Читать книгу Остров бесконечной любви - Дана Чавиано - Страница 13

Как всегда по субботам, Сесилия выбралась прогуляться на пристань. Она смотрела на роллеров на дорожках парка, на родителей с детьми, на байкеров и бегунов. Картинка была идиллическая, но в то же время и унылая. Все эти счастливые лица ничуть не радовали девушку, а, наоборот, наполняли чувством одиночества. Но не только этот парк нагонял на нее тоску – причина была в целом мире, во всем, что называют цивилизацией. Сесилия подозревала, что чувствовала бы себя намного более счастливой в каком-нибудь диком, неприютном месте, где нет общественных условностей, от которых становилось еще тоскливее. Но она родилась в жарком приморском латиноамериканском городе, а теперь живет в жарком приморском англосаксонском городе. Это карма.

Сесилия всегда чувствовала себя чужой во времени и пространстве, а в последние годы это ощущение только усилилось. Возможно, поэтому она раз за разом возвращалась в бар, где могла позабыть о своем настоящем благодаря рассказам Амалии.

Всю жизнь Сесилия интересовалась персонажами, живущими где-то вдалеке, в отличие от матери, которая любила все, что имело отношение к острову. Вот почему она назвала девочку Сесилией, в честь романа Сирило Вильяверде «Сесилия Вальдес», включенного в классический канон. Но дочка не унаследовала ни капли этой страсти. Собственное прошлое ее не заботило. В школе на все лады повторяли, что на Кубе всегда были голодные и власть имущие, у одних много, у других мало, и так на всем протяжении истории острова: та же сказочка про эксплуататоров и эксплуатируемых ad infinitum[17]. До тех пор, пока не пришла Костлявая – как сразу же окрестила революцию ясновидящая бабушка, к бурному возмущению соседей, приветствовавших ее триумфальную поступь.

То, что случилось потом, было хуже, чем все предыдущее, хотя на уроках об этом и не говорили. Потрясая косой, Костлявая обрушилась на собственность и человеческую жизнь, и меньше чем за пять лет страна превратилась в преддверие ада. Дельфина снова разглядела то, чего никто не мог предвидеть, и с тех пор даже те, кто раньше относился к ней с недоверием, признали, что ее устами глаголет кто-то приближенный к Господу. Дельфина превратилась в признанного оракула городка, в котором позже, когда семья перебралась в Сагуа, был объявлен траур по уехавшей пророчице.

Однако бабушка Сесилии не сделалась профессиональной предсказательницей. После свадьбы она переехала в Гавану, чтобы воспитывать дочь и выращивать цветы. Только иногда, по особенным случаям, она дарила людям букетики, которые принимались как великая ценность.

Сесилия пошла по змеящейся в траве дорожке, по обочинам которой росли дикие колокольчики и олеандры. Бабушкин дом тоже был как сад. Ее фарфоровая посуда, мебель, хрустальные бокалы и даже ее одежда – все было с цветочным узором. И теперь, среди этой буйной растительности, Сесилия не могла не вспомнить о бабушке.

Звонок мобильного вывел ее из задумчивости. Это был Фредди.

– Чем занимаешься?

– Так, гуляю.

– А вечером что делаешь?

Сесилия свернула с тропинки и вышла на берег.

– Хочу посмотреть по «Дискавери» передачу про пирамиды.

– Давай лучше сходим в бар.

Сесилия помолчала, прежде чем ответить:

– Не знаю, что-то пока не хочется.

– Но послушай, красавица, тебе нужно отдыхать. В прошлом году ты весь отпуск просидела в четырех стенах.

– Да уж, я такая.

– Антисоциальная.

– Затворница, – поправила Сесилия.

– Монашенка по призванию, – добавил он. – Но вот незадача: ты, не будучи католичкой, не можешь уйти в монастырь. Хотя, по правде сказать, это тебе здорово подошло бы, ведь ты не делаешь ничего, чтобы подыскать себе парня.

– У меня и в мыслях этого нет. Уж лучше я останусь одна и буду наряжать святых.

– Во-во. Святая Сесилия из Гаваны, что в Руинах. Когда помрет Синяя Борода, там устроят скит в твою честь – на горе Баррето, рядом с твоим бывшим домом, и туда начнется паломничество; люди будут съезжать вниз по склону на самокатах и детских колясочках[18], все пьяные и в блестках. Допускаю, что даже премию учредят: кто останется живым и невредимым, того объявят святым месяца…

Сесилия перестала слушать Фредди, отдавшись рокоту волн. В этом месте она как отшельница. Здесь у нее нет биографии. Все ее прошлое осталось в другом городе, который она стремилась позабыть, хоть он и был частью ее счастливого детства, ее потерянной юности, ее умерших родителей… Или, быть может, именно поэтому: она не хотела вспоминать о своем неизбывном одиночестве.

Сесилия неожиданно подумала о своей двоюродной бабушке, единственной сестре той ясновидящей. Эта женщина вот уже тридцать лет жила в Майами – она уехала с Кубы, послушавшись советов Дельфины. Сесилия зашла к ней только однажды, и больше они не виделись.

– Ты меня слушаешь?! – завопил Фредди.

– Да.

– Ну так ты придешь или нет?

– Дай мне подумать. Я тебе перезвоню.

Одиночество сгустилось вокруг нее, точно дантовский круг. Девушка вытащила записную книжку, чтобы позвонить Лауро. Она давно планировала переписать все телефоны в мобильник, но все время забывала, поэтому таскала с собой эту растрепанную книжицу. Взгляд Сесилии упал на другой номер, записанный на той же странице. Да, у нее до сих пор оставалась семья: была еще старушка, живущая в центре города. Почему бы ее не навестить? Ответ заключался в ее собственной боли, в страхе вспоминать и длить то, чего, как ни крути, у нее больше никогда не будет. Но разве же это не эгоизм? Что хуже – избегать воспоминаний или шагнуть им навстречу? Сделав над собой усилие, девушка набрала номер.

Лоло жила в квартале с широкими тротуарами и аккуратными газонами, совсем рядом с двумя флагманами кубинской кухни, каковыми являются «Ла Каррета» и «Версаль», вечные прибежища полуночников. Почти все подобные заведения ближе к полуночи закрываются, и деньги там утекают сквозь пальцы (точнее, сквозь руки-крюки), а эти два ресторана работали до самого рассвета.

Сесилия попробовала ориентироваться по памяти, однако все здания здесь были на одно лицо. Ей пришлось достать листок и проверить номер дома. Ну вот, она остановилась не на том углу. Девушка прошла еще пару кварталов и наконец отыскала нужный дом. Поднялась по ступенькам и позвонила, но звука не услышала. Изнутри доносилось странное жужжание, потом раздался крик попугая.

– Пим-пом, всех вон! – кричала птица.

Послышались шаркающие шаги. Сквозь застекленную щель на двери Сесилия разглядела тень женщины.

– Кто там?

Девушка вздохнула. Почему старики так себя ведут? Разве не видно, кто это пришел?

– Тетя, это я… Сеси.

Неужели они чувствуют себя настолько неуверенно, что хотят убедиться, что перед ними тот самый человек, которого они вроде бы видят? Или бабуля ее забыла?

Дверь отворилась.

– Заходи, доченька.

Птичка не желала униматься:

– Пусть уходят, пусть уходят!

– Замолчи, Фиделина! Если не утихнешь, задам тебе трепку.

Крики смолкли.

– Уж не знаю, что и делать. Соседи готовы объявить мне войну. Мне ее оставил покойный Деметрио, только из-за этого я и не могу ее никому подарить.

– Деметрио?

– Девять лет он был моим партнером по бинго. Он был здесь в тот день, когда ты заходила.

Сесилия не помнила никакого Деметрио.

– Он оставил мне в наследство эту гнусную попугаиху, которая трещит без умолку с утра до ночи.

Птица снова оживилась:

– Пим-пом, всех вон. Контру долой!

– Фиделина!!! – Вопль старухи разнесся по всему дому. – В один прекрасный день меня тоже ославят коммунисткой.

– Кто научил ее этим словечкам?

Сесилия помнила эту фразу, ее выкрикивали на острове, обличая тысячи беглецов, стремившихся укрыться в перуанском посольстве незадолго до Мариэльской переправы[19].

– Эта чертовка нахваталась из видео, которое привезли с Кубы. И всякий раз, как видит чужого, заводит свою шарманку.

– Пим-пом, всех вон…

– Ох, соседи меня сожгут живьем.

– У тебя тряпка найдется?

– Зачем?

– Да или нет?

– Найдется.

– Неси.

Старушка прошла в спальню и вернулась с отглаженной надушенной простыней. Сесилия развернула полотно и набросила на клетку. Крики прекратились.

– Мне такой метод не нравится, – нахмурилась хозяйка. – Это жестоко.

– Жестоко – это когда какая-то пичуга изводит людей.

Старушка только вздохнула:

– Хочешь кофе?

Женщины перебрались на кухню.

– Не понимаю, почему ты от нее не избавишься.

– Мне ее оставил Деметрио, – упрямо повторила старуха.

– Ничего страшного не случится, если ты ее кому-нибудь подаришь.

– Ну хорошо, я спрошу. Только придется подождать, пока он пожелает явиться, – я же не Дельфина.

Сесилия следила за кофе в джезве, но последняя фраза заставила ее насторожиться.

– Что-что?

– Была бы я Дельфиной, я могла бы позвать его прямо сейчас, чтобы узнать, что мне делать, но мне придется подождать.

Сесилия выпучила на тетушку глаза. Она никогда не сомневалась в медиумических способностях своей бабушки Дельфины: в ее семье о ней рассказывали немало достоверных историй. Но вот теперь она никак не могла сообразить, выжила ее собеседница из ума или нет.

– Я не свихнулась, – спокойно заявила Лоло. – Иногда я чувствую, как он бродит здесь поблизости.