Читать книгу Промельк Беллы - Борис Мессерер - Страница 76

Анель Судакевич
Арнольд Арнольд

Оглавление

Другим человеком, часто бывавшим у нас в доме и тоже исключительно близко знавшим Владимира Владимировича, был Арнольд Григорьевич Арнольд (его подлинное имя звучало как Арнольд Григорьевич Барский). Последние годы Арнольд работал режиссером Московского цирка и был тесно связан рабочими отношениями с моей мамой как с главным художником цирка. Она оформляла цирковые представления, которые ставил Арнольд.

Арнольд был весьма представительным мужчиной высокого роста, с большой львиной головой, под стать самому Владимиру Владимировичу. Он писал сценарии для цирковых представлений совместно с безработным тогда Николаем Эрдманом, который придумывал блестящие репризы, что для клоунов имело решающее значение.

Арнольд проводил с Маяковским все свое время. Так же, как и Маяковский, он был страстный игрок. Они вместе бродили по Москве, посещали ипподром, где делали отчаянные ставки, вместе играли в бильярд в помещении “Кружка друзей искусства и культуры”, располагавшегося в Воротниковском переулке рядом со Старопименовским. “Кружок” был прообразом возникшего позднее Всероссийского театрального общества. Маяковский и Арнольд играли на деньги во все возможные игры, а также спорили на “чет и нечет” денежных купюр и находили еще тысячу вариантов для спора, причем тут же расплачивались наличными. Когда меня глубоко захватило увлечение личностью и поэзией Маяковского, я с жадностью расспрашивал Арнольда о том, как они проводили время. Арнольд Григорьевич отвечал сжато и неохотно, как бы не желая открывать свою страсть к игре и делиться своей слабостью с молодым собеседником.

Позднее я прочитал о дружеской близости Арнольда с Маяковским в поэме Николая Асеева “Маяковский начинается”:

А лучше всех его помнит

Арнольд —

бывший эстрадный танцор.

Он вежлив, смугл, высок, худощав,

в глазах – и грусть, и задор;

закинь ему за спину

край плаща —

совсем бы тореадор.

<…>

Собрались однажды

любители карт

под вечер на воле

в Крыму.

И ветер,

как будто входя в азарт,

сдувал

все ставки

к нему.

Как будто бы ветром —

счастья посыл

в большую его ладонь.

И Маяковский,

довольный, басил:

“Бабочки на огонь!”

Азарта остыл каленый нагрев,

на море и тишь, и гладь;

партнеры

ушли во тьму, озверев…

“Пойдем, Арнольд, погулять!”

“Пошли!”

“Давай засучим штаны,

пошлепаем по волне?”

“Идет!” – И в даль уходят они

навстречу тяжелой луне.

Один высок, и другой высок,

бредут – у самой воды,

и море,

наплескиваясь на песок,

зализывает следы…

Вдруг Маяковский

стал, застыв,

голову поднял вверх.

В глазах его

спутники с высоты

отсвечивают пересверк.

Арнольд задержался в пяти шагах:

спит берег,

и ветер стих.

Стоит, наблюдает,

решает: “Ага!

Наверное, новый стих?”


Промельк Беллы

Подняться наверх