Читать книгу Игра в большинстве - Даниэла Стил - Страница 2

Фиона Карсон вышла из своего кабинета с большим запасом времени, чтобы вовремя прийти на важное собрание совета директоров. Она была одета в деловой костюм, светлые волосы убраны назад, на лице – минимум косметики. Фиона была генеральным директором одной из самых крупных и наиболее успешных корпораций в стране. Она ненавидела опаздывать, и с ней этого почти никогда не случалось. Для тех, кто не знал ее, и для многих, кто знал, она выглядела как женщина, полностью владеющая обстановкой и способная справиться, казалось, с любой кризисной ситуацией. И какие бы личные проблемы ее ни волновали, было немыслимо даже подумать, что это может помешать ее работе.

Когда Фиона подходила к залу заседаний, зазвонил ее мобильный телефон. Она хотела было не отвечать на звонок, но потом решила проверить, кто это, на всякий случай, и вынула телефон из кармана. Звонила Элис, ее дочь, которая в настоящее время училась на втором курсе в Стэнфорде. Фиона поколебалась и решила ответить на звонок. У нее оставалось немного времени. Собрание совета директоров должно было начаться через несколько минут, но, будучи матерью-одиночкой, она всегда волновалась, когда не удавалось отвечать на звонки детей. Вдруг это тот самый случай, когда произошло что-то серьезное? Элис всегда была хорошей девочкой и относилась к жизни ответственно, как взрослая, но… что, если с ней произошел несчастный случай… она заболела… или находится в приемном покое госпиталя… или проблемы в институте… или ее собаку переехала машина (однажды такое уже случалось, и Элис была безутешна много месяцев). Фиона никогда не могла игнорировать телефонные звонки, если звонил кто-то из ее детей. Она всегда считала, что одна из обязанностей родителей – быть доступным в любую минуту. То же самое она испытывала по отношению к работе. Если происходило что-то важное, она рассчитывала, что ей позвонят в любое время, где бы она ни находилась. Фиона всегда была в пределах доступа и для компании, и для своих детей.

– Мам? – Таким голосом Элис говорила только в важных случаях.

Отличная оценка или убийственно плохая? Что-то серьезное на приеме у врача – например, положительный тест на мононуклеоз? Фиона чувствовала: произошло что-то важное, – и была рада, что ответила на звонок, лишь надеялась, что ничего страшного не случилось:

– Да. В чем дело? – Она говорила почти шепотом, чтобы никто не слышал, как она беседует на личные темы. – Надеюсь, ничего страшного не случилось?

– Конечно, нет, – с недовольством ответила Элис. – С чего ты взяла?

Ей никогда и в голову не приходило, что означает быть матерью, сколько с этим связано волнений, сколько воображаемых несчастных случаев. Это было частью работы Фионы – беспокоиться о таких вещах и быть всегда наготове прийти на помощь, как Красный Крест или пожарная команда. Быть матерью – это что-то вроде пожизненной работы в аварийно-спасательной службе.

– Где ты? Почему ты так разговариваешь?

Элис едва ее слышала, и, как всегда, ее бесило, что мать говорит по телефону шепотом.

– Я иду на собрание совета директоров, – все так же шепотом ответила Фиона. – Тебе что-то нужно?

– Мне ничего не нужно. Я просто хотела попросить тебя кое о чем.

Казалось, Элис слегка обиделась на то, как мать отреагировала на ее звонок. Что ж, начало было не слишком удачным, и Фиону удивило, что дочь просто не отправила ей сообщение, как делала обычно. Она знала, как мать занята на работе весь день. Но Фиона всегда давала понять, что дети для нее гораздо важнее, поэтому они не стеснялись звонить ей даже во время рабочего дня. Итак, Фиона предположила, что Элис хочет сообщить ей нечто важное. Им было известно правило: «Когда я на работе, не звоните, если в этом действительно нет необходимости». Лишь когда были помладше, дети звонили ей, потому что у них что-то болело или они просто соскучились. Она никогда не ругала их за эти звонки – ни Элис, ни Марка.

– Ну так проси, – сказала Фиона, стараясь скрыть нетерпение. – Я должна быть на собрании через пару секунд. Я уже практически на месте.

– Сделай мне одолжение.

Судя по интонации, началу разговора и несвоевременности звонка, одолжение было немаленьким.

– Какое?

– Можно я позаимствую твою черную юбку от Живанши с разрезом на боку? У меня очень важное мероприятие сегодня вечером.

Элис произнесла это таким тоном, словно от ответа матери зависело ее дальнейшее будущее.

– И ты звонишь мне ради этого? Нельзя ли было подождать до вечера? – Теперь уже Фиона была раздражена. – Я даже ни разу не надевала ее.

Ей редко удавалось первой надеть обновку. Либо Элис «заимствовала» ее, либо эта вещь просто исчезала бесследно, оставляя в платяном шкафу лишь смутную память о себе. И это случалось все чаще и чаще. Они носили один размер, и Элис стала проявлять интерес к более изысканным туалетам.

– Я не собираюсь заниматься в ней легкой атлетикой. Верну в воскресенье.

Какого года? Понятие Элис о времени возвращения одолженных вещей было весьма туманным.

Фиона хотела вступить с ней в спор, но у нее не оставалось времени.

– Хорошо. Мы сможем поговорить об этом вечером, когда я вернусь домой.

– Но мне нужно знать сейчас, или придется идти по магазинам. Мне нечего надеть.

Разговор затягивался, а время не ждало.

– Хорошо. Бери ее. Поговорим вечером.

– Мам, подожди… Мне необходимо поговорить с тобой о моем реферате по экономике. Его нужно сдавать в понедельник, а профессору не нравится моя тема, и я хотела…

– Элис, я не могу говорить об этом сейчас. Позже. Я занята. Это слишком важная тема, чтобы уделить ей две секунды.

В ее голосе прозвучало раздражение, и Элис обиделась.

– Ладно, я поняла. Но ты всегда жалуешься, что я не обсуждаю свои рефераты с тобой, а профессор сказал…

– Только не в середине рабочего дня перед собранием совета директоров. Я очень рада, что ты хочешь обсудить это со мной, но просто не могу сделать это сейчас.

Она уже достигла дверей зала заседаний, и пора было заканчивать разговор.

– А когда сможешь?

В голосе Элис прозвучали капризные нотки, словно она хотела напомнить, что у матери вечно нет времени, но это было нечестно: Фиона пыталась посвящать детям каждую свободную минуту, и Элис хорошо это знала.

– Вечером. Мы поговорим сегодня вечером. Я позвоню тебе.

– Вечером я не могу: иду в кино с моей группой, а перед этим мы ужинаем во французском ресторане. Это как бы продолжение занятий.

– Позвони мне после этого, – сказала Фиона, в отчаянии пытаясь закончить разговор.

– Я заберу юбку в субботу. Спасибо, мам.

– Пожалуйста, – с кислой улыбкой ответила Фиона.

Они всегда словно устраивали ей проверки, особенно Элис. Она пыталась убедиться, что мать действительно обращает на нее внимание. А Фионе и правда была интересна жизнь дочери. Но Элис все равно устраивала проверки. Она просто не могла удержаться. «Да, я обращаю на вас внимание», – подумала Фиона, надеясь, что Элис не позвонит снова, чтобы попросить черный свитер, который шел в комплекте с юбкой.

– Я люблю тебя. Удачного вечера.

– И я тебя люблю. Удачи на совете директоров. Извини, что побеспокоила, – бросила Элис и повесила трубку.

Фиона отключила звук у телефона и положила его в карман пиджака. Теперь пора было приниматься за работу. Никаких разговоров о заимствовании новой, ни разу не надеванной юбки. Такова реальная жизнь современного генерального директора и матери-одиночки.

Фиона приняла серьезный вид, вошла в зал заседаний ПНТ – компании «Продвижение национальных технологий» – и улыбнулась восседавшим за длинным овальным столом в ожидании остальных членов совета директоров. Всего их было десять – восемь мужчин и две женщины, в основном главы корпораций, но были и те, кто занимал должности пониже. Половина членов совета уже собрались, и все ждали Фиону, председателя совета директоров, и еще четверых членов. В свои сорок девять Фиона занимала пост генерального директора ПНТ уже шесть лет, которым предшествовала выдающаяся работа. Она сменила предшественника, который проработал на этом посту слишком долго и придерживался старомодных взглядов, избегая всяческих рисков, что привело к снижению стоимости акций компании. Кандидатуру Фионы долго рассматривали представители специальной комиссии, и в конце концов ее переманили с важной и ответственной работы.

Она приняла дела спокойно, вдумчиво, была проницательна в своих оценках и решительна в планах. Она выступала против сомнительных рисков и все тщательно продумывала, так что долговременные и краткосрочные цели компании были выстроены и выполнены блестяще. В результате спустя несколько месяцев их акции стремительно взлетели, несмотря на общую сложную экономическую обстановку. И руководство, и акционеры любили ее, сотрудники относились к ней с уважением. Их доходы продолжали расти. При необходимости Фиона могла быть безжалостной, но все, что делала, тщательно продумывала и аккуратно выполняла. Фиона Карсон заслуженно считалась настоящей звездой в течение всей своей карьеры. Она обладала поразительным чутьем в деловых вопросах и была одной из самых успешных женщин в стране, возглавляла одну из крупнейших корпораций в американском бизнесе и имела в подчинении сотню тысяч сотрудников.

Фиона спокойно беседовала с членами совета, по мере того как они заполняли зал заседаний. До начала собрания оставалось еще десять минут. Она обычно приходила заранее, чтобы иметь возможность поговорить с коллегами. Председатель совета директоров, Хардинг Уильямс, обычно приходил к самому началу совещания. Он сделал выдающуюся карьеру в бизнесе, хотя и не такую блестящую, как Фиона. Бо́льшую часть своей карьеры он возглавлял крупную корпорацию – правда, не такую большую, как ПНТ, – и управлял ею как диктатор – так было принято в дни его молодости. Сейчас все изменилось, что Фиона и пыталась объяснить ему, когда он хотел устроить обструкцию, основываясь на своих собственных мнениях и капризах. Фиона строго придерживалась правил корпоративного управления и полагала, что входящие в состав ПНТ корпорации и люди, управляющие ими, должны эти правила уважать. Фиона также ожидала этого от членов совета директоров. Все это вызывало разногласия между Хардингом и Фионой почти на каждом собрании. Фиона доброжелательно говорила, что они ведут себя как родители, которые хотят лучшего для своих детей, и их прямо противоположные точки зрения часто идут на пользу ПНТ, когда они приходят к компромиссу. Но все это заканчивалось для Фионы страшной головной болью и демонстрацией худшего, что было в них обоих. Она уважала Хардинга Уильямса как председателя и человека с большим опытом, но всем было очевидно, что она не выносит его как личность, а он ее просто ненавидит. Он не делал из этого секрета, часто высказывая ничем не обоснованные уничижительные замечания в ее адрес, в то время как она была неизменно дипломатична, уважительна и тактична, чего бы ей это ни стоило. Он задевал ее резкими выпадами, как в лицо, так и за ее спиной, но она никогда не подавала вида, что ее это трогает. Она была профессионалом до мозга костей. Помощница неизменно оставляла на столе Фионы две таблетки обезболивающего и стакан воды всякий раз после собрания совета директоров, и сегодня будет то же самое.

Фиона созвала это экстренное собрание для обсуждения одной из проблем. Хардинг утверждал, что устраивать собрание на эту тему нелепо, и жаловался, зачем он вообще пришел. Он ушел на пенсию пять лет назад, но был еще влиятельным председателем совета директоров, причем не одного. Он будет вынужден освободить кресло председателя в ПНТ в конце года, когда ему исполнится семьдесят, если только члены совета не проголосуют за то, чтобы нарушить правило о возрастном ограничении. Пока никто не выступил с этой идеей. Фиона надеялась, что он уйдет в конце года, через семь месяцев. А до тех пор придется конструктивно сотрудничать. Это стоило значительных усилий с ее стороны в течение всех шести лет, с тех пор как она возглавила ПНТ.

И все эти шесть лет, с момента своего прихода, она знала, что Хардинг Уильямс говорил о ней как о женщине легкого поведения и называл стервой. Он работал в ПНТ в совете директоров задолго до ее прихода. Их пути пересекались и раньше, в ее молодости, в бизнес-школе Гарварда, где он преподавал, когда она была первокурсницей. Он уже тогда составил свое мнение о ней и больше никогда его не менял.

Фиона могла бы быть очень красивой женщиной, приложи она немного усилий, чего предпочитала не делать. Она не теряла времени на размышления о том, находят ли ее привлекательной мужчины, с которыми работала. Ее единственным интересом было успешное управление компанией и сотней тысяч служащих. Она очень давно придерживалась делового стиля, принятого в корпоративном мире. Она была высокой и худощавой, с хорошей фигурой, длинными светлыми волосами, убранными в аккуратный пучок, и большими зелеными глазами. Она не носила никаких украшений. Руки ее были безукоризненно ухожены, ногти покрыты бесцветным лаком. Она была воплощением успешной, влиятельной женщины-руководителя, правящей железной рукой в бархатной перчатке. Как сильная женщина, она не злоупотребляла властью, но всегда была готова принять непростое решение, как и критику, и проблемы, которые вытекали из этого решения. Никто никогда не видел ее переживаний, страха, если что-нибудь пойдет не так, огорчений, когда приходилось закрывать какой-нибудь завод и тысячи людей лишались работы. Она проводила из-за этого немало бессонных ночей, но на работе всегда выглядела спокойной, сдержанной, решительной, участливой и вежливой. Ей были не чужды маленькие слабости, но на работе она их тщательно скрывала. Она не могла позволить, чтобы они стали известны, – это было слишком опасно в ее положении. Она должна была быть уверенным в себе лидером и помнила об этом все время.

Фиона подождала, пока все члены совета директоров займут свои места, и Хардинг Уильямс открыл собрание, после чего повернулся к ней с саркастической ухмылкой, которую она проигнорировала.

– Мы собрались здесь по твоей инициативе, Фиона. Говори же, чего ты хочешь, и я надеюсь, что причина окажется достаточно важной, чтобы отрывать людей от дел на какие-то незапланированные собрания. Я не понимаю, почему ты не могла просто разослать нам информационное письмо. У меня есть более важные дела, чем прибегать сюда всякий раз, когда у тебя появляется новая идея, и я уверен, что мои коллеги согласны со мной.

У нее тоже было немало важных дел, имелась и важная причина собрать их, и Хардинг прекрасно знал об этом. Он просто издевается над ней, как обычно. В его присутствии она чувствовала себя студенткой, которая провалила экзамен. И пусть это не соответствовало истине, она не подавала виду.

За прошедшие годы Хардинг не раз высказывался, что женщины не должны руководить крупными корпорациями, потому что не способны к этому, и был уверен, что Фиона не является исключением. Он ненавидел саму ситуацию, что женщины стали занимать важные, влиятельные позиции, – это всегда раздражало его. Он был женат уже сорок четыре года на женщине, которая закончила колледж Вассар, получила степень магистра по истории искусств в Редклиффе и никогда не работала. Детей у них не было, и Марджори Уильямс всегда жила в тени своего мужа, полностью подчиняясь всем его требованиям. Это устраивало Хардинга во всех отношениях, и он всегда кичился длительностью их брака, особенно когда слышал о чьем-нибудь разводе. Хардинг не отличался скромностью и тактом, и многие не любили его за высокомерие. Фиона возглавляла этот список.

– Я собрала вас сегодня, потому что хочу обсудить последний случай утечки информации в прессу, – начала она негромко, выпрямившись в кресле. Несмотря на спокойный голос, она умела захватить внимание аудитории и заставить всех прислушиваться к самым новаторским предложениям. Все знали об этой утечке и были обеспокоены. – Я думаю, мы все согласимся с тем, что это ставит нас в неловкое положение. Закрытие завода в Ларксбери отразится на судьбах тысяч наших сотрудников, которых мы вынуждены будем уволить. Мы должны были проинформировать об этом с крайней осторожностью. То, как мы сделаем это заявление и как будем реагировать на последствия, может иметь важный негативный эффект на стоимость наших акций и даже вызвать панику на бирже. И безусловно, как мы и проголосовали на прошлом собрании, делать это заявление для публики, для наших акционеров или служащих пока еще рано. Теперь нам нужно время, чтобы исправить ситуацию, и я работала над этим беспрестанно с нашего прошлого собрания. Мне кажется, у нас есть неплохие шансы хотя бы немного смягчить удар. Мы вынуждены будем закрыть этот завод для блага компании, но меньше всего нам всем хотелось бы, чтобы сведения об этом просочились в прессу до того, как мы обсудим все детали. А как вы знаете, информация появилась две недели назад в «Уолл-стрит джорнал», а затем в «Нью-Йорк таймс». С этого момента я не занималась ничем, кроме этой проблемы. И уверена, все вы согласитесь со мной, что самое главное в этом деле не преждевременность появления информации, а то, что утечка произошла от нас. Информация, появившаяся в прессе, известна только тем, кто сейчас сидит в этом зале. Некоторые детали даже не были зафиксированы письменно. Пресса ни о чем не узнала бы, если бы кто-то не проговорился.

Повисло тяжелое молчание. Фиона переводила серьезный, оценивающий взгляд с одного на другого, не пропуская никого.

– Немыслимо, что это случилось у нас, – сказала она. – Это произошло в первый раз за те шесть лет, что я работаю в ПНТ, и вообще за всю мою карьеру. Я знаю, что такие вещи случаются, но для меня это впервые, как, возможно, и для многих из вас.

Она снова обвела взглядом собравшихся, и все кивнули. Никто не выглядел виноватым, а Хардинг казался сильно раздраженным, словно Фиона зря тратила их время, хотя все понимали, что это не так. Было очевидно, что кто-то из членов совета директоров допустил утечку информации, и она была намерена выяснить, кто именно. Она хотела узнать это как можно скорее, чтобы вывести провинившегося из состава совета. Проступок был слишком тяжелым, чтобы отнестись к происшедшему легко или проигнорировать его.

– Я полагаю, мы все имеем право знать, кто нарушил конфиденциальность, но пока вы все отрицаете свою причастность. Этого недостаточно, – сурово произнесла она, и в ее зеленых глазах вспыхнул огонек. – Слишком многое поставлено на карту: благополучие компании, стабильность акций. Мы несем ответственность перед акционерами и нашими сотрудниками. Я хочу знать, кто общался с прессой, и полагаю, что вы тоже этого хотите.

Все кивнули, а Хардинг принял скучающий вид и грубо бросил:

– Переходи к делу, Фиона. Что ты предлагаешь? Детектор лжи? Прекрасно, можешь начать прямо с меня. Давайте заканчивать с этим, и без нелепой суеты. Была утечка, мы, похоже, пережили это, возможно, и служащие, которых мы планируем уволить, и общественность восприняли это как предупреждение. Я не говорю, что то, что случилось, хорошо, но, может быть, все не так уж и плохо.

– Я не согласна с вами. И думаю, что очень важно знать, кто является виновником, чтобы впредь такого больше не произошло.

– Отлично. Можешь начинать свою охоту на ведьм, но предупреждаю, что буду возражать против всех противоправных мер. Мы все помним, что произошло в «Хьюлетт-Паккард» несколько лет назад по такому же поводу. Это чуть не разорило компанию, сделало посмешищем совет директоров в прессе, а сами члены совета и не подозревали, что расследование происходило с применением незаконных методов. А когда все выплыло наружу, председатель чуть не угодил за решетку. Я предупреждаю тебя, Фиона, что не собираюсь оказаться в тюрьме из-за твоей охоты. Можешь провести расследование, но каждая процедура должна быть совершенно законной и честной.

– Уверяю вас, что так и будет, – холодно ответила она. – Я разделяю ваши опасения. Я тоже не хочу повторения того, что случилось в «Хьюлетт-Паккард». Я обратилась в несколько детективных агентств – сегодня дам вам их список, – и хочу непредвзятого и исключительно законного расследования действий членов совета, начиная с меня, чтобы выяснить, кто ответствен за утечку, поскольку никто из вас не сознался.

– Какое это имеет значение? – спросил Хардинг, снова принимая скучающий вид. – Слово вылетело, ты говоришь, что принимаешь соответствующие меры. От того, что ты узнаешь, кто виноват, ничего не изменится. Может быть, даже какой-то очень ловкий репортер сам додумался до этого.

– Это невозможно, и вы сами это знаете. И я хочу быть абсолютно уверена, что впредь такого не повторится. То, что произошло, подрывает правила управления компанией и этим советом, – сказала Фиона, и Хардинг закатил глаза.

– Бога ради, Фиона, чтобы управлять советом, недостаточно правил. И они нам и так известны. Мы теряем половину времени, обсуждая процедуры и изобретая новые, чтобы замедлить собственную работу. Я удивлен, что у тебя вообще остается время на управление компанией. За всю свою карьеру я не терял столько времени. Мы принимали правильные решения и выполняли их. И не тратили драгоценные часы на то, чтобы придумывать новые правила.

– Вы не можете больше управлять корпорацией диктаторскими методами, – настояла она. – Это время прошло. Наши акционеры не потерпят этого и будут правы. Нам всем приходится жить по правилам, а акционеры стали гораздо более информированными и требовательными, чем двадцать или тридцать лет назад.

Хардинг знал, что она права. Фиона была современным генеральным директором и жила по тем самым правилам, которые Хардинг считал тратой времени и часто критиковал ее за это.

– Я хочу поставить на голосование вопрос о выявлении источника утечки, используя законные методы расследования, – обратилась Фиона к членам совета.

Хардинг первый поднял руку, чтобы скорее покончить с этим, хотя и не преминул заметить, что считает затею глупостью и пустой тратой денег компании. Однако он не стал возражать против ее предложения. Все остальные также проголосовали за расследование утечки.

– Довольна? – спросил ее Хардинг, когда они вместе выходили из зала.

– Да. Спасибо, Хардинг.

– И что ты собираешься предпринять, когда выяснишь, кто это? – с насмешкой поинтересовался он. – Отшлепать? У нас есть более важные дела.

– Я попрошу виновного уйти из совета директоров, – твердо сказала она и, посмотрев ему в глаза, увидела там то же презрение, что и двадцать пять лет назад, во времена бизнес-школы Гарварда. Она знала, что никогда в жизни не добьется его уважения, и ее это не волновало. Она сделала феноменальную карьеру, и было не важно, что он о ней думает.

Корни неприязни Хардинга к ней уходили далеко в прошлое. Фиона вспомнила об этом снова, когда они расстались и она поспешно направлялась в свой кабинет, где были назначены встречи, с которыми теперь придется поторопиться. Срочное собрание совета директоров заняло больше времени, чем планировалось, из-за обсуждения расследования и ядовитых замечаний Хардинга.

Свой первый год в Гарварде Фиона чувствовала себя неполноценной и не раз подумывала о том, чтобы все бросить. Она считала себя менее способной, чем ее соученики, большинство из которых были мужчины и казались гораздо более уверенными в себе. Все, что у нее имелось, – это амбиции и любовь к бизнесу, что казалось ей недостаточным, особенно в этот первый год. Это было тяжелым временем для нее. Годом раньше ее родители погибли в автомобильной катастрофе, и без них она чувствовала себя потерянной и опустошенной. Отец всегда поддерживал ее во всех начинаниях, и после его с матерью смерти она решила не менять своих планов и получить степень магистра. Ее единственной поддержкой была старшая сестра, которая училась на психиатра в Стэнфорде, в трех тысячах миль от нее. Фиона была напугана и одинока в своей школе, многие из ее сокурсников мужского пола были настроены агрессивно и враждебно по отношению к ней. А профессора ею не интересовались.

Хардинг в этот год сделал перерыв в своей карьере, и бывший соученик из Принстона уговорил его вести занятия в бизнес-школе. Хардинг почти провалил Фиону на экзаменах, и ее единственной поддержкой стал старый друг Хардинга, Джед Айвори, который всегда всем помогал и опекал своих студентов. Он был необычайно добр к ней и стал ее единственным другом.

Джед в то время расстался со своей женой после бурной семейной жизни. Та в свое время была его студенткой, и оба изменяли друг другу в течение многих лет. Разъехавшись с женой, он начал осторожные переговоры о разводе, помогая в то же время Фионе, и через месяц Фиона уже без памяти влюбилась в него. Она не знала, что для него это не первый случай. Тем не менее это вызвало толки в бизнес-школе. Фиона смутно осознавала, что Хардинг все это сильно не одобряет. Позже он обвинил ее в том, что она виновата в крушении семейной жизни Джеда, хотя она почти не имела к этому отношения. Ее роман с Джедом неожиданно закончился в конце первого года ее обучения, когда он вынужден был признаться в связи с другой студенткой, которая забеременела и на которой он согласился жениться в июне. Фиона была в отчаянии и проплакала все лето.

В сентябре, вернувшись в школу, она встретила Дэвида, за которого в результате вышла замуж. Как бы в отместку Джеду они обручились на Рождество и поженились после окончания школы. Фиона переехала с мужем в Сан-Франциско, откуда он был родом. Тогда это казалось правильным решением. Но роман с Джедом Айвори нанес ей глубокую рану.

Неловкая ситуация возникла, когда во время второго года своего пребывания в Гарварде Фиона столкнулась с Джедом. Несколько раз он пытался возобновить отношения, хотя к этому моменту был женат и имел новорожденного сына. Фиона ухитрялась избегать его и никогда не посещала его занятий. К тому времени она уже знала, что его романы со студентками стали местной легендой, а он воспользовался ее молодостью и уязвимостью. После окончания школы она больше никогда не видела его и не получала вестей, но от окружающих слышала, что после этого он был женат еще дважды, всегда на женщинах гораздо моложе его. Несмотря на это, Хардинг считал своего друга непогрешимым и предпочитал не обращать внимания на его романы со студентками. Хардинг так и не изменил своего мнения о Фионе как о соблазнительнице, хотя она была не виновницей, а жертвой. Как человек старой закалки, он был пристрастен в отношении мужчин, продолжал верить, что Фиона разбила брак Джеда, и с тех пор обращался с ней как с распутницей. Он не упускал случая мрачно намекнуть на ее сомнительную репутацию в Гарварде, но Фиона не давала никаких объяснений. Она считала, что не обязана ни перед кем отчитываться, и давно уже рассматривала свой роман с Джедом Айвори как просто несчастный случай, произошедший с ней в студенческие годы – в тот страшный год после смерти родителей, чем Джед также не преминул воспользоваться.

Фионе не в чем было оправдываться, но Хардинг продолжал винить ее за события двадцатипятилетней давности, несмотря на ее головокружительную карьеру, семнадцать лет брака и совершенно безупречную жизнь. Это казалось ей смешным и нелепым, поэтому она не собиралась ничего объяснять или защищаться. Вступив в должность генерального директора ПНТ в Пало-Альто, она была не на шутку встревожена, когда обнаружила, что Хардинг является председателем совета директоров этой компании. Он также был не слишком рад, но не мог отрицать ее высокую квалификацию, внушительный послужной список и просто врожденный талант, так что проголосовал за нее. Он выглядел бы глупцом, если бы поступил иначе. Весь совет директоров только и говорил о том, как им повезло заполучить ее, и ему не хотелось признаваться в своей личной неприязни. Фиона, в свою очередь, решила, что сможет не обращать внимания на его враждебное отношение. И ей это удавалось, если не считать приступов головной боли после каждого собрания совета директоров.

Вернувшись в свой офис, она сразу же проглотила две таблетки и запила водой. На этот день оставалось еще множество дел, и Фиона начала с того, что дала «зеленый свет» расследованию. Компания, которую наняли с этой целью, рассчитывала предоставить информацию об источнике утечки через шесть – восемь недель.

К тому моменту, когда Фиона направилась к своей машине, было уже шесть часов и рабочий день закончился. Она остановилась около белого «мерседеса», открыла дверцу, сняла пиджак, положила его на заднее сиденье и закатала рукава белой шелковой блузки. Машинально, даже не осознавая этого, она повторила все жесты своих коллег мужского пола. Выехав со стоянки и направившись в сторону дома, она стала перебирать в уме все события прошедшего дня, особенно собрание совета директоров. Стоял чудесный майский вечер, солнце еще пригревало, и Фиона мечтала скорее очутиться дома, в Портола-Валли, и, как обычно, поплавать в своем бассейне. Она могла бы иметь служебную машину и личного водителя, и никто не упрекнул бы ее за это, но предпочитала водить сама. Она не любила привилегий. Фиона использовала принадлежащий компании самолет для путешествий по стране и посещения заводов, но никогда не хотела иметь водителя и использовала дорогу домой, чтобы развеяться, отдохнуть от семьи и от работы. Однако последний год Фиона возвращалась по вечерам в пустой дом, что причиняло ей боль, но брала на дом работу и к тому моменту, когда заканчивала изучать документы, была настолько уставшей, что засыпала одетая, при включенном свете. Она много работала, но всегда ставила детей на первое место, несмотря на свой плотный рабочий график.

Она всегда полагала, что можно совмещать семью и карьеру, стоит лишь постараться, и ей это удавалось, к радости детей, но не мужа, который был недоволен, что жена пошла работать, когда их сыну Марку исполнилось три года. Эти три года, которые она провела дома, были подарком сыну, но с тех пор она всегда работала на высоких должностях. Дети, казалось, не страдали от этого, и ее отношения с ними оставались очень близкими даже сейчас. Свидетельством тому был звонок Элис, которая часто звонила матери по любому поводу – за советом или просто поболтать. Фиона очень ценила открытые, теплые взаимоотношения с ней и с Марком. Ее преданность и семье, и работе принесла свои плоды. Она ухитрялась посещать постановки школьных театров, игры в лакросс или футбол, которыми был занят ее сын, помогала ему в делах скаутов, ходила на репетиции балетов, в которых выступала Элис, делала с ними домашние задания и шила им костюмы к хеллоуину по ночам.

Элис сейчас была второкурсницей в Стэнфорде и мечтала после окончания поступить в бизнес-школу Гарварда, как и родители. Марк учился в аспирантуре в Колумбийском институте общественных работ в Нью-Йорке. В отличие от матери и сестры, питавших страсть к бизнесу, Марк был «святым», как называла его Фиона. Единственное, чего он хотел, – исправить все несправедливости в мире. Он собирался по окончании аспирантуры в Колумбии работать в слаборазвитых странах. Он не питал никакого интереса к бизнесу. Его девушка была студенткой-медиком и провела предыдущее лето в Ливии и Кении, работая по программе «Доктора без границ». Фиона полностью разделяла мечты и альтруистские взгляды сына. Она любила Марка за его убеждения и гордилась им, как и Элис.

Фиона считала свою карьеру матери такой же удавшейся, важной и успешной, как и профессиональную. Единственным поприщем, на котором она потерпела поражение, был ее брак с Дэвидом. С самого начала стало понятно, что брак не задался, тем не менее она терпела семнадцать лет. Она пыталась бороться, но Дэвид не помогал ей. Он унаследовал маленький семейный бизнес и стал мелким предпринимателем. Фиона же мыслила другими масштабами, ее интересовал мир крупных корпораций. Когда она захотела выйти на работу, Дэвид предложил ей помогать ему на условиях частичной занятости, но она отказалась, чувствуя, что это станет полем битвы для них как между собой, так и с его семьей, а она была достаточно мудра, чтобы предвидеть это. И его бизнес казался ей недостаточно интересным, хотя она и не говорила этого. Она предпочитала более сложные вызовы крупных корпораций и их влияние на окружающий мир, проблемы, с которыми они сталкивались, и гораздо более привлекательные цели, стоявшие перед ними. И уже на своей первой работе она почувствовала, насколько враждебно Дэвид относится к ее успеху. Она стала олицетворением всего, что он ненавидел. Как и Хардинг Уильямс, Дэвид считал, что женщины не приспособлены для работы в бизнесе, и часто критиковал ее за то, что мало времени проводит с детьми, хотя на самом деле она уделяла им куда больше внимания, чем он сам. Он два дня в неделю и все выходные играл в гольф со своими друзьями, в то время как она неслась домой после работы, чтобы побыть с Элис и Марком.

Фиона старалась, как могла, быть хорошей женой Дэвиду, но он продолжал ее критиковать. Окончательная развязка наступила, когда ей предложили должность генерального директора ПНТ. Она была ошеломлена, когда муж потребовал, чтобы она отказалась от предложения, иначе он ее бросит. Элис было на тот момент тринадцать, а Марку шестнадцать, и Фиона понимала, что, несмотря на заверения Дэвида, это не имело к ним отношения. Все дело было в его эго и в возможности лишить ее осуществления мечты. После многочисленных споров и мучительных размышлений Фиона согласилась на предложение, и Дэвид на той же неделе в ярости покинул их дом. Сначала она была огорчена, но за прошедшие шесть лет утвердилась в мысли, что это было лучшее из того, что с ней случалось. Больше никакой критики, никакого эмоционального давления, унижения, больше никто не указывал на ошибки, не говорил, какая она плохая жена и мать, не заставлял чувствовать себя виноватой за успехи в бизнесе. Фиона никогда не скрывала своих амбиций, она просто переросла его. А возможно, он был слишком мелок для нее.

В конце концов она испытала облегчение, когда он ушел, хотя и чувствовала себя виноватой. Временами ей было одиноко, особенно теперь, когда дети уехали из дома. Конечно, Элис часто навещала мать, а Марк проводил дома все каникулы. Но все же Фионе нравилось, какой спокойной стала ее жизнь за последние шесть лет. Иногда она думала, что неплохо было бы иметь мужчину в своей жизни, но до сих пор ничего подобного не случилось, и она была счастлива с работой и детьми – счастливее, чем когда-либо с Дэвидом. Она понимала теперь, как он был озлоблен и обижен на нее бо́льшую часть их совместной жизни. Ей нравилось, что она перестала быть мишенью для его ненависти и зависти.

Через два года после развода он вновь женился на очень милой женщине, которая куда больше подходила ему, но все еще был зол на Фиону и демонстрировал это при каждом удобном случае, особенно в присутствии детей. Злость Дэвида в ее адрес, казалось, горела негасимым пламенем. И его жена Дженни разделяла негативные взгляды мужа в отношении мира крупных корпораций. Ее первый муж покончил жизнь самоубийством после того, как его карьера рухнула и он был уволен из-за скандала с бухгалтерской отчетностью, который можно было легко разрешить. Через год после этого она вышла замуж за Дэвида, окружила его заботой, никогда не работала и прислушивалась к каждому его слову. И хотя он был всего на четыре года старше Фионы, в пятьдесят лет, через год после своей повторной женитьбы, уже удалился от дел, и они с Дженни проводили бо́льшую часть времени, путешествуя по миру, в то время как Фиона продолжала работать, получая удовольствие от того, что делала, и укрепляя свои позиции в мире большого бизнеса. Насколько она могла судить, они с Дэвидом оба были счастливы теперь, что не могло не радовать, и она была удивлена и расстроена, что он продолжал винить ее за недостатки и отказывался помириться. Он просто не мог по-другому. И их дети тоже были огорчены этим. Невозможно было находиться в одной комнате с обоими родителями без того, чтобы отец не делал ядовитые выпады в адрес их матери или не говорил ей гадости. Фиона отказывалась опуститься до его уровня, поэтому обычно просто болтала с Дженни о ее последних увлечениях или поездках. Она считала Дженни очень хорошей женщиной и идеальной супругой для Дэвида.

А сама Фиона вела очень простую жизнь. Виделась с детьми при каждом удобном случае, много работала, время от времени встречалась с друзьями, ездила по делам, большей частью в короткие поездки, и давно покончила со свиданиями с незнакомцами, которые устраивали ей друзья. У нее не было для этого времени и желания, а партии, которые ей подбирали, были всегда до смешного неподходящими. Она также отлично понимала, что женщины с карьерой, подобные ей, не слишком высоко котировались на брачном рынке. Большинство мужчин побаивались их, и бытовало мнение, что, если женщина занимала пост генерального директора крупной корпорации, она обязательно диктатор или стерва. Фиона не была ни той ни этой, но мало кому из мужчин хотелось это выяснять. Кроме того, у нее больше не было сил для свиданий. К тому времени, когда возвращалась домой, она была измотана и приносила столько работы с собой, что после дня, проведенного в офисе, не могла чувствовать себя ни энергичной, ни сексуальной, на что Дэвид тоже постоянно жаловался. Он обвинял ее в том, что она перестала быть женщиной. Говорил, что она одевается как мужчина, думает как мужчина и работает как мужчина, и если она не была занята чтением очередного квартального отчета, то помогала Марку с его научными проектами, что не оставляло времени на секс и романтику. А у его новой жены Дженни не было детей, что его вполне устраивало: центром ее вселенной стал он.

Фиона до сих пор чувствовала себя виноватой из-за некоторых вещей. Она знала, что он был прав, когда говорил, что у нее никогда не находилось времени для романтических отношений между ними, но воспитание двоих детей и прокладывание дороги среди минных полей корпоративной Америки не оставляло времени ни для чего другого. А когда дети выросли и уехали учиться, лучше не стало. У нее не было партнера или других увлечений, она работала больше, чем прежде, и бизнес занимал все свободное время. Это то, что у нее хорошо получалось, и это было гораздо лучше, чем выслушивать, какая она плохая жена. И она не желала больше повторения прежнего опыта. Она держалась того, что умела хорошо делать, – работала и проводила время с детьми при каждом удобном случае. Это ее устраивало.

Фиона свернула на подъездную аллею, ведущую к большому красивому особняку в Портола-Валли, где жила последние двенадцать лет, и улыбнулась, выходя из машины. Она скучала по детям и их совместным ужинам, возвращаясь домой по вечерам, но все равно было очень приятно в конце дня приехать в дом, который она так любила.

Она оставила портфель в холле и пошла в гардеробную, чтобы переодеться. Она давно уже заняла своими вещами все шкафы и не представляла, что значит снова жить с мужчиной; ей было даже сложно вспомнить, как они жили с Дэвидом. Теперь она вела одинокую жизнь, и такая жизнь ей нравилась. Она даже почти забыла, что это такое – быть женщиной и лежать в постели с мужчиной, которого любишь. Но она перестала любить Дэвида задолго до их расставания, как и он перестал любить ее. Последние годы их брака они оставались вместе по привычке и из чувства долга, как бы ради детей. А потом Фиона поняла, насколько все стали счастливее, когда он ушел. Их совместная жизнь долгие годы была бесцветной и полной стрессов. А сейчас она жила уютной жизнью, где чувствовала себя комфортно и была сама себе хозяйкой.

Она открыла дверь во внутренний дворик и направилась к бассейну, одетая в черное бикини, которое прекрасно подчеркивало ее фигуру. Высокая, худощавая и в прекрасной форме, она не выглядела на свой возраст. Чувствуя лучи заходящего солнца на спине, она спустилась по ступенькам в воду и поплыла длинными уверенными гребками. После долгого рабочего дня это было чудесно, и неожиданно ее разборки с Хардингом Уильямсом, переживания из-за служащих завода в Ларксбери и все большие и маленькие заботы дня испарились, пока она плыла в прохладной воде. У нее не было всего того, о чем она мечтала, выходя замуж за Дэвида и строя планы на их совместное будущее, зато было то, чего хотела и в чем нуждалась сейчас: карьера, которая ее устраивала, двое детей, которых обожала, и мирный дом, в который возвращалась по вечерам. Фионе такая жизнь казалась идеальной.