Читать книгу Инвестиционная революция. Как мы сделали биржу доступной каждому - Чарльз Шваб, William Thomason - Страница 6

В списке моих везений одну из первых строк занимает тот факт, что мой бизнес стартовал в районе Залива Сан-Франциско. Здесь принято рисковать, это часть местной культуры, в которой не относятся с подозрением ко всему новому. Позитивные идеи и творческая инициатива приветствовались всегда, вне зависимости от того, от кого они исходили. Не так важно, какие у тебя связи или откуда ты приехал. Важнее, что ты можешь делать. Как раз когда я начинал работать, в районе Залива активно развивались потрясающие новые технологии, столь необходимые мне, чтобы воплотить мечту. Именно такое место, где традиционно мыслят широко, мне и было нужно. Не знаю, смог бы я основать Schwab где-нибудь еще.

Наша семья связана с областью Залива с 1800-х годов. Мой дед, Роберт Генри Шваб, перебрался в Сан-Франциско в 1905 году из Лонг-Айленда, чтобы заняться юридической практикой, а в 1906-м женился на моей бабушке, Мэри Гертруде Брэй. Она родилась в Сан-Франциско в 1885 году. Связи родни моей матери с Калифорнией так же глубоки. Ее отец и мать, Джей Окли Мур и Элизабет Леона Хаммонд, родились в этом штате в конце XIX века – Оксли в Стоктоне, а Элизабет в городке Петалума, известном центре птицеводства, прозванном «мировой яичной корзиной».

В 1917 году дед и бабка переехали из Сан-Франциско в Сакраменто, и дед открыл свою юридическую контору. Сакраменто находился в самом сердце фермерских угодий штата. Город, конечно, не был ориентирован на финансы так, как Нью-Йорк или хотя бы Сан-Франциско, но он рос и процветал.

Дед был суров, как многие немцы. Он не был жестоким, но отличался твердостью, организованностью и некоторой церемонностью. Смягчался лишь тогда, когда они с друзьями собирались в немецком клубе вечером в понедельник. Там они пили пиво, играли в пинокль[4] и говорили по-немецки. По клубу разносился смех – шутки, вероятно, были хороши. Я был слишком мал и ничего не понимал, даже когда шутили по-английски. Но мне нравилось их слушать. Смех был искренним, это чувствовалось; так бывает, когда встречаются добрые друзья.

Мой отец, тоже Роберт Шваб, стал юристом, как и дед. Он окончил Университет штата Калифорния, а затем Гастингский колледж права в Сан-Франциско. Отец был трудолюбив и в год выпуска занял третье место в штате по результатам экзамена на получение юридической лицензии. Он женился на моей матери, Бетти Аннабелль Мур, 29 августа 1936 года. Супруги поселились в Сакраменто, и отец поступил в дедову юридическую контору. Но долго работать вместе они не смогли. Насколько я понимаю, отец с дедом не очень ладили при столь тесном контакте. Папа желал независимости и простора для деятельности, так что в 1937 году он принял предложение занять должность в аппарате прокурора округа Йоло в Вудлэнде, в 20 милях к северо-западу от Сакраменто. Это был маленький калифорнийский городок в сельской местности с населением в пять тысяч человек, где размещалась окружная администрация.

Одно из моих самых ранних воспоминаний – отец баллотируется на должность окружного прокурора в Йоло[5]. Он напечатал карточки со своей фотографией и раздавал их на каждом углу. На них было написано: «Боба Шваба в прокуроры». У меня сохранилось несколько штук. Его избрали в 1942 году, и он занимал этот пост в течение восьми лет, не оставляя частную адвокатскую практику.

⁂

Я родился в Сакраменто, штат Калифорния, 29 июля 1937 года, за несколько месяцев до того, как мои родители переехали в Вудлэнд. Великая депрессия сходила на нет, но сформированный ею менталитет все еще влиял на экономику. До 1940-х, и даже до окончания Второй мировой войны, люди не могли поверить в то, что кризис действительно завершился. Многим так и не удалось оправиться от финансовых потрясений.

Не судите меня строго, но для меня это было прекрасное время. И город, в котором я вырос, был прекрасен. В солнечные теплые летние месяцы мы с друзьями целыми днями шатались по всему Вудлэнду. Детям в нем было чем заняться, и мы наслаждались полной свободой: могли играть в бейсбол на пустырях, купаться в оросительных каналах, которыми были изрезаны земли окрестных фермеров, кататься на велосипедах. Могли подрабатывать, собирая грецкие орехи или помидоры. Денег в семье было немного, и мы бережно относились к тому, что имели. Когда отец решил купить мне первый велосипед, он не повел меня в местный велосипедный магазин, а просмотрел объявления о продаже или обмене в газете Woodland Democrat и нашел там подержанный – кажется, марки Schwinn. Понятия не имею, сколько он за него заплатил, но я очень дорожил этим велосипедом. Много раз я разбирал и собирал его, стараясь поддерживать в отличном состоянии. Я разъезжал на нем везде. Все пустыри, улочки и закоулки, позволяющие сократить путь, были мне знакомы.

Во время войны у всех были проблемы с деньгами, и отец нередко принимал оплату за свои услуги бартером. Как-то один клиент принес ему барашка. Часть мы съели в воскресенье за обедом, а остальное заморозили. В ту весну мы часто размораживали и ели баранину. Многие продукты тогда выдавались по карточкам: приходилось экономить, так как значительные ресурсы страна направляла на военные нужды.

Жизненный уклад моих родителей сложился на заре Великой депрессии, и это оказало огромное влияние на их последующее отношение к деньгам, к накоплениям и к риску. Каким бы благополучным ни было их существование, они постоянно вспоминали, что в юности пережили тяжелые времена. Они видели, как люди теряли свои дома и финансовую независимость, и твердо решили, что не позволят этому повториться. Призрак Депрессии всегда витал над ними.

Отношение к деньгам и очень многие финансовые привычки закладываются в раннем возрасте. Мы в Schwab каждый день замечаем это в наших клиентах.

Обращение с деньгами, привычка тратить или сохранять, терпимость или нетерпимость к риску – все это имеет глубокие корни, и здесь больше эмоционального, чем рационального.

Мой подход к финансовой безопасности и независимости родился из протеста против сформированного Великой депрессией менталитета.

Мне были ненавистны любые ограничения, и я довольно рано пришел к выводу, что не желаю так жить. Мне хотелось быть выше этого, обрести настоящую финансовую самостоятельность. Поэтому я постоянно думал, как бы заработать, как сохранить заработанное, а впоследствии и о том, как вложить деньги.

⁂

В юности закладывается не только определенное отношение к деньгам. Тогда же под влиянием родителей, учителей, образа жизни в значительной степени формируется твоя натура и стереотипы поведения. Наблюдая за отцом, я узнал, что такое щедрость. В церкви он всегда первым клал доллар в корзинку для пожертвований. Он много говорил об экономических принципах, о законе и был очень щепетилен в этических вопросах. Отец твердо знал, каких людей считать хорошими, а каких – плохими и в чем между ними разница. Он демонстрировал верность убеждениям и в своей адвокатской деятельности, и в прокурорской работе. В общем, он был из тех, кто ценит закон и порядок.

Иногда он рассказывал нам об уголовных делах, с которыми сталкивался. Как правило, это были всякие мелкие конфликты, случающиеся в маленьких городах в сельской местности типа округа Йоло: драки, пьяный дебош, иногда аресты за курение марихуаны. Я старался не нарываться на его гнев – наказывал он чертовски сурово. Мне это было известно по собственному опыту, потому что, как любой ребенок, я совершал немало промахов. Однажды мы с друзьями развели костер, который так разбушевался, что спалил часть забора и курятник. Наши родители быстро дознались, кто был виновником происшествия. Как нам влетело! Уверен, что отцу было ужасно стыдно, ведь он все-таки окружной прокурор. Чтобы я сделал серьезные выводы из происшествия, отец зажег спичку и опалил мне руку.

Не в пример отцу, мама была веселой и общительной. Она могла очаровать кого угодно. Благодаря ей я с самого начала усвоил, как важны отношения – быть открытым, общаться, прислушиваться к людям. Я был застенчив, но при этом любознательность и внутренняя уверенность помогали мне преодолеть стеснительность. Убежден, одной из причин успешности моей многолетней работы стало то, что в целом я умел расположить к себе окружающих. Секрет заключается в знании человеческой натуры: я всегда внимательно относился к людям, выслушивал их истории и искренне интересовался ими. Это обогатило мою жизнь. Я не устаю восхищаться людьми и считаю, что их истории вдохновляют. Кроме того, думаю, умение слушать компенсировало трудности, которые я испытывал с чтением. Для меня это было отличным способом познавать новое. Преодоление робости и оттачивание навыков общения – вот некоторые из моих ключей к успеху. Я очень обязан маме, помогавшей мне в этом в детстве. Это послужило отличным дополнением к наставлениям отца, который учил меня внутренней дисциплине.

Я ходил в начальную школу при католической Академии Святого Розария в Вудлэнде, располагавшуюся в доме 164 по Маркет-стрит. Преподававшие там строгие монахини учили нас упорному труду, уважению к окружающим, отстаиванию своих убеждений. Их уроки я запомнил на всю жизнь. Я страдал дислексией, но узнал о ней намного позже, а в школьные годы ни о чем таком не подозревал. Читать и вообще учиться было очень тяжело. Монахини со всей суровостью относились к проверке заданий. Они трудились с полной самоотдачей и хотели, чтобы я усваивал материал. Однако чтение давалось мне с огромным трудом. До тех пор, пока я не запоминал, как пишется слово, оно казалось нагромождением букв, на расшифровку которого требовалось время. Поэтому мне приходилось подолгу оставаться в школе после занятий: я упражнялся у доски в математике и правописании. И по сей день помню, как мел налипает на пальцы, а я снова и снова пишу и переписываю слова и математические расчеты, чтобы они получше отпечатались в памяти.

Уверен, монахини видели, что у меня есть врожденная проблема, мешающая обучению. Но я этого не замечал, а просто ощущал, что школа – это постоянная борьба. Лишь много лет спустя я понял причину. Но мои наставницы трудились вместе со мной, чтобы отработать необходимые навыки. Думаю, им нравилось, что я так стараюсь и готов тратить время, оставаясь после уроков, чтобы добиться результата. Я очень любил классические комиксы, потому что они позволяли быстрее и легче освоить то, что мы проходили в школе. А когда, наконец, необходимые знания были усвоены (любым способом), я мог ими прекрасно оперировать и хорошо сдавал тесты. Главная проблема состояла в том, чтобы добраться до этой точки.

Через много лет после того как я окончил школу и когда компания Schwab уже достигла некоторых высот, мне пришло письмо, в котором лежала копия табеля с моими отметками за шесть школьных лет. Оценки были так себе. В письме содержалась просьба от школы о финансовой помощи. Была ли в этом скрытая угроза: «Дайте денег, иначе мы опубликуем ваш аттестат»? Не знаю. Но я с радостью послал им чек с пожертвованием.

⁂

Дед обожал скачки и иногда брал меня с собой на ипподром Golden Gate Fields неподалеку от Беркли. У меня не было своих денег, но иногда он давал мне немного, чтобы я сделал стандартную двухдолларовую ставку. Бывало, что мы выигрывали небольшую сумму, но я понял, что так же легко могу проиграть все, сделав неверный выбор.

О фондовом рынке впервые мне рассказал отец. Мне было около 13, когда он показал биржевые сводки – таблицы с растущими и снижающимися котировками. И это чертовски меня заинтриговало. Я подумал: «Ого, можно купить дешево, а потом продать дороже – отличный способ заработать!» Это было не то же самое, что скачки, так как за ростом и падением рынка скрывалась некая логика. Правильно сделанный выбор вызывал такой же восторг, как и на бегах, но в то же время это было похоже на решение некой увлекательной головоломки, когда ты пытаешься понять, что заставляет одни акции двигаться вверх, а другие – вниз.

Также меня все больше интересовало, почему одни преуспевают в жизни, а другие терпят неудачи. Я читал много биографий знаменитостей, добившихся выдающихся успехов. Среди них были Джон Рокфеллер, Джон П. Морган, Чарльз М. Шваб – сталелитейный магнат (он мне не родственник) – и многие другие. Мне стало ясно, как важны целеустремленность, увлеченность и готовность бороться за то, во что веришь, а также оптимизм и уверенность, что позитивные перемены возможны. Все, о ком я читал, были одержимы мыслью о росте: ты берешь идею и развиваешь ее, шаг за шагом, снова и снова вкладываешься в нее, совершенствуешь, расширяешь. Все это было мне близко и понятно и разожгло во мне интерес к бизнесу и финансам.

⁂

В 1950-м мы переехали в Санта-Барбару, и мой отец открыл там частную практику. Он сопровождал сделки с недвижимостью, занимался небольшими исками, готовил разные договоры. Шли годы, его клиенты постепенно старели, и он стал специализироваться по наследственным и имущественным правам. В старших классах я ходил сначала в школу в Ла Кумбре, а в 1955-м окончил школу Санта-Барбары.

Там меня называли Чаком. Когда мы жили в Вудлэнде, друзья дали мне прозвище «Бадди». Но я считал, что оно слишком детское и легкомысленное, и когда мы перебрались в Санта-Барбару, решил отказаться от него. Появившегося у меня на новом месте близкого друга звали Чак Рудольф. Он был на несколько лет старше меня, и я во всем на него равнялся. Он хорошо ко мне относился, и я считал его отличным парнем… В общем, я стал Чаком.

Переезд в Санта-Барбару оказался для меня поворотной точкой. После маленького фермерского городка с пятью тысячами жителей я попал в город в десять раз больше. Здесь было где развернуться: появились возможности развиваться и узнавать новое, укреплять уверенность в себе, а она была мне очень нужна, учитывая трудности в учебе. Мне нравился спорт, я пробовал разные виды – все, какие только возможно. Но особенно обожал баскетбол. Я был шустрым и играл хорошо, но в конце концов пришлось признать, что мой рост не позволит мне в будущем пробиться в университетскую команду. И тогда я оставил баскетбол. Это стало хорошим уроком.

Делай выбор и не жалей о нем, не оглядывайся назад.

В конце концов я остановился на теннисе и гольфе. Тут я преуспел, и это повысило мою самооценку. Спорт в этом очень помогает. Если сделать ставку на свои сильные стороны и как следует постараться, можно добиться отличных результатов. Гольф стал моей страстью на всю жизнь. И по сей день я уверен, что между гольфом и инвестированием есть параллели. И там, и тут нужны подготовка, терпение, практика, верность делу и постоянство. Необходима стратегия. Приходится думать на несколько шагов вперед. Как устроено поле, на котором ты играешь? Как контролировать эмоции? И в спорте, и в инвестировании часто случаются взлеты и падения.

Когда я учился в старших классах, школьный тренер по футболу Кларенс Шутте решил собрать гольф-команду. Полагаю, он считал некоторых из нас перспективными игроками, особенно моего друга Аллена Гейбергера, который к тому времени уже выиграл два юниорских первенства в нашем штате. Позже Ал станет настоящим профессионалом и первым в истории гольфистом, прошедшим раунд за 59 ударов в официальном турнире. С тех пор его звали «Мистер 59». В те годы Ал только поступил в нашу школу, переехав из Сакраменто. Он был таким же деревенским парнишкой, как и я, и мы стали отличными друзьями. Мы оба любили гольф и даже вместе ходили на свидания, собираясь вчетвером: он со своей девушкой, а я со своей. Тренер Шутте добился, чтобы команду пустили на территорию замечательного клуба Valley Club в Монтесито. Нам разрешали тренироваться там до 9 утра. Мы хорошо подготовились на этом непростом поле и потом два года подряд выигрывали турниры калифорнийской Межшкольной федерации, в которую входили десятки команд со всего штата. Тогда я единственный раз обошел Ала, сыграв поле за 72 удара. Гольф действительно был мне по душе.

⁂

Думаю, я всегда был относительно уверенным в себе человеком. Или выработал это свойство со временем, сам того не сознавая. В значительной степени это произошло благодаря моей открытости и готовности пробовать новое. Некоторые рождаются лидерами, но, мне кажется, к большинству из нас умение руководить другими приходит с опытом. Чем больше решений ты принимаешь, тем крепче становится навык. Обнаруживая вакуум в той или иной сфере, я охотно нырял в нее, оказываясь в ситуациях, когда неизбежно приходится проявлять инициативу. Так, например, я присоединился к молодежному Кей-клубу (Key Club), спонсируемому организацией Kiwanis, которая занималась гражданской и общественной деятельностью. В 17 лет меня выбрали президентом этого клуба в нашей школе, а затем мы с президентами других калифорнийских клубов лихо прокатились через всю страну на поезде, направляясь в Филадельфию на ежегодную клубную конвенцию. Путешествие продолжалось две недели, ехали эконом-классом, спали сидя. Тем, кто поменьше ростом, как я, удавалось забраться на багажную полку, чтобы немного отдохнуть лежа. В те дни я познакомился с некоторыми уголками страны, куда я сам не добрался бы. Я столкнулся с сегрегацией на юге, видел таблички «Только для цветных» в туалетах и у фонтанчиков с питьевой водой. Там все еще вывешивали флаги Конфедерации. А еще я видел, как бедно живут в маленьких пристанционных поселках. И в первый раз посетил крупные города: Нью-Йорк, Чикаго и столицу страны Вашингтон. Можно сколько угодно читать о них, но благодаря поездке на восток все это стало для меня реальностью. Я осознал, как велика страна, насколько различаются ее части, услышал диалекты, которые моему калифорнийскому слуху казались абсолютно чуждыми. Возможность получить новый опыт открылась исключительно потому, что я трудился на благо клуба. Я не ставил перед собой цель отправиться в эту поездку – она стала удачным следствием того, что я решился заявить о себе, поучаствовать в чем-то.

Конечно, возникали и трудности. Например, мне было нелегко произнести речь перед всей школой в актовом зале. Я хотел участвовать в школьном самоуправлении и призывал одноклассников голосовать за меня. Не помню, что именно я говорил. Я пребывал в ступоре. Понимал, что все смотрят на меня и, конечно, видят, как я мучаюсь. Казалось, время остановилось. Сердце громко стучало, я не мог сосредоточиться и чувствовал, что «завис». Но тяжелый момент миновал, и потом я не раз успешно выступал, в том числе на встречах Кей-клуба. Будучи школьным казначеем, я занимался планированием бюджета и даже получил признание местного отделения женской организации «Дочери американской революции»[6] за общественную работу в школе. (До сих пор храню полученную от них медаль. Позолота немного стерлась, но эта награда очень дорога мне.)

С каждым шагом я познавал новое и становился сильнее. Сегодня я призываю молодых руководителей учиться выступать публично. Какими бы хорошими специалистами в своей сфере они ни были, им необходимо оттачивать навыки общения с аудиторией, критически важные для того, чтобы вести за собой людей. Такой талант редко дается нам от рождения.