Читать книгу Константин Игумнов. Великий сын Лебедяни - Борис Николаевич Григорьев - Страница 4

Как сообщает нам Сергей Николаевич Игумнов, купеческий род Игумновых прослеживается вглубь до первых десятилетий XVIII века и начинается с некоего Саввы, бывшего дьячка в каком-то селе Рязанского воеводства, что на границе между Раненбургским и Ряжским уездами. Его сын Ефим, родившийся около 1710—1712 г., по семейному преданию, собирался записаться в крепостные к какому-то помещику и начал вести с приказчиком этого помещика переговоры о своём закрепощении1. Но его свободолюбивая жена Василиса резко запротестовала и устроила мужу такую бучу, что тот отказался от своего намерения, а приказчик тоже «обратился вспять». Таким образом, Ефим Саввич избежал закрепощения, а его сын Иван Ефимович (1747—1828), в царствование Екатерины числился уже «купеческим сыном» г. Данкова.

К концу XVIII века у Ивана Ефимовича были уже взрослые дети – Степан (1774—1833) и Иван (1766—1855). Поскольку Игумновы питали явное пристрастие к имени «Иван», этот Иван Иванович получил звание «старший», в отличие от своего сына Ивана Ивановича-младшего.

Иван Иванович-старший был женат на Марии Васильевне Поповой, дочери данковского купца (сразу после этого брака семья Поповых поменяла фамилию и стала носить фамилию «Гостевы»). При регистрации, очевидно в силу своего церковного происхождения или желая взять фамилию супруги, Иван Ефимович хотел взять фамилию «Попов», но чиновник отсоветовал, сославшись на множество людей с такой фамилией. Тогда Иван Ефимович взял фамилию «Игумнов» – забрал чином повыше попа!

На границе XVIII и XIX в. в. Иван Ефимович ведший бакалейную, москательную, чёрную и возможно винную торговлю, уже будучи в преклонном возрасте, вместе с сыновьями Иваном и Степаном, переехал в соседнюю Лебедянь. Есть данные о том, что своей рачительностью и хозяйственной жилкой Иван Ефимович произвёл сильное впечатление на местного богатея-виноторговца, и тот, очевидно, будучи бездетным, перед смертью отписал Игумнову и дом на Дворянской улице (к настоящему времени не уцелел), и все капиталы. Это и послужило мощным толчком к бурной торговой деятельности всего семейства.

Иван Ефимович, вероятно, был первым в роду человеком, проявивший художественные способности. Он стал художником-самоучкой и писал иконы и картины. Его правнук Сергей Николаевич Игумнов пишет, что в углу кладовой родительского дома он однажды увидел пылившуюся на стене картину «аршина в два длиной» с изображением не то скелета, не то смерти. Напугался он так, что больше в кладовую не заглядывал. В Лебедянской (Преображенской) кладбищенской церкви, строителем и старостой которой был Иван Ефимович, до революции имелись образа его работы – и ничего, никто страха перед ними не испытывал. Умер первый носитель фамилии «Игумнов» в 1828 году в возрасте около 90 лет, когда отцу Сергея Николаевича было 5 лет. Долгожительницей была и его жена Мария Васильевна.

(Старо-) Казанский собор города сооружался главным образом на средства Ивана Ивановича-ст. и Степана Ивановича. О том, как умирал Иван Иванович-старший, записано его внуком Николаем Ивановичем и отцом К.Н.Игумнова в специальной тетрадке, заведенной для занесения памятных дат и событий рода:

«…Дедушка Иван Иванович скончался 9 марта 1855 г. в 7 часов утра. Накануне его смерти после обеда я по обыкновению вошёл в контору и уселся проверять книги… Дедушка в это время сидел на диване… Вдруг он заплакал… и только твердил сквозь слёзы: „Прошла, прошла, кончается жизнь моя“. Потом он успокоился, вынул некоторые записки, касающиеся до собора, проверил их, приказал мне вписать их в приходно-расходные книги и подписал их. Вскоре… подали самовар, и он сел по обыкновению пить чай… Садясь за чай, дедушка сказал: „Напиться мне чаю с вами последний раз“. Он был, впрочем, спокоен и улыбался. Тотчас после этого я ушёл домой… Когда мы всей семьёй сидели дома за чаем, он пришёл к нам, посидел немножко с нами у печки в кабинете, потом вышел в залу и сел у среднего окна, которое выходит на улицу. Мне было видно…, как он сидел и беспрестанно утирал слёзы…»

Запись на этом обрывается, но оставляет непередаваемое ощущение мистического чувства, овладевавшего старыми людьми того времени в преддверии наступавшей смерти. Очень часто они почти физически ощущали момент своей предстоящей кончины и в полном сознании готовились к ней. Кто из нынешних людей наблюдал подобные сцены в отношении своих престарелых родственников, умирающих от какой-нибудь очередной болезни века? Это очевидно атавистическое чувство люди нашей эпохи утратили безвозвратно.

А дед Иван тихо скончался в своём флигеле в присутствии родственников, не забыв дать последние наставления по делам, послать за священником, благословить образами домочадцев, причаститься и пособороваться.

В 1798 года у Ивана Ивановича-старшего и Марии Васильевны родился сын Иван-младший, а уже от «младшенького» 9 марта (ст. ст.) 1823 года родился автор вышеприведенных записей – Николай Иванович Игумнов. Он был третьим ребёнком в семье, но после смерти старших брата и сестры стал первым. Женой Ивана Ивановича-младшего в 1819 году стала 16-летняя Елизавета Терентьевна, урождённая Тарасенкова. Отец её Тарасенков Терентий происходил из коломенских крестьян, потом вышел в московские купцы. Елизавета Терентьевна умерла в 1845 году в возрасте 42 лет, родив за 26 лет замужества 13 детей, из которых 5 умерли в грудном возрасте, трое – в раннем детстве или отрочестве и лишь 5 дожили до глубокой старости. Муж пережил её на 10 лет, но, тем не менее, умер раньше своего отца в возрасте 56 лет от нервической горячки. Он отличался хорошим здоровьем и на болезнь свою внимания не обращал, лечиться не хотел. Врача к внезапно занемогшему пригласили поздно, больной терял уже сознание. Успели только пособоровать – священник ждал проблесков сознания в соседней комнате, но попрощаться с детьми и родными больной не успел. И.И.Игумнов-младший, сообщает нам его внук Сергей Николаевич, уже носил немецкое платье, «завёл культурную обстановку, писал культурным почерком, но не без грамматических ошибок».

У Ивана Ивановича-младшего (1835—1884), купца 1-й гильдии и почётного потомственного гражданина были две дочери и два сына. Один из сыновей – Пётр (1832—1911) – был тоже купцом 1-й гильдии, почётным потомственным гражданином Лебедяни и принимал активное участие в торгово-экономической деятельности города и уезда. Так он вместе с братом Иваном проявил инициативу создания в городе «Общества охотников конного бега» (1881). Конный завод Петра Ивановича располагался при селе Елизаветино Задонского уезда. Позже П. И. Игумнов возглавил управление Лебедянским банком. Он умер от сердечной недостаточности (аневризм аорты). В 1860 году он женился на Марье Николаевне Хренниковой, умершей в 1883 году от чахотки. У них было 13 детей, из которых двое умерли в младенческом, двое – в детском от туберкулёза, пятеро – от него же в возрасте от 30 до 60 лет. Пётр Иванович был типичным дельцом и хозяином, «хронически употреблял водку», но до последних дней сохранял бодрость. В семье имел кличку «папа Петя». Как все Игумновы, занимался и благотворительной деятельностью и с 80-х годов до 1906 года был старостой Старо-Казанского собора.

Сестра его Зинаида Ивановна, в браке Калашникова, умерла в возрасте 60 лет с «хвостиком», оставив после себя с десяток взрослых детей.

Сестра Марья Ивановна умерла в старости от воспаления лёгких. До этого ничем никогда не болела, седых волос не имела, с юности «проявляла истерический характер, 33 лет вышла замуж за Хренникова, но осталась девицей». Неудовлетворённый муж требовал развода, но за неё вступились братья. В конце концов, Хренников плюнул на всё, отказался от развода, удовлетворившись взять на себя её приданое. Содержать оставленную жену согласились братья Николай и Пётр Ивановичи и несли свой крест в течение 50 лет. После их смерти тётку содержали сыновья Николая Ивановича – Николай и Константин.

Брат Иван Иванович, неудавшийся пианист, умер в 49 лет в 1884 г. от склероза печени. Он много пил водки ежедневно, но, по словам С.Н.Игумнова, не до полного опьянения. Значит, мужик он был всё-таки крепкий. У Ивана Ивановича на хуторе близ села Шовское тоже был завод рысистых лошадей. Жена его Елизавета Николаевна, урождённая Проскурина (1848—1940), умерла своей смертью в глубокой старости. За 16 лет супружества она произвела на свет 11 детей, из которых только 1 умер в младенчестве: дочь Елизавета умерла в возрасте старше 60 лет, дочь Юлия («Жули-Мули»), долго жившая в семье Л.Н.Толстого и выполнявшая обязанности секретаря писателя, прожила 70 лет, а эпилептик Клавдия – 25 лет.

В конце жизни вдова Елизавета Николаевна продала имущество с молотка и была определена в богадельню Тамбовского губернского земства. После революции ей выхлопотали небольшую пенсию, и всё было бы в порядке, если бы не длинный язык пенсионерки. Где-то в 1933—35 гг. она стала хвастать о том, как богато и знатно жила в прошлом, что у неё дома бывали губернаторы и министры царя, как её муж строго и даже жестоко обращался с крестьянами. В результате на неё завели дело, начали таскать к следователю и её, и её поручителей по пенсионному делу. Уголовное дело прекратили, но одна старушка-поручительница от волнений всё-таки отдала Богу душу. В результате расследования пенсию выплачивать прекратили, и Елизавете Николаевне пришлось жить на средства, высылаемые московским племянником К.Н.Игумновым.

Об атмосфере в родительском доме С.Н.Игумнов вспоминает с благоговением. Везде по стенам были развешаны образа, составляющие настоящие иконостасы: «Теперь я вижу, что помимо религиозного значения этих икон, они были для отцов тесно связаны с важнейшими семейными событиями, являлись знаком, закрепляющим в их памяти, иногда отмечающими этапы жизни, новые полосы в ней или итоги прошлого. Одни из этих икон будили воспоминания о том, как пятилетнего малыша благословлял дряхлый дед… На других дрожат слёзы матери, коснеющим языком делающей последние распоряжения и непослушной рукой старающейся перекрестить сиротеющих детей. Иные смочены потоком слёз старика, прощающегося с жизнью…»