Читать книгу В ореоле тьмы - Дана Делон - Страница 7

LE PASSÉ

МНЕ БЫЛО ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ, а ему двадцать два года. Я носила белые, под цвет зубов, брекеты, весь мой лоб был покрыт красными прыщами, и я решила спрятать их под челкой, которая мне катастрофически не шла. Было Рождество, и вся моя семья собралась в альпийском французском городке Межев. За окном хлопьями валил снег, предпраздничная суета витала в стенах нашего деревянного шале. Тео приехал вместе с Клэр. Мы редко с ней виделись. С тех пор как в двадцать лет она переехала в свою студию в Париже, мы словно не жили в одном городе и виделись лишь изредка на праздниках. Мама очень обижалась на нее, пыталась навязать традицию семейных ужинов, но Клэр их всегда пропускала. Ни разговоры, ни упреки, ни угрозы – на нее ничего не действовало. Она просто-напросто делала что хотела, не считаясь с чувствами других. Чуть что, она всегда говорила, что у родителей есть я и что им никто больше не нужен. Мне кажется, подсознательно она действительно так думала. Клэр никак не могла простить мне мое появление в нашей семье и то внимание, которое я получала.

В то Рождество Клэр решила не оставаться в семейном шале. Она сняла номер в отеле Сœur de Megève, прямо в центре маленького городишки. И гордо об этом объявила, чем в очередной раз разбила сердце маме. Если бы не Тео, возможно, мама бы устроила скандал по этому поводу, но в его присутствии ей было некомфортно кричать на старшую дочь, которая была уже достаточно взрослой, чтобы самой решать, где именно она будет спать. Я же спряталась от Тео на втором этаже и смотрела вниз сквозь перила лестницы. Он выглядел иначе. Волосы стали короче, щетина гуще. Болезненная бледность покинула его лицо, оставив на месте лишь аристократическую фарфоровую белизну. Полные губы алели от холода. Тео снял куртку, и я заметила, что угловатость его фигуры пропала. Черная водолазка обтягивала грудь и руки с выступающими мышцами. Твердым рукопожатием Тео поприветствовал моего отца, обнял маму и указал на несколько пакетов у входа.

– Я купил кое-что из еды и подарки, куда отнести?

Мама растаяла от такого внимания. Счастливо улыбнулась ему и со словами «не стоило» поволокла его на кухню. Я же убежала к себе в комнату и заперла дверь на ключ. Сердце у меня бешено колотилось. Мне очень нравился Тео, нравилось внимательно разглядывать его… изучать черты лица с неким необъяснимым волнением. Но вместе с тем я безумно его боялась. Тео вводил меня в ступор. Я не понимала, откуда во мне просыпается трепет при виде него. А также ужас. Я не знала, какой он на самом деле. Он тот парень, что бросился мне на помощь, не пожалев себя. Однако к своим тринадцати годам я уже умела пользоваться интернетом настолько, чтобы найти историю смерти его родителей. Его безумный взгляд, которым он одарил меня той страшной ночью, врезался мне в память и преследовал иногда в кошмарах. От одного только воспоминания я покрывалась мурашками, и холодок пробегал вдоль позвоночника.

Я забралась на постель с ногами и вытащила альбом из-под подушки. Альбом был хранителем моих секретов, моих эмоций, моего страха и восхищения Теодором де Лагасом. Я взяла в руки простой карандаш и начала рисовать его. У меня было свыше сорока набросков Тео за последние два года. На всех он выглядел старой версией себя, на новом листе я изображала его повзрослевшим. У меня получалось неидеально, ведь я была самоучкой. Училась рисовать по YouTube и бесплатным мастер-классам, которые находила на просторах интернета. Наброски были кривыми, но все же похожими. И, самое главное, пока я рисовала его, чувство страха покидало меня. Оставались лишь трепет и волнение. Карандаш порой подрагивал в руке от силы этих эмоций.

Когда настало время ужина, папа постучал в мою дверь.

– Ниса, спускайся, сколько можно там сидеть…

– Бегу! – крикнула я в ответ и спрятала альбом с карандашом под подушку.

Я знала, что не смогу пропустить рождественский ужин. Поэтому, нацепив праздничный свитер, который связала мами, я отправилась вниз. Дома все было так нарядно! В камине трещали бревна, языки пламени бросали тени на деревянные стены и потолок, украшенный большими балками. Маленькие окошки обрамляли белые короткие занавески, поверх которых были красиво уложены бордовые шторы в цветочек. На большом деревянном столе сверкала белая скатерть. Красивые рождественские красные тарелки с зелеными узорами украшали его вместе с салями, фондю и корзиной с кусочками свежего хлеба. Остальную еду потихоньку подносили.

– Вам нужна помощь? – спросила я отца.

Он открывал бутылку вина, а дядя Анри помешивал фондю.

– Нет, детка. Все уже почти готово, но, пожалуйста, не исчезай в своей комнате.

– Не буду, – пробормотала я и подошла к папи[9] и мами.

Они сидели на диване и смотрели на свою прекрасную семью, крепко держась за руки.

– Ниса, моя хорошая, ты куда пропала?

– Я уснула, – с улыбкой соврала я.

– Опять ночью в своем интернете пропадала? – хмыкнул папи.

– Нет, просто была бессонница, – пожав плечами, ответила я.

– Напомни мне сегодня приготовить тебе тизан[10] перед сном. У меня есть специальные травы – спать будешь как малютка, – сообщила мами.

Я кивнула и отошла от них. Тетя Аннабель убаюкивала своего сына, моего племянника, сидя в кресле-качалке. Мои многочисленные кузены носились по дому, толкая всех вокруг и громко смеясь.

– Тише, не видите, что она пытается его усыпить? – шикнула я.

Мама бросила на меня веселый взгляд. Она обняла Аннабель за плечи и заглянула в личико ее сынишки. На ее лице было столько любви.

– Какой крохотный… я помню, как убаюкивала Нису, сидя в этом кресле. От нее пахло молоком, и я никак не могла надышаться этим запахом.

Она вновь бросила на меня взгляд, и вся ее материнская необъятная любовь окутала меня даже сквозь расстояние между нами. Одного взгляда хватило, чтобы я почувствовала всю ее нежность и заботу. Снег за окном падал хлопьями, красивая елка в углу была высокой и пышной и так невероятно пахла. Ее кончик упирался прямо в потолок, а шары переливались в свете камина. Я молча рассматривала эти блики, разрешая праздничной атмосфере проникнуть в сердце. Под елкой уже были сложены горы подарков. Я была самой младшей, не считая новорожденного сына Аннабель, и уж точно знала, кто приносит в этот праздник подарки. Поэтому традиция открывать их вечером и показывать друг другу, громко смеясь, была моей самой любимой.

Семья. Дом. Уют. Я так любила чувствовать это. У всех на лицах сверкали улыбки. Все громко смеялись, обнимались, шутили и выпивали. Радость и счастье – вот что такое Рождество. А затем мой взгляд упал на Клэр. Она очень похудела, осунулась. Некогда светлые волосы превратились в угольно-черные и были небрежно собраны в пучок. На ней единственной не было рождественского свитера. Моя сестра нервно грызла ноготь большого пальца, глядя в окно, но мне казалось, она смотрит куда-то вдаль. Я подошла к ней, желая обнять и сказать, что я скучаю. Но, увидев меня, она нахмурилась, так что я остановилась в двух шагах от нее и неловко улыбнулась.

– С наступающим, – пробормотала я, и она кивнула.

Минуту я молчала, не зная, что сказать.

– Ты не надела бабушкин свитер?

– Пусть сама носит свои идиотские свитера, – пробурчала Клэр и резко вышла из комнаты.

«Вот так поговорили», – пронеслось у меня в голове. Ко мне подошел папа и приобнял за плечи.

– У нее сейчас сложный период в жизни, – шепнул он.

Я хотела спросить, что именно случилось, но не считала себя достойной знать. Будучи младшей, ты никогда не влезаешь во взрослые проблемы и разговоры. Напротив, перекладываешь на плечи старших еще и свои. Папа словно почувствовал мою неуверенность и ободряюще произнес:

– Не переживай, Тео присмотрит за ней.

Я коротко кивнула. Однажды я подслушала разговор родителей, как раз после знакомства с Тео. Они обсуждали «бедного мальчика» и не могли взять в толк, каким образом убийство всей его семьи до сих пор не раскрыто. Тео очень нравился моим родителям. Еще бы: он спас одну дочь и присматривал за второй. Я оглядела комнату, но его нигде не было. Острое чувство разочарования настигло меня врасплох.

– А где Тео? – тихо спросила я папу.

Неожиданно меня ущипнули со спины за бока, и я завизжала во все горло. Папа громко фыркнул, а позади меня послышался довольный мужской раскатистый смех. Я резко повернулась и встретилась с теми самыми сверкающими голубыми глазами, о которых грезила почти каждую ночь.

– Ну ты и выросла, ребенок! – весело заявил Тео, и я была готова взлететь на десятое небо от счастья и волнения, что заполнили мое сердце.

– Ты тоже подрос, взросляк! – хитро сверкнув глазами, ответила я, и он взлохматил мои волосы.

Я изо всех сил старалась не подать виду, насколько сильно рада его видеть. Щеки запылали, и я смущенно улыбнулась и попыталась скрыть это за волосами.

– Как здесь жарко! – Мой голос натянуто звенел.

– Да, пожалуй, приоткрою окна, – сказал папа и отошел.

– Ну как дела? – спросил Тео. – Ты реально выросла за два года!

– Хорошо ела, – отшутилась я.

У меня был вопрос к нему, и я умирала от страха, пытаясь набраться смелости и задать его.

– У тебя все хорошо? – изучая мое лицо, спросил он, и тогда я, сделав глубокий вдох, выпалила:

– Как три года назад ты открыл башенку, в которой… – я замялась, – в которой я пряталась? Я закрыла ее.

Он бросил на меня веселый взгляд, моя сбивчивая речь отчего-то развеселила его.

– Думаешь, я использовал волшебство? – фыркнув, сказал он.

Я резко покачала головой и, густо покраснев, бросила:

– Магии не существует.

– Ты в этом уверена? – продолжил он издеваться, а я демонстративно закатила глаза.

На самом деле в нем было что-то волшебное, и, если бы вдруг он сказал, что владеет магией, я бы наивно поверила ему.

– Банковской картой, – наконец отозвался он, его глаза весело сверкали, – я поднял защелку карточкой.

– А-а-а-а-а-а, – протянула я. – Ну да…

От дальнейшего позора меня спас возглас.

– Ужин! Все за стол! – звонко прокричал дядя Анри.

– Пошли, сяду вместе с тобой. А то рядом с твоей семьей чувствую себя немного не в своей тарелке, – меняя тему, произнес Тео.

– Да, конечно. – Я так нервничала рядом с ним, у меня вспотели ладони, и я неуклюже обтерла их о джинсы.

– Только позову твою сестру, – тихо бросил он и побежал на второй этаж за Клэр.

До этого момента я никогда не испытывала ревности или чувства зависти. Родители воспитывали меня с заботой и вниманием. У меня всегда было все, что мне нужно, и даже больше. Я никогда не чувствовала нехватку чего-либо. Но в тот момент на меня снизошло: Тео – парень моей сестры Клэр. Сестры, которая меня ненавидела. Сестры, которую я боялась, и иногда задумывалась, люблю ли ее по-настоящему или же это привычка – испытывать связь с кем-то, кто является родным по крови. Я стояла и смотрела на пустую лестницу, по которой минуту назад Тео побежал вслед за Клэр. И не могла понять… почему она, почему он выбрал ее.

– Детка, садись, – позвала меня мами.

Я моргнула несколько раз и на ватных ногах прошла к столу. Горький вкус ревности разлился по всему телу. Но я душила его и не позволяла ему взять верх. Понимала, что это опасная эмоция.

Они спустились через пять минут. Он поддерживал ее и что-то шептал ей на ухо. Я отвернулась. Опустила взгляд на тарелку перед собой и считала количество елочных игрушек, нарисованных на ней. Стул рядом со мной отодвинули, и Тео шепнул мне на ухо:

– Спасибо, что сохранила нам местечки.

– Угу, – промямлила я.

На стол принесли печеную утку в вине с овощами.

– Будешь? – спросил он.

– Да, пожалуйста, – отозвалась я.

Клэр словно воды в рот набрала – не произносила ни слова. Тео молча накладывал ей еду на тарелку. Она даже не благодарила его. Вяло размазывала содержимое тарелки вилкой, упершись взглядом в нее.

– Сок? – учтиво поинтересовался у меня Тео.

Мне стало его жалко. Было видно, что он переживает за Клэр.

– Да, конечно, – кивнув, ответила я.

Он налил мне сок, себе вино.

– Спасибо, Тео, – поблагодарила я.

– Не за что, ребенок. Как, кстати, твоя школа?

– Порой скучно, порой весело… – честно ответила я.

– А друзья появились?

Я замолчала. Друзей практически не было. Кроме Габриэля.

– Есть Габриэль, мы с ним дружим с самого детства. С девочками у меня не получается… – призналась я. – Они слишком сложные.

Тео хмыкнул и отпил вина.

– Да, согласен… вы чертовски сложные.

Я ничего не ответила на это, молча продолжала есть свой ужин. Не хотелось говорить о школе и о моем неумении общаться с ровесницами. Я не была забитой тихоней. Но у меня было мало общего с обычными девочками. В этом и заключалась проблема коммуникации. Я никогда не знала, что делать и как себя вести в их окружении. Легче было слиться со стенами и не привлекать внимания. Но с Тео общение развивалось само собой. Несмотря на всю нервозность, которую испытывала от близости с ним, я чувствовала легкость и спокойствие.

На десерт принесли штоллен и бюш де Ноэль[11]. Тео подал мне большие кусочки и того и другого. Сладости таяли на языке.

– А чем занимаешься помимо школы?

Я бросила взгляд на Клэр. Она напряглась, и, хоть и делала вид, что ничего не слушает, у меня сложилось обратное впечатление. Клэр впитывала каждое мое слово. Она злилась – я видела это по тому, как хмурились ее брови. Мне хотелось рассказать ему, что я рисую. Рисую и день и ночь. В любую свободную минуту. Я хотела сказать, что мои рисунки и есть мои друзья. Они выслушивают меня и поддерживают. Но я не могла раскрыть ему свою тайну, насколько бы сильно ни жаждала показать ему свои наброски и пустить его в свой вымышленный мир. Одного взгляда на мою сестру хватило, чтобы понять: ее ревность слишком сильна. Она никогда не простит мне того, что я посмела взять в руки карандаш. Всю свою жизнь я ощущала исходящее от нее недовольство по отношению к себе. Зависть и ревность. Она хотела, чтобы весь мир крутился только вокруг нее одной, а я портила ей жизнь своим существованием.

– Я люблю смотреть фильмы, сериалы, читать книги, гулять с Габриэлем, – затараторила я.

– Какие фильмы любишь? – тут же спросил он, и Клэр нахмурилась еще сильнее.

Я начала нервничать: непонимание, что именно ее злит, пугало меня. А потом я подняла голову и посмотрела на Тео. Он смотрел на меня теплым взглядом и терпеливо ждал ответа. Он хотел говорить со мной, задавал мне вопросы и интересовался моей жизнью. Осознание этой мелочи взбудоражило меня и подарило крылья. Я улыбнулась ему, так как была не в силах сдержать радость в себе.

– Я сейчас пересматриваю «Сумерки», и, честно скажу, успех этого фильма принадлежит Роберту Паттинсону. Без него ничего бы не было! – с умным видом заявила я, и Тео весело усмехнулся.

– Почему ты так думаешь?

– Он с такой легкостью вписался в роль таинственного, опасного джентльмена, что у всех девочек на планете Земля не осталось никаких шансов, кроме как втюриться в него по самые уши. Причем, заметь, через это проходит каждое новое поколение на протяжении последних 10 лет!

– Значит, девочкам нравятся опасные, таинственные джентльмены? – со смешком поинтересовался он, и я смутилась.

Говорить о «Сумерках» – это одно, говорить о парнях – совсем другое. Я неловко откашлялась и почувствовала, как кожа вновь предательски краснеет.

– «Сумерки» – мировой бестселлер, и, поверь, не потому, что там сногсшибательная история. Хотя и это, конечно… Но, скорее, там есть Эдвард Каллен. И это все решает.

Он начал медленно наклоняться ко мне, близко-близко к самому уху.

– Значит, таинственный, опасный, но обязательно джентльмен, да еще и клыкастый? Вкус у тебя, конечно, странноватый!

Он сделал вид, что сейчас укусит меня в шею, сопровождая это громким звериным рыком.

– Ры-ы-ы-ы-ы-ы!

Я пихнула его в бок и весело расхохоталась. Его глаза задорно засверкали, и звонкий смех разнесся по комнате на пару с моим. Я залюбовалась Тео… и продолжала хохотать над его дурацкой шуткой. Внезапно Клэр вскочила из-за стола. Настолько резко, что стул полетел на пол с оглушительным стуком. Она взбежала вверх по лестнице, даже не извинившись, и Тео сразу же последовал за ней… в ту же самую секунду. Он всегда следовал за ней. А она принимала это как само собой разумеющееся.

В тот вечер я получила подарки, но ни один из них не вызвал у меня искреннюю улыбку. Я избегала Тео, не смотрела в сторону Клэр. Мне не нравилось ощущение ревности. Оно душило меня изнутри. Горечью разливалось по внутренностям.

– Ниса, малышка, дай потрогаю твой лоб, ты не заболела? – волнуясь, прошептала мама и погладила меня по голове.

– Я хочу спать, – наврала я.

– Иди, моя хорошая. – Мама поцеловала меня в щеку и отпустила.

Я шла в сторону лестницы, как вдруг неожиданно путь преградила Клэр.

– Тебе еще не надоело портить родителям настроение своим капризным поведением? – грубо спросила она.

И я впервые в жизни накричала на нее.

– Кто бы говорил!!! – заорала я во все горло и со всей силы пихнула ее в бок.

От неожиданности и силы моего удара она потеряла равновесие и упала. Я не остановилась. Вбежала к себе в комнату под крики всей семьи и, громко хлопнув дверью, закрыла ее на ключ.

– Ниса! – позвала мама и громко постучала.

– Мне надо побыть одной, – со слезами на глазах хрипло ответила я.

– Почему это моя вина? – Крики Клэр сотрясали стены. – С меня достаточно! С долбаным Рождеством, идеальная семейка! Я сваливаю!

– Клэр, стой! – попробовал остановить ее папа.

– Пошел к черту! – заорала она в ответ, и до меня донесся оглушительный хлопок входной двери.

– Прости, мам, – едва произнесла я.

Но сомневаюсь, что она меня услышала. Скорее всего, к тому моменту она уже отошла от моей двери. Этого я никогда не узнаю. Мне было стыдно за то, что я испортила Рождество. Убегая от этих эмоций, я вытащила из-под подушки альбом с карандашами и принялась как заведенная вырисовывать непонятное чудище. Спустя час на меня смотрел монстр с точно такими же глазами, как у моей сестры. Его огромный рот был открыт в реве или крике. Мне казалось, что он говорит мне: «Я тебя ненавижу!» Самое ужасное, что мне хотелось ответить ей тем же. За одну ночь мой страх перед ней умер, желание понравиться и добиться ее расположения рассыпалось прахом. Я ненавидела ее за все гадости, грубости, шлепки и за все мои ночные кошмары. И самое главное, я ненавидела Клэр за то, что Тео выбрал ее. Я вглядывалась в глаза монстра. Упрямо, сердито, с вызовом. До тех самых пор, пока не увидела в нем себя… Словно ошпаренная, я отскочила от альбома.

В комнате висело маленькое овальное зеркальце. На носочках я подошла к нему и взглянула в свое отражение. Мои карие глаза были точь-в-точь такими же, как у Клэр. Насыщенный янтарный оттенок с золотыми крапинками и загнутые кверху длинные ресницы. У меня были глаза монстра… а в душе клокотала ненависть… дикая, вопиющая. Чудовищная ненависть.

Я была тем самым монстром, которого нарисовала в приступе гнева. Он смотрел на меня из зеркала. Он жил внутри меня.

И я знала только одного человека, который мог бы успокоить меня. Дрожащими руками я потянулась к телефону и набрала номер Габриэля.

– Беренис? – ответил сиплый мальчишеский голос.

– Я могу прийти к себе сейчас? – выпалила я.

– Конечно, – растерянно протянул мой друг. – Мы еще не легли. Пьем горячий шоколад перед камином…

– Я сейчас.

Голос меня не слушался, в глазах стояли детские слезы, в груди поселилось ощущение страха. Впервые я пугала саму себя. Я кое-как надела куртку и сапожки. В доме все закрылись по комнатам – очевидно, чтобы обсудить испорченный праздник и наши с Клэр взаимоотношения. Я бесшумно вылетела за дверь и, скрипя снегом, побежала. Снежинки падали мне на волосы, мороз щипал мокрое от слез лицо. Пар валил изо рта, а холод пронизывал насквозь. Шале, принадлежавшее семье Габриэля, находилось в пятнадцати минутах ходьбы от нашего. Наши родители дружили всю жизнь. Мы часто шутили, что унаследовали нашу дружбу. Я вбежала на крыльцо, и он тут же открыл мне дверь. Словно ждал меня. Зеленоглазый, невысокого роста паренек. Старше меня на три года, но в тот момент мы выглядели ровесниками. Он смешно сутулился и был таким худым, что казался каким-то угловатым. Каштановые волосы торчали в разные стороны, россыпь веснушек не покидала его даже зимой. Он неуверенно перепрыгнул с ноги на ногу.

– Беренис, что случилось?

Я не смогла ответить… обняла его и горько заплакала у него на груди. Отчего-то ласковый тон его голоса не успокоил, а лишь сделал больнее. Мне казалось, я не заслуживаю подобного отношения.