Читать книгу Россия и Швеция после Северной войны - Борис Николаевич Григорьев - Страница 2

XVIII век назвали галантным, по всей видимости, исключительно в угоду прекрасному полу. На самом деле это было время непрерывных, длительных и жесточайших войн – Северной, за испанское, польское и австрийское наследство, войны с Турцией, русско-шведские войны, так что свою галантность мужчинам удавалось проявлять лишь в короткие перерывы между сражениями, походами и кампаниями.

Один за другим ушли из жизни два не совсем галантных человека – Карл XII (1718) и Пётр I (1725), вершившие судьбами своих стран и державшие в напряжении Европу в течение более чем двадцати лет: русский царь, вставший на путь реформ и преобразований, стремился приобщить лапотную Россию к западноевропейской цивилизации, и шведский король, пытавшийся сделать из Швеции непререкаемого гегемона Европы.

Стремление Петра I «прорубить окно» в Европу через устье Невы и Прибалтику неотвратимо сталкивало Россию со Швецией, господствующей державой в этом регионе и контролировавшей всё балтийское побережье. В результате затяжных и кровопролитных военных действий победила Россия, которая, по словам Пушкина, вошла в Европу под грохот пушечной канонады и стала играть важную роль в её событиях. Швеция войну проиграла, она уже не могла играть роль великой европейской державы и была вынуждена довольствоваться статусом второстепенной страны.

Но как всегда бывает в истории с победителями и побеждёнными, судьбы послепетровской России и послекарловской Швеции самым тесным образом снова переплелись между собой и ещё долгое время оставались так тесно связанными и даже весьма схожими, как они не были при двух самодержавных покойниках.

Обе державы должны были адаптироваться к своему новому состоянию: Россия – к росту, а Швеция – к потере своего влияния. После 1725 года Россия болезненно «переваривала» и осваивала огромное наследие Петра и надолго погрузилась в чехарду государственных и дворцовых переворотов, закулисных интриг, коварных заговоров и жестоких казней, вызванных то неопределённостью в связи с очередным наследником трона, то поиском новых путей развития, то влиянием извне.

И Швеция, потерявшая все земли на востоке, ослабленная в военно-политическом, экономическом, морально-психологическом отношении, хотя и довольно быстро и решительно расправившаяся с абсолютизмом и войдя в новую фазу своего развития – конституционно-монархическую, получившую название «эпохи свободы», так же мучительно противоречиво и болезненно, как и её сосед на востоке, осваивалась со своим новым положением. «Необузданное самовластие аристократов довершили её бессилие», – утверждал русский историк Н.Г.Устрялов.

Схожесть развития в России и Швеции выразилась в первую очередь в том, что в обеих странах были предприняты попытки встать на путь конституционной монархии. Россия, как известно, получила своих «конституционалистов» не сразу, а только через 5 лет после смерти царя-реформатора, хотя, как показывают новые исследования, идеи ограничения самодержавия вызревали ещё при жизни Петра. Бунт его сына царевича Алексея является тому примером.

В окружении царевича оказались и ближайшие сподвижники царя, недовольные бешеными темпами петровских реформ и желавших дать стране передышку. Из них потом вышли «верховники» – русские конституционалисты, предпринявшие в 1730 году попытку ограничения самодержавной царской власти. Примечательно, что образцом за государственную систему «верховники» взяли конституционный строй Швеции.

В Швеции дворянские «верховники» проявили себя сразу, как только до Стокгольма из-под Фредриксхальда донеслась весть о смерти «Северного Александра Македонского». Наследница трона сестра Карла ХII Ульрика Элеонора попыталась было править абсолютистски, но встретила сильное сопротивление риксдага и дворянства во главе с графом и генерал-лейтенантом Арвидом Бернхардом Хорном (1664—1742) и, будучи вынуждена принять власть из рук парламента, согласилась править на условиях, сильно ограничивающих её власть.

Ульрика Элеонора (Ulrika Eleonora; 1688— 1741) – королева Швеции, правившая в 1718—1720 годах. Дочь Карла XI, младшая сестра Карла XII. 29 февраля 1720 года она отреклась от престола в пользу своего супруга.

На заседании государственного совета в декабре 1718 года Хорн без всяких обиняков объявил удивлённой Ульрике Элеоноре, что править с божьей помощью, т.е. по праву наследования, ей нельзя. Оставалось пробивать путь к трону силой или получить корону из рук риксдага и риксрода (государственного совета). Принцессе не оставалось ничего иного, как выбрать второй путь силой она не располагала.

Переворот произошёл бескровно, и в 1719 году в Швеции утвердилась конституционная монархия, при которой права короля были сильно урезаны. Король был всего лишь председателем госсовета, состоявшего из 24 человек – правда, с двумя решающими голосами. Не обошлось без конфликтов: президент канцелярии – глава правительства – А. Хорн вскоре был королевой незаконно уволен со своего поста, но был избран лантмаршалом, председателем дворянской секции риксдага и после этого сумел вернуть себе пост главы правительства.

Арвид Бернхард Хорн (Arvid Bernhard Horn; 1664—1742).

Порвать кондиции конституционного правления, как это позже сделала её русская «сестра» Анна Иоановна, Ульрике Элеоноре не удалось – не хватало достаточной поддержки. В отличие от России, шведские сословия – дворяне, церковь, городское население – выступили единым сплочённым фронтом. Крестьяне были настроены монархически, но их в решающий момент на съезд риксдага просто не пригласили. Абсолютизм шведских королей, особенно при Карле ХII, не нравился большинству шведов, в то время как самодержавная власть царей подавляющим большинством русских всё ещё воспринималась как единственный путь развития.

Ещё во время Северной войны голштинец Хейнрих Фикк по указанию царя с риском для жизни пробрался со своей супругой в Стокгольм, собрал сведения о том, как функционирует система управления Швецией, и тайно вывез их из страны на теле своей супруги. Петра I интересовала чисто внешняя сторона государственно-бюрократического устройства Швеции – он намеревался приспособить шведскую систему коллегий для самодержавной России, в то время как вождя «верховников» князя Д.М.Голицына (1665—1737) волновала именно шведская конституционная надстройка, т.е. взаимодействие парламента, правительства и королевской власти. Д.М.Голицын как президент Камер-коллегии часто встречался с вице-президентом той же коллегии Х. Фикком и получил от него важные необходимые сведения для будущих преобразований в самодержавной России.

Сильное влияние на возникновение конституционных взглядов у русских дворян оказал Василий Никитич Татищев (1686—1750), который 7 декабря 1724 года по приказу Петра I официально побывал в Швеции. Главной целью «командировки» Татищева было способствовать возведению на шведский трон зятя царя – герцога Готторп-Голштинии Карла-Фридриха, для чего ему надлежало вступить в контакт с голштинской партией в Стокгольме в лице вернувшегося из русского плена полковника Табберта. Действовал Татищев под легендой изучения горного дела и государственного устройства Швеции. Дело голштинского герцога в Швеции к этому моменту было достаточно безнадёжным, зато в Петербург Татищев вернулся под большим впечатлением, которое на него произвело шведское конституционно-монархическое устройство: ограниченные полномочия короля, верховная власть парламента – риксдага, исполнительная власть риксрода – Совета (правительства) и т.н. секретной комиссии, состоявшей из 100 человек и действовавшей в промежутках между сессиями риксдага.

В.Н.Татищев, будущий автор «Истории Российской», был знаком с князем Д.М.Голицыным, так что, возвратившись из Швеции, он, несомненно, должен был поделиться с князем своими впечатлениями об её государственном устройстве. Шведский посол в России Дитмар писал: «Встретился со мной статский советник Татищев и сказал, что за день перед тем (23 января 1730 г., Б.Г.) он читал кое с кем шведскую „форму правления“ и в ней ссылки на различные другие распоряжения и постановления риксдагов, которых здесь не достанешь. Поэтому он просил меня добыть их, говоря, что охотно заплатит, что они будут стоить». 23 января 1730 года с Дитмаром встречался и князь Д.М.Голицын.

Русские «верховники» возникли совершенно спонтанно, они действовали по возникшей необходимости. Похоронив умершего в январе 1730 года царя-юношу Петра II, придворная знать, возглавляемая князем Д.М.Голицыным (1663—1737), потомком Гедимина и племянником другого русского реформатора, советника и любовника царевны Софьи князя В.В.Голицына (1689), некоторое время пребывала в нерешительности относительно того, кого следовало бы предложить на опустевший русский трон. Перебирая колоду из нескольких карт (жена бывшего соправителя Петра, царя Ивана, царица Евдокия, её дочь герцогиня Мекленбургская Екатерина и дочь Петра Елизавета) они наткнулись на имя курляндской герцогини Анны Иоановны. Эта кандидатура показалась им наиболее подходящей – особенно с учётом перспективы самим «себе полегчить», т.е. разделить с будущей царицей власть.

В решающий момент – в 1730 году – между стратегическими союзниками Татищевым и Голицыным возникли противоречия тактического характера, и верх взяли поддержанные гвардией сторонники самодержавия во главе с новгородским архиепископом Феофаном Прокоповичем и вице-канцлером А.И.Остерманом. Сначала Анна Иоановна согласилась на их требования – т. н. Кондиции, но обнаружив, что против них выступило подавляющее число среднего и мелкого «шляхетства», вообразившего, что в России власть кучки аристократов окажется злее и хуже власти императрицы, публично порвала «кондиции». Многим из «верховников» потом не поздоровилось: кому отрубили голову, кого сослали в Сибирь, кого отправили в ссылку.

Анна Иоановна (1693—1740) – в 1730—1740 годах – Императрица Всероссийская из династии Романовых.

Шведские «верховники» начали вынашивать свои конституционалистские идеи ещё в последний год правления Карла XII. Главными генераторами этих идей оказались А.Б.Хорн (Хурн, Горн), ландсхёвдинг (губернатор) провинции Уппланд Пэр Риббинг, многосторонне образованный человек со связями в старых дворянских родах и уппландский судья Карл Густав Юлленкройц.

Шведским конституционалистам повезло больше. Они тоже стояли перед небольшим выбором наследников, готовых надеть на себя шведскую корону: ими были сестра Карла XII Ульрика Элеонора, голштинский герцог и племянник Карла XII Карл Фредрик (Фридрих) (1700—1739) и гессенский принц, супруг Ульрики Элеоноры. Голштинская партия была дискредитирована гессенской партией, а её лидер Х. Гёртц был арестован, обвинён в государственной измене и казнён. Фридрих Гессенский тоже не пользовался большим авторитетом, и предпочтение было отдано женщине – как в своё время в России Анне Иоанновне. Петербургские и стокгольмские конституционалисты, по-видимому, полагали, что иметь дело с женщиной было проще.

Шведы не ошиблись. Действительно, Ульрика Элеонора, не имея никакой поддержки со стороны, быстро сдалась и согласилась на все требования А. Хорна и П. Риббинга. Она отказалась от наследственного права на трон, согласилась принять его из рук риксдага – парламента, в который входили четыре сословия: дворянство, духовенство, представители городов и крестьяне, и назначила П. Риббинга лантмаршалом парламента. П. Риббинг устроил риксдаг в урезанном виде, не пригласив на него крестьян, сплошь и рядом выступавших за абсолютного монарха, а потому всё прошло гладко, без сучка и задоринки.

Период с 1719 по 1772 г.г. в шведской историографии называется «эпохой свободы». Свобода была далеко не для всех: ею в «эпоху свободы» стали пользоваться в основном шведские дворяне. При этом произошло уравнивание в правах 200 аристократических родов с 1500 родами остального дворянства. Как писал шведский историк Э.Г.Гейер, шведы в результате получили «наихудшую из демократий, которая с претензией на прошлое, в котором господствовало меньшинство, объединила многих буянов, политических флюгеров и завистников».

К чему вели дело русские «верховники», до сих пор окончательно не выяснено: то ли они на самом деле хотели облегчить положение всей страны, то ли они хотели «полегчить» только себе, сосредоточив власть в 2—3 аристократических родах, которые правили бы страной по своему усмотрению1. Во всяком случае, верховникам не удалось привлечь на свою сторону ни большинство дворян, ни офицеров армии и флота, и в результате потерпели поражение.

В Швеции на политической сцене действовали не только дворяне. Там, в отличие от России, крепостного права не было, и крестьянское сословие не было так бесправно и эксплуатируемо, как в России. В Швеции уже сформировалось довольно представительное городское население – купцы, ремесленники, рабочие мануфактур, получившие представительство в риксдаге. В отличие от русского клира, шведское духовенство представляло собой тесно сплочённое сословие и имевшее в риксдаге и вообще в общественной жизни страны сильный голос и влияние.

Согласно конституции Риббинга-Юлленкройца, королева подчинялась риксроду (госсовету, правительству), число членов в котором постоянно колебалось от 16 до 24, а главным и реальным правителем Швеции стал президент канцелярии (в нынешних терминах – премьер-министр) граф Арвид Хорн, бывший командир драбантов Карла XII. Совет подчинялся риксдагу, который контролировал решения Совета, мог заблокировать их или удалить из Совета неподходящего члена. Но парламент собирался один раз в 4—5 лет, и правительство фактически действовало на своё собственное усмотрение.

Все решения в Совете принимались путём голосования. Королева тоже входила в Совет и имела там два голоса, в то время как все другие члены Совета (министры) – только один. Ульрике Элеоноре этого было мало – всё-таки она была сестрой Карла XII, и оставаться долгое время с «выкрученными руками» она не могла. Через год она добровольно уступила власть супругу, который был избран королём Швеции под именем Фредрика I. Супруг на первых порах особых претензий от себя тоже не выдвигал.

Фредрик I Гессенский (1676—1751).

Нечто подобное – ведь царь Пётр многое заимствовал из Европы, включая Швецию, – было учреждено и в России. Но если в Швеции король не мог пойти против госсовета, то в России всё решал царь, а сенат или кабинет был всего лишь совещательным органом при царе-самодержце. В 1718—1721 г.г. царь Пётр продолжал войну уже со шведской конституционной монархией Ульрики Элеоноры, а потом – антирусски настроенного Фредрика I, и понадобились чрезвычайные усилия, чтобы заставить «конституционалистов» прийти к Ништадтскому миру 1721 года.

Вполне вероятно, что если бы Швецией по-прежнему управлял Карл XII, а Россией – Пётр I, то переговоры на Аландских островах в 1718 году могли бы привести не только к миру, но и к военно-политическому союзу двух держав. Но шведский король погиб в 1718 году во время своего норвежского похода, и России пришлось иметь дело с его наследниками.

Ещё одно сходство в развитии обеих стран в описываемый период – это постепенное возрастание значения в их судьбах проблем престолонаследия. Чем дальше обе страны удалялись от нашей точки отсчёта (смерть Петра и Карла), тем острее эта проблема становилась для обеих стран. Правда, в России она возникла главным образом не от недостатка законных наследников, а от сугубой ошибки царя, весьма туманно сформулировавшего правила наследования русского трона после своей смерти, в то время как в Швеции с ней столкнулись именно по причине отсутствия природных наследников шведской короны. И снова совпадение: решать эту проблему и России, и Швеции пришлось по иронии судьбы весьма схожим образом, черпая наследников из одного и того же скудного и неблагодарного источника – плодовитого голштинского или худосочного гессенского двора.

После 1725 года самодержавная Россия, творением Петра I превратившаяся в страну европейского значения лишь номинально, а вернее, только в военном отношении, ещё должна была подтвердить или хотя бы не утратить этот свой статус. Встреча России через прорубленное окно с Европой была не такой уж и дружественной. Во всех европейских столицах смотрели на Санкт-Петербург с подозрением, недоверием, ревностью, страхом и завистью, не говоря уж о поверженном Стокгольме.

Лишившаяся своего великодержавия Швеция во главе с конституционным монархом, всесильными правительством и парламентом, не дожидаясь окончательного оздоровления уставшей от войны страны, взяла курс на реванш Ништадтского мира 1721 года и возвращение балтийских провинций силой оружия. Эта реваншистская политика шведского дворянства продлила противостояние бывших противников минимум ещё на 75 лет.

Россия старалась не обострять со Швецией отношения, принимала меры к поощрению в стране и в правительстве мирных настроений, но продолжала пристально следить за тем, чтобы война не застала русскую армию врасплох. Как ни странно, абсолютистская Россия, опираясь на положения Ништадтского мира, пыталась играть роль гаранта конституционно-монархического строя в Швеции. Под этим предлогом она довольно часто пыталась вмешиваться во внутренние дела Швеции и тем самым ещё больше разжигала антирусские настроения шведов.

Свои реваншистские планы правительство Швеции, опираясь на союз с Францией, связывала с надеждой на российскую смуту и российскую государственную неустроенность. В свою очередь, Россия использовала противоречия между «благонамеренными» шведами, которые оформились потом в партию «колпаков» или «шапок», и их противниками – партией «шляп» – и пыталась «окоротить» агрессивные планы шведов.

Правительство Арвида Хорна в значительной степени консолидировало внутри- и внешнеполитическое положение Швеции и гарантировало некоторую стабильность и поступательность развития. Шведский историк Л. Ставенов полагает, что эпоха Хорна, полная энергии и надежды, была самой счастливой в истории страны. Страна, по его мнению, довольно быстро преодолела последствия поражения в Северной войне, Хорн быстро уводил шведов от переживаний прошлого к новому мирному строительству. Занимая в целом реалистичную по отношению к России позицию, Хорн с некоторыми, правда, существенными оговорками, считал необходимым поддерживать с ней дружеские добрососедские отношения.

Люди же, пришедшие ему потом на смену (Юлленборг, Хёпкен), подобные тем, которые стали у руля России при Екатерине I и Петре II (Меншиков, Долгорукие), были больше озабочены своими групповыми интересами и достижением личных амбиций, что не отвечало естественным интересам Швеции и отбрасывало их в своём развитии назад. И это тоже на первых порах являлось общей чертой внутреннего и внешнего положения России и Швеции. Главной же доминирующей чертой во взаимных отношениях русских и шведов было глубокое недоверие друг к другу. Забегая вперёд, отметим, что Россия своё недоверие к бывшему противнику преодолела легко и быстро, в то время как шведы не смогли это сделать вплоть до XXI века.

Заметное влияние на российско-шведские отношения в 20-30-е годы XVIII столетия оказывал вице-канцлер А.И.Остерман, а в 40-50-е годы – Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693—1766): сначала как вице-канцлер, а потом как великий канцлер России. Рядом с канцлером находился и его брат, полномочный министр, а потом чрезвычайный посланник в Стокгольме, камер-юнкер двора Михаил Петрович Бестужев-Рюмин (1688—1760), тоже оставивший заметный след в этой области.

Напряжённость в отношениях России со Швецией не спадала до конца XVIII века. Мы ограничимся описанием русско-шведских отношений только в первой половине XVIII века.

После этих предварительных замечаний приступим к поэтапному рассмотрению взаимоотношений между обеими странами, ограничив их временем прихода к власти в России Екатерины II, а в Швеции – Густава III.