной войны, Александр Первый, делая пометы неизменным красным карандашом, внезапно рассвирепел и несколько раз зачеркнул имя «Александр Ипсиланти»…