Читать книгу И Куба здесь совсем ни при чём, хотя… - D M - Страница 7

– Миша, ты что так долго?! Где эта табличка хренова! Еще час назад должна быть готова!

– Александр Николаевич, я знаю! Но для того, чтобы ее сделать, нужно перелопатить всю базу отгрузки завода за несколько лет!

– Ладно, сколько времени тебе еще надо?

– Полчаса…

– Жду.

Александром Николаевичем я стал недавно. Около полугода назад официально, месяца три как фактически. Вообще, сложная штука жизнь. Например, работаешь ты с людьми, у тебя устоявшиеся отношения, климат в коллективе отличный, все пашут, как лошади. А потом вдруг начальство делает тебя главным. Причем, над теми людьми, с которыми ты работал, ходил обедать, нелицеприятно, но за глаза, обсуждал то самое начальство, которое тебя теперь тоже начальством сделало. Ситуация – хуже не придумаешь. С одной стороны, приятно, что тебя выделили, зарплаты добавили. С другой стороны, ты начинаешь думать, как себя вести, что говорить, что не говорить. Чувствуешь постоянный внутренний дискомфорт. Уже и поговорить на отвлеченные темы не с кем, и ты становишься одинок. Плюс тебе в обязанность вменяется еще и заставлять людей работать. Постепенно ты начинаешь отдаляться от людей, постепенно переходишь из состояния «своего парня» в состояние «сволочи-начальника». У меня этот этап продлился три месяца. Не знаю, длинный или короткий этот срок, но он был четко отмечен границей, когда мой бывший коллега назвал меня «Александром Николаевичем». Я готов был разорвать его на куски из-за сарказма, который из него при этом лился. Но я только кивнул в ответ. Теперь Миша делает мне табличку, а я его подгоняю.

Заверещал пульт. Завод – это вам не open space в каком-нибудь московском офисе, где сидят клерки в белых рубашках. Завод – это машина, где есть четкая иерархия, подчиненность и дисциплина. Здесь ничего не происходит само собой. Здесь все контролируется. Система выстроена и работает еще с военных времен, и люди, как винтики, делают каждый свое дело и, как ни странно это звучит, гордятся тем, что являются частью единого целого.

Я взглянул на табло пульта. Звонили с проходной заводоуправления. Редкость. Наверное, ошиблись. Я понял трубку.

– Саня, это Серега! – бодро заявили в трубку. – Тут хренопупел в форме меня не пускает к тебе. Звякни на пост, чтоб эти потроха меня пропустили.

Я опустил трубку и нажал на заранее запрограммированную кнопку пульта.

– Слушаю, Александр Николаевич.

– Ко мне пришел Нижегородов Сергей. Пропустите, пожалуйста.

– Хорошо.

И я нажал на «отбой».

У меня было несколько минут на размышления. Серега ко мне на работу никогда не заходил, хотя тоже работал на заводе, в одном из основных цехов. Цех, кстати, был с вредным производством, и люди уходили оттуда пачками и такими же пачками приходили. Серега работал там по специальности уже лет пять, и это ему нравилось.

Вообще, про Серегу надо рассказать отдельно. Его было много. Всегда и везде. Знакомы мы были по школе, был он на три года младше, но знала его вся школа. Обладая выдающимися способностями, учился он на «отлично» по всем предметам, но поведение было из ряда вон. Все ЧП в школе обязательно были связаны с его именем. Директор его опасался, учителя побаивались потому, что Серега, начитавшись какой-нибудь научной лабуды, начинал прямо на уроках экзаменовать учителей. Зрелище было – я вам доложу. Молоденькую учительницу, отличницу, сразу после пединститута, которая замещала математичку, он довел до обморока, предложив ей посоревноваться в доказательстве теоремы Пифагора – кто больше способов доказательства предложит. Кроме того, летом между шестым и седьмым классом он прибавил в росте сантиметров двадцать и в весе килограммов, наверное, столько же, и стал невероятных размеров.

В седьмом классе он увлекся химией и начал читать все книжки, которые ему попадались на глаза. Особенно его интересовала тема изготовления взрывчатых веществ в домашних условиях. Тогда о наркотиках мало что было известно. Думаю, если бы он родился лет на 15 позже, точно бы что-нибудь синтезировал. Так вот, откопав очередную книжку издания затертых пятидесятых годов, он вычитал о сверхмощной взрывчатке, которую можно было сделать из реактивов набора «Юный химик». Серега, недолго думая, сделал несколько миллиграммов данного вещества. Но книга была написана в тот период, когда опыты по массовому использованию этой взрывчатки не были закончены. Наверное, кому— то из научных деятелей очень хотелось славы и денег. Данное вещество в дальнейшем не нашло промышленного или военного применения из-за… отсутствия стабильного состояния. Знаете, что это значит? Это значит, что оно, вещество это хреново, взрывалась без каких-либо воздействий со стороны. Лежит, лежит себе и бабахнет. В книжке этого не было, и Серега это не знал, но успел рассказать про взрывчатку еще одному соседскому пареньку. В общем, после того, как по книжке, вещество выпало в осадок, раствор был процежен через промокашку, высушен и собран, решили Серега с пареньком провести эксперимент на улице. Собрали в спичечный коробок драгоценные миллиграммы, а промокашку паренек засунул в задний карман новехоньких джинсов. Вышли они во двор, зашли за гаражи, расположились. Достали из коробка маленький не больше спичечной головки кусочек вещества и положили на кирпич. Серега попросил паренька дать ему спичек. Тот сначала хлопнул по передним карманам джинсов, и, не найдя в передних, хлопнул по задним. Занавес. Далее была такая последовательность: хлопок, вопли, «скорая», обработка обуглившегося полужопия, разборки между родителями, ременная терапия для Сереги, компенсация морального вреда покупкой Серегиными родителями новых джинсов, между прочим, за 250 рублей, которые паренек не мог надеть еще полгода, а потом из них вырос, и кличка «Жженый» у паренька до конца его жизни. Серега на все это отреагировал так: «Жженый после взрыва метра полтора, выгнувшись, пролетел вперед, как будто ему в жопу реактивный двигатель всунули. Считаю, эксперимент удался!» И даже после этого он долго еще делал опыты с веществом, пока не разворотил свою комнату. После этого Серегин отец сделал так, что жопы и у Сереги, и у Жженого стали одинаковыми.

Природная склонность к точным наукам и впоследствии к философии сочеталась в нем с фантастической невоздержанностью на язык. Он окончил институт с красным дипломом и даже защитил кандидатскую диссертацию, но другой, обладающий его способностями, спокойный по жизни человек сделал бы это куда проще.

Сейчас он работал мастером в самом грязном цехе, для которого его живописная натура как нельзя кстати подходила. Персонал там в советское время был сплошь из зэков, «химиков» или желающих поскорей получить квартиру, благо, в советское время через три года работы там давали жилье. Менталитет, рожденный в те времена, остался, персонал поменялся. Теперь были не зэки, а пацаны после ПТУ с рабочих окраин, дети тех самых зэков. И Серега с ними общался на одном языке. Платили ему в этом цехе из-за вредности и постоянного недоштата много.

Через пять минут в кабинет ворвался, как вихрь, Серега.

– Не, ну ты прикинь?! Я ему говорю, что к тебе, а он – у вас нет права доступа. Вот вша! Козел фуфлыжный! Отожрал, суслик беременный, потроха, стоит, падла, целыми днями, ни хрена не делает! – я опустил некоторые выражения, дабы сократить повествование, но общую канву оставил.

Я посмотрел на Серегин живот. У Сереги все было большое. Он заметил мой взгляд.

– Ладно, ладно!.. Не смотри, там все в порядке, – и без паузы. – Я тут к Вовчику заезжал, внес залог за наши путевки на Кубу! Ты Вовчика знаешь?

Пауза. Челюсть вниз. Попытка собрать мысли. Полный провал. Снова попытка. Худо— бедно. Челюсть вверх.

– Извини……………. Не понял. Ты что сделал? – спросил я тихо.

– Га— ва— рю! Купил путевки на Кубу! У Вовчика! – и потом еще, – Ты Вовчика знаешь?

Знаю ли я Вовчика? Нет, не этот вопрос меня больше волновал в ту секунду. Меня волновал другой вопрос – КАКОГО ХРЕНА?

Кстати, Вовчика я знал, и поэтому понял, что Серега не шутит. Вовчик был владельцем первого открытого у нас в городе туристического агентства, поэтому его знала каждая собака в городе, знала и пользовалась его услугами. Первое апреля было далеко. Значит, это не розыгрыш. Сейчас три часа дня, и Серега должен быть в цехе. Если начальник его отпустил, то только за чем— то важным. Турпутевка на Кубу была важным делом. Бл…, кажется, я попал! Шеф никогда не отпустит, хоть я и не был в отпуске уже два года!

– Ты купил нам путевки на Кубу? – я повторил, еще раз делая ударение на каждом слове. Я искренне надеялся, что ослышался.

– Ага! – Серега просиял. – Тебя же не выдернешь! Ты же у нас большой начальник! Вот я и купил, поставил, так сказать, перед фактом. Теперь решай вопросы с начальством. С тебя загранпаспорт и бабки!

Серега крайне быстро переходил со своего заводского языка на обычный.

– Ну, ты и сука!

Серега заулыбался.

– Какие даты и во сколько мне это обойдется?

Серега рассказал, что едем мы на две недели с 25 марта. Рассказал и про стоимость. Я слегка поперхнулся. Деньги на эту поездку у меня были, но тратить столько на отдых я не планировал.

Пожав мне руку, он вылетел из кабинета так же, как и влетел, оставив меня в раздумье. Было не очень хорошо, что я уеду в отпуск на две недели после всего шести месяцев в должности. На заводе так принято не было. С другой стороны, все работало, как часы, а в отпуске я не был больше двух лет.

Я позвонил Вовчику, в глубине души надеясь, что это все еще шутка. Это была не шутка. Я посидел в раздумьях еще несколько минут, взял лист бумаги, ручку и написал заявление. Сиротливые такие строчки на большом листе бумаги. У меня было нехорошее предчувствие.

– Ладно! Хрен с ним! – я встал, взял заявление со стола и пошел к шефу.