Читать книгу Тропы песен - Брюс Чатвин - Страница 11

Стояла яркая лунная ночь. Только в лунную ночь можно было безопасно перейти Тодд. У аборигенов имелась привычка, напившись, укладываться спать прямо в русле реки. В кромешной тьме всегда был риск наткнуться на кого-нибудь из них, а некоторые во хмелю бывали опасны.

Стволы эвкалиптов-призраков сверкали белизной: прошлогоднее наводнение повалило несколько деревьев. На другом берегу реки мы увидели казино и светящиеся фары подъезжавших к нему машин. Песок был мягкий и сухой, и мы увязали в нем по щиколотки. На дальнем берегу из зарослей выросла какая-то взъерошенная фигура, пробормотала: «Придурки!» – после чего с глухим стуком и хрустом веток рухнула обратно в кусты.

– Пьян, но безобиден! – констатировал Аркадий.

Он повел меня мимо казино, по улице, застроенной новыми домами. На крышах были установлены солнечные нагреватели, на подъездных дорожках припаркованы автоприцепы. В дальнем конце улицы, под углом к остальным, стоял старый, обветшавший «первопоселенческий» дом с широкой верандой и москитными сетками. Из сада долетали запахи франжипани и мясного жира.

Седобородый мужчина по имени Билл стоял без рубашки и, обливаясь потом, жарил на угольной решетке мясо и сосиски.

– Привет, Арк! – Он помахал вилкой в воздухе.

– Привет, Билл, – поздоровался Аркадий. – Это Брюс.

– Приятно познакомиться, Брюс, – торопливо проговорил Билл. – Угощайтесь.

Жена Билла, светловолосая Дженет, сидела за длинным столом и раскладывала по тарелкам салат. Рука у нее была в гипсе. На столе стояли бутылки с разными винами и пластмассовая ванночка, заполненная кубиками льда и банками с пивом.

Ночные насекомые роились вокруг пары фонарей-молний.

Гости бродили по саду, держа бумажные тарелки с едой. Одни группками сидели на земле и смеялись, другие – на складных стульях вели чинные беседы. Среди них были медсестры, учителя, юристы, лингвисты, архитекторы. Все эти люди, догадывался я, были так или иначе связаны с аборигенами – работали с ними или для них. Они были молоды и обладали крепкими ногами.

Среди гостей был только один абориген – долговязый мужчина в белых шортах, с развевавшейся по ветру бородой ниже пупа. На руке у него висла девушка-полукровка. Ее волосы были туго стянуты лиловой косынкой. Мужчина молчал, предоставляя ей говорить.

Она жалобным тоном рассказывала о том, что городской совет Алис предложил запретить распитие спиртного в общественных местах.

– Где же нашим людям пить, – возмущалась она, – если им запретят это делать в общественных местах?

Потом я увидел, как через весь сад ко мне направляется спортсмен-зануда. Он переоделся в футболку с символикой движения за земельные права и сине-зеленые бриджи. Надо заметить, лицо у него было довольно приятное, хоть и с кисловатым выражением. Звали его Киддер. Резкий, восходящий тон, которым он завершал свои фразы, придавал каждому его утверждению, даже самому догматичному, неуверенную и вопросительную интонацию. Из него вышел бы отличный полицейский.

– Я уже сказал тебе в пабе, что эпоха таких исследований кончилась.

– Каких это – «таких»?

– Аборигенам уже осточертело, что за ними подглядывают, как за зверюшками в зоопарке. Они призвали положить этому конец.

– Кто призвал положить этому конец?

– Они сами, – сказал он. – И их общинные советники.

– Вы – один из них?

– Да, – скромно подтвердил он.

– Означает ли это, что я не могу поговорить ни с одним аборигеном, не попросив предварительно разрешения у вас?

Он выставил вперед подбородок, опустил веки и посмотрел в сторону.

– Не желаете ли, – спросил он, – пройти обряд инициации?

И добавил, что, если я пожелаю, мне придется подвергнуться обрезанию, если я еще не обрезан, а затем и подрезанию: последнее, как мне наверняка известно, состоит в том, что мужчине сдирают кожу с уретры, как банановую кожуру, а затем делают там надрез каменным ножом.

– Спасибо, – ответил я. – Я лучше воздержусь.

– В таком случае, – заметил Киддер, – у вас нет права совать нос в дела, которые вас не касаются.

– А вы прошли инициацию?

– Я… э… я…

– Я спрашиваю: вы прошли инициацию?

Он провел пальцами по волосам и заговорил более любезным тоном.

– Полагаю, вас следует ознакомить с некоторыми стратегическими решениями, – сказал он.

– Я весь внимание.

Развивая тему, Киддер заговорил о том, что священное знание является культурной собственностью туземных народов. Все знания такого рода, которые попали в руки белых людей, были исторгнуты у аборигенов или обманом, или силой. И теперь их следовало депрограммировать.

– Знание есть знание, – возразил я. – От него не так-то просто избавиться.

Он со мной не согласился.

Депрограммирование священных знаний, продолжал он, означает следующее: нужно изучить архивы, где собраны неопубликованные материалы, касающиеся аборигенов, а затем вернуть все важные страницы полноправным владельцам. Это означает, что авторские права нужно отобрать у автора книги и передать описываемому в ней народу; фотографии возвратить изображенным на них людям (или их потомкам); звуковые записи – тем, чьи голоса на них записаны, и так далее.

Я слушал Киддера, не веря своим ушам.

– А кто же будет устанавливать, – спросил я, – законных владельцев?

– У нас есть способы добывать такого рода сведения.

– Это ваши способы – или их?

Он не ответил. Вместо этого, сменив тему, поинтересовался, знаю ли я, что такое чуринга.

– Знаю, – ответил я.

– И что же такое чуринга?

– Священная табличка, – сказал я. – Святая святых аборигена. Или, если угодно, его душа.

Обычно чуринга представляет собой пластинку с овальным концом, вырезанную из камня или древесины мульги и испещренную узорами, в которых представлены странствия героя Времен Сновидений, приходящегося Предком владельцу чуринги. Согласно законам аборигенов, непосвященный не имеет права смотреть на такую табличку.

– Вы когда-нибудь видели чурингу? – спросил Киддер.

– Да.

– Где?

– В Британском музее.

– А вы понимали, что, глядя на нее, поступаете незаконно?

– Никогда не слышал подобных нелепостей.

Киддер сложил руки и смял пустую пивную банку: кла-ац! Грудь у него ходила ходуном, как у зобастого голубя.

– Людей убивали и за меньшие проступки, – заявил он.

Я с облегчением заметил Аркадия, который шел по лужайке в нашу сторону. На тарелке у него была горка капустного салата, а по подбородку стекала майонезная струйка.

– Я так и знал, что вы споетесь, – улыбнулся он. – Парочка говорящих голов!

Киддер растянул губы в напряженной усмешке. Можно было не сомневаться, он магнитом притягивал к себе женщин. Возле нас уже давно нетерпеливо переминалась с ноги на ногу темноволосая девушка, явно сгоравшая от желания с ним заговорить. Теперь она воспользовалась случаем. Я тоже – чтобы убраться прочь и добраться до еды.

– Ты должен мне кое-что объяснить, – сказал я Аркадию. – Кто такой этот Киддер?

– Богач из Сиднея.

– Я имел в виду – что он делает для движения борцов за земельные права?

– А, там он никто и ничто. Просто у него есть личный самолет. Летает туда-сюда, доставляет сообщения. Вот и чувствует себя очень важным типом.

– Авиахам, – подытожил я.

– Он неплохой малый, – возразил Аркадий. – Во всяком случае, так говорят.

Я взял еще немного салата, и мы подошли к Мэриан. Она сидела на коврике и разговаривала с адвокатом. На ней было другое платье – еще более линялое и обтрепанное, чем в прошлый раз, с узором из японских хризантем. Лохмотья шли ей. Лохмотья явно были ее стилем. Любая другая одежда, кроме лохмотьев, смотрелась бы на ней безвкусицей.

Она подставила мне обе щеки для поцелуя и сказала, что рада моему участию в поездке.

– Куда?

– В Миддл-Бор, – ответила она. – Надеюсь, ты правда едешь?

– А ты?

– Я тоже. – Она искоса взглянула на Аркадия и сощурилась. – С его светлостью я не разлей вода.

Она рассказала, что у женщин-аборигенок есть свои песенные циклы, а значит, и другие священные места, нуждающиеся в защите. Мало кто знал об этом до недавнего времени: дело в том, что женщины куда скрытнее мужчин, они неохотнее расстаются с тайнами.

– В любом случае хорошо, что ты едешь, – улыбнулась она. – Будет весело.

Она познакомила меня с адвокатом:

– Брюс, это Хьюи.

– Как поживаете?

Он ответил на мое приветствие медленным наклоном головы.

У него было бледное продолговатое лицо, он выговаривал слова четко и педантично; веснушки, очки в стальной оправе и хохолок жидких волос на макушке придавали ему вид отличника в школе. Однако, когда на его лицо упал свет лампы, на нем резко обозначились морщины и проступила усталость.

Он зевнул.

– Не поискать ли нам стул, друг мой? Я больше ни минуты не могу стоять, а сидеть на полу я просто ненавижу. А вы нет?

Я нашел парочку стульев, и мы уселись. Аркадий с Мэриан тем временем ушли куда-то обсуждать предстоящую поездку.

Адвокат весь день был в суде – защищал чернокожего паренька, обвиняемого в убийстве. Завтра ему тоже предстояло провести весь день в суде. Он был родом из Новой Зеландии. Учился в частном учебном заведении в Англии, потом работал в адвокатуре в Лондоне.

Мы поговорили о деле Лосона, которое слушалось в суде Алис. Лосон был дальнобойщиком. Когда он, явно пьяный, зашел в бар при мотеле где-то на Равнине, хозяйка отказалась продавать ему спиртное. Тогда он вышел на свет палящего полуденного солнца, отцепил трейлер, а через двадцать минут на скорости пятьдесят километров в час въехал в тот самый бар, убив пятерых посетителей и ранив еще двадцать человек.

После этого происшествия Лосон скрылся в буше, а когда его разыскали, стал уверять, что ничего не помнит.

– Вы ему верите? – спросил я.

– Я? Конечно верю! Мистер Лосон – очень симпатичный и правдивый человек; компания страшно нагружала его работой. Защищать его трудно потому, что он был не пьян, а находился под наркотиками.

– Под какими именно?

– Под амфетаминами, бедняжка! Пять дней глаз не смыкал. Все дальнобойщики, все до одного, буквально сидят на амфетаминах. Суют их в рот, как конфетки! Раз, два, три, четыре, пять, и – вжуууух! – только их и видели. Неудивительно, что он был слегка не в себе.

– А в суде об этом говорилось?

– О пяти днях без сна – да, об амфетаминах – нет.

– Почему же?

– Немыслимо! Затрагивать тему амфетаминов и грузоперевозок? Просто не-до-пустимо! Представьте себе – начнется расследование. Амфетамины – ответ Австралии на эти необъятные просторы. Без них страна просто заглохнет.

– Непостижимая страна, – сказал я.

– Да.

– Непостижимей, чем Америка.

– Конечно! – согласился барристер. – Америка молодая! Молодая, невинная и жестокая. А эта страна – старая. Древняя глыбища! Вот в чем разница. Старая, усталая и мудрая. Всепоглощающая! Что ни прольется – все всасывается.

Он махнул тонкой белой рукой в сторону здоровых, загорелых людей на лужайке.

– Поглядите на них! – сказал он. – Им только кажется, что они молоды. Ничего подобного! Они старики. Уже родились стариками.

– Только не Аркадий, – возразил я. – Аркадий совсем не кажется мне стариком.

– Арк – исключение, – согласился барристер. – Мне кажется, Арк откуда-то с неба свалился. Но все остальные – старики, – продолжал он. – Вы когда-нибудь обращали внимание на веки молодых людей в этой стране? Это старческие веки. Когда их будишь, они глядят на тебя испуганной ланью – но только мгновенье! А потом снова становятся стариками.

– Может, дело в свете? – предположил я. – В Австралии солнце светит так ярко, что люди тоскуют по темноте.

– Арк говорил мне, что у вас множество интересных теорий. Я бы с удовольствием их послушал, но сегодня я слишком устал.

– Я тоже.

– Это не значит, что у меня самого нет кое-каких доморощенных теорий. Потому-то, наверное, я и здесь.

– Я задавал себе этот вопрос.

– Какой вопрос?

– Что вы здесь делаете.

– Да я сам все время задаю его себе, друг мой! Всякий раз, как чищу зубы, спрашиваю себя об этом. Но что бы я делал в Лондоне? Устраивал чопорные вечеринки? Жил бы в уютной квартирке? Ну уж нет. Это мне совсем не подходит.

– Но почему именно здесь?

– Мне здесь нравится, – проговорил он задумчиво. – Тут все какое-то абстрактное. Вы понимаете, о чем я?

– Думаю, что да.

– Отличное место для сумчатых, но только не для человека. Я про здешнюю землю. Люди здесь вытворяют самые неожиданные вещи. Вы не слышали историю про девушку-немку и велосипед?

– Нет.

– О-очень любопытный случай! Симпатичная, здоровая молодая немка. Берет напрокат велосипед в магазине на Тодд-стрит. Покупает замо́к в магазине на Корт-стрит. Выезжает из города по Ларапинта-драйв и добирается до ущелья Ормистон. Затаскивает велосипед в ущелье – а это, если вы там бывали, сами понимаете, сверхчеловеческий подвиг. Потом приковывает ногу к раме, а ключ от замка выбрасывает и ложится жариться на солнышке. Предельная любовь к солнечным ваннам! Испеклась до костей девушка! Испеклась!

– Жуть какая!

– Нет! – Он покачал головой. – Примирение! Растворение без остатка! Это тоже часть моей маленькой теории насчет Австралии. Но сейчас не буду вас утомлять, потому что я в самом деле страшно устал, и мне давно пора в кровать.

– Мне тоже, – сказал я и поднялся со стула.

– Да сядьте вы! – сказал он. – Почему вы, помы, всегда так торопитесь?

Он отпил вина. Мы еще минуту или две посидели в тишине, а потом он мечтательно произнес:

– Да, здесь приятно затеряться. Затеряться в Австралии… Здесь чувствуешь себя в безопасности.

Он вскочил на ноги.

– Вот теперь, – сказал он, – мне и вправду пора! Очень приятно было с вами побеседовать, надеюсь, мы поговорим когда-нибудь еще. Спокойной ночи!

Он зашагал к садовым воротам, всем кивая по пути и желая спокойной ночи.

Я подошел к Аркадию и Мэриан.

– Ну, как тебе Хьюи? – спросил он.

– Большой чудак!

– Чертовски хороший адвокат, – ответил Аркадий. – Весь суд на нем держится.

– Пожалуй, пойду, – сказал я. – Ты оставайся. Загляну завтра в контору.

– Нет, не уходи, – ответил он. – Тут есть один человек, с которым я хочу тебя познакомить.

– Что за человек?

– Дэн Флинн. – Он показал на бородатого аборигена.

– Тот самый отец Флинн?

– Он самый, – подтвердил Аркадий. – Ты о нем слышал?

– Да, – сказал я.

– От кого?

– От одного ирландца, отца Теренса.

– Такого не знаю.

– Неудивительно, – ответил я. – Он отшельник. Советовал мне поглядеть на Флинна.

Аркадий запрокинул голову и рассмеялся.

– Все хотят поглядеть на отца Дэна, – сказал он. – Пока не получают от ворот поворот. Если ты ему понравишься, узнаешь много интересного. Если нет… тогда сам поймешь.

– Да. Слышал, характер у него не сахар.