Читать книгу Стальной подснежник - Дана Арнаутова - Страница 3

Примету насчет стервятников Эйнар узнал еще в юности. Он тогда ходил под началом тана Дольфира в его личной Волчьей Сотне и по той же юной дурости кичился, что не боится ни живых врагов, ни нежити. Зато старые вояки-Волки, завидев над лагерем или отрядом тройку падальщиков, мрачнели, сплевывали и делали знак, отвращающий зло, – смотря кто в какого бога верил. Эйнар сначала ухмылялся, а потом понял: и верно, появление трех стервятников – непременно к нехорошим покойникам. Одна гнусная птичка – это понятно, выглядывает, что пожрать. Две – тоже ничего страшного, надо же и им пароваться да гнезда вить. А вот трое – к беде, тут и к ведьме не ходи.

– Что, всё кружат?

Подошедший Тибо, задрав голову, поглядел в небо, где плавали, то сходясь, то расходясь, три крылатые тени, потом пожал плечами и со смаком сплюнул. О стервятниках он знал не хуже Эйнара, но хорохорился. Что ж, ничего странного – они не на гулянке, и уж трупы ожидаются точно. Причем самые что ни на есть нехорошие.

– Собирай отряд, – велел Эйнар вместо ненужного ответа на ненужный же вопрос. – На закате к распадку выйдем.

Кивнув, Тибальд пошел к костру, разведенному под пологом. Сырая кожа, растянутая на кольях, надежно скрывала огонь и рассеивала столб дыма. Сам Эйнар все равно учуял бы костер даже за милю, да и среди тех, кого они ловили, наверняка хватало бывших охотников, но стоянка ублюдков далеко: ущелье, по-местному – распадок, милях в семи. И часовых они ставят только возле лагеря, Эйнар с Тибо уже проверили.

Больше не обращая внимания на стервятников, он проверил оружие, снял сапоги и заново перемотал чистые сухие портянки, сменил рубашку на свежую, встряхнул и надел тяжелую, чуть влажную куртку-кожанку со стальными накладками, застегнув каждую пуговицу и подтянув ремни. Покосился на костер, откуда тянуло вкусным запахом каши, поставленной, пока Эйнар был в лесу. Потом – на небо, где солнце уже клонилось к западу. Новобранцы, чтоб их. Сейчас налопаются, а потом с полным брюхом – сначала на быстрый марш, потом в драку. Щенки дурные. Пополнение… Дал Пресветлый новый день, а король – заботу.

Он подошел к костру, в упор глянул на вскочившего кашевара, совсем юного, вихрастого и конопатого, как перепелиное яйцо. Тот поежился, опустил виноватый взгляд – вспомнил утренний приказ горячее на ужин не варить.

– Снимай, – велел Эйнар. – Кашу в кусты, котелок здесь оставь, тяжелые вещи на обратном пути заберем. К дереву, вон, подвесь…

– Жалко, господин капитан, – шмыгнул носом вихрастый Винсент. – Хорошая каша… Я сала положил и грибов чуток…

Под взглядом Эйнара он потупился, снял котелок и, чуть не плача, поплелся в кусты – выбрасывать. Эйнар обвел взглядом угрюмо молчащих парней – полтора десятка бывших крестьян смотрели на него почти с ненавистью, как на святотатца. Вывернуть котел доброй еды – да за такое в деревне и голову проломить могут, особенно там, где пережили Голодные Годы. Только Тибо глядел понимающе: спусти один раз невыполнение приказа – и про порядок в отряде можно забыть. По-хорошему, Винсента еще и наказать следовало, но не перед боем же.

– Вы дыру в животе видели? – негромко спросил Эйнар, не глядя ни на кого, а получалось так, что разом на всех. – Когда лекарь наконечник достает с кишками, шьет их и обратно запихивает. Если кишки пустые – можно залить зельями, и один раненый из трех выкарабкается. А вот если полные – сразу копай могилу и жди, пока человек от горячки помрет. Помрет он непременно, потому что магов-целителей тут нет. Кто на охоту ходил, знает, что и волк загнанный втрое опаснее, а это не волки – люди пострашнее любого зверья. Мародерам терять нечего, и воевать они обучены не хуже вашего. Так что котел каши не стоит того, чтобы подыхать от меча или стрелы в брюхо. Всем ясно?

Он дождался нестройного, но послушного «Так точно, господин капитан!» и в который раз недобрым словом помянул про себя короля, сменившего гарнизон крепости почти целиком: на три дюжины новобранцев осталось четверо опытных служак да два сержанта. Трое ушли провожать обоз, один свалился с лихорадкой, сержанта Малкольма пришлось оставить за старшего, так что в конце концов Эйнар пошел за бандой с едва натасканными щенками и Тибальдом. Ничего, заматереют, если живы останутся. Про то, что бывшие королевские солдаты, дезертиры и мародеры, воевать умеют куда лучше этой своры, он говорить не стал. Кто не дурак – сам сообразит, а пугать перед первым боем не нюхавший крови молодняк – дело неразумное.

Он еще раз оглядел хмурых парней, велел попрыгать и подтянуть все, что зазвякало или болтается. Тибо запрыгал первым – и в карманах у него зазвенело так, словно там лежала колодезная цепь. Ничуть не смущаясь, сержант с невинным видом вытащил несколько монет и маленькую подкову.

– Подкова тебе зачем? – хмуро поинтересовался Эйнар, чуя подвох.

– Так на счастье, – ухмыльнулся Тибо. – Зажму в кулак, дам кому-нибудь по морде – и будет мне сплошное счастье!

Рассовав монетки по разным карманам, он подпрыгнул снова, на этот раз бесшумно.

Шутка, на вкус Эйнара, вышла так себе, но, глядя на сержанта, и молодняк заскакал, проверяя карманы; посыпались шуточки про козлов и жеребцов…

А потом они пошли по заранее проложенным вешкам неторопким, но на деле быстрым шагом, которым Эйнар последний месяц каждое утро гонял гарнизон вокруг крепости. Тогда мальчишки скулили, особенно в дождь, зато сейчас ломились, как лоси, не замечая веса оружия и доспехов. Тибальд шел первым, Эйнар замыкал и думал, что если они с Тибо – матерые волки, то эти еще даже не волчата, а стадо баранов. Хотя нет… Сравнение с волками, которым он раньше гордился, теперь саднило, как старый шрам, растертый паршивыми ремнями снаряжения. Он уже не волк, давно не волк. Пастуший пес, вот так будет точнее. А что масть похожа, так это не странно: волк и овчарка – те самые братья, что и у людей зачастую глотку друг другу перегрызть готовы.

Усмехаясь собственным мыслям, Эйнар не забывал зорко поглядывать и по сторонам, и вперед, на слегка растянувшийся отряд, и назад – никогда не помешает. И к распадку, узкому, мрачному даже в ясный день, потому что скалы нависают, они вышли вовремя, как раз на закате. Подошли с нужной стороны, и последние лучи солнца, оставив их в тени, упали с запада, высветив каменистый пятачок, на котором был разбит лагерь.

От лагеря, впрочем, там было одно название. Три палатки из плотной парусины, костровище, обложенное камнями, да старая пастушеская хижина, у которой горе-вояки даже крышу подновить не изволили. Зимовать не собирались, значит. Решили поднакопить жирка да уйти перевалом на ту сторону, в долины Невии. А как волк жирок копит? Вот то-то же…

Еще раз растянув губы в злой усмешке, Эйнар дал парням отдышаться, но не вволю, чтоб разогретое ходьбой тело только восстановило силы, а не расслабилось. Расставил по заранее оговоренной диспозиции – весь день вчера зубрили сначала по карте, потом прямо на поляне, разбредясь по кустам. Того, что их заметят слишком рано, Эйнар не боялся: мародерская шваль даже на посту глушила местный самогон.

Достав арбалет, он взвел пружину, зацепил крючок и принялся ждать. Не прошло и пары минут, как с пригорка над лагерем понесся истошный вой солдатского рожка, голосящего побудку. Эйнар поднял свой, висевший на поясе, протрубил в ответ тревогу. Тибальд ответил обеденным сбором, потом заиграл «К смотру стройся!» и закончил залихватским «Равнение на короля».

Ошалевшие, ничего не понимающие ублюдки, годами привыкшие по рожку вставать, ложиться и подыхать в бою, выбежали из палаток, наспех натягивая штаны и хватая оружие. Несколько человек выскочили из хижины. Эйнар поднял арбалет, расчетливо наметив цель, одетую получше и с мечом в руках. Но Тибальд успел раньше – нарядный запнулся и упал, покатившись по камням. Эйнар плавно повел арбалетом и нажал спусковой крючок чуть левее – упал еще один.

Всего бандитов, как посчитали они с Тибальдом во время разведки, было почти две дюжины. Не так уж много, но среди них явно затесалось несколько ветеранов, да еще приблудились местные, знающие горы, как собственный карман. Если бы банда ушла, ловить их по одному было бы делом гиблым. Так что выпускать он никого не собирался.

Тибальд выстрелил еще четыре раза, да Эйнар – два. Потом переполох, позволявший стрелять почти на выбор, поулегся, бандиты разбежались по укрытиям, кто-то заскочил в ту же хижину, кто-то кинулся вдоль по распадку, но там ждали полдюжины щенков Эйнара со строгим приказом близко не подпускать, бить из луков издали. Это к арбалету – дорогой и требующей сноровки вещи – они были непривычны, а луком каждый владел сызмальства наперекор всем королевским охотничьим законам.

Эйнар снова поднес к губам рожок, проиграл отбой вместо атаки. И первым кинулся вниз, к лагерю, поднимая за собой оставшихся щенков. Тибальд остался наверху, прикрывая. Вряд ли кого-то из бандитов всерьез обманула и успокоила хитрость с неправильным сигналом, но в бою иногда решает дело и мгновенная заминка, а Эйнар собирался выдрать у солдатской судьбы столько удачи, сколько сможет. Эх, если б не щенки, он бы просто подождал возвращения своих старых бойцов и заглянул сюда ночью, пройдясь по палаткам тихой беспощадной смертью. Однако новобранцев следует учить. И учить драться, а не резать спящих.

Все кончилось быстро. На удивление быстро и успешно, так что даже холодок между лопатками полз от такого успеха – легким победам Эйнар давно не верил. Но щенки сработали прямо как обученные солдаты: никто не запнулся, не подставился, не погиб, и даже раны оказались легкие – пятерых все-таки успели подрезать да еще один вывихнул ногу. С потерями противника – никакого сравнения.

К тем семи, кого они с Тибальдом положили сразу, добавилось еще десять трупов: восемь в лагере, да двое успели убежать по распадку, где их, как и было велено, положили стрелами. Еще пятерых, сразу ткнувшихся мордой в грязь и вопивших о пощаде, взяли живьем. Эйнар досадливо дернул углом рта, разглядывая перепуганных подонков, которых его новобранцы, гордясь собой, связали и притащили к капитану. Ну точно как щенки, радостно несущие брошенную палку. Лучше бы этой пятерке подохнуть в бою. Вот и стервятники припомнились…

– Господин капитан! Господин капитан! – заголосил вдруг один из связанных, чумазый парень не старше Эйнаровых новобранцев, одетый по-местному – в кожаные штаны с курткой и полосатую домотканую рубаху. – Вы меня не знаете? Я же из деревни! Из Гарвии я! Отсюда, снизу! Я вдовы Вальдонии сын!

Вальдонию Эйнар помнил, старуха разводила гусей и делала неплохие подушки, охотно продавая их в крепость. Помнил и сына… Эйнар присмотрелся. Точно, он. Что ж, значит, все еще хуже.

– И что ты здесь делаешь? – спросил он для порядка, хотя все и так было понятно.

– Так брат у меня тут, господин капитан, – угодливо зачастил парень, пытаясь поклониться, чему мешали двое держащих его солдат. – Брат у меня с войны вернулся. Позвал вот… А я ж не знал! Не знал, что они разбоем промышлять думают! Я бы никогда, господин капитан!

– Где брат?

Сын вдовы пугливо оглянулся в сторону трупов, разложенных шагах в пяти, жалко скривился, всхлипнул разбитым носом. Ясно…

– Из Гарвии, значит, – неторопливо уточнил Эйнар, глянув на небо, где гасли последние лучи заката. – Еще здесь ваши деревенские есть? Или другие местные?

– Я, господин капитан, – подал голос второй, постарше и хмуро-настороженный, как волк, попавший в капкан. – Тоже… из Гарвии.

Остальные трое молчали. Один глядел куда-то вдаль, мимо Эйнара, еще двое потупились. Эйнар снова посмотрел на тела. Семнадцать человек. Молодых и не очень, но уж точно способных заработать чем-то, кроме грабежа на большой дороге. Ну, сдохли, – и к демонам их души. А вот тела… Хотя раз там были и гарвийские, значит, деревне их и хоронить.

– Идем в Гарвию, – велел он. – Этих пятерых – на одну веревку. Тибальд, покажи!

Пока Тибо показывал, как вязать на длинной веревке узлы-удавки, позволяющие пленным идти, но не брыкаться, Эйнар прошелся по лагерю. Заглянул в палатки, в хижину. Позвал Винсента, первым попавшегося на глаза, велел вынести к костру несколько вещей.

– Всем сюда! И смотреть внимательно! – велел он.

Новобранцы, столпившись у костра, в который подкинули поленьев для света и пламя ярко озарило полянку, мрачно разглядывали принесенное. Женские шали, теплые шерстяные и легкие шелковые. Край одной запачкан в чем-то темном. Понятно в чем. Взломанный сундучок, в каких хранят деньги и семейные ценности небогатые горожане. Несколько курток разного размера, женское платье, нарядное, но с подолом, разорванным до самого лифа, и испачканное в грязи. Деревянная миска, наполненная дорогими мелочами: гребнями, шпильками, бусами…

– Насмотрелись? – тихо спросил Эйнар. – Хорошо запомнили? Скоро пригодится. Как начнете жалеть или подурнеет – вспоминайте. Винсент, Рори, останетесь здесь под началом сержанта Мерри. Все вещи сложить в мешки, я их в хижине видел. Каждый мешок завязать и опечатать. Свечи тоже были где-то, растопите их на воск для печатей.

Он снял с пальца кольцо с печаткой коменданта, отдал Тибальду.

– Утром пришлю вам людей в помощь. А мы – в деревню.

– Осторожней там, – буркнул Тибо, решив вдруг вместо шута побыть нянькой. – Может, рассвета дождетесь?

– Ничего, дорога рядом. Сейчас луна выйдет, как днем станет.

Луна и вправду поднималась над горизонтом круглобокая, нагло-яркая и веселая, как богатая молодка на деревенском гулянье. Еще чуть – и зальет светом все вокруг. Эйнар вздохнул, махнул рукой и первым пошел по тропе, ведущей вниз, к деревне у подножья горы. Хорошо, что здесь расстояния не такие, как в степях. Под гору по знакомой дороге – часа через два они будут в Гарвии.

Он не ошибся – дошли как раз за это время. Ну, может, чуть дольше, и то из-за мародеров. Те плелись невесело, только вдовий сын все пытался забежать вперед, канюча, что не знал, не думал, не виноват, – пока Эйнар не велел ему заткнуться. Парень притих и дальше шел молча, перебирая ногами настолько быстро, насколько позволяла общая веревка.

А над Даглорскими горами висело серебряное блюдо луны, почти совсем круглое – до полнолуния был еще день. В детстве мать рассказывала Эйнару, что это окошко в другой мир, и умершие смотрят сквозь него на живых. Эйнар старался вести себя хорошо, чтоб отцу не пришлось за него краснеть… Но получалось у него это так себе. Если отец и вправду смотрел на него с небес, то только вздыхал, наверное, от непутевости единственного отпрыска.

В голову лезла всякая муть – лишь бы не думать о том, чем сейчас придется заниматься. Идя впереди, чтобы задать правильный шаг отряду, он первым увидел скупые огоньки деревни. Здесь, как и везде в поселениях, ложились рано, разве что женщины допоздна занимались рукоделием при лучине, но за полночь легли и они.

Эйнар вышел на площадь и, дождавшись, пока пленников построят у королевского столба, ударил в висящее на нем било – большой медный диск с привязанной колотушкой. Собаки, и до этого провожавшие чужаков лаем, залились вовсе истошно. За прикрытыми ставнями окон начал тут и там теплиться свет, кто-то высунулся на улицу, позвал соседей – деревня просыпалась.

Эйнар терпеливо дождался, пока на площадь выбежал, подвязывая штаны, местный староста. Пока он, уразумев происходящее и охая, собирал деревню, двое солдат зажигали просмоленные факелы, по закону висящие у каждого королевского столба, и вставляли их в кольца-держатели. На площади стало гораздо светлее, но в кольце света оказались главным образом сам Эйнар, солдаты и пленники. Из приземистых каменных хижин вышли все: от стариков до детей, цепляющихся за материнские юбки и таращащих сонные глазенки. Эйнар дернул щекой, но убрать с площади детей не велел. Вместо этого он кивнул одному из новобранцев на било. Парень понятливо ударил – по площади снова разнесся густой звук, прекративший людской гомон.

– Люди Гарвии, – хрипловато начал Эйнар, постепенно набирая силу голоса. – Подданные его величества Криспина Третьего, да хранят его небеса! Я, Эйнар Рольфсон, комендант крепости Драконий Зуб, привел сюда преступников, подлежащих королевскому суду. Эти пятеро – все, кто остался в живых из шайки убийц, грабителей, мародеров. Узнаете ли вы кого-то из них?

Деревня испуганно молчала. Где-то в толпе заныл ребенок – женщина шикнула на него, и тонкий голосок смолк.

– Узнаете ли вы кого-то? – снова повторил Эйнар.

– Это же я! – крикнул вдовий сын, шагая вперед, насколько позволила веревка. – Люди, это же я, сын Вальдонии!

Эйнар обвел глазами темную колышущуюся массу. Сам бы он не разглядел и тем более не узнал в толпе старуху Вальдонию, но деревенские расступились – будто вода отхлынула, обнажая единственный черный камень.

– Сыно-о-ок… – выдохнула вдова, валясь на колени. – Младший мо-о-ой… Да что же это…

Прежде чем заговорить снова, Эйнар вспомнил миску с побрякушками и ворох шалей.

– Узнаете, значит. А этого? – кивнул он на второго гарвийца старосте.

– Пришлый он, – заискивающе ответил староста, поглаживая странно куцую бороденку. – В том году только пришел. Не наш…

– Если в том году, значит, ваш, – тяжело уронил Эйнар. – Вина их доказана, есть свидетели и улики. Как офицер короля приговариваю этих людей к немедленной смерти через повешение.

– Да как это? – истошно крикнул вдовий сын в оглушительной тишине после слов Эйнара. – Я же не знал! Не хотел я! Клянусь, господин капитан! Брат меня сманил!

– Брат виноват, значит? – тяжело и холодно повторил Эйнар. – И давно он тебя сманил?

Вдовий сын смотрел на него круглыми глазами, не соображая от страха, что ответить. Мальчишка, щенок… Только из этого уже не вырастет честного пса: ни пастушьего, ни охотничьего, ни даже просто шавки, стерегущей дом и радующей детей. А чтобы из него не вырос волк или шакал, об этом придется позаботиться Эйнару.

– Господин капитан, господин капитан!

Вдова, уразумевшая его слова, рванулась вперед и рухнула к ногам Эйнара, пытаясь их обнять. Он торопливо сделал шаг назад, велев:

– Поднимите ее. Быстро!

Ошалевшие новобранцы – эти тоже не ожидали, видно, что поход в деревню кончится казнью, – подхватили женщину.

– Господин капитан, – рыдала старуха. – Младшенький ведь он! Один остался! Это Ирек его сманил, демонское отродье, сызмалу от него толку не было, а теперь и брата загубил. Помилуйте! Всю жизнь за вас буду богов молить, сколько хватит мне той жизни! Не оставляйте одну, господин капитан, не дайте пережить кровиночку!

На одно-единственное мгновение у Эйнара и впрямь мелькнула мысль оставить вдове сына. Трусливый да пуганый – вдруг и впрямь возьмется за ум? Хоть будет кому приглядеть за старой. Но он не зря велел своим щенкам смотреть на испачканную кровью одежду и помнить.

– Женщина, – сказал Эйнар. – Как давно твой младший ушел из дома?

Старуха, рыдая, мотала головой, и Эйнар повернулся к старосте. Тот, чуя за собой и деревней немалую вину – им бы раньше предупредить о пришельцах да поучаствовать в облаве, – торопливо отозвался:

– Дней десять, как ушел он. Всего-то дней десять. Мы думали, на охоту подался парнишка. Кто ж знал…

– Кто знал… – снова повторил Эйнар, глядя на старосту в упор. – Ну-ну…

Глава деревни под его взглядом икнул и попятился.

– Вдова Вальдония, – снова повторил Эйнар, поворачиваясь к старухе, прекратившей рыдать и глядящей на него с безумной надеждой. – Шесть дней назад на перевале ограбили обоз. Два купца с возчиками да три семьи переселенцев. Их всех перерезали, как скот. С женщинами еще и потешились сначала. Только двоих детей один из переселенцев успел спасти. Мальчик утащил маленькую сестру в лес. Два дня они прятались, а на третий их нашли мои люди. Девочка больна, мальчишка рассказал, что случилось, и замолчал. До сих пор молчит. Ты боишься остаться одна, женщина? Хочешь взять себе этих детей? У них нет ни отца, ни матери. И твои сыновья этому виной.

– Го-го-господин капитан… – всхлипнула вдова.

– Я не повесил этих пятерых там… – опять заговорил громче Эйнар, – чтобы показать их вам. Чтобы каждый взрослый и ребенок запомнил и передал другим: вот что бывает с убийцами и мародерами. Наказание одно и для всех – смерть.

Он нашел взглядом высокое дерево – старый граб, растущий у края площади. Не будь его, пришлось бы использовать сам королевский столб – для этого на нем предусмотрительно имелись наверху особые скобы.

– Тимар, Искин, веревки. Узел-удавку вязать умеете?

Даже в темноте бледные, как рыбье брюхо, новобранцы замотали головой. Эйнар взял веревку, сноровисто завязал на ней пять палаческих петель. Не так, как настоящие палачи, конечно… И витков маловато, и вешать положено по одному…

– Чурбаки катите, – обратился к парням. – Живо, а то сами их за ноги держать будете.

В толпе сначала тихо, потом все громче завыли женщины. Пятеро, так и стоящие понуро, повалились на колени. Один, тот самый вдовий сын, которого Эйнару хотелось приложить совсем другим имечком, да при исполнении нельзя, тихо скулил.

Двое новобранцев, испуганные обещанием, быстро раздобыли в чьем-то дворе не чурбаки, но длинную скамью. Что ж, пойдет. Эйнар велел перенести ее под дерево, прямо под нижнюю ветку. Сам, вскочив на скамью, закрепил веревку, обвив ее и спустив петли вниз. Ветка выглядела вполне способной выдержать пять тел. Спрыгивая, Эйнар незаметно для всех передернулся – спина между лопатками зудела, словно в нее целились.

Махнув рукой, он велел вести осужденных к виселице. Трое пошли обреченно, еще двое забились в корчах, завопили, мешая ругательства с мольбами.

Эйнар кивнул старосте и, дождавшись, пока тот подбежит, сказал нарочито громко:

– За то, что знали и не сообщили, да за своих двух дураков – похоронишь и этих, и остальных. Там они, в распадке. Ну, если не похороните, как положено, на неупокойцев мне потом не жалуйтесь.

– Слушаюсь, господин капитан, – тоскливо подтвердил староста, понимая, что дешево отделался: комендант хотя бы не стал обвинять деревню в сообщничестве, а ведь добыча наверняка шла и сюда.

– Тварь! Гадина! – завопила некстати очнувшаяся вдова удивительно молодым голосом – отчаяние добавило ей сил. – Чтоб ты сдох! Чтоб тебя боги наказали! Чтоб тебе всю жизнь мои сынки снились! Чтоб ты сгнил изнутри!

Она кричала что-то еще, пока на шеи мародерам надевали петли. Потом двое солдат покрепче рывком выхватили из-под их ног скамью – и пятеро тел повисли в воздухе. Ни хрипа, ни стонов. Эйнар вязал петли неказисто, но умело: несколько негромких хрустов от мгновенно сломавшихся шей слились в один. Только резко и гнусно запахло из-под тел – смерть от повешения красивой и чистой не назовешь. Кого-то из новобранцев вывернуло, но желудок был пуст, и парень только издал несколько кашляющих всхлипов.

– Смотри, капитан! – крикнул мужской голос из темноты за толпой. – Ходи да оглядывайся! На всякого волка стрела найдется!

Эйнар, не отвечая, кивнул – и вернулся к столбу. Староста суетился вокруг, уверяя, что это ничего не значит, что он прикажет найти да выпороть… Эйнар только отмахнулся: угроз он слышал больше, чем иной жрец – молитв. Ночь началась нехорошо, продолжилась вовсе паршиво и заканчиваться пока не собиралась: его еще ждал путь в крепость. Ночной путь – задерживаться в Гарвии Эйнар даже не думал. Что ж, на этот раз стервятники промахнулись, не принеся особой беды, – сдохли только те, кому положено.

– Вот ведь… Кирпич… – услышал он за спиной свое прозвище, сказанное кем-то из щенков с угрюмым восхищением, но даже не обернулся. Пусть их, каждого офицера как-то зовут за глаза, и Кирпич – далеко не худшее, что могло к нему прилипнуть.