Читать книгу Равноденствие - Даха Тараторина - Страница 7

Гадёныш!

Поцелуй обрушился вихрем. Горячим, пряным, томительным, знойным маленьким смерчем, наполненным ароматным дыханием солнца.

Обветренные губы царапнули мои, заставили молчать, испуганно и недоверчиво замерли, моля о нежности, а потом Белен сорвался с цепи. Кажется, пытался сожрать меня, проглотить, выпить целиком, чтобы никому больше не досталось.

Я бы никогда не признала, что успела ответить прежде, чем оттолкнуть его.

– Ты в своём уме? – брат позорно двумя руками зажимал травмированное междуножие.

Я осторожно, не глядя, ощупывая склон, чтобы не скатиться вниз кубарем, сделала шаг назад.

– Вирке, пожалуйста!

– Стой на месте! – выставила вперёд руки, готовая даже без магии сражаться: кусаться, плеваться – биться до последнего.

– Вирке, я не пытался тебя обидеть.

Всё, хватит! На этом – всё.

Вниз. Вдоль реки. До большого тиса. Главное, успеть первой и не забыть указания фейри. Хоть бы лошади действительно оказались на месте!

Не оглядываться! Не смотреть! Заткнуть уши!

Он кричал: отчаянно, болезненно.

Сначала Белен не двигался; пытался вернуть меня, успокоить, объясниться, обещал, что ни за что больше не тронет, а потом понял, что я не остановлюсь. Почувствовал, как напряглась невидимая золотая нить, как истончилась и задрожала, готовясь лопнуть. Когда я добежала до большого тиса, возле которого – слава триединой Богине! – действительно паслись Тварь и Вороная, брат только начал неуверенно спускаться. Вспрыгнула в седло так легко, будто конюху каждый раз не приходилось меня подсаживать, хотела сорваться, но задержалась на миг: выхватила охотничий нож, что Белен постоянно держал у седла, и, восхваляя провидение за то, что Вороная привыкла к виду оружия, перерезала подпругу¹⁴. Справедливости ради, прозвучало это проще, чем оказалось на деле: туго затянутый ремень не давался, скользил, не желал сдаваться, но наконец седло с грузным плюхом соскользнуло вниз. Его владелец к тому времени успел сообразить, что сестрица не из нормальных, и ускорился.

– Вирке, это седло обошлось мне в сотню золотых!

Я мстительно кинула нож остриём прямо в отшлифованный кожаный бок великой ценности и хлестнула Скотину.

Замок действительно начал виднеться, как только мы выбрались из-под заклятья холмовиков. Чёрная холодная громада раззявила пасть ворот и звала забыться в её объятиях, смириться с участью и позволить себе роскошь ничего не решать. Аккуратная притоптанная дорожка начиналась у подъёмного моста и петляла между холмами, путая, завлекая, играя в прятки. Предлагая нечто, о чём я давно мечтала, но никак не решалась попросить у богов.

Раздумья заняли бы вечность. Решающий судьбу выбор, несостоявшаяся жизнь, брошенные богатства…

Лошадь уже несла прочь от опостылевших стен, и удерживать её почему-то не было ни малейшего желания.

И тогда Белен понял, что я не собиралась возвращаться. Думала, седло его остановит? Ха! Он вскочил на спину несчастной кобылы прямо так, не жалея ни её хребта, ни своих… достоинств, ударил беднягу (нашёл крайнюю!) и пошёл в погоню.

«Он не может меня догнать! Не должен!», – а из горла вырывалось сипение. Можно подумать, это я неслась сломя голову после и без того тяжёлого дня, при этом терпя заносчивую девицу на спине. Но Тварь, хоть и оставалась той ещё тварью, в тот раз со мной согласилась: она догадывалась, что обычно обозлённые отвергнутые мужчины не сохраняют доброе расположение духа, так что лучше держать их на расстоянии. Которое, между прочим, стремительно сокращалось. Я подхлестнула лошадь.

– Стой, дура!

И правда захотелось остановиться. Высказать брату (да, брату!) всё, что думаю по поводу произошедшего, напомнить, что в последний раз, когда он назвал меня дурой, я сломала ему палец (на ноге, но всё же) и ещё раз освежить в памяти, как больно может ударить оскорблённая женщина. И словом и коленом. Но если бы он поймал меня тогда, уже бы не выпустил. Я слишком хорошо знала Белена, чтобы сомневаться.

Бегом, бегом, скорее!

– Вирке, вернись!

И не подумаю!

Он нагонял, с каждым прыжком, шагом, движением становясь всё ближе. Ближе, чем я могла выдержать.

– Вирке, прошу тебя!

Нет! Пожалуйста, нет! Не хочу, не могу, не стану! Я имею право на собственный выбор, на собственную жизнь. И никто не лишит меня её. Особенно Белен. Не снова.

Холодные цепкие лапы страха оглаживали спину, стекая ледяным потом, путали и без того превратившиеся в паклю волосы, тянули назад – и сдаться.

Никогда!

Я сильнее огрела бедную кобылу, выбивая остатки сил. Сдохни, если понадобится, но унеси меня отсюда!

Тонкая золотая нить, едва слышно звеня, плакала, разрываясь надвое. У неё не оставалось сил гореть, соединяя два пышущих холодной ненавистью сердца. Липкая паутина клоками стекала с плеч, рук, лица. Запутавшаяся муха чудом обрела свободу и не желала её выпускать. И не только тело избавлялось от невидимых пут: магия встрепенулась, расправляя затёкшие крылья и запела в полную силу.

– НЕ-Е-Е-ЕТ! – крик растворился в ветре испуганным писком, но не умолк. Продолжился, усилился, цепляя деревья, впитываясь в землю, превращаясь в угрожающий и несущий смерть гул.

Зелёный ковёр под ногами содрогнулся в ответ на зов, Великая Богиня-Мать ответила, вняла мольбам: никто не обидит её чадо. Земля вздулась, наполненная мощью, затряслась, пропуская меня и пугая, останавливая несущегося следом всадника.

Белен успел перепрыгнуть один струп на теле Богини, второй… На третьем Земля разверзлась, оглушая преследователя, заставляя Вороную встать на дыбы, отделяя меня от бывшего брата стеной слепящего света.

– Вирке! – безнадёжно; горестно; потерянно.

Я не оглянулась.

***

Свобода – это прекрасно и завораживающе. Но почему никто не предупредил, что в довесок к ней идёт испорченное платье и в кровь разодранные локти? Падение, погоня и длительная прогулка на жаре оставили на теле немало следов, и я не обольщалась: перепачканная и измученная ведьма, хоть и выглядит многообещающе, уважения встречным не внушит. С собой – ни монеты; про сменную одежду и говорить нечего. Гадину не загнала, и то ладно. Но путешествовать в подобном виде ниже моего достоинства. Ладно, в конце концов, я ещё леди, хоть по виду и не скажешь. Впереди виднелись дома, вилланам всё ещё полагалось считать меня госпожой и пытаться услужить. А если нет… Ну, я же снова грозная колдунья, верно? Так что, угрозы, шантаж и много других чудесных способов общения к моим услугам.

Я забарабанила в дверь, показавшуюся смутно знакомой.

– Госпожа! – открывшая женщина, в первый момент слегка обескураженная подобной вежливостью, не то попыталась сделать реверанс, не то просто осела от удивления. – Что случилось? Ой, проходите, леди Вирке! Я могу вам чем-то помочь?

Всё та же пыль по углам и мрачная темнота светлым днём. Я тут уже бывала: на этой узкой скамье лежала, свернувшись клубочком, непрерывно чихающая девчонка, уже начинавшая свистеть грудью, а не дышать.

– Как ваша дочь, милейшая? Всё ли хорошо? – из вежливости поинтересовалась я. А что? Может я просто зашла полюбоваться на свою работу.

Неуклюжая суетливая хозяйка торопливо отчиталась:

– Спасибо, госпожа, всё чудесно! Тахра благодаря вам полностью здорова. Она в поле помогает отцу. Прикажете сбегать за ними?

Ох, как же её имя? Она явно представлялась, когда меня приглашали сюда в прошлый раз, но я не посчитала нужным запомнить. Я сдержанно улыбнулась:

– Не стоит, я и так вам верю.

– Может, молока? Простите, госпожа, – она метнулась в сторону, схватила одну кружку, но посчитала недостаточно чистой и тут же сменила на другую, спрятав первую в карман передника.

– Вирке. Можете звать меня Вирке, я вполне это переживу, – пора бы уже начать обходиться без «благородной» и без «леди».

– Простите, леди Вирке, – Лиса (точно, её зовут Лиса!) рассеянно вертела сосуд в руках, видимо, уже забыв о предложенном угощении или смутившись тем, что решила попотчевать важную гостью детским питьём. А жаль. От молока я бы не отказалась, но не напоминать же теперь.

– Прощаю, – отшутилась я, но, кажется, женщина восприняла сказанное всерьёз. Раз так, поиграем в ростовщика и должников. – Когда я посещала вас в прошлый раз, я оказала вам некую услугу.

– Да, леди. Вы очень, очень нас выручили! Да благословит Богиня ваш путь! Мы так вам благодарны!

– Вы же понимаете, Лиса, – я с наслаждением отметила: женщина ну никак не ожидала, что я её вспомню, – что одними благодарностями здесь не обойтись. Насколько мне подсказывает память, мы договорились на услугу. Как считаете, не настало ли время платить по счетам?

Вспугнутые с куста соловьи создали бы меньший переполох. Лиса заметалась по крошечной комнатушке, сбивая всё на своём пути, роняя посуду на пол и с хрустом топчась по черепкам, попеременно хватаясь за сердце и за припрятанную, как она считала, крайне тщательно, среди тряпья шкатулку. Я сидела с прямой спиной и непроницаемым лицом, делая вид, что подобное поведение совершенно нормально. Хотя, если сравнить с другими произошедшими за день событиями, то, пожалуй, так и есть.

В конце концов женщина просто обессиленно рухнула, обхватив мои ноги и заливая слезами и без того многострадальную одежду:

– Простите, госпожа! Нам нечем вам отплатить! В этой шкатулке всё сбережения, но я понимаю, что этого недостаточно. Прошу, заберите что угодно, хоть мою жизнь, только не трогайте Тахру!

– Я вам что, ведьма из сказок? – я вскочила, оттолкнув просительницу, и принялась ходить туда-сюда, зло расшвыривая по углам черепки битой посуды. – Я похожа на того, кто вылечит ребёнка, а потом явится, чтобы испортить ему жизнь?

Лиса беспомощно сидела на полу:

– Но предания говорят… Вы же ведьма, госпожа…

– На кой мне сдался твой ребёнок?! Похоже, что я своего не могу родить? Только попробуй вякнуть про мой возраст! – я предупредительно показала кулак. Знаю, что давно должна быть замужем. Но… Но шли бы вы все в гоблинову дырку!

– Простите, госпожа…

Кажется, бедная женщина ни на шутку перепугалась. Наверное, не следовало играть с ней в светские беседы. Я устало опустилась на пол рядом с Лисой и заглянула в наполненные слезами глаза:

– Дайте мне платье. Как видите, моё никуда не годится, а отправиться домой я сейчас не могу. И хорошо бы умыться.

Находящиеся в наших владениях, то есть, во владениях брата, деревни не бедствовали. Люди оставались вполне довольны и сыты, не жаловались и всегда при необходимости получали помощь от господина. Но в самом дорогом платье Лисы я не смогла бы отправиться даже в сад, когда никто не видит. Блёклое, серое, хоть и довольно аккуратно сшитое, оно, к тому же, висело на мне мешком: прежняя хозяйка, хоть и не могла считаться толстой, по всем параметрам была куда как шире. С другой стороны, прогуливаться ни по саду, ни по замку, ни по любому другому месту, где можно пересечься со знакомыми из прежней жизни, я не собиралась. К тому же, это очень по-женски – ознаменовать новый этап жизни новым платьем. А если его немного подвязать, оно сядет не так уж плохо, как будто я крайне хрупкая и нежная, что, разумеется, чистейшей воды неправда.

– Благодарю, Лиса. Платье чудесное, – соврала я.

– И вы прекрасно в нём смотритесь, – ответила тем же ограбленная женщина.

Хоть я и не настаивала, но заботливая спасительница собрала в довесок небольшой узелок: упаковала гребень, который действительно был необходим, немного еды (я едва не заплясала от радости, но сдержалась, чтобы не выглядеть недостойно), небольшой ножик, которым стоило бы на кухне орудовать, а не в дорогу брать. От кресала¹⁵ я вежливо отказалась, на всякий случай тайком проверив, работает ли магия или снова решила впасть в спячку. Даже Твари перепало немного ласки и воды. И ещё неизвестно, чему Животина обрадовалась больше. Когда Лиса, запинаясь и комкая передник, попыталась всучить шкатулку с перекатывающимися в ней мелкими монетками, я с трудом сдержалась, чтобы снова не накричать на неё. Нет, в сложившейся ситуации деньги оказались бы весьма полезны, но разве я похожа на бандита? Главным же достоинством показавшейся недалёкой женщины оказалось умение помалкивать: ни единого вопроса, ни косого взгляда. Весь вид её говорил «что ж, и не такое случалось». Но я всё равно решила проговорить вслух простую истину:

– Лиса, я была бы вам очень признательна, если бы эта встреча осталась тайной. У меня на то свои причины.

– Будь благословенна, доченька! – добрая женщина, ошалев от собственной наглости, обняла меня и сразу же разревелась.

А я смогла только слабо улыбнуться. Кажется, несмотря на долгие годы обучения, я всё ещё очень многого не знала о мире.

***

Почему-то меня не предупредили, что еда склонна заканчиваться крайне быстро. А ещё, что по ночам даже в самые тёплые летние деньки холодно, что роса опадает не только на траву, но и на пытающихся уснуть замёрзших женщин, а развести костёр из неправильно разложенных веток (которые ещё надо умудриться найти!) довольно проблематично, пусть и при наличии магии.

Проще говоря, когда я снова вышла к людям и сумела поговорить с кем-то, кроме непрестанно неодобрительно косящейся на меня Сволочи, я была мила, вежлива, неимоверно счастлива, но всё ещё не готова вернуться домой.

Таверна «Два меча» не показалась таким уж чудесным местом. Нахохленной курицей она устроилась на перекрёстке между четырьмя деревеньками, распушив перья-доски и ни в какую не желая принимать приличный вид. А зачем, спрашивается, подновлять стены, если мимо проходящие путники, а также жители всех четырёх сёл исправно оседали именно здесь? Ну и пусть грязновато, душновато, народу многовато. Зато деревья внутри не растут, а комары не кусаются. О чём ещё мечтать?

Лошадь с таким воодушевлением кинулась к общему стойлу, что пройти мимо оказалось выше наших сил. Денег, правда, при себе так и не появилось, хотя надежда найти чей-нибудь обронённый кошелёк не покидала меня оба дня пути.

Вдруг среди посетителей гостеприимного, надеюсь, заведения найдётся кто-то из знакомых? Я не так уж далеко от замка, а владения Ноктис де Сол закончились только прошедшим утром. Хотя такой ли большой удачей стала бы нежданная встреча? Брат водил куда более тесное знакомство с лордами соседних земель, к тому же наверняка уже разослал гонцов с письмами и просьбами задержать меня, если вдруг попадусь. О, хотела бы я на это посмотреть! И всё-таки требовалось что-то придумать.

Я распахнула дверь с ноги, привлекая всеобщее внимание.

Несколько десятков лиц, морд и физиономий повернулось к лохматой женщине со впалыми глазами.

– Чего желаешь, малышка? – хозяин таверны оказался не слишком стар, невозмутим и беловолос. Несмотря на изрубленное шрамами лицо, трепета он не внушал, тем не менее, хамить и бить кулаком по столу, требуя обслужить госпожу как следует, мигом расхотелось. Но спустить фамильярность оказалось выше моих сил.

– Извольте без вольностей! Перед вами не малышка, уважаемый, а благородная леди!

Со всех сторон раздался согласный хохот:

– Леди горных троллей?

– Простите, благородная госпожа, не признали вас под слоем грязи!

– Нам бы поклониться, что сидим?!

Что ж, можно быть уверенной, даже если бы знакомые среди этой язвительной толпы и оказались, они бы вряд ли меня узнали. И ведь ни в чём нельзя их обвинить: видок посетительницы говорил сам за себя.

– Может, до благородной леди я сегодня и не дотянула, – я многозначительно воспламенила ладонь, тонко намекая на то, что гогот мне неприятен, – зато злая ведьма получилась отменная!

Шутки почему-то мигом прекратились:

– Так бы сразу и сказала!

– Ну всё, всё, злая ведьма, уймись, – примирительно пробухтел владелец «Двух мечей». – Ты сюда пожрать пришла или народ мне распугивать?

Беловолосый¹⁶ дважды стукнул ладонью по столешнице, показывая, что я вполне могу присесть рядом, пока он по традиции всех хозяев всех таверен мира протирает её полотенцем.

– Денег у тебя, судя по всему, нет, – проницательно заключил мужчина.

Я не стала отпираться:

– Ни серебрушки.

– Но жрать, полагаю, хочется?

А вот это уже унизительно. Но, видимо, очень заметно.

– Иногда приходится.

– Наверное, и переоделась бы с удовольствием, если б нашлось, во что, и помылась бы…

Я ухватила край мельтешащего полотенца, заставляя того, кто его держал, отвлечься от своего нелёгкого дела, посмотреть на меня внимательно и сделать соответствующие выводы. Одного навязчивого ухажёра мне хватило с лихвой.

– Слушай, ты, – спокойно, без крика, но твёрдо начала я, – внешний вид часто бывает обманчив и очень зависит от обстоятельств. Не обольщайся, я действительно могу за себя постоять и, если понадобится, взять силой всё, что мне нужно. Поэтому забудь о своих грязных намёках, налей вина и принеси нормальной еды. Лучше пожирнее, – эх, придётся забыть о стройной талии! – И тогда я мирно уйду, не разнесу это место до основания и, может быть, даже не засуну это полотенце тебе в задницу.

Ему бы сообразить, что я более чем серьёзна. Что зла, голодна и безмерно устала. Но он хрюкнул, попытавшись сдержать смех, а потом захохотал в голос:

– Ну точно, благородная леди! Ой, какая боевая! Я не могу! Нет, правда, я очень испугался! Уже в штаны наложил и всё жду, пока вонять начнёт! Прости неразумного!

– Это действительно настолько смешно? – сама себе я казалась весьма опасной.

– Нет, что ты! Очень внушительно! Я даже поверил. Но вы, бабы, одинаковы: слова ни скажи, всё вам под юбку залезть пытаемся.

– А ты разве не…

– Очень надо!

Я хотела покаянно опустить голову, но вместо этого вздёрнула нос:

– Значит, слова надо лучше подбирать!

Мужик восхищённо выпятил подбородок:

– Нет, ты определённо хороша! Далеко пойдёшь.

Далеко идти не хотелось. Особенно, если пошлют. Хотелось есть и не вставать с места.

– Да не нервничай ты так! Никто тебя не гонит. На.

Беловолосый от щедрот налил полную кружку пива и примирительно протянул мне:

– Вина не держим. По крайней мере того, которое ты захотела бы пить. Эй, Синни! – он чуть отклонился, пытаясь докричаться до кого-то в смежной комнате, откуда доносилось шкварчание и заманчивые запахи, из-за которых не хотелось покидать это неприятное место. – Свинины принеси! Той, что утром ставили.

– Эй, я тоже свинину просил! – возмутился слишком ярко одетый парнишка у входа.

– У тебя сиськи есть? Нету. Значит, вчерашней похлёбкой обойдёшься, – решил благодетель и снова вернулся ко мне: – зови меня Гверн. И нет, меня не волнуют твои сиськи, просто иначе этого болтуна не заткнуть. Теперь он пялится на тебя и думает, что для привлекательных они маловаты, а для страшненьких слишком хорошо смотрятся.

Я скрестила руки, прикрывая то, что внезапно стало объектом внимания нескольких десятков человек. Раньше меня такое не смутило бы, но раньше я лишь смеялась над слугами и издевалась над братом.

– И чего же ты хочешь за такое радушие, Гверн?

– Ну ты же ведьма, так? Хочу тебя нанять.

Чем дольше я отдыхала и отъедалась, тем менее удачной казалась идея согласиться на работу. Выяснилось, что и ноги гудели нестерпимо, и глаза слипались, и вообще молодая привлекательная женщина не должна бы изводить себя трудом. Однако беловолосый хозяин таверны мнения моего не разделял и всякий раз, когда я умудрялась, несмотря на весёлый гвалт завсегдатаев, задремать, бессовестно толкал под локоть:

– Куда спать? Рано! Тебе ещё всю ночь соседям пакостить и младенцев воровать. Или чем там вы с вашим ковеном после заката занимаетесь?

Я закрывалась рукавами, пряталась за огромную кружку медового пива, огрызалась, но Гверн только ухмылялся, демонстрируя неполный ряд частично выбитых зубов.

– Прокляну, – угрожала я.

– Не пристанет, – отшучивался он.

– Долго мне ещё тут сидеть?

Беловолосый окинул взглядом всё больше пустеющие к ночи столы:

– Раз, два, три… Семь. Пока эти семь мужиков по домам не разойдутся. А не, восемь! Того из-под стола тоже надо турнуть.

Я застонала.

Наконец, перепачканная маслом мужеподобная Синни оставила кухню и, перекинувшись парой слов с хозяином, отправилась домой; изрядно подпившие посетители вразвалочку, придерживаясь за новообретённых друзей или стены, покинули заведение, а счастливца, с вечера храпящего под столом, Гверн заботливо на руках вынес под придорожный куст.

– Что? – пожал он плечами. – Не зима чать, не околеет. Проспится и решит, что сам туда улёгся.

– Так что ж ты его сразу не выкинул? – устало зевнула я. – Закрылся бы раньше.

– А может я приятной компанией наслаждался, – подмигнул временный работодатель. – Тут, знаешь ли, дни проходят весьма однообразно.

Удавить бы… Да сил не осталось.

Я широко зевнула, одновременно похлопывая себя по щекам:

– Ну так чего-о-о-о там у тебя? – честное слово, если бы он тогда предложил заплатить ему телом за ночлег, я бы просто растянулась на столе, заявив, что со мной можно делать всё, что угодно, если в процессе не станут будить. Благо, непристойных предложений не последовало.

Вместо этого Гверн заботливо собрал всю бьющуюся посуду, отнёс в прилегающую к основному залу каморку; туда же отправились два начатых, но не опустошённых бочонка, остатки солонины, все собранные за день монеты и два меча, висящие на стене и призванные символизировать название таверны. Видимо, обоими – и более и менее ржавым – хозяин дорожил и оставлять их на попечительство малознакомой и не внушающей доверия работницы не собирался.

– Ну, на этом, кажется, всё, – Гверн задумчиво поцокал языком, прикидывая, не забыл ли чего.

Я поболтала ногами, критически оценивая заляпанные грязью сапоги для верховой езды. В жизни у меня не водилось столь грязной обуви! Но почему-то сейчас это совершенно не беспокоило.

Гверн запрыгнул на стол, куда чуть раньше, спасаясь от носящегося вихрем мужчины, взгромоздилась я.

– Всё? – спросил он у меня, словно я могла дать ответ.

– Мышиный помёт забыл перепрятать, – мрачно пошутила я.

– Ты мне ещё за это спасибо скажешь!

Я послушно повторила:

– Спасибо.

– Да не сейчас. Утром. Когда с работой управишься. Если управишься, – таинственно добавил он. – А теперь я на боковую.

И он действительно собрался уйти: спрыгнул на пол, заодно спихнул меня – «Не сиди на столе!», – подхватил недопитую одним из гостей бутылку вина, понюхал, поморщился:

– Будешь? А, не. Нечего тебе такую кислятину пить. Выгонишь этих тварей – эля тебе налью. Не абы какого – из личных запасов!

– Да кого выгонишь-то?!

– А, так я не сказал? – Гверн добродушно махнул рукой, разом растеряв всю пугающую таинственность. – Забыл! Пикси. Одолели, аж сил нет! Каждую ночь переворачивают тут всё вверх дном. Что мог, я поубирал, чтоб не пришибли ненароком. А дальше ты уж сама как-нибудь с ними договорись.

Договориться? С пикси?! Да он в своём уме?!

– А ты куда? – я схватила беловолосого за лацкан.

– А я – спать, – довольно осклабился он, сунул мне, откупаясь, только что найденную бутылку, и спрятался в каморке, куда только что перетаскал вещи. Звякнул ключ, тоненько сообщая, что больше изворотливого знакомца я сегодня не увижу.

Я бездумно поднесла горлышко к губам и тут же брезгливо отдёрнула: Гверн не соврал: вино действительно преотвратнейшее.

Что я помнила о пикси? Да практически ничего. Шаловливые, вредные, шустрые, обожающие пакостить. Как с ними справиться? Да понятия не имею! Обычно с фейри можно договориться – многие готовы помочь, если оставаться с ними предельно вежливой. Пикси же чихать хотели на людей. Их интересует только веселье и совершенно не волнует, что станет с чужим имуществом, перепуганным домашним скотом или неудачно встретившимся на пути человеком. Дети. Проказливые, дурные и жестокие.

Прикинув, чего мне хочется больше: денег или сохранить свою шкуру, я быстро поняла, что второе, и помчалась к двери. Но стоило схватиться за ручку, как стало поздно.

Маленький суетливый звездопад посыпался из щелей в потолке. Раз ворох, два, три… Словно крышу мерял шагами великан, вспугивающий сверкающих бабочек. Рой блестяшек замер, повис, задумавшись и (я это чувствовала) разглядывая меня. Что сделать с незваной гостьей? Закружить? Завертеть? Запутать? Наброситься, как стая пчёл, защищающих улей? Меня не устраивал ни один из вариантов, поэтому я старалась не шевелиться.

А звёздочки то опускались, то поднимались, беспрестанно дрожа, жужжа и попискивая. Звуки становились всё громче, требовательнее. Какой у меня выбор? Вот дверь. За ней – стойло, небольшая полоска дороги и лес. Если окажусь достаточно быстрой, могу успеть отвязать Тварь и, если та не заупрямится, сбежать. И потом всю жизнь буду терзаться тем, что дала дёру от крохотных человечков, которые на меня даже не напали. С другой стороны – волшебный рой. И, глядя на него, как-то вовсе не хотелось верить, что человечки безобидные. Пикси приближались и пищали всё более угрожающе, но, не долетев до человека какой-то дюйм, резко свернули в сторону и прыснули по углам, чтобы снова собраться воедино и, вихрем проносясь под столами, вскидывать их в воздух и позволять с грохотом падать. Да уж, останься здесь что-то из посуды, расколотили бы всё.

Вот огромная скамья в углу, которую вечером не могли передвинуть три здоровенных бугая, взметнулась до потолка, но вместо того, чтобы обрушиться на пол, сменила направление и полетела к растерявшейся новоиспечённой ведьме по найму.

Пикси приняли решение, и оно оказалось не в мою пользу.

Я вскинула руки, скорее, по наитию, чем надеясь защититься, не вспомнив ни единого заклинания, но древняя Сила оказалась умнее: без указки прорвалась путами из-под ногтей, оплела летящую в меня махину, откинула в сторону. Гм… Эдак я и правда на что-то гожусь! Раньше тарталетку с подноса скидывала, напрягшись до кончиков волос, а тут отшвырнула громадину так легко, словно дышала.

Во второй раз я подняла руки уже осознанно – путы рванулись к скоплению звёзд, но прошли насквозь, не зацепив ни одну. А пикси только разозлились. Теперь они не просто шалили, не развлекались, а готовились мстить.

Два стола взлетели в воздух одновременно, столкнулись, разлетаясь, если не в щепки, то, по крайней мере, на части. За стеной послышался недовольный голос Гверна. Ах, я тебе спать не даю? Бедненький! Я мстительно отправила один из стульев в смежную стену. Всё равно ведь не выйдет. Ему не впервой.

Когда-то давно нам с братом давали уроки битвы на мечах. Он всё схватывал легко, словно руки срастались с оружием, а у меня не получалось: проклятая железка всё время била не туда, куда я её направляла, рукоять выскальзывала, остриё заносило…

Но с магией совсем иначе. Ведьма не управляла Силой, и Сила не вела ведьму, но мы становились единым целым, предостерегая, охраняя, защищая меня – сосуд и её – драгоценное содержимое. Удар, второй, третий! Маленькие человечки взрывались снопами искр, визжали, нападали и отступали, но уходить не собирались.

Шаловливые дети не любят ложиться спать: стоит ночи укрыть землю, они вскакивают с кроватей, требуя веселья, внимания и танцев. Быть может, именно поэтому маленькие фейри не желали отступать? Придёт утро, и не станет краткого мига волшебства, когда всё дозволено. Снова вылезут строгие мамки-няньки, заставят учиться и выполнять ненужные никому требования. Но ночь – их время. Когда никто не заставит успокоиться и спрятаться под одеяло.

И не зря: пикси – умершие дети. Те, кто не успел сотворить в этом мире ни добра, ни зла, кто недостаточно смел, чтобы слиться с Богиней, но недостаточно силён, чтобы переродиться в новом теле. И всё, что им остаётся – отголосок воспоминания о том, кем они являлись раньше, о том, что по ночам, когда нет никаких правил, они могут быть собой.

Дети…

Дети! А я, бестолочь, нападала на них! Пыталась напугать! Дети не знают страха и не ведают цены ошибки. Не понимают, что могут навредить, лишь хотят поиграть с тем, от кого ещё исходит живое тепло.

Я огляделась. Ничегошеньки! Ничего, что могло бы привлечь внимание стайки непослушных ребятишек. Собралась с силами и засаленным призраком бросила в стайку забытое Гверном полотенце, отвлекая блестяшек, накрывая недоумевающих малышей тканью. Помчалась на кухню, помедлив несколько секунд, пытаясь магией вскрыть надёжно запертый замок. Переборщила: получилось выбить дверь. Но главное же результат, верно?

Луковая шелуха, мешочки с травами, закупоренные бутылки… Всё не то! Я зазвенела крышками, чугунками, сковородками. Вот оно! Не зря здесь подают отменное медовое пиво. На самой дальней полке, заставленный пахучими специями, стоял горшочек с мёдом. Дети обожают сладкое! И пикси должны любить. Не рискуя подниматься по шаткой лесенке, я волшебством притянула его к себе. Получилось это не так просто, как я надеялась: с полки-то горшочек спрыгнул охотно, но дальше начал падать так стремительно, что пришлось прыгать вперёд, хватая его, как пугливого кота, не давая разбиться, – разодрала только начавшую подсыхать кровяную корку на колене.

Фейри подоспели как раз вовремя. Унюхали сладость и, мигом забыв о коварстве и желании расквитаться с непрошенной нянькой, стремглав полетели к угощению.

Белен оказался прав: когда была возможность, стоило почитать побольше книг о магии, а не наслаждаться её благами в неведении. Хотя навряд в пыльных фолиантах нашлись бы заклятия и советы по борьбе с пикси, поэтому теперь я могла лишь надеяться и призывать в помощь Триединую. Я изо всех сил представила невидимую границу. Вытекая из самой земли, пронизывая пол, она коконом оплетала меня и, разумеется, мою добычу. Получится? Стопы покалывало то ли от напряжения, то ли от страха, то ли от пронизывающей насквозь магии. Не в силах смотреть на несущийся к самому лицу серебряный смерч, я зажмурилась.

Что это? Град?

Прижимая к животу горшочек с мёдом, как самую большую ценность на свете, я открыла один глаз: сверкающие бабочки сталкивались с невидимой границей и падали, осыпались к ногам, чтобы снова подняться и сделать ещё одну попытку. Граница едва заметно переливалась, отбрасывая на кожу тень, подобную запутавшемуся в водной глади солнечному лучу.

– Дай! Дай! Дай! – пищали человечки. Да, уже человечки!

Сообразив, что по-простому с жадной тёткой не договориться, они приняли истинный облик, действительно став похожими на маленьких, с мизинец размером, но очень непривлекательных детей. Приплюснутые мордочки, вздёрнутые носики, шестипалые ручки припадали к магической заслоне, не в силах её прорвать. Но за ней сверкало угощение, которое жутко хотелось получить!

– Это хотите? – я подняла вверх руку с мёдом.

– Да! Да! Хотим! – запищали человечки. – Дай!

– А что я за это получу? – ну а как иначе? С фейри нужно торговаться.

– Золото!

– Коня!

– Тайну! – наперебой начали обещать пикси. – Дай!

– Услугу! – в кои-то веки мне нашлось, что попросить взамен.

– Услугу, – согласились существа.

– Вы заберёте сладость, но больше никогда не станете шалить в этой таверне.

– Никогда! – пообещали пикси с такой искренностью, что не оставалось никаких сомнений – бессовестно врут.

На свой страх и риск я опустила разделяющую нас заслону и протянула вожделенное угощение малышам. Те набросились на него, готовые нырнуть с головой в сладкую тянучку, уже не замечая ни меня, ни разгрома вокруг.

Я осторожно вынесла горшок на улицу и пристроила под раскидистой ёлкой. Хорошо бы Гверну оставлять здесь угощение почаще. Кто знает, может, и сдержат слово маленькие обманщики?

После всего пережитого, после ужаса и восторга, после сражения и настоящей, принадлежащей мне одной, победы, благородная леди Вирке больше не Ноктис де Сол уснула, обхватив колени, на многие недели не метённом полу в углу полуразвалившейся харчевни «Два меча» где-то в глухомани. И была абсолютно счастлива.

– Нет, ты глянь! – едва рассвело, а меня уже будили. К тому же, совершенно неподобающим образом и без всякого уважения к победительнице, а просто грубо потряхивая за плечо. – Не сбежала! – восхищённо присвистнула мужиковатая Синни.

– Чего говоришь? – из каморки, потягиваясь до смачного хруста костей и разминая затёкшую за ночь на неудобном лежаке шею вышел Гверн. Подслеповато прищурился, разглядел знакомое, хоть и помятое лицо и удивлённо отпрянул: – Да ладно?! Не сбежала?!

Я затравлено метала взгляд от одного к другой, а они, мать их, хохотали, словно ничего не случилось, словно не было ночи, когда я, готовая разреветься, носилась, едва не взлетая, по столам, изображая не то охотника, не то жертву. А им – смешно.

– Весело? – мрачно поинтересовалась я, поднимаясь и отряхивая окончательно испорченное платье. Нда, в таком положении я ещё никогда не оказывалась.

Гверн подал руку, а Синни принялась виновато оправлять на мне одежду:

– Ты, никак, совсем ополоумел? Бедная девочка всю ночь на полу проспала, спины, небось, не чувствует. А ты что?

– А я что?

– А ты дрых?

Беловолосый показал зубы:

– А что мне, её сторожить?

– Именно! Я же говорила, что настоящая ведьма, а ты…

– А я много повидал и в людях успел разочароваться. Кто ж её знал, что она в лес не убежит к полуночи?

Синни подбоченилась и протянула пухлую ладонь:

– Я знала. Я! И об заклад билась.

Гверн скорчил мину, словно глотнул того самого кислющего вина, вернулся к себе в комнатушку и принёс две полновесных золотых монеты:

– От бабы! По миру меня пустите, не иначе!

– Проигрался – плати!

Беловолосый смиренно отдал первую монету выигравшей спор, а вторую протянул мне. А я смотрела на заляпанный кругляшок, на первые деньги, которые сама заработала, и никак не решалась принять.

– Что думаешь? – он, не дожидаясь, пока я снизойду, насильно сунул денежку. – Твоё – заработала. Пошли, что ли, эля тебе налью. Как обещал. Ведьма… Ты чего?

– Ничего, – благоговейно прошептала я. – Просто я, кажется, поняла, кем хочу стать, когда вырасту.