Читать книгу Подросток в музее. Как кураторы и тьюторы помогают людям найти себя - Д. А. Аникина, Александра Игоревна Логинова - Страница 8

Максим: Мы приходим к размышлению о том, чем для подростков могут быть привлекательны музеи. Это запрос на принятость (обожаю это слово, его нигде не нагуглишь, я его услышал от инструктора по йоге): подросток находит какого-то взрослого, этот взрослый классно выглядит, он свободно выражает себя. Я вспоминаю всяких кураторов из музеев: кто с пирсингом, кто с татуировками, кто как-то необычно одевается, разговаривает, кто-то необычно рисует. У каждого из них есть видимое проявление своей персоны.

Александра: То есть сильная личность и есть основной проводник, который формирует интерес у подростков?

Максим: Это не про интерес, а про формирование картины взаимоотношений с миром. В этом смысле с художником прикольно общаться, потому что его отношение с миром выражено в его творчестве.

Есть прекрасный пример. Наш коллега, художник Максим Корнилин. Он работал в детском саду «Декреф» и выставочном проекте «Знаешь, где живешь?!». Максим на каждое занятие рисует на руках новые татуировки ручкой, у него выбритые виски, все время какие-то дикие прически. Он ездит на мотоцикле, одевается в шубы – какая-то дичь. Детей от него не отклеить просто, потому что он понятный: говорит на языке образов, на языке ощущений.

Мне кажется, что музей аккумулирует вокруг себя взрослых, которые говорят на том же языке, что и подростки. Потому что, первое, на чем подростки учатся выстраивать отношения с миром – это мода, внешний вид. Потом уже наступают смыслы, отношения, правила и прочее.

Многие взрослые критикуют художников как супер-непостоянных личностей, но у таких людей есть выраженная позиция в мире. Мне кажется, они постоянны в этом непостоянстве, что тоже резонирует с подрастковостью.

Молодой человек все время меняется. Оля Рокаль, с которой мы работаем в проекте «Место», всегда говорит: «Я не знаю, как правильно, чувак. Ты художник, ты автор. Когда ты придешь ко мне с конкретным вопросом: „Оля, как сколотить этот проект, помоги!“ – я помогу, потому что ты, как автор, придешь ко мне с вопросом. Я тебе не скажу, что ты неправильно штрихуешь, не скажу, что ты неправильно выглядишь, даже если ты не будешь приходить, все равно я тебе ничего не скажу. Но я здесь не для того, чтобы делать тебе нервы. Я здесь для того, чтобы делать с тобой объекты». Она – медиум, потому что говорит: «Вырази себя».

Мне кажется, что гуманистичность музейной среды достигается как раз за счет неиерархичности, понятного или иллюзорно-понятного языка выражения, самовыражения: «Да, ты художник, да, делай. Да, любое твое движение, действие, картинка – все правильно, я не могу тебе сказать, что это неправильно, потому что у нас не курс академического рисунка». И это супер-штука, супер-психологический крючок, как мне кажется.

В школе ты не дотягиваешь до стандарта, ты хуже одноклассников, ты не оправдываешь ожидания учителей, ты неудобный для родителей, тебе неудобно в своем теле, потому что ты вырос за лето на 20 см и не умещаешься ни в одну одежду, ты хочешь личного пространства, а у тебя нет этого личного пространства, куча всего происходит. Поэтому ты приходишь в тот же Пушкинский. Youth, в коворкинг на ВДНХ.

Александра: А что им там помогает?

Максим: Ощущение, что он сейчас сюда придет, и здесь ничего не будет требоваться. Мы как бы говорим: «Отстаньте от детей, не приставайте к ним». Причем это транслируется на любой возраст. Но здесь начинается проблема, потому что всегда есть кто-то, кто спросит: «Как это все должно работать? Где методика, где методология?»

На дискуссии в «Каскаде» я говорил: «Слушайте, нельзя говорить, что нет методики, методика все равно есть. Есть психология человека, есть все, чтобы выстроить правильное общение. Я должен понимать, какое общение правильное, а какое – неправильное, какие правила надо вводить, а что не надо регулировать правилами». Вся эта история про отношения, про конфликты и прочее – это познания в психологии. Необходимо обладание этими знаниями, хотя бы на уровне рекомендаций должен быть прописан фреймворк.

Мы рассказывали художникам, что такое групповая динамика, как спроектировать занятия. «Гараж» вместе с Гимназией Сколково делали курс под названием «Сколкововедение», и Катя Владимирцева просила меня: «Давай научим художников, как описывать занятия, чтобы сохранить их авторство, но сделать так, чтобы их поняли и учителя, которые будут вести такие курсы».

Александра: Можешь назвать несколько основных моментов, на которые вы сфокусировали внимание художников, чтобы сформировать принцип работы?

Максим: Всегда надо понимать, что изменится в человеке после сессии (урока, воркшопа, конференции). Каким он уйдет? Уйдет ли он вообще другим после этого занятия? Как он поймет, что уйдет другим, в чем будет его прирост? Это очень простой вопрос на самом деле. Образовательная система и школа отлично на него отвечают, но не работают. У школы есть стандарты, предметные, метапредметные, личностные цели. В нашем случае процесс творческий, и сложно определить желаемый результат.

Здесь мы должны скрестить две истории: дать свободу творчества, и при этом понять, что прирастает. Когда я работал в подростковой группе в детском лагере, я понял, что бывают дети, которым нравится собирать артефакты и референсы, потом они могут бездельничать, а потом снова вернутся, когда надо уже все делать руками – у них в руках все спорится. Другие отлично критикуют – это их органичная роль.

Я предлагаю художникам и учителям разобраться, в чем сильная сторона человека, а дальше предложить поэкспериментировать с другими ролями, поискать точки роста. Думать, что должно произойти на самом занятии, чтобы привести человека к этому улучшению. Какой опыт он должен получить?

Здесь мы возвращаемся к профилю учащегося. Мы уже говорили про демографию, цели, ценности, верования и прочее. Третий фрейм – это собственно то, как подросток способен учится, а именно:

1. Какие у него есть учебные навыки?

2. Как он лучше работает – в одиночку, в паре, в группе, по прямой инструкции?

3. Нужно ли ему самому ошибиться/обжечься, или нам спросить, какие у него привычки вообще в обучении?

Может, ему надо 5 раз ошибиться и на 6 он поймет, как делать. Или он вообще терпеть не может подсказок. Многовариативность. Представьте, что у вас в комнате 30 человек, каждый со своим набором тараканов: демография, интересы, верования, способность к обучению. Поэтому я не могу прийти и сказать всем детям: «Сейчас рисуйте, как Мондриан5, квадратики». Это не сработает.

Александра: Получается, куратор – он про гибкость, адаптивность к каждому из участников?

Максим: Да. Мы возвращаемся вновь к системе «талантливый куратор и тьюрорская компетенция»: он может все подготовить заранее, прописать какую-то матрицу вариативных маршрутов, как сюжет в игре, когда в зависимости от того, где и что ты делаешь, будет один из семи финалов. Он заранее готовит и легализует эти варианты – не центрирует все на себе. Как мы уже отметили, гуманистическая педагогика ставит в центр человека – ребенка.