Читать книгу Кровь фей - Дамина Райт - Страница 5

– Значит, не хочешь рассказывать, зачем тебе эти ночные вылазки?

Взгляд у Наставницы был пронизывающий, и Лэннери отвёл глаза, хмуро уставился на свои башмаки – новенькие, чистые, сотворённые магией незадолго до того, как они с Сайменом влетели в Школу. Саймена-то отпустили досыпать до Белой Звезды, ему хорошо. А Лэннери сидел на табурете из аргенового дерева перед Наставницей и боролся с желанием зевнуть, которое становилось совсем уж невыносимым.

– Ты же понимаешь, что я могу не допустить тебя до экзамена, – голос Наставницы заледенел, и Лэннери почувствовал себя ещё неуютнее, чем прежде. – Среди нас, фей, недопустима такая скрытность.

Лэннери мог бы спросить, допустима ли среди фей жестокость, или гордыня, или зависть, и вспомнить остальных учеников, но не стал этого делать. Он устал, и всё, чего он хотел – это лечь на кровать и отдохнуть, а Наставница не отпускала его.

«Скажи ей, – вдруг раздался у него в голове требовательный голосок Айи. – Скажи правду. Иначе я сама это сделаю. Наставницы могут разговаривать и с чужими палочками – посвящение даёт новые силы».

Надо же, а Лэннери и не знал! Он нахмурился ещё больше, сжал палочку в руках и выдавил из себя:

– Я… хотел раскрыть свой особенный талант.

Наставница помолчала, и когда она, наконец, заговорила, голос её нисколько не смягчился:

– Вот оно что! И ради этого ты шёл на безрассудные поступки, рисковал собой и другом? Эх, Лэннери… Неужели ты думаешь, что я знаю только о двух или трёх вылазках, на которых вас поймала?

Лэннери удивлённо взглянул на знакомое лицо, пересечённое морщинками, но всё ещё хранившее красоту черт, и высоко уложенные серебристые волосы. Странно, за всё время учёбы он только сейчас, как следует, рассмотрел Наставницу.

– Но если вы знали обо всех остальных… почему не остановили меня и Саймена?

– Потому что Наставником может стать только тот, кто рвётся за пределы допустимого. И раз за разом возвращается целым и невредимым оттуда, где другие феи погибли бы.

Лэннери окончательно расхотелось спать. У него появилось странное чувство – будто бы его сердце обхватили крепкой рукой, и оно замерло, не смея биться.

– Вы… всерьёз думаете назначить меня или Саймена Наставником?

– Всерьёз. Конечно, и я рисковала, отпуская вас ночью, но вспоминала себя, – Наставница вдруг улыбнулась, и теперь её голос смягчился и потеплел, – и говорила Инисе: всё будет хорошо.

Инисой звали палочку Наставницы, сделанную из аргены, росшей давным-давно – лет, наверное, четыреста тому назад.

– И вы по ночам летали раскрывать свой талант? – Лэннери тоже улыбнулся.

– Не по ночам, но я брала на себя дополнительные задания… ввязывалась куда угодно… а мой особенный талант пробудился совсем неожиданно, – сейчас воспоминания о прошлом, которые так любила Наставница, звучали гораздо интереснее, ведь речь шла о чём-то, близком Лэннери.

– И что это был за талант?

– Вызывать дождь. Я облила всех на экзамене, который проходил под открытым небом, – Наставница рассмеялась – мягко и открыто. – Видел бы ты промокших насквозь фей, их повисшие крылья и изумлённые лица!

– Представляю себе, – хмыкнул Лэннери. Пожалуй, было бы неплохо облить лицемерную Беатию, надменную Лейю или Аргалена с его вечным: «Ну, дай мне кусочек своего сайкума, ты же наверняка не так голоден, как я!»

– Поэтому не беспокойся о своём особенном таланте. Он проснётся, когда придёт время. А пока что оставь ночные вылазки и готовься к экзамену – уверена, ты сдашь его, как надо, – ободряюще заключила Наставница.

Лэннери кивнул и хотел уже уйти, чтобы обдумать всё это у себя в комнате. Но вспомнил о самом главном, с чего начинался разговор. Тогда Наставница только свела брови вместе и ничего не сказала, а сейчас Лэннери хотел добиться от неё ответа.

– Скажите, а ведь на самом деле Равновесие нарушено?

Открытость и дружелюбие Наставницы мгновенно исчезли, как не было их.

– С чего ты это взял? – Она выглядела настороженной, будто черномаг и его нечисть собирались вот-вот постучать в двери Школы.

Лэннери объяснил. Вспомнил всё, что видел во время ночных вылазок; добавил к этому свои собственные предположения, страхи и догадки, однако, выслушав его, Белая Наставница покачала головой.

– Ты неправ, Лэннери. Если б Великое Равновесие нарушилось, нам пришла бы весть от Хранительницы. Да, нечисть вылезает то там, то здесь, но её становится всё меньше. Скоро – лет через пятьдесят – с нечистью будет покончено, и останется только человеческая несправедливость. Ну, а с этим, – вздохнула Наставница, – боюсь, мы ничего поделать не сможем. Люди так устроены – они всегда несправедливы. Мы можем только следить за Равновесием и поддерживать его. И не принимать всё так близко к сердцу. Ты же пьёшь настой белокорня, Лэннери?

– Пью, – соврал юный фей, хотя в последнее время он чаще украдкой выливал его.

– Вот и пей дальше. Ты почувствуешь себя лучше и сможешь спокойно заниматься своими делами, не думая о лишнем. Я вот завела привычку пить по кружечке утром и вечером… Ну что ж, удачи тебе, Лэннери!

Наставница ясно дала понять, что поставила точку в разговоре, и Лэннери был вынужден удалиться, проглотив вопросы о том, насколько прочна защита Школы и не прорвётся ли черномаг. Лэннери не мог забыть его страшного лица и бледных, как у мертвеца, губ, говоривших тому человеку: «…не подведи».

Перед тем, как лечь на кровать и уснуть, Лэннери с внезапным подозрением спросил Айю:

«А что, Наставница и вправду могла поговорить с тобой, как с Инисой?»

Айя помолчала и хихикнула:

«Нет. Я сказала это, чтобы ты бросил своё глупое упрямство и наконец признался!»

«Ясно», – и ему ничего не оставалось, как посмеяться вместе с ней.

Сны Лэннери оказались беспокойными: в них он бесконечно куда-то нёсся, спасал друга, вставал перед нечистью и хибри со сломанной палочкой в руках, видел раненую Наставницу… Посреди выжженного поля, где он сидел, не в силах взлететь, кто-то потряс его за плечо. Сильнее, ещё сильнее. Лэннери отмахнулся, сердито крикнул:

– Пошли вон!

…и, вскочив, обнаружил, что сидит на кровати, а рядом – недовольный и даже злой Саймен.

– Что такое? – Лэннери протёр глаза, уже догадываясь, в чём дело. В окно вовсю лился свет Белой Звезды, а значит – пора собирать цветочную росу и древесный сок.

Но Саймен заговорил о другом:

– Пора лететь на задание.

– Так, погоди, – медленно произнёс Лэннери, приглаживая растрёпанные волосы, – а сбор росы и сока я уже проспал, получается?

– Да. Я за тебя собрал, – коротко и сухо отозвался Саймен.

Лэннери в знак благодарности протянул ему руку; друг стиснул ладонь, как будто желая раздавить её, и всё так же сухо продолжал:

– Мы летим в деревню Хейгри. Хибри восстала из мёртвых, а вместе с ней и всё кладбище. Наставница очень сердится, накричала на меня! Хотя эта идея поручить всё Светлой Душе была твоя.

И, выпустив руку Лэннери, прибавил:

– Если б ты ночью меня послушал, этого бы не было.

Лэннери подумал о том же, и на душе у него стало скверно, почти как тогда, на крыше. Не смогла Светлая Душа внушить людям, что хибри нельзя хоронить! Если кто-то погиб, то винить за это следует себя и только себя! Вот бы сейчас выпить настой белокорня, чтобы не чувствовать угрызений совести… но его юный фей вылил в цветы перед Школой ещё вчера вечером.

– У меня же нет дара Хранительницы, чтобы знать, что наперёд будет, – оправдывался Лэннери, вставая с постели.

Удобство быть феем в том, что, в отличие от людей, можно спать одетым, а не переоблачаться в какие-то нелепые рубахи и ночные колпаки. Да и причёсываться с утра не надо – достаточно помахать перед собой палочкой, рассыпая искры, и готово. А вот умыться росой не помешало бы, но Лэннери решил, что сделает это по пути.

Саймен, молча наблюдавший за ним, развернулся и полетел к двери.

– Давай быстрее, Лэн!

Подхватив палочку, Лэннери устремился следом.

Отряд фей на этот раз состоял из Лэннери, Саймена, Риджаны, Лейи и… Беатии. Не самое приятное сопровождение. Правда, Беатия больше молчала, держа в руке привычный букетик белоцветов, который сотворила с помощью особенного таланта. А вот Лейя за что-то отчитывала Риджану – видимо, на правах будущей Наставницы. Знала бы она, что место уже занято!

– Скажи Аргалену, что это мерзко – опускаться до того, чтобы заходить в их дома и пробовать их еду, – донеслось до Лэннери. – Меня он слушать не желает!

Риджана слушала всё это с несчастным видом, но отлететь в сторону, чтобы Лейя оставила её в покое, не осмеливалась. Та понизила голос, но Лэннери всё равно расслышал её слова:

– Я бы не стала вмешиваться, но… Знаешь, как-то раз видела, как Аргален слетал в лес по нужде. По нужде! Да мы, феи, с нашим благословенным сайкумом и росой знать такого не знаем! А он, как грязный бездарный… фу!

Лэннери не выдержал и громко произнёс:

– Всегда удивлялся, почему феи не сами по себе рождаются, а от каких-то там грязных бездарных. Получается, не будь жалких людишек, Равновесие давно уже накренилось бы в сторону Мааль! Скорее это мы должны хотеть дружбы с людьми, а не люди – с нами.

Он услышал, как тоненько засмеялась Риджана, и этого было достаточно; Лейя наверняка пошла пятнами от злости, как это с ней бывало, когда противоречили её мнению. Но смотреть назад и любоваться этим Лэннери не стал. Они подлетали к деревне Хейгри, и надо было держаться настороже. Злодей, поднявший мертвецов с кладбища, мог бродить поблизости. Лэннери не удивился бы, окажись это черномаг-нечисть из города. Как, как он сумел смешать свою кровь с кровью отродья Мааль и остаться в живых – вот что интересовало Лэннери.

Эх, Белая Наставница должна ответить не на пару вопросов, а на целый десяток! Ничего, Лэннери устроит так, чтобы она побеседовала с ним по душам.

– Смотрите, – Саймен, угрюмо молчавший всю дорогу, указал вниз, и раздалось испуганное «Ах!» Беатии. Словно её до этого на задания не посылали. Лэннери заметил, как Саймен придвинулся ближе к Беатии, успокаивающе гладя её по плечу, и хмыкнул.

А внизу действительно разворачивалось жуткое зрелище. Мертвецы во главе с хибри атаковали храм Кэаль и толпу деревенских жителей, вооружённых чем придётся. То и дело гниющие руки тянулись к кому-то, пытались ухватить за волосы или вцепиться в горло. Из толпы выскочил детина с топором и с размаху воткнул его в грудь мертвеца. Тот пошатнулся, но остался стоять. Ещё один человек отбивался дубинкой сразу от двух мертвецов; те вырвали у него оружие, кинули на землю и принялись душить жертву вдвоём. Сзади подбежал кузнец с молотом, ударом смял череп мертвеца, как яичную скорлупу, однако это не помогло – мёртвые пальцы не разжались.

Светлой Души нигде не было видно.

– Разделяемся! Я к храму! – крикнула Лейя. В храбрости ей нельзя было отказать: у храма столпилось больше всего мертвецов.

– Я с тобой! – одновременно откликнулись Лэннери и Беатия – и с неприязнью взглянули друг на друга.

– Тогда я с Риджаной, – подвёл итог Саймен. И посмотрел на Беатию – будто не желал расставаться с ней даже на время боя. Что за глупые нежности! Лэннери повернулся и вместе с Лейей ринулся к мертвецам, под напором которых трещала дверь храма.

К нему обернулась хибри, скаля волчью морду. Белое, запачканное землёй одеяние, в которое её обрядили перед тем, как уложить в могилу, смотрелось теперь насмешкой. Над мэйе, над горем её матери – Лэннери заметил, что та тоже была среди мертвецов, стонала и царапала грязными обломанными ногтями дверь храма. Из-за неё доносился плач, крики детей.

– Иди сюда! – Лэннери махнул рукой хибри, закружился на месте, дразня её сиянием своих крыльев. Хибри сделала шаг, другой… и прыгнула раньше, чем Лэннери успел бы вскинуть палочку. Его обдало вонью, растопыренные пальцы мелькнули в паре мильмов от его лица. Лэннери отпрянул и вскинул палочку.

– Вин-ци! – прозвучало заклинание.

Всю фигуру хибри охватили серебристые путы; она стала дёргаться, завывая и с неистовой силой пытаясь вырваться. Её мать пошла на Лэннери с суковатой палкой в руках. Снова вспыхнул белый луч, и мёртвая женщина была связана по рукам и ногам.

К тому времени хибри начала высвобождаться из своих пут. Лэннери сосредоточился и стал водить палочкой туда и сюда, повторяя:

– Пер-кусса! Пер-кусса! Пер-кусса!

Сначала отлетела голова хибри, затем руки, ноги, и, наконец, всё мёртвое тело было рассечено на куски. Такая же участь постигла мать чудовища. А затем их останки вспыхнули белым пламенем.

Покончив с этим, Лэннери поискал глазами Лейю. И восхитился – в кругу обступивших её мертвецов Лейя вертелась, как волчок, которым играли человеческие дети. Белые лучи загорались и гасли, мертвецы падали один за другим. Недалеко от Лэннери шлёпнулась на землю разложившаяся рука, в которой копошились черви. Морщась, он отвернулся… и закричал:

– Риджана!

Она неосторожно спустилась ниже, чем следовало. Оскалившийся мертвец с разбитым черепом схватил фею за крылья… и оторвал их. Выронив палочку, Риджана безжизненной бабочкой полетела на землю, не издав ни звука. Лэннери рванулся к ней, прикрыл собой, нацелил палочку на мертвеца и срывающимся от ярости голосом завопил:

– Пер-кусса!

И так много-много раз, пока от ходячего трупа не осталась кучка пепла.

Сзади всхлипывала Риджана. Лэннери обернулся к ней и с ужасом посмотрел на её окровавленную спину. У тех фей, которые отказываются от звёздного дара, крылья отпадают сами. У остальных крылья можно вырвать лишь с кровью и мясом.

Риджана не выживет.

Лэннери опустился рядом с ней на колени и взял её за руку. Он никогда не испытывал никаких чувств к этой тихой, неприметной фее с серыми волосами. Но видеть её искривлённое мукой лицо было невыносимо.

– Аргалену… передашь моё последнее… – Риджана дрожала всем телом, её белое платье намокло от крови.

– Погоди умирать, – пробормотал Лэннери. – Может, мы тебя к Наставнице… она вылечит…

Говоря это, он и сам понимал нелепость своих слов. Но осознавать, что фея, с которой они вместе росли и учились, вот-вот умрёт, было тяжело.

– Нет, – мотнула головой Риджана и закусила нижнюю губу с такой силой, что и на ней выступила кровь. – Я бы в Аргеновой Долине… согласилась бы… на священный союз… передай ему.

И обмякла, выпустив пальцы Лэннери – широко раскрытые глаза уставились в небо, где безмятежно сияла Белая Звезда.

– Лэн! – Это был голос перепуганного Саймена. – Да как же так?! Это даже не нечисть, не хибри! Как Риджана подпустила к себе простого мертвеца?!

– Она всегда была слабейшей из дюжины, – Лэннери прикрыл Риджане глаза, мельком заметив, как дрожит его собственная рука. – Давай как-нибудь укроем её, Саймен. И поможем остальным добить ходячие трупы… а может, и того, кто их вызвал, поищем.

– Не надо было мне отворачиваться, присмотрел бы за ней, – с трудом проговорил Саймен.

– Брось. Ты-то при чём?

Лэннери не покидало чувство, что черномаг выглядывает откуда-нибудь из чащи и злорадно смеётся над ними. Ничего, феи тоже умеют смеяться… над поверженными слугами Мааль!

Вдвоём с Сайменом они оттащили Риджану на траву и укрыли её тело цветами. А затем вернулись к месту сражения…

…которое уже заканчивалось. Беатия, вся забрызганная чем-то тёмным и вонючим, тем не менее, радостно улыбалась. Казалось, что расправа над кем бы то ни было – величайшее удовольствие для неё. Но впервые, глядя на Беатию, Лэннери не испытал неприязни. До этого ли ему стало?

– Риджана умерла, – негромко сказал Лэннери, и улыбка Беатии стёрлась с лица. Она была не столько огорчена, сколько испугана – и со слезами бросилась Саймену на шею. Оставляя их, Лэннери слышал позади горестные причитания Беатии, похожие на крики птиц, мечущихся над Большими Водами.

Лейя парила неподалёку от храма и сжигала останки мертвецов в белом пламени. Из-за двери высунулся мэйе, стал прославлять фей, но пока велел людям, сидевшим в храме, не выходить оттуда.

– Подождите, пока я здесь уберу, – донёсся до Лэннери покровительственный голос Лейи. Она всегда разговаривала с людьми со смесью отвращения и снисходительности на лице. К счастью, они вряд ли могли это разглядеть.

Поредевшая толпа защитников деревни приблизилась, опуская свои вилы, лопаты и топоры. То и дело слышалось: «Слава Кэаль!» или: «Хейгри спасена, возблагодарим же Кэаль за это!» А Лэннери подлетел к Лейе. Она вопросительно вскинула брови – мол, что произошло?

– Риджана умерла, – услышав эти слова, Лейя чуть не выронила палочку – и грязно выругалась, так, как ругаются последние из людей. Плакать она, похоже, не умела – как и сам Лэннери.

А Белая Звезда на небе постепенно угасала. И перед тем, как она уступила место Золотой, почудилось, что на тускнеющем круге появилась трещинка.