Читать книгу Потерянные боги - Бром - Страница 13

Часть вторая
Эреб
Глава 11

Оглавление

Чет все шел и шел в процессии душ, медленно бредущих вдоль берега реки. Противоположного берега было не разглядеть; факелов он больше не видел: только густой, непрерывно клубящийся туман. Он подошел к низкому парапету, перешагнул его и выбрался на песчаную косу, полого уходившую в воду. Он надеялся разглядеть другой берег, не забывая поглядывать в небо, чтобы не пропустить появления призрачной медузы.

Несколько десятков душ толклись у воды, вперив пустые, потерянные взгляды в черные волны реки. Чет шагнул ближе, на самый край, и заглянул в темную глубину. Сперва он заметил какое-то движение, потом – смутные очертания, кишевшие у самого дна: кости, одетые тенями, будто обернутые тонкой, прозрачной вуалью. Тени устремились вверх, к нему, и он увидел лица – несчастные, измученные лица. Сперва их было всего несколько, но к ним присоединялись все новые и новые – тысячи и тысячи искаженных страданием лиц. Он услышал голоса, хор стенаний, над которым взмывали отдельные страдальческие выкрики – все они звали его, просили, умоляли помочь.

Вскрикнув, Чет отступил.

Мимо него пробрел человек; на лице у него было выражение глубокой печали. Не останавливаясь, он вошел прямо в воду. Его призрачная фигура, казалось, растворялась в черных, бурлящих струях; он погружался все глубже и глубже, и вот он уже по пояс в воде.

– Эй, – окликнул его Чет. – Думаю, не надо вам…

Вода вокруг мужчины будто вскипела, а он все продолжал идти. Из волн высунулись руки, множество рук. Тощие, костлявые, почти прозрачные – они, цепляясь за одежду, за волосы, потащили мужчину вниз. Человек совершенно не сопротивлялся и вскоре исчез под водой.

– О, Господи, – выдохнул Чет.

Долгую секунду не было видно ничего, кроме бурлящей воды. Потом, несколькими ярдами ниже по течению, тот человек снова вынырнул. Размахивая руками, он испустил страшный вопль; в глазах у него стояли ужас и боль. Длинные пальцы вцепились ему в волосы, в кожу, раздирая плоть, в глаза, в рот, заглушая его крики, и потащили вниз; и вот он уже скрылся под водой.

Чет в панике бросился обратно, поскальзываясь. Выбравшись кое-как на высокий берег, он встал там, тяжело дыша, глядя на реку. Он был уверен, что обладатели страшных лиц вот-вот бросятся за ним на берег и вцепятся в него своими скрюченными руками. Он опять влился в толпу и продолжил путь.

Дорога все так же шла вдоль берега, и Чет теперь поглядывал в сторону реки, стараясь держаться подальше от берега.

Где-то милю спустя движение замедлилось, и толпа образовала пробку. Чет попытался заглянуть вперед поверх голов, но вдали все исчезало в тумане. Толпа становилась все гуще, и выбраться из нее уже было невозможно. Ему ничего не оставалось, как двигаться вперед маленькими шажками вместе со всеми остальными.

Толпа протискивалась между огромными валунами, цепью преградившими ей путь. Движение то возобновлялось, то замирало совсем. Стало понятно, что кто-то или что-то впереди пропускает людей группами. Толпа вновь остановилась. И тут Чет услышал плач, совсем близко. Сначала трудно было разобрать, откуда точно идет звук – все голоса здесь звучали приглушенно и блуждали, словно эхо. И вдруг Чет понял, что звук доносится чуть ли не у него из-под ног. Он еле разглядел маленькую тень среди валявшихся у дороги камней.

– О, Господи.

Это был младенец, не больше года, совсем голенький, мальчик. Первая мысль Чета была о той женщине в туннелях, которая искала ребенка. Может, это ее младенец? Нет, вряд ли. Она вроде бы искала девочку?

Ребенок встретился с Четом взглядом и протянул к нему ручки.

Чет огляделся, надеясь увидеть отца или мать ребенка – хоть кого-то, кто мог бы помочь. Души бросали на ребенка тревожные, полные жалости взгляды и быстро отводили глаза. До Чета дошло, что здесь, внизу, у ребенка вряд ли были родители. Что, скорее всего, он был сам по себе. Господи, что же с ним будет?

Толпа вновь зашаркала вперед. Ребенок махал Чету ручками.

– Я не могу тебе помочь… Просто не могу, – сказал он скорее самому себе. Он ненавидел это чувство беспомощности, ненавидел то, что смерть так несправедлива, так жестока. Сжав зубы, Чет двинулся дальше. Спустя несколько шагов он обернулся, думая, что малыш уже вновь расплакался, один, среди толпы. Но мальчик все глядел ему вслед, и вот надежда на его личике сменилась замешательством, а потом – страхом. Ясно было, что у ребенка никого нет, но доконало Чета – резануло по живому – другое: у малыша даже не было возможности понять, что с ним случилось, что с ним происходит сейчас.

– Шагай, шагай, – сказал Чет сквозь зубы самому себе. – Продолжай идти. – Он подумал о Триш, об их нерожденной дочке, о том, как она толкалась ему в руку сквозь живот матери, как сильно зависела от него эта маленькая, хрупкая жизнь. Чет остановился и повернулся, глядя на ребенка. У него-то нет никого.

– Твою мать, – выругался Чет, и принялся проталкиваться обратно сквозь толпу. Он подхватил мальчика на руки, и ребенок тут же ухватился за него, крепко вцепившись крошечными пальчиками в рубашку. Чет оглянулся, надеясь, что кто-то выступит вперед и предъявит на ребенка права. Но уловил всего пару обеспокоенных, брошенных исподтишка взглядов – среди моря испуганных, ничего не понимающих лиц.

– Как же ты сюда добрался? – прошептал Чет. – Ты что, прополз весь этот долгий путь, один?

Ребенок перестал шмыгать носом и, прислонившись головой к груди Чета, принялся сосать палец.

– Ох, только тебя мне и не хватало, – вздохнул Чет. Толпа вновь начала ползти вперед.

Вдоль дороги начали попадаться обтесанные камни, разрозненные фрагменты старой кладки. Постепенно отдельные куски слились в частично обрушившуюся стену. Стена уперлась в крепостной вал, а тот – в башню: примитивное, очень древнее на вид сооружение. В башне виднелись массивные ворота – единственный вход на мост, дальний конец которого терялся в густом, хмуром тумане. Ворота были закрыты; мост недоступен. Люди выстраивались в очереди, которые тянулись вниз по каменным ступеням, огибающим башню с обеих сторон, к пристани под мостом. Чет тоже встал в очередь.

Из тумана медленно выступила, приближаясь, широкая баржа. Одинокая фигура в плаще вращала за рукоять колесо, укрепленное на канате, натянутом между берегами. Лицо паромщика почти полностью скрывал капюшон; различить можно было только жесткую складку губ. Паром ткнулся носом в причал.

Паромщик ничего не сказал, даже не поднял взгляда. Он просто стоял у своего колеса и ждал.

Души начали тревожно перешептываться, но в лодку никто не шел.

– Куда идет паром? – крикнул какой-то мужчина.

Паромщик безмолвствовал, и другие тоже начали выкрикивать вопросы на нескольких языках, добиваясь ответов – у него и друг у друга. Паромщик все так же неотрывно глядел в черные воды реки.

Какой-то мужчина поднялся на борт – просто шагнул на баржу и сел на скамейку у самого борта. Толпа, наблюдая, притихла. Ничего не произошло, и еще несколько душ ступили в лодку, потом еще и еще, и вот уже образовалась очередь.

Чет отдался течению толпы; когда он ступил на борт парома, ребенок тихонько захныкал.

– Все будет хорошо, – прошептал Чет, но на душе у него тоже было тревожно.

Паром быстро заполнился – на палубе толпилась, по крайней мере, сотня душ. Когда места совсем не осталось, паромщик принялся вращать рукоять колеса, и судно медленно отчалило от пристани.

Чет сидел, крепко вцепившись в поручни. Судно, неуклюже переваливаясь, боролось с медленным течением реки. Низкие стоны эхом отдавались над водой. Искаженные мукой лица следовали за паромом, впиваясь в пассажиров взглядами из темных глубин. Подавив дрожь, Чет крепче прижал к себе ребенка.

Берег мало-помалу исчезал из вида, и тут Чет заметил молодую женщину во фланелевой рубашке, с короткими волосами, которая, не отрываясь, смотрела на ребенка у него на руках. Их глаза встретились, и она принялась проталкиваться к нему сквозь толпу. Когда она подошла поближе, Чет заметил, что она держала по младенцу на каждом бедре. Оба цеплялись ей за рубашку.

– Это ваши? – спросил Чет, уже понимая, что это не так: судя по чертам, она явно была родом из Испании или, может, из Латинской Америки, а оба ребенка были совершенно на нее не похожи. Это бросалось в глаза не сразу – все здесь были одинаково призрачно-бледными.

Она заговорила. Вроде бы по-испански.

– Вы не говорите по-английски?

– Инглиш, ноу, – отвечала она, покачав головой.

Он указал на детей, потом назад, на берег.

Она печально кивнула.

Какой-то мужчина случайно задел Чета плечом. На спине он нес другого человека: руки и ноги у того были какими-то вывернутыми, перекрученными и неестественно тонкими – он явно страдал параличом, и уже давно. Чет заметил, что большинство душ на вид были преклонного возраста, сгорбленные, болезненные и передвигались с явным трудом, и опять подумал, как несправедлива может быть смерть, что людям приходится тащить свои немощи даже в могилу.

Туман становился все гуще, и Чет уже с трудом разбирал лица сидевших рядом. Туман лег им на плечи, облепил с ног до головы, выбелил, будто обсыпав снегом, лица. Казалось, туман пробирается под кожу, проникает в плоть. То ощущение, к которому Чет уже успел привыкнуть – будто он парит и в любой момент может оторваться от земли, вдруг исчезло. Он почувствовал неровные доски палубы под ногами, вес ребенка у себя на руках. Постепенно он начинал чувствовать себя все более и более плотным – или плотским – и то же происходило с ребенком у него на руках, и со всеми, кто был вокруг. Он сжал одну руку другой, потом пощупал ручку ребенка. Сомнений не было: прикосновение было настоящим, как и кожа под пальцами – холодная, влажная, бледная, как рыбье брюхо, – но это была настоящая кожа, настоящая плоть.

Вокруг раздавались удивленные крики, восклицания. На щиколотки вдруг плеснуло холодом, и Чет с некоторой тревогой заметил, что судно набирает воду, резко осев в воде под грузом множества душ.

В нос ударил резкий запах серы. Чет резко втянул воздух и вдруг понял, что к нему вернулось обоняние – он по-настоящему чувствовал запахи, ощущал, как липнет к коже холодная, мокрая ткань одежды. В мир вернулись краски – и все вокруг будто обрело четкость. В ушах у Чета щелкнуло, и он ясно услышал, как люди вокруг перешептываются с радостью и облегчением. Это было – почти – так, будто он опять жил. Все улыбались, кто-то даже рассмеялся. Души глядели вверх, в небо, с такими лицами, будто их простили, дали второй шанс. В душах забрезжила надежда.

Было и кое-что еще, что Чет заметил не сразу. Старики исчезли. «Нет, – подумал он, – не исчезли». Он снова огляделся: это были те же самые люди, но в расцвете молодости и сил. Человек с иссохшими руками и ногами теперь был мальчишкой-подростком: он стоял, стоял сам, и неотрывно глядел на собственные руки, сжимая и разжимая пальцы.

– Ни в чем нет ни малейшего смысла, – сказала женщина с двумя младенцами на руках.

– А, так вы все-таки говорите по-английски?

Она кинула на Чета недоуменный взгляд.

– Нет. Не говорю.

– Что? Мы же по-английски сейчас разговариваем.

– Нет, по-испански.

Чет переводил взгляд с одного лица на другое, вслушиваясь в разговоры, звучавшие рядом. Он понимал все – не совсем идеально, иногда в голосах звучало едва различимое эхо, – но каким-то образом все, казалось, говорили на одном языке.

Ребенок на руках у Чета потянулся к одному из детишек на руках у женщины – это была маленькая девочка – и похлопал ее по ручке. Девочка рассмеялась, и женщина вдруг слабо улыбнулась.

– Вы ребенка по дороге нашли? – спросила она.

– Да, неподалеку от пристани.

Женщина покрепче перехватила своих.

– Этих двоих я в туннелях подобрала.

Чет кивнул.

– А других вы видели? – спросила женщина.

– Других детей? Нет.

– А я видела. Еще нескольких. Сидели, знаете, совсем одни. Я не смогла… – Тут ее голос сорвался. – Просто рук не хватило.

Стиснув зубы, Чет кивнул. Еще секунду они молчали, без слов понимая друг друга на каком-то очень глубоком уровне. Он смотрел, как она держит на руках этих детишек, как заботится о них, и думал, что в этом холодном, мертвом мире, похоже, все-таки выжило что-то человеческое.

Сморгнув слезы, испанка отвернулась, глядя в туманную пустоту. Они словно парили в облаке, может, двигаясь, а может – и нет.

– Меня зовут Ана, – сказала она.

– Чет.

По толпе пробежал взволнованный шепот: впереди из тумана выступили, угрожающе нависнув над паромом, громоздкие серые очертания то ли скал, то ли стен.

– Думаешь, там, впереди, будет хорошо? – спросила Ана.

Чет думал иначе, но говорить об этом не стал, только пожал плечами.

Из тумана выплыла каменная пристань, похожая на ту, от которой они отчалили, и секунду спустя паром уткнулся в причал. На набережной горели факелы, отбрасывая неверные тени в туманную мглу. Где-то рядом ударил колокол, и они услышали приближающийся, согласный топот тяжелых сапог. Все примолкли.

Причал лежал вровень с поверхностью воды. Единственным выходом с пристани была каменная лестница, уходившая вверх, во мглу, и по этой лестнице спускался к ним десяток неясных фигур. Фигуры замерли у подножия ступеней; они явно ожидали прибытия парома. Чет заметил, что все они были вооружены копьями, палицами или даже мечами.

Паромщик подошел к борту и откинул канат, соединявший поручни, открыв путь на пристань. Потом, все так же без единого слова, он вернулся к своему колесу.

– И что нам теперь делать? – спросил кто-то.

Паромщик не ответил, но Чет уловил выражение его глаз под капюшоном. Его взгляд был направлен на вооруженных людей на пристани, и был он недобрым. Никогда раньше Чету не приходилось видеть такой смеси раздражения и ненависти на чьем-либо лице.

Души неуверенно переглядывались. Потом медленно, одна за другой, они принялись сходить с баржи, опасливо ступая на влажный булыжник пристани. Чет и Ана сошли на берег вместе с остальными; толпа двинулась к вооруженным людям, потому что больше идти было некуда.

Стражники выстроились в ряд и склонили копья, перекрывая вход на лестницу. Все они были крупные мужчины, одетые в потрепанные куртки, пиджаки, сюртуки и камзолы самых разнообразных фасонов и исторических стилей, все – разных оттенков зеленого. Ткани явно были выкрашены вручную, а некоторые – просто вымазаны поверху зеленой краской. Большинство было в капюшонах или шляпах – стетсонах и котелках, тоже зеленого цвета, и в мешковатых штанах, заткнутых в сапоги. Лица сетью покрывали глубокие ритуальные шрамы. Под серой, будто изрытой оспинами кожей бугрились перевитые венами мышцы. Но внимание Чета в первую очередь привлекло их вооружение. У большинства были копья, но несколько человек сжимали в руках шипастые палицы; было и несколько крюков на длинных рукоятках, достаточно широких, чтобы зацепить человека за шею.

– Скажите, пожалуйста, что все это значит? – спросил мужчина в переднем ряду. На нем был деловой костюм, и стрижка приличная – по всему видно было важного человека, бизнесмена или, может, политика.

Стражники ничего не ответили, только вперили в него жесткие, лишенные всякого сочувствия взгляды.

– Скажите, по крайней мере, где мы?

– На небесах, – ответствовал человек, который спускался в этот момент по лестнице. Огромный, мощный мужчина, настоящий здоровяк. На нем был длиннополый темно-зеленый плащ и кожаные штаны, а также остроносые ковбойские сапоги. – Что, разве не похоже? – В ожидании ответа он запустил жирные пальцы в свои жидкие белесые волосы и уставился на прибывших мутными глазками. – Нет? – Небрежным жестом он отбросил в сторону полу пиджака; за пояс у него было заткнуто нечто, напоминавшее кремневый пистолет. – Мое имя – Дирк Робертсон, здесь, в Стиге, закон – это я.

Тут Чет заметил у него на нагрудном кармане жестяную звезду.

– Так что хочу прояснить кое-что прямо сейчас. Как я говорю – так оно и делается. – Он подождал, не решится ли кто-нибудь оспорить это утверждение. – Условия таковы. Вы должны уплатить пошлину. Таков закон… вот уже много тысяч лет. Либо платите, либо плывете назад. Своим ходом. Решать вам. Но никто не поднимется по этой лестнице, пока не заплатит.

– А что такое Стига? – Это опять был человек в деловом костюме; в его голосе помимо воли звучали тревожные, даже панические нотки. – Можете вы сказать хотя бы это?

Дирк проигнорировал его – он отдавал какие-то распоряжения одному из стражников.

– Эй! – крикнул человек в костюме срывающимся голосом. У Чета на языке вертелся совет – вести себя потише: Дирк явно был не из тех, кто любит, чтобы ему указывали. – Эй, сэр? Сэр? – Мужчина в костюме подергал Дирка за рукав.

Дирк развернулся, выдернул беднягу из толпы и швырнул на булыжники пристани, а потом, что есть силы, пнул в бок так, что тот отлетел к воде. Выхватив меч у одного из стражников, Дирк подошел к упавшему и, как следует замахнувшись, рубанул мечом тому по шее, потом еще раз, на втором ударе отделив голову от туловища.

Толпа ахнула. Повисла мертвая тишина – никто не шевелился, не слышно было даже шепота. Все смотрели на лежавшую на булыжнике голову, которая глотала воздух ртом и неистово вращала глазами.

– Думаете, вы мертвы, так, значит, и терять вам больше нечего? – проорал Дирк. – Так подумайте еще раз, потому что смерть не так проста, как кажется… Только не здесь, внизу.

Он прижал острие меча к виску головы. Взгляд обезглавленного отчаянно метался из стороны в сторону, будто в поисках спасения. Дирк навалился на меч, вгоняя его в голову. Чет хотел отвести взгляд, но не мог. Дирк повернул меч, раздался треск – это раскололся череп. Голова издала долгий вопль, и Чет увидел, что из раны струится какой-то серебристый дымок, медленно собираясь над телом в небольшое облако.

Взгляд у головы замер, челюсть отвисла. Облачко приняло зыбкие очертания человеческой фигуры. Ее лицо приобрело отчетливые черты, и Чет вдруг понял, что видит перед собой человека в костюме. Тот явно испытывал замешательство, но потом глаза у него расширились, и он принялся затравленно шарить взглядом по сторонам, будто услышал нечто ужасное, недоступное слуху остальных. Неистово засучил руками и ногами. Его призрачный рот вдруг неестественно широко раскрылся, потом еще шире, и еще, пока – все так же беззвучно – его не разорвало пополам. Из дыма соткалась новая фигура, только для того, чтобы вновь разорваться на части, потом еще, и еще. Все это время он дрейфовал вверх, извиваясь, выворачиваясь наизнанку, и, наконец, медленно растворился в нависшем над ними тумане.

Многие в толпе, не скрываясь, рыдали. Чет крепче прижал к себе ребенка и зажмурился, пытаясь изгнать из памяти изуродованное ужасом лицо. «Надо держаться, – прошипел он сквозь зубы. – Хочешь вернуться обратно к Триш – надо держаться».

– Кое-кто думает, что Чистилище – это второй шанс, – произнес Дирк. – Что ж, могу сказать вам, что это – не так. Это последний шанс. Знаете, тут их слышно иногда – мертвых мертвецов, потерянные души, как этот несчастный придурок, который только что отлетел в облака. Не знаю, что там с ними конкретно происходит, но не похоже, чтобы им это нравилось. – Он неторопливо вернулся обратно к строю стражников и сунул меч владельцу, будто ничего особенного не произошло. – Я здесь для того, чтобы собирать пошлину, – повысил голос Дирк. – Не для того, чтобы указывать вам путь в этом гребаном ином мире. Доставите нам неприятности – закончите либо в реке, либо там же, где этот придурок. Вот так! Чем скорее вы заткнетесь и будете делать, что говорят, тем скорее сможете обрести покой, искупление, покаяние или свою мамочку. Или по какой там еще херне страдают ваши души. – Тут он извлек из внутреннего кармана пиджака зажигалку и самокрутку, прикурил и с наслаждением затянулся. – Итак, чтобы не тянуть с этим делом, нам нужны медяки, пенсы, к примеру. Нарыл у себя мелочь – вперед, дорога открыта. Золото тоже сойдет, да практически все, что сделано из металла, сапоги хорошие, куртки, ножи… Хрен, да пистолеты – если они у вас, конечно, есть. Нет ничего – отдаете плотью.

«Медяки?» – подумал Чет, вспомнив о мешочке.

– В могилу с собой не заберешь, так говорят, да? – продолжил Дирк. – Вот вам и показатель, сколько там, наверху, известно о здешних делах. А теперь пошарьте-ка по карманам, посмотрим, что удастся найти.

Люди принялись рыться в карманах. Многие с удивлением обнаруживали у себя монетки, кольца, часы; кое у кого находились даже кошельки.

Чет сунул руку в карман и тут только понял, что на нем – его старая джинсовая куртка. Перед смертью он ее совершенно точно не надевал. В остальном он был одет как обычно – потертые вельветовые брюки, тяжелые ботинки и футболка. Глянув вокруг, он заметил, что многие были одеты хоть и строго, но нарядно – видимо, так, как их и похоронили. И все же таких было меньшинство. По большей части на людях была обычная, повседневная одежда, а несколько человек были даже совершенно голыми. У себя в карманах Чет не нашел ни единой монетки, только старую зажигалку. Он покрепче сжал набитый медяками мешочек, испытав внезапный прилив благодарности к Сеною.

Двое стражников подняли копья и помахали нескольким душам, чтобы те проходили. Когда никто не двинулся с места, стражники потащили их силой, держа оружие наготове; другие стражники обшарили им карманы, спрашивая, чем они могут заплатить.

– Нет! – вскрикнула какая-то женщина. – Это же мое обручальное кольцо.

Тем явно было плевать; они забрали кольцо и продолжили копаться у нее под юбкой, потом разорвали блузку, без всякого стеснения шаря повсюду своими серыми руками.

Она расплакалась.

– Побереги слезы, женщина, – сказал один из стражников, толкая ее к лестнице. – Они тебе еще пригодятся.

Спотыкаясь, она побрела вверх по лестнице, стискивая на груди разорванную блузку. Вид у нее был совершенно потерянный. Стражники обшарили еще одного человека, потом еще одного, забирая все, что им приходилось по вкусу, а потом отсылали каждого вверх по лестнице.

«Нож я потерять не могу», – подумал Чет, озираясь в поисках другого пути с причала. Безуспешно – вокруг были только черные гладкие стены, исчезавшие в клубящемся наверху тумане.

– У этого – ничего, – крикнул стражник, оттаскивая в сторону голого мужчину.

Дирк кивнул в сторону колоды, стоявшей у самой стены. Рядом с колодой стоял человек, и в руке у него был здоровенный тесак. Когда голый это заметил, он начал упираться.

– Нет! – закричал он.

– Нет? – переспросил, подходя, Дирк. – Ты должен заплатить. Все платят. Нет медяка – с тебя фунт плоти. А теперь – дело за тобой: плоть или река?

Но мужчина все только тряс головой.

Дирк кивнул, и стражники дернули его вперед. Тесак взмыл вверх, опустился, начисто перерубив мужчине запястье. Чет дернулся, думая, что вот сейчас увидит кровь, услышит кошмарный крик. Но крови не было, и криков тоже. Лицо голого мужчины исказила боль, но только на мгновенье. Вид у него был скорее удивленный, чем страдальческий. Стражники отпустили его, и он просто остался стоять, не двигаясь, баюкая культю.

У стены громоздилось несколько корзин; большинство были пустыми, но в других лежали куртки, ботинки, сапоги и перчатки. Стражник швырнул отрубленную руку в корзину с перчатками, и тут только до Чета дошло, что это были не перчатки. Твою мать.

Стражники подтолкнули мужчину к лестнице, и он, ни слова не говоря, побрел вверх по лестнице, спотыкаясь и сжимая запястье. По толпе прокатился, набирая силу, тревожный шепот.

– А ну, тихо! – проорал Дирк. – Даром ничего не бывает. Ни в жизни… Ни в смерти. Вы пересекли реку, и теперь пора платить. Меди нет, золота нет – с тебя фунт плоти. Таков закон.

Чета зажало в толпе; он вдруг понял, что вот-вот настанет его очередь. Ясно было, что нужно что-то придумать, и быстро, или он потеряет нож. Чет задумался, не попытаться ли спрятать оружие в сапоге.

– Ну, уж нет! – раздался женский крик. Это была Ана.

– Мадам, – сказал Дирк, протягивая руку к одному из младенцев. – Сделайте им одолжение. Сделайте одолжение всем нам. Пусть их заберет река. Это избавит вас, их, всех от кучи хлопот.

– А ну, убрал руки! – ответила Ана и, не выпуская младенцев из рук, сделала шаг назад.

– Мадам, успокойтесь. Ваши мартышки здесь никому не нужны. Я просто пытаюсь сказать вам, что река – это наилучший выход.

Она потрясла головой.

Он пожал плечами.

– Вам, конечно, решать, но заплатить придется… За себя и за них. Бесплатно не проходит никто. – Он протянул руку.

Она посмотрела на его раскрытую ладонь.

– У вас есть монетка? Пенни? Золото?

Ана ничего не ответила.

– Тогда, значит, это будет стоить фунт плоти. По фунту за каждого из…

Ана сорвалась с места. Просто кинулась вперед, поднырнув под руку здоровенному Дирку, и бросилась к лестнице, сжимая под мышками детей.

Стражники бросились за ней; один зацепил ее за руку крюком, дернул, сбил с ног. Второй схватился за ребенка, пытаясь вырвать его у нее из рук. Она не отпускала, и он со всей силы вогнал ей под ребра сапог. У Аны вырвался крик, но ребенка она так и не выпустила, крича и отбиваясь ногами.

– Прекратите! – закричал Чет, проталкиваясь сквозь толпу. – Я могу за них заплатить! – Из-за криков и общей суматохи его никто не услышал. – Да уйдите же с дороги, – прорычал он, пытаясь не обронить в сутолоке ребенка.

Стражник ударил Ану палицей, вогнав ей шипы в живот. Она страшно закричала.

– Прекратите! – крикнул Чет, бросаясь вперед. Другой стражник ударил его по затылку, и Чет упал, сильно ударившись о булыжник и выпустив ребенка из рук. Мальчик перекатился несколько раз, остановившись у самого края реки. Замахал ручками и ножками, попытался сесть, оказавшись в результате еще ближе к воде. Чет на четвереньках бросился за ним, и тут что-то ударило его в спину. Взглянув вниз, он обнаружил, что из груди у него торчит наконечник копья. Ловя воздух ртом, Чет закашлялся и попытался встать.

– А ну, лежать! – заорал стражник, и навалился на копье, пришпилив Чета к булыжнику. Чет сжал острие, застонав сквозь стиснутые зубы. Боль холодным огнем пылала у него в груди.

– Бросьте его в гребаную реку, – сказал Дирк.

Стражник рывком высвободил копье, и Чет ахнул, когда его пронзила новая волна боли. Он кашлял, не в силах остановиться, скорчившись от боли. В груди у него зияла огромная рана, и он мельком подивился, что до сих пор жив – что бы это ни значило здесь, внизу. Двое стражников вздернули его на ноги, и у него с плеча сорвался мешок, со звоном шлепнувшись на булыжник.

– Погодите-ка, – сказал Дирк, нагибаясь, чтобы поднять мешок. Здоровяк распустил завязки и извлек из мешка нож, с любопытством оглядев рукоять. Выдвинул из ножен клинок, и на его лице вспыхнуло удивление. Он нахмурился; удивление сменилось озабоченным выражением, а потом – чем-то, смахивающим на страх. – Как… – Он быстро сунул нож обратно в мешок, захлопнул клапан и крепко стянул завязки. Потом обратил на Чета холодный, подозрительный взгляд. – Откуда у тебя это?

Чет не ответил, он просто не мог – боль захватила его целиком.

– Кто тебя послал? – спросил Дирк.

Чет мог только помотать головой.

Дирк с размаху всадил свой огромный кулак Чету в грудь, прямо в рану, так, что тот с размаху грохнулся на камни. От боли потемнело в глазах.

– Я тут не в игрушки играю. Кто тебя послал?

– Я… я… – начал Чет, пытаясь вытолкнуть слова наружу, но тут его одолел новый приступ неистового кашля.

Дирк сощурился на него.

– Да кто ты, на хрен, такой?

К этому времени орали уже все трое младенцев, и их вопли эхом разносились по всей пристани.

Дирк сунул мешок за пояс, подошел, схватил за ножку младенца – это был тот, которого нес Чет – и поднял его, раскачивая, над водой.

– Нет! – заорала Ана.

Чет схватился за грудь, попытался встать.

– Скажи, кто тебя послал, а не то этот щенок отправится поплавать.

– Ангел… Меня послал сюда ан…

– Это что еще за безобразие? – раздался окрик откуда-то сверху, с лестницы.

По ступенькам спускались три женщины. На них были черные то ли плащи, то ли рясы с капюшонами, скрывающими лица. Спустившись, они направились к Дирку. Ветер раздул плащи у них за спиной, и Чет заметил, что у каждой на поясе висело по мечу.

Та, что шла впереди, отбросила капюшон, открыв бледное, узкое лицо с темными глазами. Быстрыми, резкими движениями и манерой ходить, по-птичьи подавшись вперед, она напомнила Чету ворона, ищущего добычи. Когда она приблизилась, Чет заметил, что в середине лба у нее был черный сверкающий камень. Хмурым взглядом она обвела открывшуюся ей сцену. Когда она заметила ребенка, болтающегося в руке у Дирка, камень у нее во лбу вспыхнул алым.

– Вот хрен, – проворчал Дирк, опуская ребенка. – Только этого дерьма мне и не хватало.

Женщина подлетела к здоровяку – худая фигурка, казалось, была раза в два меньше Дирка – и протянула руки. Она ждала.

Дирк испустил глубокий вздох и положил вопящего ребенка ей на руки.

Две другие женщины подошли к Ане, расталкивая стражников. Те, огрызаясь, отступали, но прямо бросить женщинам вызов явно опасались.

Женщина с камнем во лбу шепнула что-то ребенку и тот, перестав орать, поглядел на нее так, будто она была его мамой. Она кивнула одной из спутниц и та подошла, чтобы взять у нее ребенка.

Потом она посмотрела на Дирка.

– Глаз радуется, видя, как ты, Мэри, сеешь всюду добро, – сказал здоровяк.

– Будь на то моя воля, – сказала Мэри, – я бы расправилась с тобой здесь и сейчас, не сходя с места.

– Значит, мне повезло, – ответил он, бледно улыбаясь, – что это не в твоей воле.

– Нарушение закона влечет за собой последствия.

– Я никаких законов не нарушал, – сказал Дирк. – Те, кто пересек реку, должны платить.

– Те, кто несут с собой детей, вольны проходить свободно, – резко возразила она. – Всегда так было.

Дирк пожал плечами.

– Ты позоришь Харона.

– Ой, только не надо проповедей. Теперь этот пост держат Защитники, – сказал Дирк. – И мы не подчиняемся несправедливым законам, которые выдумали мертвецы да никому не нужные боги. А теперь забирай-ка своих драгоценных младенцев да убирайся, пока я не забыл о вежливости и не случилось чего несимпатичного.

Казалось, она вот-вот его ударит.

– В последний раз, когда я ее видела, Алая Леди была вполне жива и полна ярости. Ты, правда, хочешь и дальше испытывать ее терпение?

Дирк заглянул ей в глаза.

– Старые порядки умирают вместе со старыми богами. – Его тон переменился; всякий вызов исчез, осталось только нечто, очень похожее на искренность. – Вот и все. Ты знаешь, это правда. Все мы должны делать то, что должно быть сделано.

– Настало время выбирать сторону, ты, жаба. Смотри не ошибись, потому что воры и отморозки, сколько бы они ни прятались за красивыми лозунгами, будут гореть первыми. – Отвернувшись, она шагнула к Чету. – Стоять можешь?

Тут Чет вдруг понял, что боль медленно уходит – его тело и вправду стало другим. Он поднялся с земли, перекатившись на колени, и на секунду замер: боль становилась все тише. Мэри подхватила его под руку, помогая встать. Чет слегка пошатнулся, взглянул на рану у себя в груди и в очередной раз попытался понять, как это может быть, что он еще жив.

– Со временем заживет, – сказала она, ведя его под руку к другим женщинам.

Дирк преградил им дорогу.

– Женщина и дети. Они могут идти. Но этот человек останется здесь. У нас с ним осталось кое-какое дельце.

– А я скажу, что с делами покончено, – ответила Мэри не терпящим возражений тоном.

– Не вынуждай меня, – сказал Дирк, жестко, почти отчаянно. – Он никуда не пойдет. – Он кивнул стражникам, и те перехватили оружие поудобнее. Дирк коснулся рукояти пистолета у себя за поясом. – Мэри, просто забирай младенцев и уходи, и у нас у всех будет шанс увидеть следующий день.

– Мы здесь больше не одни, – сказала она, кивнув в сторону лестницы.

На верхних ступеньках стояло существо, напоминающее крупного хищника из породы кошачьих, с гладким алым мехом и огромными крыльями, на которых топорщились перья. Вот только это был не тигр, и не лев – во всяком случае, не выше плеч – у существа была шея и голова женщины. «Да это же… – слово вертелось у Чета на языке, – сфинкс», – вспомнил он.

Сфинкс стояла неподвижно, как статуя, вдвое превосходя ростом любую из душ. Взгляд ее зеленых глаз был устремлен на Дирка, и хвост все быстрее ходил из стороны в сторону.

Дирк открыл было рот и попытался что-то сказать, но из горла у него вырвался только хрип. Стражники все опустили оружие и отступили подальше от женщин.

Дирк убрал от пистолета руку. Он тоже сделал шаг назад, потом другой, натолкнулся на Чета, не замечая ничего, кроме пронизывающего взгляда сфинкса.

Чет воспользовался этой возможностью и потихоньку вытащил мешочек Сеноя у Дирка из-за пояса. И быстро отступил.

Дирк прикоснулся к поясу – рассеянно, медленно. Нахмурившись, опустил взгляд, заметил, что мешочек исчез, и тут увидел Чета, который быстро шагал прочь.

– Эй! – Он шагнул было вслед за сбежавшей жертвой.

Низкий рык разнесся над пристанью. Несмотря на туман, глотавший звуки, рык сотрясал воздух, пробирая до самых костей.

Дирк замер.

– Давайте, идите прямо сейчас, – сказала Мэри, обращаясь к оставшимся на пристани душам. Те заколебались было, глядя на сфинкса, но тут кто-то один решился, за ним последовало еще несколько человек, а потом и все остальные, торопясь, миновали Дирка и его людей.

Мэри напоследок окинула Дирка мрачным взглядом.

– Следи за собой, жаба. Гнев Алой Леди неотвратим. – Она резко развернулась, плеснув плащом, и направилась вверх по лестнице. Остальные женщины последовали за ней, увлекая за собой Ану с детишками. Чет направился следом.

– Эй, – прошипел Дирк.

Чет оглянулся.

– Оставь мешок или пожалеешь.

Потерянные боги

Подняться наверх