Читать книгу Учение о преступлении и о составе преступления - Д. А. Дорогин - Страница 2

В настоящее время можно считать общепризнанным тезис о том, что основанием уголовно-правовой репрессии служит только преступное деяние. В силу этого категория преступления является одной из центральных в уголовном праве.

«Отбор» тех или иных общественно опасных деяний и закрепление их в качестве преступлений (криминализация) составляет важнейшую составляющую уголовной политики государства. Как и всякая оценочная деятельность, она не лишена субъективизма, конъюнктурных соображений, а порой и ошибок. В связи с этим особое значение приобретает вопрос о критериях криминализации. Ряд из них приобрел статус официально признанных, поскольку получил подтверждение в решениях Конституционного Суда РФ. Наличие конституционных (и иных, например, доктринальных) критериев криминализации, особая, установленная для федеральных законов, процедура принятия решений дают некоторые гарантии того, что криминализация в целом является объективной и адекватно отражает как спектр существующих угроз, так и потребности личности, общества и государства в обеспечении безопасности.

В рамках анализа общих подходов к пониманию преступления важно обратить внимание, что действующее в России уголовное законодательство и теория уголовного права исходят из того, что преступным может быть только конкретный акт поведения человека. Эта, на первый взгляд, простая и естественная формула не существовала изначально, а прошла длительный период кристаллизации и отражает гуманистические представления о взаимоотношениях государства и личности в сфере уголовно-правовых отношений. Если средневековое право допускало уголовную репрессию за убеждения личности («ересь»), наказание животных и неодушевленных предметов; антропологическая школа уголовного права обосновывала необходимость превентивного уголовно-правового воздействия на лиц, лишь склонных в силу особенностей психофизиологического статуса к преступлению; классическая школа уголовного права (в ее крайнем выражении) допускала ответственность за один только умысел как проявление «злой воли»; а крайние социологические концепции оправдывали репрессии в отношении лиц, «имеющих связи с преступной средой»[1], современная уголовно-правовая доктрина четко придерживается следующих постулатов:

• преступление есть «продукт деятельности» исключительно человека, как субъекта, обладающего сознанием, волей и свободой выбора;

• преступление всегда выражается вовне в виде конкретного деяния (поступка); не могут быть признаны преступлением мысли и убеждения человека;

• преступление – всегда обособленный во времени и пространстве акт поведения, который имеет свое начало и окончание; не может быть признан преступным «образ жизни» или «стиль поведения».

Нормативное закрепление общего понятия преступления, явившееся результатом длительной эволюции уголовного законодательства, имеет существенное значение как для понимания социально-политического содержания УК РФ, так и для решения частных вопросов, связанных с конструированием целого ряда уголовно-правовых институтов (неоконченного преступления, соучастия, множественности и др.).

Истории отечественного уголовного права известны различные подходы к формулированию законодательного понятия преступления, которые соответствуют определенным этапам в развитии самого уголовного права и уголовной политики.

Уголовное Уложение 1903 г., следуя канонам классической школы уголовного права, определяло, что преступление – это «деяние, воспрещенное во время его учинения законом под страхом наказания». Законодатель указал лишь один признак преступления – его уголовную противоправность. В теории такого типа дефиниция получила наименование «формального» определения преступления.

Иной подход, основанный на постулатах социологической теории уголовного права, демонстрирует УК РСФСР 1922 г., согласно которому преступлением признавалось «всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени». В этом определении, получившем наименование «материального», акцентировано внимание на признаке общественной опасности преступления, в то время как признак противоправности законодателем был проигнорирован (одновременно причиной и следствием этого надо признать допущение применения уголовного закона по аналогии).

В УК РСФСР 1960 г. заметно стремление законодателя к совмещению двух указанных подходов и формулированию «формально-материального» понятия преступления как «предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния (действия или бездействия), посягающего на общественный строй СССР, его политическую и экономическую системы, социалистическую собственность, личность, политические, трудовые, имущественные и другие права граждан, а равно иное, посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом».

Сохранен этот подход и в действующем российском уголовном законодательстве.

Преступление – виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное Уголовным кодексом под угрозой наказания (ч. 1 ст. 14 УК РФ).

Сущность преступления законом обозначена предельно ясно: преступление – это деяние.

Понятие деяния в настоящее время получило в литературе различные трактовки: некоторые специалисты понимают под ним только внешние формы проявления человека – действие или бездействие, описанное в диспозиции уголовно-правовой нормы (М.И. Ковалев[2]); другие отождествляют его с преступлением, включая в содержание деяния не только действие или бездействие, но и причиненный ими вред (Н.Ф. Кузнецова[3]).

Представляется, что УК РФ в полной мере дает основания для существования обоих подходов, а понимание термина «деяние» зависит от контекста его употребления в законе[4].

Деяние (в рамках рассуждений о понятии преступления) – это единство действия (бездействия) и наступивших последствий.

Деяние является преступлением, если обладает некоторым набором признаков. Опираясь на законодательное определение преступления, уголовно-правовая наука различным образом формулирует их количество и содержание: М.И. Ковалев указывает на четыре признака преступления: общественную опасность, виновность, противоправность и наказуемость[5]; Н. Ф. Кузнецова, ссылаясь на то, что наказуемость является неотъемлемой частью противоправности, предлагает три признака: общественную опасность, противоправность и виновность[6]; А. П. Козлов сокращает число признаков преступления до двух: общественной опасности и противоправности, признавая составными частями последней виновность и наказуемость[7].

Каждая из указанных позиций, безусловно, имеет теоретическое обоснование. Однако вряд ли имеющаяся дискуссия принципиальна. Основные расхождения состоят не столько в качественной характеристике преступления, сколько в содержании и количестве выделяемых признаков. По нашему убеждению, для характеристики деяния как преступного достаточно констатации трех признаков: общественной опасности, виновности, уголовной противоправности.

Общественная опасность деяния проявляется в том, что оно причиняет или создает угрозу причинения вреда охраняемым уголовным законом общественным отношениям. Опасность (вредоносность) заключена в самом действии или бездействии лица, которое по своим внутренним характеристикам и свойствам является негативным социальным отклонением, угрожающем стабильности общества и безопасности составляющих его членов. Будучи внутренним свойством деяния, общественная опасность вместе с тем является оценочным признаком. Оценка деяния как опасного происходит на двух уровнях: на уровне законодателя при принятии решения о криминализации того или иного деяния и на уровне правоприменителя при решении вопроса о выборе оптимальной формы реализации ответственности субъекта. Важно лишь подчеркнуть, что законодатель и правоприменитель не наделяют деяние свойством общественной опасности, не создают общественно опасных деяний, они лишь закрепляют в своих решениях оцененный ими реально существующий уровень опасности этого деяния.

В уголовно-правовой науке сегодня сложилось два основных подхода к пониманию того, какому именно деянию (поведению, явлению) может быть присуща общественная опасность: некоторые юристы (Ю.И. Ляпунов, В. С. Прохоров) утверждают, что общественная опасность выражает весь тот ущерб, который причиняется обществу вне зависимости от социальных и иных качеств субъекта и его вины; что она присуща не только противоправному поведению, но и иным причиняющим силам (например, силам природы)[8]; другие специалисты (В. В. Мальцев, М. И. Ковалев), напротив, указывают, что поскольку социально обусловленное общественно опасное поведение людей формируется при осознании субъектом своих интересов в качестве противоречащих интересам общества, то и общественная опасность может быть свойством только и исключительно сознательного волевого поведения[9].

Этот глубокий методологический спор можно разрешить на основе уголовно-правовых предписаний. Учитывая, что ч. 3 ст. 20 УК РФ не рассматривает в качестве преступлений общественно опасные деяния несовершеннолетних, обнаруживающих отставание в психическом развитии; ст. 37 УК РФ допускает необходимую оборону от общественно опасного посягательства (которое может и не являться преступлением в силу отсутствия в нем таких признаков субъекта, как возраст или вменяемость); ст. 97 УК РФ признает общественную опасность свойством деяний, дающих основание для применения принудительных мер медицинского характера, можно констатировать, что согласно УК РФ общественная опасность не является свойством, характерным только для сознательного виновного поведения.

Данный признак в первую очередь зависит от того, чему и какой вред причиняется или создается угроза причинения. В то же время наличие вины и ее формы изменяют уровень общественной опасности и придают ей особое качество, позволяющее устанавливать за такое виновное общественно опасное деяние публично-правовую ответственность. В силу этого следует согласиться с авторами, утверждающими, что общественная опасность – категория объективно-субъективная: «Общественная опасность определяется в действительности всеми признаками преступления – и объективной, и субъективной сторонами, и субъектом. Однако определяется она этими признаками не в равной мере… Ведущими и определяющими для общественной опасности… являются объективные признаки деяния, а среди них – объект и последствия преступления»[10].

В рассуждениях о критериях общественной опасности преступления важно подчеркнуть, что она зависит от объективных и субъективных признаков самого деяния и обстановки, в которой оно совершается. Не могут отражаться на содержании и уровне опасности деяния те или иные свойства личности человека, его осуществляющего, если только законодатель не придал этим свойствам значение криминообразующего признака.

Общественная опасность, будучи свойством, подлежащим оценке, имеет свои качественные и количественные характеристики, получившие наименование характера и степени.

В п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» указывается, что характер общественной опасности преступления определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления (прежде всего – направленности деяния на охраняемые уголовным законом социальные ценности и причиненного им вреда).

Степень общественной опасности преступления устанавливается судом в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного, в частности, от характера и размера наступивших последствий, способа совершения преступления, роли подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, от вида умысла (прямой или косвенный) либо неосторожности (легкомыслие или небрежность). При определении степени общественной опасности преступления также учитываются обстоятельства, смягчающие или отягчающие наказание, относящиеся к совершенному преступлению. Поскольку общественная опасность присуща не только виновно совершенным, но и иным поступкам человека, следует признать, что она не является признаком только и исключительно преступления. Деяния, оцененные государством в качестве иных правонарушений, также общественно опасны[11]. Специфика опасности преступления заключается именно в характере и степени.

Следующим признаком преступления является наличие вины лица в совершенном им общественно опасном деянии. Этот признак предопределен содержанием принципа вины, согласно которому лицо может нести уголовную ответственность только за те действия (бездействие) и наступившие последствия, в отношении которых установлена его вина; уголовная ответственность за невиновное причинение вреда (объективное вменение) не допускается.

Вина (с точки зрения ее социальной характеристики) – пренебрежительное или откровенно негативное внутреннее отношение субъекта к охраняемым уголовным законом ценностям, которое ограничено рамками психического отношения лица к совершаемому деянию и его последствиям и выражается в определенном сочетании сознательных и волевых процессов (умысле или неосторожности).

Предпосылкой виновного отношения субъекта к своему деянию является его способность к осознанному, свободному выбору того или иного варианта поведения. Эта способность определяется: внутренними характеристиками субъекта – вменяемостью, достижением определенного возраста, уровня личностной и социальной зрелости; внешними обстоятельствами – отсутствием физического или психического принуждения, наличием реальной альтернативы и возможности безопасного выбора той или иной модели поведения. При отсутствии осознанного и свободного выбора деяние лица, какой бы вред оно не причиняло, перестает интересовать уголовное право с точки зрения возможной репрессии.

Человек, способный осознавать и контролировать свои поступки, не испытывающий непреодолимого давления внешних обстоятельств, всегда имеет возможность правильно понимать фактическую сторону и социальное качество совершаемых действий (бездействия), соотносить существующие в обществе правила с избираемой им моделью поведения и соответствующим образом направлять и корректировать свое поведение. Лицо, сознательно прикладывающее усилия для причинения вреда либо сознательно не противодействующее источнику опасности, действует виновно.

Вина как негативное отношение к охраняемым законом ценностям отражает проявление свободы воли человека, его стремление противопоставить себя принятой в обществе системе ценностей; ее же в широком смысле можно признать и одной из детерминантов общественно опасного поведения. Именно поэтому виновность есть обязательный признак общественно опасного деяния, заслуживающего не только морального, но и уголовно-правового упрека.

! Наличие общественной опасности и вины в том или ином деянии является основанием для установления за него ответственности, что проявляется в закреплении признаков состава данного деяния в уголовном законе, с момента которого деяние приобретает последний признак, делающий его преступлением – признак уголовной противоправности.

Уголовная противоправность состоит в запрещенности преступления конкретной уголовно-правовой нормой под угрозой применения наказания. Согласимся с Н. Ф. Кузнецовой, которая пишет, что поскольку диспозиция и санкция уголовно-правовой нормы тесно связаны между собой, то «неточным было бы определять противоправность как противоречие лишь одной части уголовно-правовой нормы – ее диспозиции, выделяя наказуемость, указанную в санкции нормы, в качестве самостоятельного признака преступления»[12].

Действительно, если противоправность является свидетельством того, что вопрос борьбы с тем или иным общественно опасным деянием стал вопросом государственной важности и отражает официальную, государственную оценку характера и степени опасности этого деяния, то такую оценку можно дать только в санкции уголовно-правовой нормы. Санкция же, в свою очередь, немыслима без иных структурных единиц уголовно-правовой нормы, в которых и описываются (предусматриваются) признаки общественно опасного деяния.

Уголовная противоправность предполагает:

• предусмотренность деяния в УК РФ;

• установление за это деяние уголовно-правовой санкции.

Отсюда вытекают следующие выводы:

• в силу запрета аналогии не может быть признано преступлением деяние, непосредственно не предусмотренное в уголовном законе, даже если в нем имеется для него «подходящая» санкция;

• противоправность устанавливается путем соотнесения признаков общественно опасного деяния с признаками состава преступления, предусмотренного диспозицией уголовно-правовой нормы;

• не может быть признано преступлением деяние, санкция за которое содержит не уголовное наказание, а какие-либо иные меры воздействия, даже если эти меры предусматриваются в уголовном законе;

• наказуемость деяния не означает обязательного применения уголовного наказания, она предполагает лишь возможность его применения, в связи с чем не теряют качества преступления запрещенные УК РФ виновные общественно опасные деяния, за совершение которых лицо было освобождено от уголовной ответственности или от наказания.

Признание деяния преступлением с неизбежностью предполагает установление санкции за его совершение. Поскольку уголовное наказание своим содержанием имеет лишение или ограничение правонарушителя тех или иных конституционных прав, постольку в силу требований ч. 3 ст. 55 Конституции РФ такое ограничение, а, следовательно, и установление преступности деяния, возможно только на уровне федерального закона. Важно также обратить внимание, что в соответствии с ч. 1 ст. 1 УК РФ любые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат обязательному включению в Уголовный кодекс.

! Можно констатировать, что уголовная противоправность находит свое выражение только и исключительно в федеральном Уголовном кодексе. До момента «включения» деяния в УК РФ оно как преступление не существует.

Данное положение крайне важно в тех ситуациях, когда в УК РФ отсутствует норма об ответственности за какое-либо деяние, в то время как в международных актах или в национальном отраслевом законодательстве содержится указание, что оно влечет за собой уголовную ответственность[13]. В таких случаях возникает некоторая неопределенность: с одной стороны, законодатель признает необходимость предупреждения общественно опасных деяний именно средствами уголовного права, а с другой – не формулирует конкретной санкции за их совершение. Последнее дает основание утверждать, что свойством уголовной противоправности они еще не обладают, а следовательно, и преступлениями не являются. Этот вывод предопределен принципом законности (ст. 3 УК РФ), согласно которому преступность и наказуемость деяния определяются только Уголовным кодексом.

Уголовное право как часть (отрасль) системы права в целом, рассматривая вопросы об установлении преступности того или иного опасного деяния, должно сообразовывать свои предписания с положениями иных отраслей права. В силу этого: все, что разрешено иными отраслями права, не может быть уголовно-противоправным; все, что обладает уголовной противоправностью, не может быть разрешено в ином отраслевом законодательстве; не все, что запрещено в ином отраслевом законодательстве, должно быть запрещено в УК РФ.

Будучи отражением законодательной оценки характера и степени общественной опасности деяния, его противоправность не является постоянной величиной. С изменением оценки уровня общественной опасности деяния изменяется и решение вопроса о его противоправности. Законодатель может перевести преступления в разряд иных правонарушений (таким образом, например, была изменена оценка причинения средней тяжести вреда здоровью человека по неосторожности, которое было (за исключением ст. 124 УК РФ) «переведено» из преступлений в разряд административных правонарушений); либо вообще устранить правовые последствия его совершения (что произошло, к примеру, в случае со спекуляцией и добровольным мужеложством совершеннолетних лиц, а позднее – с оскорблением).

! Общественная опасность, виновность и уголовная противоправность в своем системном единстве являются признаками, достаточными для признания того или иного деяния преступлением.

В рамках анализа признаков преступления важно обратить внимание, что в настоящее время в международном праве формируется особый подход к его пониманию. Он связан с функционированием Европейского Суда по правам человека[14].

Известно, что общей для многих стран мира является тенденция к исключению из числа преступлений деяний, не представляющих большой общественной опасности. В законодательстве ряда государств есть понятия административного проступка, уголовного проступка, нарушения, которые характеризуют менее опасные, чем преступления, деяния, влекущие публично-правовую ответственность.

В этой связи представляет интерес категория «уголовной сферы», формируемая прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека. Понятие уголовной сферы охватывает собой уголовно-правовые, уголовно-процессуальные и часть административных правоотношений, в рамках реализации которых государство – участник Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод обязано обеспечить соблюдение требований ст. 6 Конвенции о справедливом, публичном, в разумный срок разбирательстве судебном дела на основе презумпции невиновности и с предоставлением возможности защиты от обвинения. Европейский Суд признал, что решение национального законодателя об отнесении того или деяния к области уголовного или административного права не является главным критерием при решении вопроса о применении ст. 6 Конвенции. Суд указал на ряд признаков, позволяющих выделить «уголовную сферу», среди них основными были признаны «природа преступления, природа и строгость наказания». При этом под «природой преступления» понимается сфера применения нарушаемой нормы. Если норма имеет универсальный, общеобязательный характер – это преступление; если норма относится только к определенной, ограниченной дисциплинарной властью группе, то речь идет о дисциплинарном проступке, если и санкции носят дисциплинарный, а не уголовный характер. Важно указание Европейского Суда, что «уровень серьезности» не имеет существенного значения при отнесении того или деяния к «уголовной сфере».

Таким образом, законодательная оценка деяния как преступления или иного правонарушения (административного, дисциплинарного) еще не предрешает вопроса о том, является ли это деяние действительно преступлением (а потому не может и не должна влиять на уровень гарантий прав обвиняемого). Основным признаком преступления признается характер нарушаемых деянием норм. Речь идет именно о норме права, а не о ее нормативном оформлении (закон, подзаконный акт). При таком подходе содержание противоправности деяния несколько изменяется. Во главу угла ее понимания ставится не запрещенность деяния нормативным актом, а содержание нарушаемых деянием субъективных прав. Если деянием нарушаются универсальные права человека, то оно является преступлением вне зависимости от того, в законе какой отраслевой принадлежности за него установлена ответственность (а по большому счету – независимо от того, установлена ли вообще за него ответственность в национальном праве); если же деянием нарушаются иные по характеру права, то оно может быть признано преступлением только в случае, когда на национальном уровне ответственность за него в виде уголовного (а не какого-либо иного) наказания предусмотрена именно уголовным законом[15].

Представляется, что такой подход к преступлению, продиктованный необходимостью всемерной защиты общепризнанных прав и свобод человека, является концептуальным для формирования международного уголовного законодательства и системы международной уголовной юстиции. Однако сегодня еще преждевременно делать выводы о том, насколько универсальным он станет, поскольку его реализация затрагивает глубинные проблемы определения границ суверенитета национальных государств в условиях глобализации и ставит проблему «общепризнанности» самих прав человека.