Читать книгу Книга монстров - Даниэль Брэйн - Страница 3

Я сбежала с Волчьего острова, когда мне было всего семнадцать лет. И до сих пор я не люблю вспоминать о причинах побега, малодушно я верю, что чем меньше я думаю о них, тем меньше они думают обо мне… Мне некуда было бежать, кроме как во Фристаду, – Моркнотт не простил моему народу войну, в жарких и засушливых Южных краях мы не сможем выжить, особенно тогда, когда за кружку воды продают в рабство сыновей. И во Фристаде меня особо не ждали, но здесь, по крайней мере, хоть и шарахались от становящихся желтыми глаз, не норовили пырнуть ножом или подсыпать яду.

Оборотни с Волчьего острова появлялись в городе редко, из Фристады редкие смельчаки, жадные до наживы, отправлялись через бурный пролив с провизией и скобяными товарами, привозя обратно пряности и редкие и дорогие целебные травы. Когда остатки оборотней бежали из Моркнотта, им предоставили Остров в обмен на изоляцию и лояльность герцогу. Мудрое решение – как никто другой я знала, что оборотень не ведает боли и страха в бою, но лишь тогда, когда вкусит человеческой крови. По уговору герцог прислал бы преступников на казнь оборотням, что означало бы скорую бойню, на которой каждый из нас, от древних, еле живых стариков до детей, едва научившихся ходить, был бы обречен: отведавший крови человека оборотень себе не принадлежит, он обращается и не может остановиться, не внемлет голосу разума, способен лишь рвать горло до тех пор, пока его самого не убьют. Обращенные оборотни были идеальной армией, солдатами на один, но беспощадный, бой.

Это было и хорошо и плохо, потому что оборотни не могли различать своих и чужих, но это было бы и не нужно. Армию Фристады не было смысла посылать в эту схватку до тех пор, пока хоть кто-то оставался живой. Но именно по этой причине, как бы ни конфликтовали между собой Аскеты и Лесные чада, как близко бы ни подходили войска Йеджи с союзниками, как бы ни много показывалось на горизонте кораблей с севера, на Волчий остров за все века не доставили ни одного человека на казнь.

Я приплыла на лодке с одним из бесшабашных торговцев, заплатив ему всем ценным, что у меня было – кольцом, и брела по улице Фристады, удивляясь, как это ветер здесь не сбивает с ног и дышать можно полной грудью.

Город встретил меня неприветливо, как и каждого одинокого человека, не имеющего в кошельке достаточно денег для гостиницы и еды. Я путалась в бесконечных грязных улочках, разными путями выходила на одни и те же тускло освещенные площади. Фристада нависала надо мной громадой древнего камня, шпилями на Храмах Единого, отблесками на тротуарах от ярких витражей в церквях. Она была огромна и многолика, водила меня, словно глупого щенка, по своей утробе. Мне не нравилось здесь – всюду были пьяные люди, драки в трактирах, грязь, грубые стражники, глядящие подозрительно на всех, кто не мог выйти из дома, не обвешавшись драгоценностями.

Я провела одну из самых голодных и несчастливых недель в своей жизни, пока не сумела переломить себя и попроситься на работу мойщицей посуды в одном трактире. Он находился на Узкой улице, что вплотную прилегала к Козлиным болотам – грязнейшему и беднейшему району Фристады. Мыть посуду после пьяниц, шлюх и прочего отребья было отвратительно, но голодать еще хуже. Я ненавидела себя, Фристаду, семью, что вынудила меня окунуться в эту жизнь, и, разумеется, всех окружающих людей, и лишь молилась Перевернутым богам, чтобы меня не нашли.

Я была единственной дочерью одного из вождей на Волчьем острове, воспитывалась вместе с младшим братом в закрытом и вполне благополучном обществе, я даже никогда не покидала границ своей стаи, так что не было ничего удивительного, что я была глупа, не знала городской жизни и повелась на слова первого же человека, давшему себе труд разговаривать со мной вежливо.

– Ты спешишь, девочка, – не то спросил, не то поддел меня хмурый старик, древний, как камни стен. – Неужели молишься Перевернутым?

Я кивнула. Приближалось полнолуние. Хозяйка Мэг, промышлявшая помимо кормежки отребья еще и публичным домом, тоже угадала во мне оборотня, может, потому она и не стала предлагать мне пополнить ряды ее девушек, но просила не дразнить клиентов желтыми глазами: меня могли бы убить, и тогда внимание стражи было бы ей обеспечено.

– Не боишься здесь оставаться?

Я хотела было забрать у старика пустую кружку, но он накрыл ее рукой.

– Мэг решила, что ты отпугнешь от ее заведения ненужных людей. Так-так… например, меня.

– Вас? – вырвалось у меня. Старик, судя по его более чем почтенному возрасту, не тянул на клиента… мог и умереть прямо на веселой девушке.

Да, в трактире Мэг я узнала многое из того, что мне не говорили ни родители, ни опекун стаи.

– Ты же понимаешь, что не можешь жить во Фристаде? М? – он в упор смотрел на меня. – Ваше племя должно сдаться страже, а в полнолуние…

– Хватит! – попросила я, с трудом не закричав. В полнолуние нас мог убить любой. По крайней мере, так я слышала на Острове. – Хватит, пожалуйста. – У меня слезы навернулись на глаза. – Я не знаю, кто вы, но я…

– Самуэль. – Я обернулась, старик даже не повернул головы. – Пришел все-таки. Давно тебя не было.

Мэг подошла ближе. Я посмотрела на старика – он сидел и чему-то улыбался.

– Пошла прочь, дикая, – бросила мне Мэг. – Не свети тут зыркалами. Пошла, пошла.

Со мной она не церемонилась.

– Зачем она тебе? – все так же глядя в сторону, спросил Самуэль. – Для охраны? Выпустишь зверя. Ей не нужно полнолуние, чтобы потерять контроль.

Мэг резко отодвинула стул и села, расставив жирные ноги.

– Говори, – потребовала она.

– Иди, девочка, – посоветовал мне Самуэль. – Иди, да пребудет с тобой Тишь.

Я удивилась, услышав от него имя одной из Перевернутых. Но он определенно не был таким, как я – в подобном возрасте у оборотней глаза обычного цвета лишь когда луна совсем новая.

Я послушалась их обоих, собрала посуду с других столиков, уже опустевших – время было под утро, – и ушла на кухню. Впрочем, там, чувствуя в глазах характерную резь, я тоже долго не задержалась и скрылась в своей каморке без окон, запершись на ключ и сунув его на всякий случай под кровать.

Разбудил меня громкий стук и резкий голос Мэг.

– Эй, дикая, поднимайся, если ты еще не зверюга. Давай, не телись.

Спала я не раздеваясь, поэтому быстро встала и вышла.

– Старикан решил оставить меня в покое еще на пару месяцев. Но ему нужна ты. Я согласилась.

Я попятилась.

– Я не хочу!

– Тебя не спрашивают, дикая. Я не собираюсь платить ему, не сегодня. Старый хрыч запал на тебя, мне так даже лучше. Давай, пошла.

Мэг схватила меня за рукав, я дернулась, истрепанная ткань порвалась.

– Ах ты неприкасаемая дрянь!

Я почувствовала, как горит от пощечины лицо, и… нет, Мэг не стоило этого делать. Я была еще слишком молода, по нашим меркам – щенок, но в моменты гнева у меня тоже хватало сил, тем более накануне полнолуния. Взрослый, зрелый оборотень мог одной рукой сорвать дверь с петель, я же просто швырнула Мэг на пол – и сама испугалась того, что сделала.

– Я к нему не пойду! – закричала я.

На наши вопли собрались девушки. Уставшие, только что спровадившие клиентов, с опухшими, нетрезвыми лицами. Они молчали и смотрели на нас, на меня, вжавшуюся в стену, и Мэг, охавшую на полу и изгыравшую скверную брань.

– Вон! – проорала Мэг. – Вон, паскуда!

И я, перепуганная, в слезах, бросилась вниз по лестнице, ничего перед собой не видя, и едва не сшибла давешнего старика. Но он устоял и легко остановил меня сильной, властной рукой.

– Пойдем, – сказал он спокойно, – пойдем. Я ничего тебе не сделаю, обещаю. Ничего. Тебе нельзя жить во Фристаде без общины, тебя убьют. Пойдем, ты будешь в безопасности.

– Зачем я вам? – прохныкала я. Я догадывалась, зачем, но… я не могла. – Пожалуйста… отпустите меня. Я вернусь домой, – прошептала я, уже окончательно сдавшись. – Пусть лучше так.

Я действительно была готова вернуться на Остров.

Самуэль покачал головой.

– Сколько ты уже здесь? Пару месяцев? А сколько ты бродила по городу до того? Месяц? Две недели?

– Неделю, – я шмыгнула носом и покосилась наверх: там столпились девушки. Мэг не было видно.

– Ты не думала, почему ты вообще смогла выжить? А я подумал, – усмехнулся Самуэль. – Подумал и понял: ты мне нужна. Пойдем.

И я пошла.