Читать книгу Эпидемии и глобальная история - Д. В. Михель - Страница 15

Период с 1000 по 1350 г. в истории западной цивилизации был отмечен распространением болезни, получившей у современников название проказы. Современная медицинская наука обозначает ее как «болезнь Хансена», в честь норвежского врача и бактериолога Герхарда Армауера Хансена, который в 1873 г. выявил возбудителя этой болезни – Mycobacterium leprae. Нет оснований сомневаться, что эпоха Высокого Средневековья на Западе была временем эпидемии болезни Хансена. Однако по сей день трудно сказать о том, как много средневековых европейцев болело этой болезнью. Вплоть до XIV в. медицинская диагностика проказы отсутствовала, а сама проказа воспринималась в первую очередь как болезнь души, а не тела. Вследствие этого решение об объявлении кого-либо прокаженным принимали не столько врачи, сколько церковь и местные сообщества. При этом с середины XIV в. эпидемия проказы на Западе явно начала угасать, и уже к концу XV в. случаи проказы в Европе перестали регистрироваться. Вместе с тем в Скандинавских странах – Норвегии и Дании – проказа существовала и в более поздний период, подтверждение чему дано современными археологическими исследованиями. К настоящему времени болезнь Хансена все еще широко распространена в мире, в особенности в Тропической Африке и многих странах с жарким климатом113.

Скорее всего, проказа была занесена в Европу крестоносцами, хотя это мнение вступает в противоречие с некоторыми данными о том, что болезнь существовала на Западе и в более ранний период114. Однако несомненно, что именно начиная с эпохи Крестовых походов проказа стала восприниматься как серьезная социальная проблема. Подтверждением этого стали многочисленные меры церковных и светских властей в отношении прокаженных, принятие специальных законов по всей Европе, отличающихся друг от друга степенью строгости, популяризация образа прокаженного в средневековом искусстве и литературе115, а также строительство большого числа специальных больниц и целых поселений для размещения там прокаженных. По подсчетам Матвея Парижского, в этот период по всей Европе насчитывалось около 19 тыс. лепрозориев, притом в одной только Франции – 2 тыс.116

Поводом для широкого социального беспокойства оказались те неприятные для глаза симптомы, которые сопровождали болезнь в зрелой стадии ее протекания: гнойные язвы по всему телу, деформация костей, сопровождающаяся разрушением лицевой части черепа и отпадением пальцев. Лепроматозная форма болезни превращала человека в настоящую развалину, вызывая у окружающих смешанное чувство ужаса и отвращения. Примечательно, что не только на Западе, но и в других частях света, в том числе в Индии и Восточной Азии, больные проказой подвергались остракизму и принудительной сегрегации. Впрочем, на средневековом Ближнем Востоке, в частности в мусульманских странах, отношение к прокаженным было терпимое, и даже сама информация о них доступна лишь через тексты врачей и поэтов117.

Свое средневековое название болезнь Хансена получила из текстов греческих врачей, а также из греческого перевода Библии, где она называется лепрой (leprae) – проказой. Однако хорошо известно, что ни лепра античных врачей, ни лепра из Библии не тождественны тому, что называется истинной проказой, т.е. болезнью Хансена. Как одна, так и другая патологии представляли собой более мягкие по характеру заболевания, имеющие собственную этиологию. Вместе с тем на средневековом Западе «истинную проказу» упорно путали с «библейской проказой», которую авторы Ветхого Завета называли древнееврейским словом «зараатх» (zaraath)118. Причиной этой путаницы было то, что проказа трактовалась как Божье наказание за грехи, как «болезнь души», и именно священники, а не врачи выносили вердикт о том, кого считать прокаженным119.

Библейская модель отношения к болезни «зараатх» была изложена в 13-й главе книги Левит. Она представляла собой весьма подробно описание того, как священник должен был проводить распознание болезни среди евреев и что осуществлять после этого. «Если же на плеши или на лысине будет белое или красноватое пятно, то на плеши его или на лысине его расцвела проказа; священник осмотрит его, и если увидит, что опухоль язвы бела [или] красновата на плеши его или на лысине его, видом похожа на проказу кожи тела, то он прокаженный, нечист он; священник должен объявить его нечистым, у него на голове язва. У прокаженного, на котором эта язва, должна быть разодрана одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть закрыт и кричать: нечист! нечист! Во все дни, доколе на нем язва, он должен быть нечист, нечист он; он должен жить отдельно, вне стана жилище его»120. Тем самым книга Левит предписывала священникам изгонять больных с язвами кожи из общины вплоть до их очищения.

В эпоху Высокого Средневековья христианская церковь восприняла эту модель отношения к больным проказой, отождествив их с «нечистыми» изгоями Ветхого Завета. Однако, похоже, церковь не была инициатором такого рода реакции на болезнь. Известно, что обычно инициатива в обвинении кого-либо в проказе принадлежала соседям, а священникам лишь приходилось разбирать эти обвинения. Как показывает М. Дуглас, такие обвинения в эту эпоху строились по той же схеме, по какой несколько веков спустя выдвигались обвинения в колдовстве. При этом такие обвинения могли выдвигаться в адрес людей самого разного социального статуса, в том числе против богатых и знатных121.

В 1179 г. на Третьем Латеранском соборе была разработана формальная процедура исключения прокаженных из общины. По своему характеру она была унизительна и символизировала превращение живого человека в живого мертвеца. Обвиняемый в проказе должен был явиться к церковному алтарю, надев на себя в знак смирения черное одеяние с черным покрывалом на лице. После этого священник совершал над ним похоронный обряд, и на него высыпалась лопата кладбищенской земли. Затем зачитывался длинный перечень запретов, предписывающий прокаженному никогда более не вступать в храм, не приближаться к людям, носить особое одеяние, скрывающее лицо и все тело и пр.122

Церковная процедура исключения оставляла прокаженным возможность молиться и надеяться на Божье прощение. Если болезнь была наказанием, посланным свыше, за грехи, то и спасение могло быть дано только свыше. Тем самым церковь не брала на себя обязанность заботиться об этих несчастных. Но им дозволялось строить собственные храмы и молиться в них. Они также были обязаны жить в отдалении от людей в лепрозориях, ведя там благочестивый образ жизни. Приходя туда, они должны были явиться с досками и гвоздями, необходимыми для изготовления гроба. Необходимо было также иметь с собой средства для пропитания и некоторое имущество. Разумеется, далеко не все прокаженные проводили свою жизнь в этих закрытых поселениях. Наиболее бедные из них, которым не на что было жить в лепрозориях, добывали на пропитание нищенством на городских улицах. Но власти принимали регулярные меры по очищению городов от нежелательного присутствия нищих. Обычно они допускались в город лишь по большим религиозным праздникам, в частности в Страстную неделю. В этом случае они должны были просить милостыню, не приближаясь к людям, ставя свои чашки для сбора пожертвований прямо на землю. Звук колокольчика или трещотки должен был предупреждать об их появлении.

Поскольку с самого возникновения средневековой западной цивилизации церковь обеспечивала социальный порядок в христианском обществе, то ее реакция на проказу, несомненно, была компромиссом между требованиями тех, кто хотел бы совершенно избавиться от прокаженных, и тех, кто проявлял к ним сострадание и некоторую терпимость. Этим и была вызвана сама тщательность ритуала исключения прокаженных из общины верующих. Однако, несомненно, что само духовенство не хотело иметь ничего общего с проказой, избрав особую стратегию, позволяющую дистанцироваться от мира прокаженных. В частности, священники повсеместно утверждали, что главной причиной является грех сладострастия. Начатая около 1050 г. реформа церкви, инициированная Клюнийским движением, и особенно введение папой Григорием VII (1015–1085) обязательного для всего духовенства безбрачия способствовали тому, что проказа стала толковаться исключительно как проклятие мирян, ведущих невоздержанную плотскую жизнь123.

Впрочем, культурную дистанцию в отношении проказы постаралась занять и значительная часть знати, что нашло свое выражение в тех негативных трактовках прокаженных, которые приписывались им в рыцарских романах, в частности в «Тристане и Изольде». Тем самым образ прокаженного в значительной степени оказался социальной конструкцией. Процесс конструирования образа прокаженного стал важной частью формирования структуры нового феодального общества, с его тремя сословиями – клириками, рыцарством и работающими простолюдинами. Проказа как болезнь, порождаемая сексуальной невоздержанностью, стала символической границей между элитой и простым народом и в какой-то мере между духовенством и рыцарством.

Вместе с тем отношение к прокаженным на средневековом Западе никогда не было однозначно отрицательным. Нередко в отношении их раздавалась проповедь милосердия. Наиболее ярким примером этого стала позиция Франциска Ассизского (1181–1226) в первой половине XIII в., который призывал современников видеть в прокаженных тех, кто избран Богом для страдания ради общего блага. В сущности, Франциск стал апеллировать к ветхозаветной модели отношения к прокаженным, основанной на евангельской истории о Христе, исцеляющем прокаженного. «И Он проповедовал в синагогах их по всей Галилее и изгонял бесов. Приходит к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись. После сего слова проказа тотчас сошла с него, и он стал чист. И, посмотрев на него строго, тотчас отослал его и сказал ему: смотри, никому ничего не говори, но пойди, покажись священнику и принеси за очищение твое, что повелел Моисей, во свидетельство им»124.

Францисканская проповедь милосердия была дополнена и рыцарской благотворительностью в отношении прокаженных. Некоторые крестоносцы, вернувшиеся из Святой земли, начали строить больницы и устраивать лепрозории, поддерживая их обитателей материально125. По-видимому, такая практика была следствием их знакомства с мусульманской моделью отношения к прокаженным, а также той традицией, которая сложилась в Латинском королевстве рыцарей в Иерусалиме в период правления там Болдуина IV, знаменитого прокаженного короля126. Правда, если следовать логике Ш. Уоттса, то король-рыцарь Болдуин IV, возможно, лишь был объявлен прокаженным вследствие возникшего между ним и папой Александром III конфликта, который в 1174 г. издал на этот счет специальную энциклику Cornostrum127.

В начале XIV в. отношение к прокаженным на Западе тем не менее едва ли превратилось в благожелательное. Рост числа населения в городах, появление первых признаков наступающего экономического кризиса, усиление взаимной подозрительности – все это способствовало распространению слухов о злокозненных действиях разных закрытых групп и тайных сообществ. К традиционным для средневековых христиан подозрениям в адрес иноверцев – евреев и мусульман – добавились подозрения по отношению к прокаженным, чья малознакомая жизнь давала повод опасаться их козней. По-видимому, наиболее драматично ситуация развивалась во Франции. В период 1307–1312 гг. королевская власть там инспирировала разгром ордена тамплиеров, а в 1321 г. не без одобрения короля Филиппа V (1316–1322) был разоблачен так называемый заговор прокаженных в Пуатье, которым вменялось в вину то, что они вместе с иноверцами готовятся отравить колодцы и погубить христиан. В результате резня и сожжение на костре подозреваемых128.

Несмотря на господство церковно-популярной интерпретации болезни как следствия греха, к началу XIV в. на Западе начала распространяться принципиально иная точка зрения на проказу. Это было вызвано развитием медицинского знания. В рамках формального медицинского образования будущие ученые-врачи штудировали тексты античных и восточных авторов. Примечательно, что в медицинских сочинениях греков отсутствовали надежные описания данной болезни, хотя греческие врачи и использовали термин «лепра», которым обозначали псориаз. Более полезными были работы персидского ученого X в. Авиценны, которые содержали как описание «истинной проказы», или «рака всего тела», так и рекомендации по ее лечению. Медицинская диагностика проказы оказалась непростым делом, поскольку болезнь было тяжело идентифицировать на фоне других поражений кожи. Кроме того, болезнь считалась неизлечимой, хотя врачи надеялись, что на ранней стадии ее протекания можно замедлить ее развитие. К началу XIV в. западные доктора предпочитали рассматривать проказу как проявление порчи одного из четырех жизненно важных соков, что в целом соответствовало идеям галеновской медицины. Отсюда разные формы проказы: elephantia представлялась результатом порчи черной желчи, leontia – желтой желчи, tyria – флегмы, allopicia, или лисья чесотка, – крови. Причиной проказы врачи называли вполне материальные вещи – прием грубой пищи, например, свинины, а также половые сношения с прокаженными людьми. Процесс лечения включал в себя диетические рекомендации и прием лекарств, а в случаях «закоренелой проказы» – паллиативные средства. Многие врачи этого времени одобряли хирургические вмешательства, прежде всего удаление «испорченной крови», а также ампутации деформированных органов. Но были и такие, как, например, мастер Иордан де Турре, которые принципиально избегали хирургии. Считалось, что наиболее подходящим лекарством является мясо ящериц и змей, содержащее в себе своеобразное противоядие от проказы. В большинстве случаев пациентами врачей в эту эпоху были знатные и богатые люди, однако ученые-доктора не пренебрегали и простыми людьми, которым они предлагали более дешевые и доступные меры лечения и профилактики129.

С середины XIV в. западные врачи добились значительных успехов в диагностике проказы, однако в ту же эпоху число заболевших этой болезнью стремительно пошло на спад. Специалисты по-разному объясняют причины этого угасания проказы. Возможно, возбудитель болезни Хансена был вытеснен родственным, но более стойким видом инфекции, а именно бациллой туберкулеза. Кроме того, свою роль сыграли «новые болезни», прежде всего бубонная чума. При этом ее влияние могло сказаться опосредованно: колоссальная смертность, которую она вызвала, привела к экономическому упадку, а вследствие этого прекратились пожертвования на содержание прокаженных в лепрозориях и большинство из них просто умерло. Еще одно объяснение состоит в том, что благодаря развитию медицинского знания врачи отказались от слишком частой диагностики проказы и церковная интерпретация проказы как «болезни души» уступила место медицинской концепции болезни как телесного расстройства. Кроме того, приход чумы способствовал тому, что медики стали объяснять проказу как заразную болезнь, сходную с другими «контагиозными болезнями»130.

В любом случае к концу XV в. повсеместно от Англии до Прибалтики вопрос о проказе утратил свое злободневное политическое и социальное звучание. Лепрозории в этих странах опустели, а их имущество было присвоено государством131. Оставшиеся очаги проказы в малонаселенных странах Северной Европы уже никак не влияли на общую ситуацию. Проказа исчезла, но тревожная память о ней осталась надолго132.