Читать книгу Ранчо - Даниэла Стил - Страница 5

Следующие несколько дней Билл и Мэри Стюарт практически не виделись. Работая почти до полуночи, он, казалось, вообще переехал жить в контору. Впрочем, Мэри Стюарт успела к этому привыкнуть – она весь год провела в одиночестве. Правда, теперь ей уже не приходилось готовить ужин. В результате она начала худеть, но Билл не обращал на это внимания.

За день до его отлета Мэри Стюарт позвонила ему на работу и предложила собрать его вещи – раньше он никогда сам не собирал чемоданов в дорогу. Ответ Билла ее удивил: он приедет домой во второй половине дня и все сделает сам.

– Ты уверен? – Получалось, что он вообще больше в ней не нуждается. Боже, как все изменилось с тех пор, как умер Тодд! – Я могла бы сама тебя собрать.

Ей хотелось что-нибудь для него сделать, к тому же это было хоть каким-то занятием. Она до сих пор не освоилась с мыслью, что муж будет отсутствовать два-три месяца. Не считая поездки с Алисой, она проведет все лето одна. Сама мысль об этом была невыносима. Его нежелание брать жену в Лондон еще более увеличивало пропасть между ними. Он утверждал, что ей там будет скучно, а его она отвлечет от дела. Но в былые времена Билл обязательно повез бы ее с собой.

– Я с удовольствием помогу тебе собрать вещи, – настаивала Мэри Стюарт, однако он ответил, что хочет собраться сам, так как должен тщательно подобрать одежду для выступлений в лондонском суде.

– Я приеду в четыре, – предупредил он, давая понять, что ему некогда.

Отлучка с работы на несколько месяцев – сложное мероприятие, нужно продумать массу деталей. Он брал с собой помощницу. Если бы она была моложе и симпатичнее ее, Мэри Стюарт не колебалась бы с выводом. Но они знали друг друга не первый десяток лет – секретарем у мужа была умная и порядочная во всех отношениях особа на шестом десятке.

– Хочешь поужинать дома или в ресторане? – спросила Мэри Стюарт. Она хотела застыть в отчаянии, совершая попытку за попыткой вывести Билла из эмоциональной комы, но изображала оживление. Теперь они даже не разыгрывали близость и теплоту…

– Перекушу тем, что найдется в холодильнике, – рассеянно ответил Билл. – Можешь не утруждать себя.

Оба терпеть не могли молчаливые ужины на пару, и появившаяся у него привычка работать допоздна принесла ей облегчение. Это даже пошло им на пользу: оба постройнели.

– Я куплю готовые блюда в «Уильям Полл» или «Фрейзер Моррис», – предложила она и отправилась по делам: купить для него книжку – почитать в самолете, и забрать из химчистки его одежду. Торопясь по Лексингтон-авеню, Мэри Стюарт порадовалась, что и сама скоро уезжает: пусть их теперь и разделяет пропасть, но без него она вообще завянет от одиночества.

Она купила в «Уильям Полл» еды, приобрела книгу, журналы, сладости и жевательную резинку, повесила на плечики чистые рубашки мужа в ожидании его возвращения домой. Явившись в половине пятого, он не сказал ей ни слова, а тут же принялся доставать чемоданы и собирать одежду. Она увидела его снова только в семь в кухне. Билл так и не снял крахмальную белую рубашку, в которой работал, но был без галстука, волосы были слегка взъерошены – так он выглядел моложе. Ее больно кольнула мысль о невыносимом сходстве между отцом и сыном, но она отважно ее отбросила.

– Готово? Я так хотела сделать это сама! – Мэри Стюарт накрывала на стол. День выдался жаркий, очень кстати – ей не пришлось готовить горячее.

– Мне не хотелось тебя затруднять, – сказал он, усаживаясь на табурет за высокой кухонной стойкой, словно сложенной из белого гранита. – Я больше не дарю тебе счастья. Несправедливо нагружать тебя только работой и горем. Зачем играть на твоих нервах? Лучше ничего не усложнять.

Впервые Билл дал оценку их отношениям. Это было так неожиданно, что она удивленно уставилась на него. Всего несколько дней назад, попытавшись что-то ему сказать, она натолкнулась на глухую стену: Билл полностью ее проигнорировал, она даже сомневалась, что он тогда вообще расслышал ее слова.

– Я не берегу от тебя свои нервы, – ответила она, садясь напротив него.

Ее темно-карие глаза источали тепло. Раньше Билл любил смотреть на жену. Ему нравился ее вид, стиль, взгляд. Но последний год ее взгляд полон боли, и это настолько невыносимо, что проще стало ее избегать.

– В браке состоишь не для того, чтобы соблюдать дистанцию. Супруги все делят на двоих.

Так у них всегда и было. Почти двадцать один год они делили радость, а на протяжении последнего года – горе без дна. И вот в том-то и беда, что разделить это горе им не удалось – каждый скорбел в одиночку.

– В последнее время мы с тобой мало что делили, – грустно отозвался он. – Боюсь, я был слишком занят работой.

Оба знали, что дело в другом. Она молча смотрела на него, он медленно дотянулся до ее руки – первый жест такого рода за долгие месяцы. От прикосновения его пальцев у нее на глазах выступили слезы.

– Мне тебя не хватало, – призналась она шепотом, он молча кивнул. Билл чувствовал то же самое, но не мог себя заставить выразить это в словах. – Я буду по тебе скучать, пока ты будешь в отъезде, – тихо сказала она. Впервые им предстояла такая долгая разлука, но он сам настоял, чтобы она осталась. – Тебя так долго не будет!

– Время пролетит быстро. Уже в следующем месяце вы с Алисой меня навестите, а к концу августа я надеюсь возвратиться.

– За два месяца мы проведем вместе всего два дня, – проговорила она, глядя на него с отчаянием и убирая руку. – Браку это не способствует, во всяком случае, хорошему. Пока ты на работе, я могла бы сама себя занимать. – В Лондоне у них хватало друзей, чтобы она не знала скуки денно и нощно на протяжении нескольких месяцев, о чем ему хорошо известно. Она вдруг застеснялась, что навязывается ему.

– Меня бы это отвлекло от дела, – ответил он недовольно.

Они уже неоднократно обсуждали это и давно пришли к решению. Он не хотел, чтобы она находилась в Лондоне сколько-нибудь долго, и согласился только на один уик-энд вместе с ней и дочерью.

– Раньше я не была тебе обузой. – Она снова чувствовала себя просительницей и презирала себя и его. – Просто это слишком долго, вот и все. Кажется, мы оба понимаем.

Неожиданно Билл буквально впился в нее взглядом. Глаза его посуровели.

– Что ты хочешь этим сказать? – Впервые он выглядел по-настоящему обеспокоенным.

Он был интересным мужчиной, и она не сомневалась, что в Лондоне на него будут обращать внимание женщины.

Но чтобы он волновался из-за нее – нет, такого она не могла себе представить. Она всегда была образцовой женой. Но с другой стороны, он еще никогда не бросал ее одну на целое лето, тем более когда позади остался такой ужасный год.

– Я хочу сказать, что два месяца – долгий срок, особенно сейчас. Ты уезжаешь на два месяца, может, и дольше… Не знаю, как я к этому привыкну, Билл. – Она смотрела на него в волнении. Ответ разволновал ее еще больше.

– Я тоже не уверен. Просто подумал, что нам было бы полезно побыть какое-то время врозь, все взвесить, прикинуть, как жить дальше, как вернуть все на свои места.

Мэри Стюарт не верила своим ушам. Еще час назад она сомневалась, готов ли он признать, до какой степени разошлись их пути за истекший год, а тем более необходимость возвращать что-то на прежнее место.

– Не пойму, каким образом двухмесячная разлука способна нас сблизить, – сказала она бесстрастно.

– Возможно, это прочистит нам мозги. Не знаю… Ясно одно: мне необходимо пожить отдельно от тебя, поразмышлять кое о чем, погрузиться с головой в работу.

Теперь ее пугали не только его слова, но и глаза: в них появились слезы. Она не видела, чтобы он плакал, с того дня, когда забрали из Принстона тело Тодда. Даже на похоронах он держался. Все это время он прятался за своей стеной и только сейчас позволил себе высунуться. А вдруг он тоже не в восторге от предстоящей разлуки?

– Мне хотелось побыть одному, спокойно поработать. Пойми, Мэри Стюарт, стоит мне тебя увидеть… – У него дрожали губы, в глазах блестели слезы. Она снова взяла его за руку и несильно стиснула. – Всякий раз, когда я на тебя смотрю, я думаю о нем. Такое впечатление, что нам друг от друга никуда не деться. Мне необходимо сменить обстановку, перестать думать о нем, о том, что мы могли бы знать, но не знали, могли бы сказать, но не сказали, могли бы сделать, но не сделали, о том, как все могло бы сложиться, если бы… Я буквально схожу с ума. Вот и решил, что Лондон внесет свежую струю, что расстаться на время будет полезно и мне, и тебе. Наверное, ты чувствуешь то же самое, стоит тебе меня увидеть.

Она улыбнулась сквозь слезы. Его слова тронули ее, но в то же время усилили ее уныние.

– Ты так на него похож! Когда ты сейчас появился в кухне, я даже испугалась.

Билл кивнул. Он все прекрасно понимал. Оба чувствовали себя в западне в этой квартире, куда по-прежнему нет-нет да и приносили почту для Тодда, где осталась его комната, в которую отец никогда не заглядывал. Даже Алиса иногда напоминала им сына, унаследовав, как он, глаза и улыбку матери. Все это было невыносимо больно.

– Разбежаться мы можем, но от памяти о сыне не уйти, – грустно молвила Мэри Стюарт. – Это была бы двойная потеря: так мы лишились бы не только его, но и друг друга.

На самом деле это уже произошло, подумали оба.

– Ты справишься в мое отсутствие? – спросил он. Впервые Билл чувствовал себя виноватым. До этого он убеждал себя, что поступает разумно, бросая ее одну. В конце концов, в Лондоне его ждет не что-нибудь, а работа. Но в действительности он испытывал облегчение от возможности расстаться, а сейчас это стремление казалось неразумным, даже глупым, но он не собирался ничего менять.

– Справлюсь, – ответила она, больше заботясь о своем достоинстве, чем об истине.

Разве у нее есть выбор? Для него не имеет значения, что она будет сидеть дома и лить слезы. Что она вообще этого не перенесет. Она может выдержать и не такое. Мэри Стюарт уже успела привыкнуть к одиночеству. По сути, Билл бросил ее, как только не стало Тодда, по крайней мере душой. Теперь за душой собирался последовать и он сам. Она уже провела в одиночестве год, так что еще два месяца мало что добавят…

– Если у тебя возникнут трудности, не стесняйся мне звонить. Может, побудешь какое-то время с Алисой в Европе?..

Она ощутила себя престарелой тетушкой, которую мечтают сбагрить родне или отправить в долгий круиз. Мэри Стюарт знала, что будет лучше себя чувствовать дома: в Европе, таскаясь по отелям, совсем зачахнет.

– Алиса едет в Италию с друзьями. У нее собственные планы…

Как и у него. У всех свои планы. Даже Таня едет в Вайоминг с детьми Тони. Всем есть чем заняться, кроме нее. Ей предстояло ограничиться короткой поездкой с Алисой, он полагал, что остальную часть лета она проведет в пассивном ожидании. Поразительная самонадеянность! Впрочем, она больше этому не удивлялась, понимая, во что превратилась их жизнь.

Они поели без аппетита, обсудили то, что ей следовало знать: финансы, страховую выплату, которую он ожидал, почту, которую он просил ему пересылать. Ей полагалось оплачивать счета и продолжать вести хозяйство. В Лондоне во время процесса у него будет слишком мало свободного времени. Закончив разговор, он вернулся в спальню, чтобы дособирать бумаги. Когда в спальню пришла она, то не застала его – слышно было, как в душе шумела вода. Вышел из ванной в халате, с мокрыми волосами. От него пахло мылом и лосьоном после бритья. Посмотрев на него, она вздрогнула.

Теперь, перед самым отъездом, Билл вроде бы немного оттаял. Но в чем причина: то ли ему жаль уезжать, и это делает их чуть более близкими, то ли, напротив, он так воодушевлен, что отбросил осторожность.

Улегшись, он не придвинулся к ней, но даже так, на расстоянии, она чувствовала, что напряжение спало. Она многое могла бы ему сказать, но чувствовала, что, несмотря на небольшое потепление, холодная война продолжается: он по-прежнему не готов к разговору по душам, не готов услышать, что она думает об их браке. Эти дни она прожила с чувством полной безнадежности, в глубоком одиночестве. Она ощущала себя ограбленной до нитки. У нее отняли сына, который, по существу, обокрав сам себя, лишил будущего и их. Казалось, он ушел в небытие не один, а отправил туда же и своих родителей. Ей очень хотелось сказать об этом мужу, но, зная, что в предстоящие два месяца им почти не суждено видеться, полагала, что сейчас не время: Билл не готов к такому разговору. Пока она лежала на своей половине супружеской постели, думая о нем, супруг уснул, ни слова не сказав, даже не обняв ее. Все, что мог, он сказал раньше, на кухне.

Утром он заторопился. Позвонил на работу, закрыл чемоданы, принял душ, побрился, наскоро позавтракал, почти не заглянув в газету. Она подала ему омлет, хлопья и его традиционный тост из пшеничной муки. Мэри Стюарт предстала перед ним в черных брюках и тенниске в черную и белую полоску, похожая, как всегда, на безупречную женщину с рекламной фотографии.

– У тебя сегодня встречи? – осведомился он, глядя на нее поверх газеты.

– Нет, – тихо ответила она. От тоски у нее крутило живот.

– Ты уже оделась. Собираешься куда-то на ленч?

Странно, почему его это занимает, раз он уезжает на целых два месяца. Какая ему теперь разница, чем она займется?

– Не хочется везти тебя в аэропорт в джинсах.

Он изумленно приподнял брови:

– И не думал просить тебя об этом. В десять тридцать за мной приедет лимузин. Заодно подвезу миссис Андерсон. В машине уже будут она и Боб Миллер. По дороге в аэропорт мы собирались поработать.

Роботы, а не люди! Не выносят, когда пропадает зря даже секунда. Или это только отговорка, чтобы побыстрее от нее улизнуть?

– Если не хочешь, я не поеду, – спокойно сказала она.

Он снова взялся за газету.

– Вряд ли в этом есть необходимость. Проще попрощаться дома.

Проще и не так обременительно. Боже, неужели еще можно надеяться, что муж ее любит?! Или она к нему несправедлива? Накануне вечером в этой самой кухне он снова стал ненадолго человеком. Стена, воздвигнутая им, начала было разрушаться, теперь он ее восстановил. Но ему мало одной стены – он спрятался вдобавок за газетой.

– Уверен, у тебя сегодня найдутся более приятные занятия. В это время года в самом аэропорту и на пути туда не протолкнуться. На обратную дорогу у тебя ушло бы несколько часов. – Он улыбнулся ей одними губами – в его улыбке не было тепла. Так улыбаются совершенно чужим людям.

Она кивнула и ничего не сказала. Когда он встал, она молча убрала тарелки в раковину и постаралась взять себя в руки, чтобы не расплакаться. Было так странно смотреть, как он уходит… Он вызвал лифт и вынес за дверь свои вещи. В легком сером костюме Билл выглядел красавчиком. Как и условились, в аэропорт она не поехала, а осталась у двери и наблюдала, как лифтер забирает чемоданы и деликатно скрывается в кабине, давая им возможность проститься.

– Я позвоню, – пообещал Билл и снова стал похож на мальчишку.

Глядя на него, Мэри Стюарт боролась со слезами. Ей не верилось, что он уезжает вот так, без единого жеста, который можно было бы истолковать как проявление чувства.

– Смотри не подкачай, – с трудом выдавила она.

– Я буду по тебе скучать. – Он нагнулся и механически поцеловал ее в щеку.

Что-то заставило Мэри Стюарт обнять мужа.

– Прости. За все… – откуда-то издалека, словно сквозь пелену слез, еле слышно пролепетала она.

Она просила простить ее за Тодда, за весь истекший год, за то, что ему потребовался двухмесячный отдых от нее, за то, что их брак разлетелся на куски. Ей многого было жаль, трудно даже и припомнить все, но он понял.

– Ничего, ничего, все обойдется, Стью…

Он целый год не называл ее так. Но обойдется ли? Она больше в это не верит. Они проведут врозь два месяца. Инстинкт подсказывал, что это их не сблизит, а только усилит отчуждение. До чего же Билл глуп, если вообразил, что им нужно именно это! Теперь пропасть между ними станет еще непреодолимее.

Он сделал шаг назад, так ее и не поцеловав по-настоящему, и посмотрел на нее с невыносимой грустью:

– Увидимся через пару недель.

Ее хватило только на жалкий кивок. Слезы бежали по ее щекам, в кабине лифта переминался с ноги на ногу лифтер.

– Я люблю тебя, – прошептала она в тот момент, когда он отвернулся.

Услышав эти слова, он снова взглянул на нее и кивнул. Дверь лифта бесшумно закрылась. Он так и не удостоил ее ответом.

Вернувшись в квартиру, Мэри Стюарт почувствовала, что не может дышать. Какой это ужас – видеть, как он уходит, знать, что его не будет целых два месяца, что они с дочерью увидят его только мельком! Хотя Билл и посулил ей короткую встречу, но она твердо знала: семье настал конец.

Она села на диван и залилась горькими слезами, затем медленно побрела в кухню – вымыть грязную посуду и убрать остатки завтрака. Когда зазвонил телефон, она не хотела отвечать. Потом спохватилась: вдруг звонит из машины Билл сказать, что что-то забыл или как он ее любит… Но звонила дочь.

– Здравствуй, милая. – Мэри Стюарт попыталась скрыть свое состояние: Алисе ни к чему знать, какую боль причинил ей отъезд Билла. Горя хватает и без жалоб Мэри Стюарт на несчастный брак, тем более родной дочери. – Как Париж?

– Красота, жара, романтика… – Последнее слово – новое в ее лексиконе.

Мэри Стюарт улыбнулась: быть может, в жизни дочери появился новый мужчина? Уж не француз ли?

– Можно спросить почему? – осторожно спросила она, заранее улыбаясь.

– Потому что Париж – это так замечательно! Я его обожаю. Не хочу отсюда уезжать.

Но ей все равно придется это сделать: когда Мэри Стюарт приедет в Париж, ее девочка съедет с квартиры.

– Не могу тебя за это осуждать, – ответила мать, глядя в окно кухни на Центральный парк. Он тоже был зелен и смотрелся неплохо, но обе знали, сколько там грязи, преступников и бродяг. Это определенно не Париж. – Жду не дождусь, когда мы увидимся. – Ей не хотелось вспоминать отъезд Билла. Наверное, за час он успел добраться до аэропорта, но вряд ли позвонит. Сказать ему все равно нечего, к тому же она его смутила, когда не смогла совладать с чувствами.

Алиса уже давно молчала, а мать даже не замечала этого.

– Ты подготовилась к поездке? – Мэри Стюарт просила дочь подобрать карты для предстоящего путешествия. Эта часть хлопот была возложена на Алису. Остальное взяла на себя фирма Билла. – Ты раздобыла карту Приморских Альп? Я слышала о чудесном отеле в пригороде Флоренции. – Дочь по-прежнему молчала. – Ты меня слышишь, Алиса? В чем дело? Что-то случилось?

Что происходит? Влюбилась? Плачет? Но когда Алиса снова подала голос, Мэри Стюарт поняла: дочь спокойна, просто испытывает смущение.

– Мам, у меня проблема…

Господи, только не это!

– Ты беременна? – Ей еще не было двадцати, и Мэри Стюарт предпочла бы избежать такого осложнения, но если так случилось, мать будет с ней рядом.

Алису ее предположение повергло в шок.

– Ради бога, мам! Нет, конечно!

– Тогда извини. Откуда мне знать? В чем же твоя проблема?

Алиса набрала в легкие побольше воздуха и затеяла длинный, путаный рассказ – вроде тех, которые сочиняла в третьем классе, – не в силах остановиться. Наконец до Мэри Стюарт стало доходить. Несколько друзей дочери собираются в Нидерланды и хотят захватить ее с собой. Редкая возможность! Потом они побывают в Швейцарии, Германии. Останавливаться будут у друзей или в хостелах. Под конец переедут в Италию, где Алиса раньше планировала с ними встретиться. Алиса считала, что это просто фантастика.

– Звучит действительно фантастично. Но я по-прежнему не понимаю, в чем твоя проблема.

Алиса вздохнула; иногда мать медленно соображает, но все равно делает это куда быстрее отца.

– Они уезжают уже на этой неделе и собираются путешествовать два месяца, прежде чем мы встретимся на Капри. Я бы уже теперь съехала с квартиры и присоединилась к ним, вот только… – Она замялась.

Мэри Стюарт все поняла: дочь больше не хочет кататься по Европе с матерью. Понять ее, конечно, можно, но Мэри Стюарт была разочарована. В ее жизни не осталось ровно ничего. Она так ждала это путешествие, надеялась, что поездка с дочерью, теперь единственным ее ребенком, исцелит ее.

– Ясно, – тихо проговорила Мэри Стюарт. – Не хочешь ехать со мной. – Тон ее был резок, даже слишком.

– Вовсе нет, мам! Я обязательно с тобой поеду, если тебе по-прежнему этого хочется. Просто я подумала… Редко предоставляется такой шанс. Но мы, конечно, сделаем так, как ты захочешь. – Алиса старалась быть подипломатичнее, но видно, что дочь сгорает от желания поехать с друзьями. Нечестно препятствовать ей в этом.

– Провести лето в веселой шумной компании… Звучит заманчиво!.. – великодушно согласилась мать. – Думаю, тебе надо соглашаться.

– Ты не шутишь? Нет, ты серьезно, мам? Правда? – Казалось, она превратилась в маленькую девочку. Мэри Стюарт представила ее себе прыгающей от восторга по своей парижской квартире. – Мамочка, ты самая лучшая! Я знала, что ты меня поймешь. Только боялась, как бы ты не подумала, что я…

Вот теперь Мэри Стюарт действительно об этом подумала – дочь выдал голос.

– Дело в молодом человеке? – Мать улыбнулась, хотя ей стало грустно.

– Может быть… Но я хочу поехать вовсе не поэтому! Честно, это же чудесное путешествие!

– А ты чудесная девочка. Я тебя люблю. Помни, осенью с тебя должок – совместное путешествие. Съездим куда-нибудь вместе на несколько дней перед твоим возвращением в Йель. Договорились?

– Честное слово! – Мэри Стюарт знала цену этому слову: старые друзья, волнение и прочее.

Путешествие по Франции и Италии нужно ей самой, но дочери гораздо интереснее податься с компанией в Нидерланды. Всю жизнь Мэри Стюарт без колебаний жертвовала собой ради детей.

– Когда отъезд?

– Через два дня. Ничего, я все успею.

Они еще поговорили о том, как она отправит домой вещи, о платежах. Мэри Стюарт предстояло перевести Алисе на счет небольшую сумму денег. Она посоветовала дочери купить дорожные чеки. Потом они долго обсуждали подробности путешествия, под конец мать спросила, собирается ли Алиса в Лондон.

– Вряд ли. Англия в наши планы не входит. И потом, когда я в последний раз говорила с папой, он сказал, что будет страшно занят…

Он избегал не только жену, но и дочь. Утешения в них для него мало.

Повесив трубку, Мэри Стюарт еще долго сидела у окна, глядя на мамаш с детьми на детской площадке: дети носились как угорелые, мамаши сидели на скамеечках и спокойно болтали. Она помнила, как сидела так же, как они, настолько хорошо, словно это было только вчера. Дня не проходило, чтобы она не водила своих детей в парк. Некоторые из подруг рвались побыстрее на работу, она же полагала: важнее оставаться дома, и считала большой удачей, что у нее есть эта возможность. С тех пор дети выросли и оставили ее одну: теперь дочь самостоятельно колесит с дружками по Европе, сын и вовсе удалился в вечность, где она надеется в один прекрасный день с ним воссоединиться. Больше ей не на что было уповать.

«Берегите их! – хотелось прокричать беззаботным мамашам. – Удерживайте рядом с собой, сколько будет сил».

Все быстро кончается, и ничто не длится без конца. То же и с браком: он также может превратиться в ничто. Мэри Стюарт знала это уже несколько месяцев, но отказывалась смотреть правде в глаза. Стоило вспомнить, как муж уезжал, ничего ей не сказав, как оставил ее, даже когда она призналась, что по-прежнему его любит, – и ее покидали последние сомнения. Ей даже не было дано утешения в виде догадок о другой женщине. Тут некого винить, кроме них самих, времени, обрушившейся на них трагедии, которую не смогли стойко пережить, кроме самой жизни, в конце концов.

Так или иначе, ее супружеству настал конец. И ничего не оставалось, кроме как привыкать к этому. На привыкание к свободе ей отведено два месяца.

Днем она вышла прогуляться. Медленно бредя по улицам, представляла, как Алиса путешествует с друзьями, как Билл трудится в Лондоне. Мэри Стюарт размышляла над тем, что знала давно, но в чем боялась себе признаться: рано или поздно она останется одна. Но теперь она понимала и то, что жизнь на этом не кончается. Ей предстояло самой во всем разобраться, а главное – наконец примириться с тем, что совершил Тодд. Таня права: нельзя все время прятаться, тем более от себя. Возможно, случившееся произошло и не по ее вине. Хватит думать об этом и казнить себя – нельзя позволить смерти сына превратиться в удавку на ее шее.

Вернувшись домой, она вдруг вспомнила о том, что давно собиралась сделать, но не хватало храбрости. Лучше бы не браться за это в одиночку, но теперь пора.

Она распахнула дверь комнаты Тодда и на какое-то время застыла. Потом раздвинула занавески и подняла жалюзи. Впустив в комнату солнечный свет, она села за его стол и принялась выдвигать ящик за ящиком. Просматривая бумаги сына, она чувствовала себя непрошеной гостьей. Здесь лежали письма, старые дневники и контрольные работы, памятные мелочи из детства, пропуск в принстонскую столовую. Затем, борясь со слезами, Мэри Стюарт вышла в кухню за коробками. Набивая их вещами Тодда, она горько и безутешно плакала. Дав волю слезам, Мэри Стюарт почувствовала облегчение.

Она провела в комнате сына не один час. Все это время телефон молчал – Билл так и не позвонил. Он должен был приземлиться в два часа ночи и где-то в половине четвертого прибыть в гостиницу…

Комната опустела. Мэри Стюарт убрала всю одежду сына, оставив немногое, вроде его старой бойскаутской формы, любимой кожаной куртки, свитера, который сама ему связала. Остальное решила раздать, а бумаги с книгами перевезти в подвал. Все его школьные и спортивные призы она разместила на одной полке, надеясь со временем найти для них место. Забрав из комнаты фотографии, будто специально оставленные Тоддом в память о себе, она разнесла их по всей квартире. У себя в комнате она поставила самую лучшую семейную фотографию, еще одну отнесла в спальню Алисы.

Мэри Стюарт закончила только к двум ночи, затем ушла в свою белую кухню и застыла там, глядя в темноту за окном, чувствуя сына рядом, видя его лицо, глаза, отчетливо слыша его голос. Иногда ей начинало казаться, что она его забывает, но она знала, что этого никогда не случится. Тодд был для нее несравненно большим, чем оставшиеся вещи. То, что не имело значения, ушло, но самое главное осталось с ней.

Она вернулась в комнату сына, сняла с кровати темно-зеленое покрывало и убрала в шкаф с мыслью сдать в чистку, потом подумала о том, что надо бы сменить шторы, – раньше не замечала, как они выгорели. Находиться здесь ей было невыносимо: комната теперь выглядела пустой и тоскливой, хотя и была заставлена коробками. Можно подумать, что сын куда-то переезжает. На самом деле он уже давно съехал… С уборкой его вещей она опоздала на целый год.

Медленно бредя в спальню, она вспоминала все случившееся за этот год. Как далеко они зашли и как им всем теперь одиноко! Алиса в Европе – правда, с друзьями, Тодда нет, Билл в Лондоне. Она долго смотрела на фотографию сына. Какие у него были большие, ясные, сверкающие глаза, как он смеялся, когда она его фотографировала… Будто все еще слышит его смех: «Давай же, мама, скорее!» Он дрожал, замерзнув в мокрых плавках на Кейп-Код. Сначала делал вид, что душит сестру, потом кинулся от нее через пляж с лифчиком от ее купальника. Алиса устремилась за ним, прижимая к груди полотенце и визжа. Казалось, с тех пор минуло тысячелетие.

Мэри Стюарт легла спать лишь спустя несколько часов. Ей снилась семья: Алиса, доказывавшая что-то и качавшая головой; Тодд, благодаривший ее за то, что она собрала его вещи; где-то далеко – Билл, плетущийся прочь. Она позвала его, но он не оглянулся…