Читать книгу Мастер иллюзионной живописи - Борис Лесняк - Страница 5

Поник, мальчик испанского происхождения, полное имя которого Пониэлло Родригос Сорро, был необычайно талантлив и не по годам серьёзен и развит. Он далеко обогнал своих сверстников в творческом развитии и в понимании Законов искусства.

Когда он впервые взял в руки карандаш, ему было всего два года. С тех пор он почти не расставался с карандашами, красками и клочками бумаги, на которых без устали вычерчивал всевозможные наброски.

Когда он повзрослел, и ему исполнилось десять, он серьёзно занялся рисованием. Всё своё свободное время он проводил в библиотеке, изучая картины известных и знаменитых художников, много читал. Когда у него впервые появились масляные краски, мальчик долгое время не решался к ним притронуться.

Он долго обдумывал, что ему нарисовать на картине. В тайне от всех он рисовал нечто неопределённое.

Ему хотелось изобразить что-нибудь такое, совершенно необычное и не виданное никогда никем. Поник не переставал удивляться чудесным превращениям весёлых красок в таинственные и загадочные образы.

Стоит только захотеть…

Раз – и пышная пальма растёт на берегу синего моря!

Два – и целый город расположился в долине, а в следующее мгновение звёздная ночь поглотила город.

Но вот появляются более светлые краски. И они, повинуясь внутреннему голосу, будто сквозь сон, краски сами выстраиваются в длинные цепи. Затем, обрываясь, падают вниз, расплёскиваясь радужным цветом, выплёскиваясь на холст изумрудными переливами, переходя в гранитный монолит вековых тысячелетий…

Краски, как по команде, начинали кружиться в весёлом танце, вихрем сливаясь в причудливые соцветья.

Лишь громкий сиплый голос соседа мог вернуть его из чудесного мира искусства к обычной будничной жизни.

– Опять занимаешься чертовнёй! – как гром среди ясного неба звучал голос за спиной, заставляя его вздрагивать и настораживаться как затравленного зверька.

От этих слов мальчику становилось не по себе, он хватал в охапку свои рисунки и прижимая их к груди, старался поскорее удалиться.

– И не надоедает ему это дурацкое занятие, – возмущался всё тот же сиплый голос.

Затем, обращаясь к матери Поника, продолжал поливать юного художника безудержной пьяной бранью:

– Другие дети, как дети! Бегают с утра до вечера по улицам, лазают по заборам, гоняют мяч, хулиганят. Этот же – как не от мира сего! Сидит сиднем за своим глупым занятием и переводит бумагу и краски.

Мать Поника, молодая красивая женщина, по имени Чанита, виновато улыбалась и начинала оправдываться, за своего глупого сына – бездельника.

Бывший надзиратель Джон, который жил по соседству с семейством Сорро, иногда любил заглядывать в гости к своим соседям. Никто не догадывался, что Джон и Чанита состоят в любовной связи.

Уйдя в отставку, по неизвестным причинам, став инвалидом, он любил околачиваться в этом беднейшем квартале. Частенько под градусом, а иногда и с расписанной, после очередной потасовки, мордой.

– А ведь мальчишка уже не маленький – обращался он к матери Поника улыбаясь, – Мог бы заняться и полезным делом.

Он посмотрел серьёзно в сторону, где стоял Поник и обращаясь к нему спросил доброжелательным тоном:

– Хочешь, я научу тебя разбивать об голову кирпич, с одного удара!?

Мальчик молчал, переводя взгляд то на мать, то на толстого Джона.

– Об чью голову? – робко спрашивал Поник, виновато поглядывая то на свою мать, то на Джона.

– Об чью, об чью! – засмеялся Джон – Об свою, конечно! Не об мою же!

– Нет… – покачав головой отвечал Поник – Не хочу! Лучше Вы о свою голову разбивайте…

– Размазня! Жалкий трус! Хуже девчонки! Ты никогда не станешь настоящим мужчиной! – говорил толстый Джон, обливаясь потом. – Из тебя никогда не получится ничего путёвого! Так и останешься жалким, ничтожным мазилкой, над которым все будут смеяться. А ты, так и останешься, в этой жизни стоять с протянутой рукой, в ожидании чуда!

Джон тяжело вздохнул, почесал живот, и продолжил свои нравоучения, обращаясь к матери несчастного художника:

– Это потерянный никчемный человек! Но я займусь его воспитанием! И сделаю из него настоящего, сильного, смелого человека!

С этими словами толстый Джон удалился. А мать Поника обняла сына:

– Дядя Джон много повидал на своём веку – и хорошего, и плохого. Он очень хорошо знает жизнь! И хочет нашей семье самого лучшего. Думаешь, мне легко растить тебя и воспитывать? Поник, сыночек мой дорогой. Это, ведь, огромное счастье, что рядом с нами живёт этот благородный человек, синьор Джон. И, что в этом плохого, если он хочет помочь мне устроить твою жизнь?

– Я, не против… – говорил мальчик.

– Вот и хорошо, когда ты вырастешь, он устроит тебя работать в тюрьму. Тебе будут платить жалованье, одевать, кормить, обеспечат жильём и это всё только за то, что ты будешь охранять бандитов и жуликов.

– Я боюсь их – тихо говорил Поник.

– Их не надо бояться. Они будут сидеть в своих камерах за железными решётками. А если они не будут тебя слушаться, ты их будешь бить палкой!

Мальчик почесал затылок, не зная, что ответить, и молча кивнул головой в знак согласия.

*****

Городской Центральный парк Южного города, был любимым местом отдыха, как местных жителей, так и всех приезжих туристов. В этом громадном парке можно было легко заблудиться.

Десятки путанных, извилистых аллей, переплетающихся и петляющих в зарослях тропических растений. Десятки мелких, средних и крупных питейных заведений, разбросанных по всей территории парка. Аттракционы, игровые автоматы, карусели, качели, катание на электромобилях, пони и верблюдах. Тиры для стрельбы из винтовок, пистолетов и пулемётов, комнаты смеха.

На небольших эстрадных площадках танцы и песни.

Множество отдыхающих, приехавших на побережье тёплого моря, полонили этот чудеснейший, экзотический парк, наслаждаясь увеселительными заведениями и развлекательными комплексами. Порой казалось, что весь парк танцует, развлекается, ликует и поёт. Пройдя по тихой аллее мимо развесистых пальм, и свернув налево, обязательно попадёшь на небольшую смотровую площадку, выложенную большими гранитными плитами.

За площадкой обрыв и неописуемой красотой открывается панорама морского побережья, одного из самых красивейших в мире.

Необозримая гладь моя, раскинувшаяся до бесконечности, а возле парапета… картины, картины, картины… Сотни картин местных художников.

«Сколько много художников, – думал Поник, проходя мимо расставленных картин. – Сколько много картин. И все разные!»

Среди всех художников, которые выставлялись на парапете, Понику нравился лишь один.

Это был человек небольшого роста, говорил он, слегка заикаясь и картавя. То ли итальянского, то ли французского происхождения. Фамилия его была Решельяк. Говорил он мало, но все его считали чудесным собеседником за то, что он умел хорошо, внимательно слушать и всегда смеялся.

Этот художник был действительно мастер своего дела, непревзойдённым профессионалом, кисть которого не рисовала, а пела! И хотя возраст этого художника давно перешагнул за 60 лет, он по-прежнему оставался таким же подвижным, юрким и любознательным, как 15-ти летний подросток.

Пройдя в своё время суровую школу академической живописи, он был прекрасным рисовальщиком, тонким и чутким колористом и непревзойдённым композитором живописных творений. В далёкие времена своей молодости он работал в одном из Европейских цирков. Представления этого цирка славились на весь мир.

Цирк благодаря блистательным способностям художника Решельяка выглядел как конфетка и внутри, и снаружи. Даже билеты на все представления были истинным произведением искусства. Красочные, разноцветные жёлтые, голубые, зелёные, красные, в зависимости от расположения мест, они радовали зрителей, ещё задолго до начала представления. На них были нарисованы весёлые клоуны, слоны, жонглёры, канатоходцы, акробаты всего не перечесть. Огромные красивые афиши, рекламные полотна и щиты, множество кричащих транспарантов, одним словом реклама была исполнена на высочайшем уровне. Но это всё были мелочи по сравнению с той работой, которую блестяще выполнил Решельяк для одного циркового номера.

Один фокусник-иллюзионист задумал потрясающий номер, суть которого заключалась в следующем. На глазах у публики один предмет, по мановению волшебной палочки, естественно, тут же превращался в другой. Для этого и потребовался фокуснику художник высочайшего класса.

И вот на арене цирка идёт представление. По мановению волшебной палочки дерево превращается в жирафа, катящийся бочонок пива – в жирного бегемота, убегающего от охотника. Мгновение! И ниоткуда возникает водопад… ещё миг, и он исчезает в никуда. Номер имел колоссальный успех.

Секрет этого номера оставался неразгаданным и зрители, после трагической гибели этого фокусника-иллюзиониста, так и не смогли увидеть нечто подобное.

Решельяк иногда вспоминал и рассказывал о том, как они ставили этот номер.

– Этот секрет неизвестен никому, кроме меня. Но я дал честное слово, что никогда, никому не открою его тайны.

Поник, один раз сам слышал, как Решельяк рассказывал об этом номере. Поник очень заинтересовался этим фокусом. Он постоянно думал, как может такое происходить?

«Возможно ли такое чудо? – часто думал про себя Поник. – Нет! Этого не может быть! Но Решельяк не может врать. Он такой умный, серьёзный и хорошо рисует. Он не может говорить неправду.»

Последнее время Решельяк на парапете почти не появлялся, а потом и вовсе исчез.

Понику стало не интересно околачиваться на парапете среди посредственных картин, с бесконечно повторяющимися сюжетами и темами. Он тоже почти не приходил сюда, а целыми днями просиживал за своим любимым занятием – рисованием.

Одну картину он рисовал очень долго. Тщательно подбирал краски, изо всех сил старался не уступить в мастерстве самому Решельяку. К тому же он постоянно скрывался от всех, так как не хотел, чтобы хоть кто-нибудь, хоть один человек в мире увидел его картину. Поэтому он рисовал её в разных закоулках, чуланах, чердаках, подвалах. Маленький художник не знал, когда нужно считать свою работу законченной. И всё же он рисовал, рисовал, рисовал. Пока однажды, как всегда, скрываясь от чужих глаз, он не услышал вдруг голос своей матери:

– Что ты делаешь! Не надо, перестань…

Поник опешил. Он прислушался – тишина. Потом опять он явно слышал голос своей матери. Да это был явно её голос. Но звучал он как-то неестественно, с каким-то животным хрипом и тяжёлым дыханием.

– Прекрати немедленно… здесь не место… – опять услышал Поник дрожащий, взволнованный голос матери. Послышался какой-то шорох, возня – Прекрати, мы совсем потеряли рассудок! Нас могут увидеть. Нас услышат!

– Перестань корячиться! – сильнее грома грянул пьяный, хриплый бас – Я что?.. не имею права?! Не ломайся! А не то…

Возня и шорох усилились, за стеной слышалось громкое, тяжелое мужское и женское дыхание. Поник не понимал, что происходит. Он привстал, резко рванулся вперед, но опрокинул тяжёлый кувшин. Кувшин с грохотом упал, покатился.

В это время дверь резко отворилась, и на пороге появился Джон.

– А-а-а! Вот кто! Решил подслушивать! Ну, я тебе покажу! А ну, убирайся отсюда, пока цел! Мерзавец! Марш на улицу!

Пьяный Джон набросился на мальчишку, схватил его за шиворот и с силой вытолкнул беднягу за дверь, дав при этом пинка. Поник упал, потом быстро поднялся, чтобы не получить добавки и стремглав побежал, не зная куда.

– Мерзавец! Бездельник! Я тебя проучу… – нёсся вдогонку всё тот же громкий сиплый пьяный голос.

Когда поздно вечером, Поник вернулся домой, он увидел во дворе кучу пепла и догоравший костёр, в котором ещё дымились все его рисунки и картины…

– Ну, вот и всё… Я больше никогда не буду рисовать!

Поник опустил голову, потом резко вздрогнул и выкрикнул:

– Картина!

Он бросился в старый чулан и в темноте стал шарить по полу, ища свою картину.

Картина валялась на том же месте, где он её и оставил.

– Ура! – радостно закричал юный художник – Она жива!

Поник бережно поднял картину с пола, вынес её из чулана. Потом он спрятал картину в надёжном месте и решил, что завтра же он пойдёт и продаст её первому попавшему покупателю.

****

И вот, наконец, картина продана! Продана, да ещё и за сколько! Юному дарованию и во сне не могло присниться такое!

Поник прочитал визитку, полученную от господина Фединга:

«Художник-реставратор господин ФЕДИНГ

Музей изящных искусств, ЮЖНЫЙ Город».

Далее следовали номера телефонов, адрес Музея и ещё какие-то номера и буквы, значение которых Поник не понял.

«Завтра же я пойду к господину Федингу и покажу уцелевшие рисунки» – решил Поник.

Он тщательно обыскал все тумбочки, шкафы, полочки. Посмотрел, где только можно было обнаружить хоть какой-то мало-мальски значимый рисунок. Сложил все рисунки в небольшую папочку, спрятал её от посторонних и стал дожидаться завтрашнего дня.