Читать книгу Замок Дор. Прощай, молодость (сборник) - Дафна Дюморье - Страница 8

В тот же день, несколько позже, Дебора отправилась на собственный причал Марка Льюворна и, подтянув лодку к берегу, усадила в нее нотариуса и торговца луком Амиота. Пару минут постояла, чтобы убедиться, что молодой человек, несмотря на то что был забинтован, очень даже ловко управляется с веслами.

Однако месье Ледрю склонен был усомниться в способностях этого парня, особенно когда они оказались в опасной (по его мнению) близости от кормы черной шхуны, стоявшей на якоре.

– Осторожно!

– Всё в порядке, – безмятежно заверил его Амиот. – Это «Жоли бриз». – Он исторг какой-то странный, резкий возглас, о чем месье Ледрю позже вспомнил, и очень искусно подвел лодку под якорные цепи на носу.

На палубе показался матрос. Он перегнулся через фальшборт.

– Ив, не сходишь ли ты в кубрик и не принесешь ли мои вещи? Или мне взять их самому? Они в узелке на моей койке, а рядом – моя скрипка.

– Да, я их видел только что, когда прибирался, – ответил матрос. – Я подумал, что ты собираешься покинуть судно. Надо сказать, меня это не удивило. – Бросив взгляд через плечо, он снова посмотрел вниз с добродушной усмешкой. – Хорошо, я схожу за твоими вещами. Но сиди тихо. Хозяин внизу, он мрачнее тучи.

Шкипер действительно находился внизу, и сна у него не было ни в одном глазу. Он услышал и узнал выкрик юнги. Он появился на палубе во весь свой гигантский рост как раз в тот момент, когда матрос нырнул в люк на носу судна. Подойдя к фальшборту, шкипер посмотрел вниз.

– Ну что, глупец? – обратился он к Амиоту. – Значит, ты передумал и вернулся?

– Чтобы забрать свои вещи, – ответил месье Ледрю.

– Его вещи? Его вещи?! – загремел Фугеро. Он шагнул к открытому люку и, склонившись над ним, завопил: – Эй, внизу! Что это ты там делаешь?

Провинившийся, хотя и был напуган – власть шкипера на судне почти безгранична, – оказался смелым и правдивым парнем.

– Я собираю вещи Амиота Тристана, – ответил он.

Вскоре матрос появился на палубе. В руке у него был узелок, под мышкой – самодельная скрипка.

– Без моего разрешения, hein?[8] Ну погоди, дружок, я покажу тебе, что значит дисциплина. А вот это – для начала!

Он выхватил у парня скрипку, сломал ее о колено и выбросил за борт – обломки тут же увлек за собой прилив.

– Вот так! – сказал Фугеро и, схватив узелок, поднял его вверх. – Что до этого барахла, то я оставлю его здесь. Или ты предпочитаешь, чтобы я его тоже выбросил за борт?

– Друг мой, – вмешался месье Ледрю, прикрыв глаза, словно во сне, но весьма четко произнося слова, – если вы настаиваете на первом или попытаетесь сделать второе, я отведу этого молодого человека прямо на таможню, а оттуда – в полицейский участок, где дам указание вызвать вас в суд. Потом мы найдем свидетеля, который все подтвердит. И в этом случае я вам не позавидую. Представляю, как вас встретят судовладельцы: ведь вы будете признаны виновным в жестоком обращении с людьми. К тому же их вряд ли обрадует счет, который будет выставлен за простой судна. Лично я не сторонник наказания, – спокойно продолжал старик. – Я нотариус, а не судья. Но я гораздо лучше, чем вы, знаю, как действует закон в таких случаях. – Он открыл глаза и взглянул вверх, словно пробудившись. – Так что для вас же лучше немедленно передать вниз этот узелок.

Фугеро с минуту размышлял, затем швырнул узелок матросу:

– Вот, брось его им – и скатертью дорога!

– Извините, – на этот раз голос месье Ледрю прозвучал сурово, – но вы передадите его своими собственными руками и очень бережно – да, очень бережно.

Узелок был передан вниз.

Когда он был принят со словами: «Благодарю вас», шкипер повернулся, чтобы обругать моряка. Но тут снова четко зазвучал властный старческий голос:

– Мы поднимемся немного вверх по реке, но к вечеру я вернусь. Какое-то время я буду жить в «Розе и якоре». Если поступят еще какие-нибудь жалобы на вас, то я их рассмотрю, и о них станет известно в Локтюди и на побережье. До свидания!

Пройдя около ста ярдов вверх по течению, они увидели, что на поверхности плавает скрипка Амиота, а рядом смычок. Но скрипка раскололась на две части, и починить ее было невозможно.

– Я обязательно куплю вам новую, еще лучше, – пообещал месье Ледрю, увидев на глазах у юноши слезы.

– Но я сделал ее сам, месье.

– Пожалуй, починить ее все-таки можно, – утешил его месье Ледрю. – Лично я не музыкант, но, как бы то ни было, вы не смогли бы сыграть на ней сейчас: во-первых, скрипка сломана, а во-вторых, вы же не можете грести и одновременно играть.

Во всяком случае, грести-то Амиот мог, это было очевидно. Мышцы у него на спине, вначале онемевшие, разогрелись и налились силой. Теперь весла двигались легче и увереннее.

Был сильный прилив, и они вошли в гавань. Пришлось лавировать между судами, стоявшими под погрузкой, и теми, что были пришвартованы, – на них должны были ставить мачты. Затем они повернули в излучину реки, пройдя под утесом, поросшим лесом, снова свернули – справа по борту показалась скала, – и постепенно шум и движение остались позади, перед ними примерно на три мили простиралась водная гладь, тихая и спокойная, как озеро грез.

С одной стороны над водой склонялись деревья, с другой стороны до опушки рощицы тянулась невозделанная земля, покрытая папоротником. Густые заросли кустарника, дикие вьющиеся растения, жимолость – все это отражалось в безмятежной поверхности воды и по мере усиления прилива, казалось, склонялось все ниже и ниже. Сюда не доносилось ни звука. Вдоль правого берега этого озера тянулась проселочная дорога, заросшая дикой валерианой. Из леса появилась цапля (единственный признак жизни), она летела медленно и так низко, что в водном зеркале отражалось каждое движение ее крыльев. Вдалеке виднелся поросший лесом мыс, голубовато-зеленый в тумане, – по-видимому, там озеро кончалось.

– Ах, как красиво, – вымолвил месье Ледрю. – Оставьте на минутку весла, сын мой, обернитесь и взгляните. – Он вздохнул и добавил странные слова: – Я надеялся вопреки всему. Здесь нет острова. Карта верная. Если бы только здесь был остров!

Вытащив из нагрудного кармана карту, он расстелил ее на коленях:

– Скала, мимо которой мы только что прошли, – это Камень Мудреца. В ней у самого подножия есть озерцо, куда, как говорят, часто наведываются выдры. Но ведь острова нет, так? Посмотрите-ка внимательней, мой мальчик.

– Это напоминает мне… – начал Амиот, вглядываясь в даль.

– Да? Что же?

– Не знаю, месье. – Сделав паузу, он продолжил: – Если бы патрон не сломал мою скрипку, быть может, она бы мне подсказала.

– Вы подвержены фантазиям, сын мой, – сказал нотариус. Но по-видимому, он тоже был подвержен фантазиям, ибо затем изрек следующее: – Завтра у вас будет новая скрипка, если только она сможет наколдовать здесь остров.

– Но эта скрипка… Ведь я сам ее сделал! – пылко возразил Амиот, с несчастным видом глядя на сломанный инструмент. – Может быть, старая скрипка и смогла бы наколдовать, как сказал месье, но… лишь фантазии: не остров – не настоящий остров. Однако, пожалуй, я никогда ее об этом не просил. A propos[9], какой именно остров нужен месье?

– Я понятия не имею ни о форме, ни о размере, – признался месье Ледрю. – Но он должен быть где-то здесь… Именно на этом острове несколько столетий тому назад сражались два рыцаря – один за собственность своего господина, второй – за даму. Как то и следовало согласно старому правилу: рыцарь должен вступать в поединок только из-за правого дела или из-за дамы.

Амиот задумался над этими словами:

– В таком случае, месье, боюсь, что у меня нет надежды стать настоящим рыцарем. Потому что, если я когда-нибудь вновь столкнусь с этим… этим Фугеро, который сломал мою бедную скрипку… Но что касается этого острова – мне кажется, что рыцари в латах дрались бы не на скале, а на какой-нибудь песчаной отмели; а когда кончится прилив, тут может оказаться не меньше дюжины таких отмелей.

– Вы так думаете? – спросил нотариус, а про себя добавил: «Тогда, быть может, вы вовсе не такой мечтатель, за которого я вас принял».

Амиот в полном молчании греб еще примерно с полмили, затем нотариус заговорил снова:

– На этой карте обозначена тропинка, она где-то поблизости, ведет она лесом к месту, которое мне бы особенно хотелось посетить. Можем мы оставить лодку здесь и разведать? Или прилив закончится, и она окажется на суше?

– Прилив продолжится еще четыре часа, – заверил его Амиот. – И пока вы говорили, я проверил веслом глубину под нами и не достал до дна. Что касается того, чтобы пришвартоваться, я могу отыскать какой-нибудь камень на проселочной дороге, вон там, и использовать его в качестве якоря.

Они медленно продвигались вперед, и вот слева по борту показалась крошечная бухта, где они заметили развалившийся причал. В другом конце бухты стояла заброшенная лесопилка, водяное колесо которой давно уже перестало работать. Амиот спрыгнул на берег, одним движением руки набросил носовой фалинь на старый кнехт и помог высадиться месье Ледрю.

Они шли по берегу бухты, пока не оказались на мелководье под окнами лесопилки. Переправившись по камням, они начали подниматься по крутой тропинке, по обеим сторонам которой росли ореховые деревья. Тропинка вывела их на вересковую пустошь, испещренную утесником. Внизу простиралась широкая река.

По другую сторону холма они обнаружили несколько ступенек, спустились по ним и направились по дорожке, над которой нависли ветви фруктовых деревьев. Перешли через деревенскую улицу и, пробравшись под оградой сада, через которую перевешивались фуксии, снова пошли в гору по проселочной дороге, между живыми изгородями с папоротником, по корням, а кое-где и по листьям которого текли ручейки.

Нотариус, поднимаясь вверх, прибавил шагу и развил скорость, поразительную для его лет. Один раз он на минутку остановился, словно прислушиваясь к журчанию воды в придорожных канавах, и рука его потянулась к карману.

– Но нет, мы подождем, – сказал он. – На карте ведь нет острова. Если на ней нет и за́мка, то мы приехали напрасно.

На лице Амиота отображалось только удивление. Он не имел ни малейшего представления о том, что они ищут. Может быть, это цветок. Он слышал об ученых-ботаниках, которые путешествовали по разным странам в поисках какого-нибудь маленького растения – возможно, какого-то лишайника. Для него, правда, все едино.

Месье Ледрю двигался вперед, не снижая скорости. Теперь, когда они добрались до вершины пологого холма, узкая тропинка, расширяясь, превратилась в настоящую дорогу, и их взору представились разбитые на участки пашня и пастбище. Месье Ледрю начал переходить то направо, то налево, от одной калитки к другой: дело в том, что живые изгороди, хоть и стали здесь ниже, все-таки были выше человеческого роста, и поэтому разглядеть можно было что-то, лишь заглянув через калитку. Несколько раз рука его тянулась к карману, но каждый раз он передумывал. Он передвигался по дороге зигзагами, словно собака, ищущая след.

Наконец, забравшись на перекладину калитки с правой стороны дороги, он воскликнул:

– Voyons![10] За́мок!

Вцепившись в верхнюю перекладину, чтобы не упасть, он повторил:

– Замок! Смотрите, мой мальчик, вон там, на самом гребне!

– Я не вижу никакого замка, сэр. Там только кусты, расположенные кру́гом.

– Но это же и есть замок, я вам говорю, Замок Дор! Давайте пойдем туда кратчайшим путем. Ну вот, – добавил месье Ледрю, когда Амиот отпер калитку, за которой простиралось пшеничное поле, – я полагаю, что вы считаете меня сумасшедшим. Старик – и так торопится, чтобы не опоздать, hein?

Созревшая пшеница стояла высокой стеной, и миллионы ее колосьев достигли полной зрелости. Она доходила до самой изгороди, так что оставалась лишь узкая тропинка, по которой можно было пройти только друг за другом. От калитки было видно все поле, на волнообразной поверхности которого играли свет и тени, но здесь, возле тропинки, пшеница была выше головы. С правой стороны они не видели ничего, кроме ее стеблей да порой лишь алый мак, побег синего льна или бабочку, порхавшую в воздухе, дрожавшем от зноя.

Пройдя шагов пятьдесят, месье Ледрю обернулся, снял шляпу и вытер лоб.

– Так иногда бывает, – сказал он, – когда плывешь по морю. К концу дня ветер меняет направление и внезапно приносит с суши теплое дыхание скошенных лугов и земляничных полян – прямо из гавани Бреста. Я полагаю, – добавил он, – когда я только что пообещал вам замок, вы ожидали увидеть нечто вроде башни – высокое, массивное здание с укреплениями, не так ли?

Но Амиот ответил с безразличным видом:

– Я ожидал… сам не знаю чего, месье.

Нотариус снова водрузил на голову шляпу, и они продолжили свой путь. Он привел их за угол, к другой калитке, за которой было поле жнивья. Теперь пятки болели у Амиота сильнее, чем рубцы на теле. За третьей калиткой было широкое пастбище с выщипанной травой, стороны которого сходились к насыпи, – теперь уже было видно, что это амфитеатр. Двойной земляной вал зарос куманикой, колючками и бузиной, которая глушит всех своих соседей. Прямо перед ними в валу был проход, через который они попали в амфитеатр, устланный дерном и защищенный от всех ветров. Он составлял в диаметре около двухсот футов и в центре был ровный и гладкий, как стол.

Месье Ледрю, пребывавший в экстазе, даже лишился дара речи и только вышагивал и что-то подсчитывал. С внутренней стороны насыпь была почти лишена растительности. Усевшись на землю, заросшую чабрецом, месье Ледрю наконец-то вытащил из кармана карту.

– Это лучше, чем я думал. Я только что сказал, что мы еще успеем… Я лишь имел в виду, что окажусь здесь вовремя, чтобы засвидетельствовать почтение королям и их рыцарям и дамам, которые обитали внутри вот этого самого круга. Это были долгие скачки, в которых я состязался со временем и благоприятным случаем.

Продравшись сквозь колючие заросли, он перебрался через ров и вскарабкался на внешний вал, который как раз в этом месте граничил с широкой дорогой. Внизу в летнем мареве синела бухта. Обернувшись, они могли разглядеть у подножия насыпи, на которой стояли, речку – она просматривалась через клинообразную просеку в лесу.

– Замок Дор – видите, отсюда открывается вид на все подступы к нему! – воскликнул нотариус. – Бухта, река, дорога, идущая вдоль холма… Но что это там?

Он вдруг заметил огороженный участок, забитый палатками, экипажами и группами людей, – поле, полное народа. За ограждением, где дорога поднималась в гору, тоже были палатки с белым верхом, на которых трепетали крошечные флажки.

– Ах, ну конечно же – скачки!

По пути сюда они не встретили ни души, единственным исключением была старушка, наполнявшая кувшин из колодца на деревенской улице. Теперь все стало ясно. Здесь собралась вся округа. Вдали прозвенел колокольчик – начинался заезд. Прислушавшись, нотариус и Амиот различили голоса букмекеров, старавшихся перекричать друг друга.

– На таком расстоянии это можно принять за древний религиозный праздник, – сухо произнес месье Ледрю, – только это совсем другое. На таком расстоянии, – задумчиво продолжал он, – это напоминает муравейник. Божественный Гомер уподобляет людей листьям в лесу, сын мой. Мне же они скорее напоминают траву, которая, снова и снова пробиваясь весной, покрывает ошибки мира. Вы видите, где мы стоим в эту минуту, видите, где разместили торговцы свои прилавки со сластями, у дороги? Так вот, много столетий тому назад сюда, где мы стоим, на этот самый земляной вал – да, на это самое место, поскольку отсюда открывается самый хороший вид на дорогу, – пришла королева, якобы принося извинения своему мужу, а на самом деле – чтобы мельком увидеть своего возлюбленного, когда его лошадь заворачивала вон за тот угол. Это трагическая история, одна из самых печальных. У них было назначено свидание в лесу, чуть дальше поля, на котором сейчас проходят скачки, там, где собираются темные тучи, предвещая грозу.

– Лантиэн!

– Что? Но каким образом, черт возьми?..

Амиот опустил руку, которой заслонял от солнца глаза.

– Не знаю, месье, это слово пришло мне на ум…

В эту минуту они услышали громкий крик, более пронзительный, чем те, что доносились до сих пор с поля, где проходили скачки. Группы людей внезапно распались, и фигурки, похожие на точки, ринулись к воротам.

– Муравейник по какой-то причине пришел в волнение, – заметил месье Ледрю.

Тут у них на глазах у ворот рухнула палатка, сложилась, как крошечный карточный домик, а затем справа и слева от дороги начали сновать фигурки.

– Кони понесли, – возвестил Амиот, у которого было острое зрение молодого человека.

Он наклонился и скинул свои сабо.