Читать книгу Звёздные Войны. Последствия - Чак Вендиг - Страница 10

Имперцы были на Акиве всегда, просто не в роли оккупантов. Как и многие планеты Внешнего Кольца у границ известного космоса, имперцы использовали Акиву, но так и не сумели, а может и не захотели, заявить на нее официальные права. Внешние планеты считались слишком дикими, необузданными и странными, чтобы пытаться поставить их под ярмо Галактической Империи. Если имперцы тут и появлялись, то зачастую по личным делам – выпить, покурить спайса, поиграть, купить товаров на черном рынке, а может, просто подивиться диким физиономиям невиданных инородцев, чьи пути пересекались на этом пристанище негодяев и варваров.

Собственно, все это и привело сюда его – Синджира Рат-Велуса, офицера службы безопасности Империи.

Вернее, бывшего офицера службы безопасности Империи.

Его зашвырнули сюда галактические течения, вынеся на планету диких джунглей и иззубренных гор, черных вулканов и пляжей кварцевого песка. И вот теперь он сидит на том же стуле в том же баре, в том же пользующемся дурной славой квартале Мирры, и тот же бармен-каламари подталкивает к нему выпивку через стойку из оковой древесины.

Синджир покачивает в руке стакан с настойкой из сашиновых листьев – золотистый сладкий напиток, на вкус нечто среднее между плодами джиббука и ой-ой, маленькими красными ягодами, которые собирала его мать. Это уже третья порция за день, а солнце взошло всего несколько часов назад. Он чувствует себя похожим на муху в паутине, которая изо всех сил пытается вырваться из плена, прежде чем наконец сдаться и впасть в смертельное оцепенение.

Ему кажется, будто в голове у него густая болотная жижа.

Синджир поднимает стакан и смотрит на него, словно на любовницу.

– Можешь на меня рассчитывать, – страстно говорит он. – Я весь твой.

Затем он осушает бокал одним глотком. Жидкость легко проходит в горло. Вздрогнув от удовольствия, Синджир стучит дном стакана о дерево.

– Эй, бармен! Наливальщик! Продавец странных напитков! Еще один!

К стойке, шаркая ногами, подходит мон-каламари по имени Пок. Он уже стар: его щупальца на подбородке – или как они там называются – длинные и толстые, со складками красной кожи, усеянной дрожащими прилипалами и блестящими ракушками. У него нет одной руки – вместо нее блестящая серебристая конечность протокольного дроида. Работа явно сделана наспех – провода бесцеремонно воткнуты в покрытую волдырями красную плоть на плече. Не слишком приятное зрелище, но Синджира сейчас это мало волнует. Ничего лучшего он все равно не заслуживает.

Пок булькает и ворчит на языке мон-каламари. Разговор у них каждый раз получается один и тот же.

Инородец издает свои звуки.

Синджир просит, а потом требует, чтобы бармен говорил на общегалактическом.

– Я не говорю на общегале, – отвечает на нем же старик, а затем вновь начинает бормотать по-своему.

После этого Синджир делает заказ, и Пок наполняет стакан.

В конце нынешнего обмена репликами Синджир тоже делает новый заказ:

– Мне… ну и жара, во имя всех звезд и небес! Мне чего-нибудь освежающего. Есть у тебя что-нибудь освежающее, мой кальмароголовый друг? Вот и дай мне это.

Бармен пожимает плечами и, моргая лягушачьими глазами, достает деревянную кружку, на дне которой гремят несколько кубиков льда. Затем Пок берет с полки грязную бутылку с какой-то надписью на чужом языке, которую Синджир не в состоянии перевести. Империю не особо интересовало изучение обычаев и языков иных культур. Более того, имперцы даже не хотели, чтобы кто-то изучал их в свободное время.

Синджир вспоминает, как он наткнулся на молодого офицера, изучавшего не что-нибудь, а иторианский язык. Парень сидел, скрестив ноги на койке, и водил длинным указательным пальцем по строчкам чужого письма. Синджир сломал ему тот палец, сказав, что это лучше любого взыскания, да и быстрее.

«На самом деле я страшный человек», – думает Синджир. Чувства вины и стыда сражаются в его внутренностях, словно пара шипящих лот-кошек.

Пок наливает из бутылки.

Синджир вертит в руке кружку. От исходящего из нее запаха могла бы сойти черная краска с шлема пилота СИД-истребителя. Он пробует напиток на вкус, опасаясь обжечь язык и горло, но все совсем иначе. Жидкость не сладкая, с цветочным привкусом – ничего общего с запахом. Потрясающе.

Он вздыхает.

– Эй, – шепчет кто-то рядом.

Не обращая на него внимания, Синджир делает долгий, шумный глоток.

– Эй!

Это что, ему? Гм… Наклонив голову, он выжидающе поднимает брови, но видит лишь сидящего по соседству тви’лека. Розовая, как у новорожденного, кожа, один из хвостов на голове падает с чересчур высокого лба, обвиваясь вокруг плеча и подмышки, словно моток веревки или шланга, который несет рабочий.

– Эй, приятель, – повторяет тви’лек.

– Нет, – решительно отвечает Синджир. – Нет и нет. Я ни с кем не разговариваю. Я тут не ради разговоров. Я пришел за этим. – Он поднимает деревянную кружку, гремя льдом. – А не за этим. – Он указывает подрагивающей рукой в сторону тви’лека.

– Видел головидео? – спрашивает тот, давая тем самым понять, что он из тех агрессивных наглецов, для которых в качестве аргумента годится лишь кулак или дуло бластерной винтовки.

И все же… Головидео? Любопытно.

– Нет. Что там?

Тви’лек смотрит налево, потом направо, после чего достает маленький диск – больше его ладони, но меньше обеденной тарелки. Металлическое кольцо, середина из голубого стекла. Инородец облизывает мелкие острые зубы, затем нажимает кнопку.

Над диском появляется парящее изображение.

Женщина. Царственная осанка. Высоко поднятый подбородок. Даже на размытой голограмме Синджир отмечает ее горящие глаза. Хотя, возможно, лишь потому, что уже знает, кто она.

Принцесса Лея Органа с планеты Алдераан. Теперь – одна из героев и руководителей Альянса повстанцев.

«Говорит Лея Органа, последняя принцесса Алдераана, – произносит записанное изображение, – бывший член Галактического сената и один из руководителей Альянса за восстановление Республики. У меня сообщение для всех жителей Галактики. Оковы Галактической Империи сброшены. „Звезда Смерти“ уничтожена возле лесного спутника Эндора, а с ней и все руководство Империи».

Голограмма сменяется хорошо знакомой Синджиру картиной взрывающейся в небе над Эндором «Звезды Смерти».

Он сам был там. Он видел гигантскую вспышку, пульсирующее пламя, облака дыма, расползающиеся словно мозги из треснувшего черепа. А затем – лишь плавающие в космосе обломки. Картинка мигает, и снова появляется Лея.

«Тиран Палпатин мертв. Но борьба не закончена. Война продолжается, несмотря на то что власть Империи ослабла. Но вам следует знать, что, где бы вы ни были, как бы глубоко во Внешнем Кольце вы ни жили, Новая Республика готова прийти на помощь. Мы уже захватили десятки имперских боевых кораблей и разрушителей… – Изображение сменяется трехмерной голозаписью имперцев, которых ведут по трапу корабля в наручниках. – И за месяцы, прошедшие после уничтожения внушавшей страх боевой станции Империи, Альянс уже освободил множество планет. – Новая картинка: повстанцев приветствует как спасителей и освободителей ликующая толпа на… где это? Набу? Может, и Набу. Снова Лея: – Наберитесь терпения и сил. Сражайтесь при любой возможности. Даже один уничтоженный шагоход, одно орудие, один штурмовик постепенно разваливают военную машину Империи. Новая Республика идет на смену. И чтобы завершить войну, нам нужна ваша помощь».

Последняя мерцающая картинка: истребители Альянса на фоне фейерверков.

Еще одно знакомое ему зрелище – он видел, как одержавшие победу повстанцы запускали фейерверки высоко над вершинами массивных эндорских деревьев и как странные, похожие на помесь крысы с медведем, создания радостно ухали и чирикали где-то вдали, пока он, Синджир, трусливо прятался в кустах.

– Настал новый день, – говорит тви’лек, широко скалясь в зубастой улыбке.

– Один завоеватель сменяет другого, – криво усмехается Синджир. Но гримаса нисколько не соответствует тому, что он ощущает в душе, – так же, как не соответствует запаху вкус стоящего перед ним напитка. Душа его полна… надежды? В самом деле? Надежды, счастья и новых перспектив? Какая мерзость. – И все-таки… может, глянем еще разок? – говорит он, облизнув губы.

Тви’лек легкомысленно кивает и тянется к кнопке.

Позади слышится стук сапог. Бармен Пок тревожно ворчит.

Хрустящая черная перчатка падает Синджиру на плечо. Другая опускается на плечо тви’лека, сжимая его до боли.

Синджир чувствует запах промасленной кожи, отглаженной ткани, казенного моющего средства. Запах имперской чистоты.

– Что тут у нас? – раздается рычащий голос.

Повернувшись, Синджир видит довольно неряшливого офицера. Серую форму распирает живот так, что расстегнулась одна пуговица. Лицо небрито, волосы растрепаны.

Второй, рядом с ним, выглядит куда лучше – волевой подбородок, ясный взгляд, отглаженная и выстиранная форма. Самодовольная улыбка – не притворная, а, как хорошо известно Синджиру, вполне естественная.

Позади них – двое штурмовиков.

Вот это уже и впрямь нечто. Штурмовики? Здесь, на Акиве?

Да, на Акиве всегда бывали имперцы, но штурмовики – никогда. У этих солдат в белой броне одна задача – война и оккупация. Они не прилетают сюда выпить, потанцевать, а потом исчезнуть.

Что-то явно изменилось. Синджир пока не знает, что именно. Но любопытство гложет его, словно крот личинку.

– Мы с моим хвостоголовым другом просто немножко смотрим пропаганду, – говорит Синджир. – Ничего особенного.

Тви’лек выставляет вперед подбородок. Взгляд его полон страха, но в нем есть и кое-что еще – то, что Синджир видел в глазах тех, кого он мучил и пытал, тех, кто считал, будто их не сломить: отвага.

Отвага. Какая глупость.

– Ваше время вышло, – дрожащим голосом рычит тви’лек. – С Империей покончено. Ей на смену идет Новая Республика, и…

Неряшливый офицер резко бьет в горло тви’лека. Хвостоголовый хрипит, хватаясь за шею. Второй, подтянутый, кладет руку на плечо Синджира. Суть предупреждения ясна: «Только дернись – и разделишь судьбу своего дружка».

Из-за стойки раздается ворчание Пока, который показывает на табличку у себя над головой. На ней надпись на общегалактическом:

ИМПЕРЦАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

Именно из-за этой надписи Синджир сидит здесь день и ночь всю последнюю неделю. Во-первых, никто из имперцев сюда не зайдет, а значит, никто его не узнает. А во-вторых, ему просто нравится ирония.

Неряха ухмыляется, глядя на мон-каламари:

– Времена меняются, кальмаробородый. Придется тебе сменить табличку. – Он резко кивает штурмовикам, и оба шагают вперед, подняв бластеры и нацелив их на Пока. – Мы намерены тут остаться.

С этими словами он вновь начинает молотить хвостоголового.

Тви’лек всхлипывает от боли.

Синджир явно на такое не рассчитывал. Он решает просто встать и уйти, и пусть будет что будет. К чему лишние проблемы? Зачем отсвечивать на чьем-то радаре? Уйти и подыскать себе другой кабак.

Таково его решение.

Но, как ни странно, поступает он совсем иначе.

Синджир резко встает с места и, когда лоснящийся офицер пытается толкнуть его обратно на стул, хватает того за руку и быстрым движением загибает назад два пальца. Он давит все сильнее, пока не раздается треск…

Офицер кричит – как и должно быть. Синджир умеет причинять боль.

Естественно, среди компаньонов офицера возникает замешательство. Толстяк швыряет хвостоголового на пол и тянется к пистолету. Двое штурмовиков разворачиваются, направляя на внезапного противника винтовки…

Синджир пьян – или, вернее, выпивши. Но, к его удивлению, никакой проблемы это не составляет – будто теплая волна странного напитка смыла все мысли, весь дурацкий критический анализ, который мог бы заставить его помедлить, и движения его быстры и решительны, пусть и не слишком изящны.

Повернувшись к продолжающему вопить прилизанному офицеру, поднимает его руку, словно рычаг кореллианского «однорукого контрабандиста», а свободной ладонью выхватывает из его кобуры пистолет.

Неряха уже стреляет из бластера. Оружие Синджира (вернее, прилизанного), искрясь, вылетает из его пальцев. Проклятье.

Синджир переходит к более радикальным действиям. Он разворачивает щеголеватого офицера навстречу выстрелам – лазеры прожигают дыры в его груди, и тот, вскрикнув, обмякает. Затем резким ударом ноги он швыряет безвольное тело в сторону штурмовиков, заставая их врасплох.

Оба опрокидываются на спину, с грохотом врезаясь в столы.

Пузатый офицер кричит и снова поднимает пистолет…

Синджир ударяет его снизу по запястью. Пистолет взмывает вверх, стреляя в потолок и осыпая их пылью. Он бьет ногой в голень, колено, бедро. Грузное тело имперца оседает, словно стол со сломанной ножкой, но Синджир не дает ему упасть, держа за запястье и нанося свободной рукой удары по уязвимым местам. Нос. Глаз. Горло. Живот. Затем он засовывает пальцы в ноздри неряхи и тянет его вниз, заставляя лечь на пол. Тот судорожно всхлипывает, пуская кровавые пузыри.

Со штурмовиками еще не покончено.

Неуклюже поднявшись на ноги, они вновь нацеливают бластеры…

Неожиданно кто-то возникает рядом со штурмовиком справа и с размаху бьет его снизу стулом. Стул попадает прямо под белый шлем солдата, сворачивая его вбок. Штурмовик пошатывается, размахивая руками, и тут в шлем второго ударяет бутылка, брошенная механической рукой мон-каламари за стойкой.

На всякий случай Синджир выворачивает неряхе запястье, забирая у него пистолет, затем делает два выстрела, прямо в центр каждого из шлемов.

Штурмовики падают. На этот раз им уже не суждено подняться.

Наклонившись над толстяком, Синджир снова хватает его за нос и выкручивает.

– Нос обладает интересным свойством, – говорит он. – Так уж вышло, что он связан со всеми нервными окончаниями лица. Именно благодаря этой мясистой выпуклости – если честно, твоя больше похожа на свиной пятак – твоя голова сейчас полна соплей, а глаза – слез.

– Ах ты, повстанческая погань, – хрипит офицер.

– Смешно. В самом деле смешно. – «Идиот, ты думаешь, будто я один из них, когда на самом деле я один из вас». – Рассказывай, что вообще происходит.

– Происходит то, что здесь Империя, а ты…

Синджир снова выкручивает нос толстяка. Тот кричит.

– Избавь меня от пустой болтовни. Подробности. Зачем вы здесь? Да еще со штурмовиками?

– Не знаю…

Синджир повторяет операцию. Снова крик.

– Клянусь, не знаю! Хотя что-то в самом деле происходит. Все случилось очень быстро. Я… мы прилетели с «Бдительного», а потом отключилась связь и началась блокада…

Синджир бросает взгляд на Пока:

– Знаешь что-нибудь про отключение связи? Или про блокаду?

Бармен пожимает плечами.

Вздохнув, Синджир бьет кулаком в лицо толстяка.

Голова того отскакивает назад, и он лишается чувств. Опустив его на пол, Синджир обращается к Поку:

– Придется тут кому-нибудь прибраться. Удачи, что ли?

А затем он выходит из кантины, насвистывая себе под нос.