Читать книгу Нюрнберг. На веки вечные. Том второй - Братья Швальнеры - Страница 5

Июль 1962 года, Москва, здание Генеральной прокуратуры СССР на Большой Дмитровке

Генеральный прокурор СССР Роман Руденко вызвал к себе на прием заграничного корреспондента «Комсомольской правды», 30-летнего Юлиана Семенова. Принимал его лично – очень уж щепетильный предстоял разговор.

– Ты в Мюнхен ездил недавно, если я не ошибаюсь?

Семенов, привыкший к тому, что вопросы подобного рода обычно задают в КГБ, удивился:

– Да. А почему вас это интересует?

– Ну ты не забывай, что я – генеральный прокурор. Меня все интересует. Особенно, если учитывать, что целью твоей поездки было освещение процесса над Эрихом фон дем Бах-Зелевски, верно?

– Сами же все знаете, – улыбнулся журналист.

– Я-то знаю, – вздохнул Руденко, – а вот ты, кажется, недопонимаешь некоторых политических моментов важности этой фигуры. Тебе известно, что он в качестве свидетеля в Нюрнберге показания давал?

– Известно, Роман Андреевич, – загорелся Семенов. – Я потому туда и поехал. Он ведь тогда сухим из воды вышел, хотя это вызвало недоумение у всех присутствующих, включая Геринга. Так ведь?!

– Смотри, какая осведомленность. Ну допустим…

– Мне такая трактовка кажется неслучайной. Тут явно прослеживается рука империалистических разведок. Человек командовал войсками СС и полиции на территории РСФСР и Белоруссии, его руки даже не по локоть, а по плечи в крови, а он спокойно уходит из здания Дворца правосудия! И потом еще 15 лет никому совершенно нет дела до него и его роли в войне и уничтожении мирного населения, заметьте, нашей страны. И тут вдруг, 15 лет спустя, его арестовывают и судят – но не за то, что он утопил в крови оккупированные восточные территории, а за то, что в 1934 году, в «Ночь длинных ножей», в Кенигсберге чуть ли не случайно убил какого-то эсэсовца!42

– И ты, понятное дело, разразился гневной статьей по этому поводу?!

– А как быть, когда такое творится?! Советский читатель должен знать правду о сговоре империалистов и нацистов, пускай даже столько лет спустя…

Руденко снова тяжело вздохнул и окинул журналиста взглядом:

– Ты не обижайся, но я эту твою статью приказал притормозить…

– Но… почему?!

– Потому что ты не знаешь всего. Не думаешь же ты, что там, в Нюрнберге, решения принимали одни только американцы?! По твой логике получается, что мы там были на правах то ли клоунов, то ли вообще пустого места?

– Но тогда выходит…

– Решение проявить снисхождение к Бах-Зелевскому было принято наверху… с участием советского руководства. И нынешняя его судьба тоже не проходит мимо нас.

Семенов выпучил глаза и, не в силах произнести ни слова, смотрел на хозяина кабинета как на сумасшедшего.

– Но… но…

– Погоди. Я с тобой так откровенен, потому что знаю и уважаю твоего отца, старого большевика, которому когда-то помогал реабилитироваться после сталинских репрессий. Потому рассчитываю на твое понимание…43 Я знаю, что ты скажешь – этот Бах нацистский преступник и все прочее. Конечно, ты прав. Но ты же знаешь, что идеальной законности, как и идеальной справедливости, не существует. Везде и всюду вмешивается политика, будь она неладна. Конечно, это плохо, но это жизнь. Не мы такой порядок выдумали, не нам его и ломать. И, согласно этому порядку, Бах-Зелевского мы должны были отпустить. Мы ему это обещали…

– Мы?! Но за что?! Что он такого сделал?

– То-то, что сделал. Ты не знаешь, а в 1944 году он уничтожил злейшего врага Советской власти – бывшего главаря Локотского самоуправления, гауляйтера Орловской и Брянской областей Бронислава Каминского. Останься он тогда в живых, еще неизвестно, чем бы война кончилась, и кто бы на скамье подсудимых в Нюрнберге оказался. Он, можно сказать, сделал первый шаг к падению военного влияния рейха в СССР. Сделал сам. И мы не могли такого не заметить и не оценить…

– Каминский… Каминский…

– Ты мог о нем слышать в связи с его участием в подавлении Варшавского восстания осенью 1944 года. Тогда он и его эсэсовцы много крови полякам пустили…

– Но, насколько мне известно, – парировал Семенов, – львиную долю участия там приняли войска того же Бах-Зелевского…

– Еще раз говорю: тебе известно не все, – отрезал Руденко. – Я расскажу тебе кое-что, но ты про это забудешь. И про статью свою тоже. А чтобы тебя к этому простимулировать, вот…

Он открыл ящик письменного стола, вытащил оттуда конверт и положил его перед Семеновым.

– Это письмо для Бах-Зелевского от меня. Поедешь в Мюнхен, «статью дорабатывать» и заодно передашь. Только не вскрывать и в собственные руки!

– И что будет написано в новой статье? – все так же недоуменно спрашивал журналист.

– А ничего. Ее вообще не будет, – отрезал прокурор. – Вместо этого будет статья о твоих поисках Янтарной комнаты, вывезенной гитлеровцами с территории СССР. Ты же, кажется, этим вопросом вплотную занимаешься? А Бах-Зелевски как раз войсками СС на оккупированной территории командовал, может тебе помочь в этом вопросе. В письме я прошу его оказать тебе содействие.

– Ну и дела, – присвистнул Семенов. – Такие милости от генерального прокурора! Видать, и впрямь этот Каминский был настолько опасен, что за неразглашение данных о его убийце я все это получаю…

Информация к размышлению (Бронислав Каминский). Руденко говорил правду. Август-сентябрь 1944 года – трагическая дата в истории Польши. Жители Варшавы восстали против гитлеровцев, не в силах более терпеть их гнет. Бунт их был жестоко подавлен. По усреднённым данным, за 63 дня восстания погибло около 10 тысяч повстанцев и до 200 тысяч мирного населения. Главным «подавителем» Варшавского восстания вермахт назначил Эриха фон дем Бах-Зелевского, получившего богатейший опыт в массовых расстрелах евреев на территории Белоруссии. Группировка сил под его командованием в Варшаве насчитывала 16 тысяч бойцов. В нее входили также украинские, белорусские, мусульманские формирования. На помощь к нему зачем-то отправили сводный полк коллаброционистской РОНА (Русской Освободительной Народной Армии) под командованием Каминского, который составлял всего 1,7 тысячи бойцов. Расклад сил очевиден. Да и можно ли было сравнивать бойцов РОНА, к примеру, с уголовниками бригады СС Дирлевангера, запятнавшей себя крайней жесткостью при подавлении партизанского движения в России, Польше, Белоруссии?!

Кроме того, сводный полк РОНА находился в Варшаве всего 10 дней – с 9 по 19 августа 1944 года. За время боёв от немецких солдат начали поступать сигналы о том, что каминцы стреляют им в спину. Это подтвердил на допросе командир сводного полка РОНА Иван Денисович Фролов.44 В один из тех дней в ответ на резкое требование бросить части в Варшаву Каминский ответил: «Во-первых, я по происхождению поляк, во-вторых, я русский патриот. Я и мои солдаты борются только против большевизма, за свободу России. Польские повстанцы борются за свободу своей Родины. Я не могу участвовать в борьбе против них».45

Бронислав Каминский

19 августа прибывшая немецкая комиссия вывела полк Каминского из Варшавы за бездеятельность при подавлении восстания и направила его на подавление польских партизан в Кампиносскую пущу. Но и тут сводный полк отказался воевать, сославшись на усталость и неисправность вооружения.

Такая картина, с одной стороны, страшно злила Бах-Зелевского. С другой – он понимал, что война почти проиграна, и потому вскоре ему придется отвечать за подавление Варшавского восстания и борьбу с польскими партизанами. Единственным способом избежать ответственности было свалить ее на кого-нибудь другого. Покойники, как показывает практика, подходят на эти роли больше всего. И потому Бах-Зелевски отдает приказ об убийстве Каминского. Однако, этим выстрелом он убивал двух зайцев – помимо собственных интересов, он обеспечивал интересы русских, для которых Каминский был заклятым врагом. Тем самым он мог выторговать у будущих победителей дополнительные привилегии для себя. Но чем же этот поляк так насолил Москве? Чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться в его биографии…

Родился он в Польше в 1899 году. Каминские – семья потомственных польских дворян, перебравшихся в Петербург в конце XIX века. Жили в центре города на улице Тележной. Мать Бронислава – Евва-Ядвига, до конца жизни гордилась тем, что «ни дня не работала на эту власть». А участник Гражданской войны Бронислав считал себя русским, верил в будущее России. После демобилизации вернулся домой, женился на Войтович Анне Брониславовне, с которой родили трёх дочерей и сына. Затем получил высшее образование как инженер-технолог и сделал важнейшее изобретение – синьку (средство для подсинивания белья). Работал главным инженером на разных предприятиях.

Но 11 августа 1937 года во все управления НКВД СССР пришло закрытое письмо №59098 за подписью наркома внутренних дел Ежова, в котором всё польское население СССР объявлялось иностранными шпионами, проникшими в органы управления НКВД, разведуправление Красной армии с целью свержения советской власти во главе с её руководством. После убийства Сергея Кирова 1 декабря 1934 года в стране был объявлен Большой террор. Вместе с Закрытым письмом в местные органы НКВД разослали конкретные приказы по нейтрализации «вредных элементов». В письме фигурировало и имя Филиппа Медведя – начальника управления НКВД СССР по Ленинградской области – ближайшего друга Кирова. В декабре 1934-го в своём кабинете на площади Урицкого застрелился заместитель Медведя, являвшийся мужем родной сестры Анны Каминской. По всем статьям Бронислав Каминский попадал под «Польское дело»: и поляк, и из «бывших», и образован, и родственник заместителя, указанного в закрытом письме Медведя… По совокупности все эти «преступления» тянули на высшую меру социальной защиты – расстрел…

В один из августовских дней 1937-го семья собралась обедать. Услышав во дворе звук мотора, сестра Каминского Антонина выглянула в окно. Увидев «воронок» и чекистов, направляющихся к подъезду, она крикнула: «Броня, беги!» «Я не сделал ничего плохого», – спокойно ответил он. Когда его уводили, средняя дочь Виктория бросилась в ноги к одному из чекистов с мольбами не забирать папу. Тот с силой пнул ребёнка сапогом. От удара сапогом девочка ударилась головой о стену, потеряла сознание и в дальнейшем в течение двух лет не могла говорить. Потом речь восстановилась, но появилось сильное заикание, сохранившееся на всю жизнь.

Его все же арестовали. И, как принято было в ту пору, пытали… 26 часов без возможности присесть (пытка, при которой запрещалось садиться до потери человеком сознания). Повторение… потеря сознания… опять повторение. Топили в воде, откачивали. Подвешивали за ноги. После второго ареста он не мог лежать на спине из-за сильных ожогов, нанесённых раскалённой электрической лампочкой. 27 августа 1937 года после третьего ареста домой он уже не вернулся – его отправили в ссылку в Шадринск, без права поселения в больших городах.46

Он прибыл в маленький городок Локоть в Брянской области, где начал работу инженером на спиртзаводе. В это время началась война, и вскоре гитлеровцы подошли вплотную к Брянску. Исход сражения был очевиден – город будет сдан…

В результате стремительного наступления немецких танковых армий летом и осенью 1941 года советские органы власти оккупированных районов нынешних Орловской и Брянской областей эвакуировались задолго до прихода немецких войск. События, происходившие в начале войны в западных районах Орловской области (ныне – юго-восток Брянской области), не согласуются с привычными для советских людей представлениями об общем патриотическом подъёме советского народа и мобилизации всех сил на отпор врагу в 1941 году. В докладной записке начальника штаба партизанского движения на Брянском фронте старшего майора госбезопасности Александра Матвеева сообщается, что в первые месяцы войны с Германией в Брасовский, а также в некоторые другие соседние районы вернулись несколько десятков раскулаченных и высланных в период проведения коллективизации, которые в расчёте на близкий конец советской власти «уже присматривались к бывшей своей собственности, прикидывая, во что обойдётся ремонт жилого дома, каким образом использовать „свою“ землю, выгодно ли восстановить мельницу и т. д.», – нисколько не скрывая своих настроений от окружающих. В той же записке отмечались и сильные антисоветские настроения среди крестьян Брасовского района, и «засорённость» местных партийных и советских организаций «чуждым элементом», и то, что в годы войны «по сравнению с соседними районами Брасовский район дал из числа партийно-советского актива относительно меньший процент партизан и относительно больший – предателей».47

Брасовский район отличало от соседних то, что в досоветские времена эти земли входили в состав Комарицкой волости и принадлежали императорской фамилии, а в посёлке Локоть находилось имение великого князя Михаила Александровича. Не зная крепостного права и послереформенного разорения, брасовские крестьяне жили спокойной и размеренной жизнью, пока революция 1917 года, гражданская война и насильственная коллективизация привели выживших к разору. То, что для бывших дворцовых крестьян коллективизация стала первым крепостным правом, явилось причиной скрытого недовольства советской властью, вылившегося наружу, когда эта власть самоустранилась (эвакуировалась на неоккупированные территории).

Почти за две недели до появления танковой дивизии в Локте (или Локоте) собрались сельские старосты вместе с выбранными депутатами и большинством голосов приняли решение назначить «губернатором Локтя и окрестной земли» инженера завода по производству спирта Константина Воскобойника, а его заместителем Бронислава Каминского. Для поддержания порядка был сформирован отряд милиции численностью свыше 100 человек. Во время быстрого наступления частей вермахта в 1941 году на несколько дней с момента стремительной эвакуации представителей советской власти на территориях имели место беспорядки, грабежи и убийства. Первоначально милиция служила именно для поддержания относительного порядка в районе Локтя. Подобные части существовали на многих территориях.

Командир авангардного отряда немецких танкистов, как уполномоченное лицо, утвердил Константина Воскобойника в должности обер-бургомистра (более высокая должность, чем просто бургомистр) всей «Локотской волостной управы», которая увеличилась впоследствии до округа. Немецкий капитан, который командовал передовым отрядом танкистов, дал разрешение на существование отряда «местной самообороны» (который уже был создан ранее), ограничив его численность до 20 человек.

Учитывая организаторские способности Воскобойника, уже через две недели, 16 октября 1941 года, немцы позволили ему увеличить отряд до 200 человек. Эта же дата (по другим данным, 16 ноября) традиционно считается днём, когда немцы официально санкционировали администрацию Локтя. Называться данная административно-территориальная единица стала «Русское государственное образование – Локотское окружное самоуправление» (РГО-ЛОС).

Вскоре Воскобойник погиб от рук партизан, и управление Локтем перешло в руки Каминского. Надо сказать, что на этой должности он добился значительных успехов.

Так, на территории Локотского самоуправления были упразднены колхозы, возвращена частная собственность, разрешена значительная свобода предпринимательства. Согласно приказу №185 по Локотскому управлению от 23 июня 1942 года при распределении бывшего колхозного имущества его должны были отдавать «в первую очередь… работникам полиции, раскулаченным, пострадавшим от партизан, сотрудникам [управы]…».48 Немецкие власти предпочитали не вмешиваться во внутренние дела Локотского самоуправления, которое отвечало за сбор налогов, безопасность немецких грузов на своей территории и обеспечение немецких войск продовольствием. Единственным платёжным средством являлся советский рубль.49

Административная система Локотского самоуправления во многом повторяла систему, практиковавшуюся в других оккупированных областях Третьего рейха. Главным отличием являлось то, что вся полнота власти на местах принадлежала здесь не немецким комендатурам, а органам местного самоуправления. Любым немецким органам власти запрещалось вмешиваться во внутренние дела «Локотской волости». Германские учреждения на территории Локотского округа ограничивали свою деятельность лишь помощью и советами руководителям округа и его районов.

Вначале власть самоуправления распространялась лишь на Локотский (ныне Брасовский) район, затем – на Локотский уезд, с присоединением к нему территорий Навлинского и Комаричского районов (Орловской, ныне Брянской области) и Дмитровского района Курской (ныне Орловской) области. С июля 1942 года Локотский уезд был реорганизован в Локотский округ и отныне включал в себя 8 районов, сохранившихся и поныне (Брасовский, Суземский, Комаричский, Навлинский, Михайловский, Севский, Дмитриевский, Дмитровский). Каждый район делился на 5—6 волостей, каждая из которых имела волостное управление во главе с волостным старшиной, а во главе района стоял русский бургомистр со своим аппаратом управления.

Локотский округ располагался на территории в 10 300 квадратных километров. Он имел статус национального образования и собственные вооружённые силы – Русскую освободительную народную армию (РОНА) – объединение, созданное по образу народной милиции и состоявшее из 14 батальонов (по разным данным, от 12 до 20 тысяч человек). К моменту эвакуации частей Каминского в город Лепель в формированиях РОНА насчитывалось 10 тысяч бойцов, сведённых в пять пехотных полков, имевших на вооружении 36 полевых орудий в артдивизионе, два танка КВ, три танка БТ, четыре танка Т-34, несколько танков других марок в составе танкового батальона; около 20 автомашин, а также 15 миномётов.50

Население округа составляло 581 тысячу человек, что превышает численность населения, например, Приднестровья. На территории округа, несмотря на то, что это была оккупированная территория, действовал свой Уголовно-процессуальный и Уголовный кодекс. Имелась судебная система, одинаково суровая как к своим, так и к чужим. Так, однажды по личному распоряжению Каминского были произведены следствие и суд над двумя военнослужащими венгерского корпуса в составе немецкой армии за мародёрство и убийство местного мельника. Несмотря на протесты немецкого командования, преступники были осуждены и публично казнены.51

При минимальном контроле со стороны немецкой администрации Локотское самоуправление добилось крупных успехов в социально-экономической жизни округа, потому что здесь была отменена колхозная форма хозяйствования и введён новый строй налогов. Конфискованное при раскулачивании советской властью имущество безвозмездно возвращалось бывшим владельцам, при утрате предусматривалось соответствующие возмещение. Размер подушного участка для каждого жителя самоуправления составлял около 10 гектаров.

За время самоуправления были восстановлены и запущены многие промышленные предприятия, занимавшиеся переработкой сельскохозяйственной продукции,52 восстановлены церкви, работали девять больниц и 37 медицинских пунктов амбулаторного типа, действовало 345 общеобразовательных школ и три детских дома, открыт городской художественно-драматический театр имени К. П. Воскобойника в Локте, а в программе Дмитровского городского театра были даже балетные номера. Народу все это нравилось настолько, что даже партизаны массово переходили на сторону сил округа.53

Москва, по понятным причинам, была в ярости. В апреле 1943 года из блокадного Ленинграда в Локоть заброшена агент «Вьюн» (Антонина Каминская), с целью убедить брата перейти на сторону советской власти. За переход ему обещаны звание генерал-майора и Героя Советского союза, а всем военнослужащим – полная безопасность и сохранение воинских званий. В случае отказа агент «Вьюн» обязана убить брата. После встречи с сестрой, Бронислав опубликовал в газете «Голос народа» статью, разоблачающую попытку подкупа.54