Читать книгу Злой умысел - Даниэла Стил - Страница 6

В восемь утра ее в кандалах и наручниках усадили в автобус, следующий в Исправительный центр в Дуайте. Так всегда перевозили преступников – и для нее не сделали исключения. Как только ее заковали, охранники тотчас же перестали разговаривать с ней. Она просто перестала быть для них человеком. Никто не простился с ней, не пожелал всего хорошего. Молли была у нее вечером, Дэвид – с утра. Охранники же провожали молча. Она не доставляла им хлопот, но была всего лишь пятном в череде бесконечных лиц – пятном, которое они вскоре забудут.

Единственное, чем ее дело отличалось от прочих, так разве тем, что о нем много писали газеты. Но за исключением этого, ничего из ряда вон выходящего. Она убила отца, но через их руки прошло много отцеубийц. И ей не удалось избежать заслуженного наказания. Правда, Молли и Дэвид думали, что повезет больше, что ее осудят за непредумышленное убийство. Но удача была большой редкостью в жизни Грейс.

Они доехали до Дуайта часа за полтора, автобус подбрасывало на ухабах, всякий раз железо впивалось в тело Грейс, запястья и лодыжки ныли… Безрадостная дорога в безрадостную обитель. Большую часть пути Грейс просидела в одиночестве, а неподалеку от Дуайта к ней подсадили четырех женщин из местного изолятора, одну из которых даже приковали к скамье. Это была плотненькая девушка, примерно лет на пять постарше, и она посмотрела на Грейс с интересом.

– Ты уже бывала в Дуайте?

Грейс отрицательно мотнула головой. Она вовсе не желала поддерживать разговор. До нее уже дошло, что чем больше удастся скрыть, тем спокойнее будет тюремная жизнь.

– А за что тебя? – Девушка сразу взяла быка за рога, сверля глазами Грейс. Она с первого же взгляда распознала в девушке салажку. Было очевидно, что Грейс никогда прежде в тюрьме не бывала и, похоже, она там долго не протянет. – Сколько тебе лет, детка?

– Девятнадцать, – солгала Грейс, прибавив себе год, – этим она надеялась убедить приставалу в том, что она уже вполне взрослая. Ей самой казалось, что девятнадцать – это очень много.

– Играешь во взрослые игры, а? А что ты учинила? Сперла в магазине леденцы?

Грейс просто пожала плечами, и на какое-то время в машине воцарилось молчание. Но тут совсем нечего было делать – даже не на что смотреть. Окна автобуса были занавешены – выглянуть было нельзя и снаружи никто не мог заглянуть внутрь. К тому же было невыносимо душно.

– Читала небось про крупную заварушку с «дурью» в Канкаки? – чуть погодя спросила девушка, оценивающе посматривая на Грейс. Но не увидела в ней ровным счетом ничего таинственного. Она на самом деле была такой, какой казалась, – юной девушкой совсем из другого мира. Но вот чего пронырливая девушка увидеть не смогла – так это безмерных страданий, которые выпали на долю Грейс. Ни единый мускул не дрогнул на лице Грейс за все время этого придирчивого осмотра – казалось, ее сознание осталось там, с Дэвидом и Молли. В душу ей заглянуть теперь не мог никто. И она намеревалась продолжать в том же духе – тогда, возможно, в тюрьме все оставят ее в покое.

Она уже наслушалась в изоляторе о жутких изнасилованиях и поножовщинах, происходящих в тюрьмах, но не хотела сейчас думать об этом. Если уж она пережила последние четыре года, то протянет и эти два. Слова Молли и Дэвида заронили в сердце лучик надежды. И невзирая на все перенесенные муки, ради этих двоих она выдержит. Теперь все по-другому. Теперь у нее целых два друга – первые за всю жизнь. Двое союзников.

– Нет, я не читала ничего об этой истории, – спокойным голосом отвечала Грейс.

Соседка в недоумении пожала плечами. Крашеные светлые волосы на уровне плеч были словно обкромсаны тупым мясницким ножом и лет десять уже не знали гребня. Глаза были холодные и жесткие, а кинув взгляд на ее руки, Грейс отметила крепкие мускулы.

– На суде меня пытались заставить дать показания против «старших ребят», но я не стукачка. Я честная, поняла? К тому же мне вовсе не улыбается, чтобы они достали меня в Дуайте и сцапали за задницу. Врубаешься, детка?

Судя по выговору, она была родом из Нью-Йорка и была существом именно того типа, какой чаще всего встречается в тюрьме. Злая и сильная – из тех, кто сумеет постоять за себя. Казалось, ей не терпится поболтать – она принялась рассказывать Грейс о том, как помогала строить гимназию и работала в прачечной, когда была в тюрьме последний раз. Поведала и о том, как дважды пыталась бежать, но была схвачена.

– Овчинка выделки не стоит – за каждую такую попытку накидывают по пять лет. А сколько ты хватанула?

Пять лет… десять… Грейс это казалось вечностью.

– Два года, – коротко отвечала Грейс, не желая продолжать разговор. Да, и два года – это долго, но все же куда лучше, чем десять лет или то, к чему могли ее приговорить…

– Это пустяк, детка, они пролетят как одно мгновение. Послушай… – Она ухмыльнулась, и Грейс заметила, что у нее почти нет зубов. – Так ты, значит, невинная, а? Девственница?

Грейс занервничала.

– Ну, я имею в виду, ты впервые в тюряге? Правда?

Да, это истинная салажка – девушку это забавляло.

Она уже в третий раз ехала в Дуайт, и ей было двадцать три. Она была тертым калачом.

– Да, – спокойно ответила Грейс.

– А что ты натворила? Кража со взломом, угон машины, торговля «дурью»? Так вот – все это про меня. Я с девяти лет валандаюсь с кокаином. А работать в Нью-Йорке начала в одиннадцать. Потом некоторое время провела в колонии для малолетних – вот дерьмовое местечко! Я четырежды там бывала. Потом подросла и угодила сюда. – Эта девушка всю жизнь провела в исправительных учреждениях! – Дуайт – не самое худшее.

Она говорила о тюрьме словно об отеле, где уже отдыхала и куда собирается вернуться.

– Там есть и классные девки, и полное дерьмо – вроде этих Арийских Сестер. Их лучше обходить стороной – этих да еще озверевших черномазых, которые ненавидят их. Не лезь в их делишки, и у тебя не будет проблем.

– А ты? – Грейс смотрела на собеседницу опасливо, но с интересом. Это был тот еще экземпляр. Грейс еще три месяца назад и во сне не снилось, что она увидит нечто подобное. – Чем ты занимаешься в тюрьме?

Пять лет – это же вечность! Надо чем-то обязательно заниматься. Грейс хотелось непременно посещать тюремную школу. Она уже знала, что при тюрьмах можно учиться изготовлять метлы, штамповать пластиковые тарелки и тому подобное. Но если будет возможность, ей хотелось устроиться на курсы заочного обучения при местном колледже.

– Ну, еще не знаю, что буду делать, – отвечала девушка. – Буду слоняться, наверное… Мне там нечего ловить. Впрочем, у меня в Дуайте есть подруга, она там еще с июня. Мы были очень близки, покуда я не ударилась в бега.

– Это очень хорошо. Да, хорошо иметь подругу.

– Ага, еще бы! – заржала девушка. Потом наконец представилась. Ее звали Анжела Фонтино. Заключенные нечасто таким образом знакомились. – Время летит куда быстрее, если тебя в камере ждет не дождется кругленькая сдобная попка – есть куда спешить из этой дерьмовой прачечной.

Истории вроде этой Грейс уже слышала – от них делалось жутко. Она лишь мотнула головой, не желая слушать дальше, но Анжелу искренне забавляла ее стеснительность. Она обожала дразнить салажат вроде этой. Она всю жизнь кочевала из одного исправительного учреждения в другое, и ее интимная жизнь была, мягко говоря, богатой и разнообразной. Порой она чувствовала даже, что девичья любовь слаще…

– Что, чересчур грубо для твоих нежных ушек, детка? – щербато ухмыльнулась Анжела. – Погоди, привыкнешь. Вот увидишь, годика через полтора убедишься, что некоторые девки дадут парням сто очков вперед!

Грейс ничего не могла ей на это ответить. Она не хотела подливать масла в огонь и уж тем более не желала оскорбить собеседницу. А когда Анжела захохотала во все горло, потирая стиснутые наручниками запястья, Грейс вздрогнула.

– Слушай-ка, а может, ты и вправду целка, а? Господи, детка! Был у тебя парень? А ежели нет, то, возможно, он тебе и не понадобится. Ты наверняка предпочтешь милую подружку! Это вовсе не так уж плохо, – улыбнулась она, а Грейс ощутила подступающую тошноту. Она чувствовала себя точно так же, бредя вечерами домой и зная, что ей там предстоит. Она все бы отдала, чтобы не возвращаться, но ведь она должна была ухаживать за матерью, а потом… она прекрасно знала, что будет потом. Это было неотвратимо, словно заход солнца. Этого нельзя было миновать. И вот теперь ее охватило то же чувство. Ее там будут насиловать? Или просто станут пользоваться ею – как отец? И сможет ли она воспротивиться? Сердце сжалось при мысли об этом и об обещаниях, данных Дэвиду и Молли, – выжить, во что бы то ни стало выжить. Она сделает все возможное, но что, если то, что ее ждет, будет свыше ее слабых сил… что, если… Она безнадежно уставилась в пол. Автобус уже ехал под гору, а вскоре остановился прямо у ворот Исправительного центра. Другие женщины гикали, ржали и топали ногами – все, кроме Грейс. Она сидела безмолвно, остановившимися глазами глядя прямо перед собой, изо всех сил стараясь не думать о том, что наговорила Анжела.

– О’кей, беби. Мы дома, – хмыкнула Анжела. – Не знаю, куда тебя поместят, но как-нибудь найду способ повидаться. Познакомлю тебя с девчатами. Ты им понравишься. – Она подмигнула Грейс, а у той по спине побежали мурашки…

Через пару минут всех вывели из автобуса. Грейс едва передвигала ноги, которые страшно затекли от кандалов и долгого сидения.

Прямо перед собой она увидела угрюмого вида здание, сторожевую вышку и бесконечные ряды колючей проволоки, за которой колыхалось безликое море – все женщины как одна облачены были в некое подобие синих хлопчатобумажных пижам. Это нечто вроде тюремной униформы, догадалась Грейс, но рассматривать не было времени. Их незамедлительно протолкнули внутрь здания, провели по длинному коридору, из одних дверей в другие – все наперечет тяжелые, железные: кандалы и цепочки наручников звякали, запястья и лодыжки жгло словно огнем.

– Добро пожаловать в райские кущи! – саркастически бросила одна из женщин, а дородные чернокожие охранницы рявкнули на нее.

– Благодарю, я счастлива, что снова тут, и рада вас видеть, душечки! – продолжала шутница, а все остальные захохотали.

– Здесь спервоначалу всегда так, – шепнула Грейс чернокожая спутница. – Они в первые дни смешивают тебя с дерьмом, но потом отстанут. Им просто надо, чтобы ты поняла, кто тут главный.

– Да. И это я, – безапелляционно заявила громадная негритянка. – Стоит им дотронуться до меня хоть пальцем – и я сразу же жалуюсь в Главное полицейское управление, а то и самому президенту! Я-то знаю свои права! И наплевать, что я заключенная. Распускать свои грязные руки они не вправе!

В этой женщине было более шести футов роста, а весила она фунтов двести, не меньше. Грейс и представить себе не могла, что эдакую корову может кто-нибудь обидеть. Но она только улыбнулась в ответ на ее слова.

– Не обращай на нее внимания, девочка, – вмешалась другая негритянка. Грейс удивляло, до чего некоторые из них дружелюбно настроены. Но здесь все дышало угрозой. Охранницы были вооружены, повсюду развешаны объявления, гласящие, что за малейший проступок заключенных ждет суровая кара: и за побег, и за оскорбление охранников, и за нарушение правил внутреннего распорядка. А женщины, которых привели вместе с Грейс, выглядели сущей бандой – это впечатление усиливали лохмотья, напяленные на них. Грейс была в чистых опрятных джинсах и бледно-голубом свитере – прощальном подарке Молли. Она надеялась, что ей позволят не расставаться с ним.

– О’кей, девочки. – Раздался оглушительный свисток, и шесть вооруженных охранниц выстроились в шеренгу – сейчас они напоминали тренеров женской команды по армрестлингу. – Раздевайтесь. Все вещи сложите в кучу на полу у ног. Раздеваться догола!

Снова прозвучал свисток, чтобы прекратить болтовню среди новоприбывших. Женщина со свистком представилась сержантом Фримэн. Охранниц было поровну – и темнокожих, и белых. Примерно такое же соотношение рас было и среди заключенных.

Грейс осторожно стянула свитер, аккуратно сложила и положила на пол у ног. Одна из женщин-полицейских освободила их от наручников, а теперь двигалась вдоль шеренги заключенных, избавляя от тонких металлических обручей, надетых на талии, к которым были пристегнуты цепочки кандалов и наручников. Потом с них сняли кандалы, чтобы они смогли вылезти из джинсов. Каким облегчением это было для Грейс! Она тотчас же скинула туфли. Затем прозвучал очередной свисток – и Грейс с изумлением выслушала приказание вытащить из волос заколки, шпильки и резинки. Все повиновались, а когда Грейс стащила резинку, стягивавшую конский хвост на затылке, темные рыжеватые волосы рассыпались по спине.

– Роскошная грива, – прошептала женщина, стоящая у Грейс за спиной. Девушка даже не сделала попытки обернуться. Ей было противно оттого, что столько глаз, пусть даже женских, следят за тем, как она раздевается. И вот вся одежда лежит у ног вместе с побрякушками, очками, заколками и шпильками. Все раздеты донага, а шесть охранниц неспешно прохаживаются, придирчиво их осматривая. Им приказали широко расставить ноги, высоко поднять руки и раскрыть рты. Чужие руки шарили у Грейс в волосах – не спрятано ли там что-то, грубо и нещадно дергали за длинные пряди, поворачивали голову из стороны в сторону. Потом в рот засунули палочку и долго шарили там – Грейс чуть было не вырвало. Затем заставили покашлять и попрыгать, внимательно наблюдая, не вывалится ли что-нибудь из потаенных местечек. А затем одну за другой заставляли улечься на стол с распорками для ног – Грейс уже знала зачем. Поблескивали стерильные инструменты, горела слепящая лампа, при свете которой осматривали влагалища. Грейс, ожидая своей очереди, была словно во сне. Но спорить и противиться было бессмысленно – здесь не принято было обсуждать приказания. Одна девушка в ужасе попыталась отказаться – на нее тут же рыкнули, пригрозив связать, а потом в наказание швырнуть на месяц в темный карцер – прямо так, голышом…

– Добро пожаловать в Волшебную Страну! – хмыкнула одна, явно местная старожилка. – Правда, здесь классно?

– Брось выдрючиваться, Валентина, и до тебя доберутся.

– А ты подсоби мне, Гартман. – Эти двое явно были старыми знакомыми.

– С радостью. Хочешь поглазеть, когда дойдет до меня?

Когда Грейс направлялась к столу, сердце ее выскакивало из груди. Но осмотр был чисто медицинским, это было не самым худшим из всего того, что уже выпало на ее долю. Просто подвергаться этому на глазах у других было противно – ведь на нее глядело по крайней мере шесть пар любопытных глаз…

– Ах ты, милашка… ну-ну, рыбонька моя, плыви к мамочке… сейчас поиграем в доктора… а можно мне посмотреть?

Но Грейс, казалось, не слышала ничего – она окаменела. Потом, словно сомнамбула, возвратилась на свое место в ожидании дальнейших приказаний.

Затем их отвели в душ и втолкнули чуть ли не под кипяток… Потом растерли вонючую жидкость от насекомых по волосам и прочим местам, где росли волосы, полили дурно пахнущим шампунем – и снова принялись поливать кипятком. После всех процедур – в кожу, казалось, въелся запах химикалий – Грейс чувствовала себя так, будто ее сварили в щелочи.

Их нехитрые пожитки засунули в полиэтиленовые сумки, на каждой из которых написали имя владелицы. Все недозволенное надлежало отослать по месту жительства за их собственный счет или уничтожить на месте. Эта участь постигла джинсы Грейс, которые просто некуда было отсылать, и девушка была счастлива, когда ей позволили взять с собой свитер. Им выдали униформу и стопку грубых простыней, на многих из которых виднелись застиранные следы мочи и крови. Потом каждой вручили листок с номером и увели на краткий инструктаж, где сообщили, что распределять на работы будут завтра утром. В зависимости от вида работ им обещали выплачивать от двух до четырех долларов в месяц, а в случае отказа грозили немедленным заключением в карцер на целый месяц. И вообще неповиновение каралось заточением в камеру-одиночку на полгода, где вообще нечем было заняться и не с кем слова сказать.

– Не создавайте себе проблем, девочки, – сказала в заключение старшая охранница тоном, не терпящим возражений. – Здесь игра идет по нашим правилам. В Дуайте иначе не получится.

– Точно, чертова сука! – прозвучал шепот где-то справа от Грейс. Кто это сказал, нельзя было догадаться. Просто безликий шепот…

В каком-то смысле все казалось достаточно простым. Все, что требовалось, – это вести игру по установленным правилам: ходить на работу, в столовую, не буянить, возвращаться в камеры в точно установленное время. Тогда в срок выйдешь на свободу. А если драться, организовывать банды, угрожать охранницам, нарушать правила – сгниешь в тюрьме. Попытаешься бежать – и ты превратишься в «кусок жареного мяса, болтающийся на колючей проволоке». Все было вроде бы предельно ясно. Но загвоздка все же была. Надо было угодить не только администрации, ведь жить придется вместе с другими заключенными, а они, пожалуй, похуже охранниц, да и правила у них совершенно другие…

– А как насчет школы? – спросила из задних рядов какая-то девушка, и все дружно заржали.

– Сколько тебе лет? – спросила одна из товарок, окидывая презрительным взглядом.