Читать книгу Оттенок ультрамарина - Данил Рудой - Страница 12

Безысходно нам на сердце,

Безысходно на душе:

Всё продали изуверцы,

И пропили всё уже.

Тлеют угли по надежде —

Задувает ветер их,

Жаль, не будет так, как прежде:

Скорбь о прошлом – глупый стих.

Скучно ждать и скучно верить.

Ищем выход мы во снах.

Снами будем счастье мерить,

С нами их эфир и прах.

Хватит думать! Помнить – хватит!

Позабудем и… уснём:

Наши чувства силы тратят,

Всё живя вчерашним днём.

Скучно тлеют угли веры,

Сыпя пепл надежд на сны;

Нам нужны иные меры,

Мы – грядущего сыны.

Душа и разум – это плата

За меркантильный выбор твой;

И жёлтым блеском светит злато,

И не смолкает льстивый вой,

И все как будто бы мечтают

Сдувать пылинки с Ваших плеч,

И дамы млеющие тают,

Мечтая в рай с собой увлечь.

Но за спиной толпятся тени,

И только совесть видит их.

Она, вставая на колени,

Петь начинает вечный стих:

«Остановись пока не поздно,

Пока не вспыхнул путь назад,

Не то судьба десницей грозной

Навечно бросит сердце в ад!»

В пол упершись недвижимо коленями,

Вижу в лучистом и тёплом огне

Собственный, вылитый чёрными тенями

Профиль на залитой солнцем стене.

Собственный профиль – и гладкий, и сглаженный:

Плавные линии мягкой волной

Лоб обтекают манерой отлаженной,

Пользуясь памятью света одной.

Лоб опускается в дуги надбровные,

Следом – провалы глубоких глазниц…

Сколько же раз эти линии ровные

В тень обращали величие лиц?

Мягкие губы, и нос возвеличенный,

И подбородок как будто не мой.

Ровный, ничейный, пустой, обезличенный

Профиль – чернеющий, гладкий, немой…

В мире, где нет беспристрастного зеркала,

В мире, далёком от мира идей,

Гордость людская людей исковеркала,

Сделав их сонмом безликих теней.

«Не победи, моя победа,

Прошу тебя, не победи!..» —

Я повторял в объятьях бреда,

Рыдая на его груди.

Я был один на этом свете,

Покинут всеми и забыт —

К чему мне кровь тысячелетий,

К чему мне дерзкий славы стыд?

Ах, я герой? Моё геройство —

Клочок оторванной земли;

Уж таково победы свойство:

Рождаться в грязи и пыли.

Но мне… но мне какое дело?

Ведь я уже почти остыл;

Моё израненное тело

Прикроет войска голый тыл.

«Мне наплевать на всех живущих,

Мне наплевать на всех на них…» —

Я тихо проклял власть имущих,

Вздохнул поглубже и затих.

Проснись, мой друг, проснись! Нельзя нам ждать ни мига.

Ведь беспощаден бег убийственных часов.

Огнём горит заря, натянут парус брига —

Сегодня мы с тобой меж чашами весов.

Сегодня мы должны решительно решиться

Оставить в прошлом жизнь прошедшую свою.

Сегодня пробил час, сегодня все свершится!

Сжигаем сундуки – не место им в раю.

К чему тебе шатры из атласа и шёлка?

Неужто злата блеск твой взор не утомил?

В каменьях дорогих нет никакого толка.

Не будет никогда тебе насильно мил

Жар купленной любви и дружбы, в долг занятой.

Пустое это всё. Поверь моим словам:

Нет лучше ничего сумы в дорогу взятой —

Так после на роду судьба напишет нам.

Пойдём туда, где нас ждут сосны-великаны.

Туда, где мирно спят седые валуны.

Поднимем вверх свои гранёные стаканы,

И выпьем ими свет серебряной луны.

Закусим пылью звёзд, рассыпанных по небу,

И на сыром песке приляжем отдохнуть.

А утром, помолившись зрелищам и хлебу,

Продолжим натощак свой бесконечный путь.

Мы землю обойдём от края и до края —

И твердь материков, и бурный океан.

И хором пропоём: не надо, братцы, рая,

Ведь рай земной и так давно нам свыше дан.

И, может быть, тогда признают нас святыми,

И в каждом божьем храме станут наливать.

Мы будем дальше жить заветами простыми,

Любя своих отцов и обожая мать.

А через много лет, когда придёт за нами

Проклятая карга, грозя своей косой,

Простимся навсегда со свежими ветрами,

И тленные тела укутаем росой.

И будет много роз и искренних рыданий

Просыпано во время пышных похорон,

И наши имена уйдут во тьму преданий,

Чтоб подпереть церквей шатающийся трон.

А суд на небесах нам в души взглянет строго,

Почешет светлый нимб, читая приговор,

И мы пройдем свою последнюю дорогу —

До запертых замком тяжёлых райских створ.

И сам апостол Петр, подрезав крылья наши,

В напутствие прочтёт талмуд святых речей,

Что рай совсем не так, как чёрт малюет, страшен,

И навсегда простится грохотом ключей.

И смело ступим мы в обитель жизни райской,

И с песней заживём среди его чертог;

И, возлежа в тени березы вечномайской,

Сумеем подвести свой жизненный итог.

Мол, жили хорошо и жили не напрасно, —

Не грех и небеса вдохнуть в седую грудь!

Но мысль стучит в висках, стучит до боли страстно:

Дай Бог и остальным пройти наш трудный путь.

Целый мир – вот он рядом с тобою,

Ты живёшь среди мира химер.

Он исполнит желанье любое,

Его щедрость – мерило без мер.

Избавленье дарует он душам

От ненужных, бессмысленных дум,

Тех, чей смысл – только зыбкая суша,

Лишь пустой и навязчивый шум.

Для чего тебе думать? Не надо!

Все, кто думал, в забвенье ушли.

Их, философов мудрое стадо,

Ни в аду, ни в раю не нашли.

Мы можем льстить себе угодливо

Уменьем жить в своей реальности,

Что беспрестанно и уродливо

Малюет нам свои банальности.

А можем в омут неизведанный

Нырнуть на самой полной скорости,

Чтоб разум, наш помощник преданный,

Поджарил нас на дури хворосте.

Конечно, мы – народ решительный,

И на ноге короткой с Вечностью,

А потому за разрушительный

Сценарий каждою конечностью

Проголосуем, без сомнения,

Чтоб в жизнь свою добавить специи

И испытать на прочность мнения,

Что бытовали в Древней Греции.

Мы прём маршрутом укороченным,

Глотая капсулу познания,

И вниз по лезвиям заточенным

Скользим к истокам мироздания.

И мимо нас с момента вскрытия

Летят мудрёным заклинанием

Всё те же самые события

С чуть-чуть иным их пониманием.

Друг друга приметив в толпе,

Два друга от встречи до гроба

Сошлись на отвесной тропе,

Которую жаждали оба.

Из снов и фантазий своих

Соткали они одеяло;

Три тысячи миль на двоих

Им преодолеть предстояло.

Одиннадцать суток подряд,

Не чувствуя страха и боли,

Они наркотический яд

Курили, глотали, кололи.

И было им не до забав —

Они забавляться не смели.

Пред ними небесный устав

Поставил конкретные цели:

Дойти, доползти до конца

Пустынной и тёмной аллеи

Пытались по воле Творца

Потомки погибшей Помпеи,

Последние из Могикан,

Два пасынка падшей вселенной,

Скрутившейся в алчный аркан

И ставшей конечной и тленной.

Они доходили до дна,

Чтоб в лучшее вера окрепла,

Но замков воздушных страна

Осыпалась горсткою пепла.

Насупился космос, как гриф,

И мимо мелькнула комета,

Всего лишь на миг подарив

Осколки разбитого света.

В удушливой сумрачной мгле,

Обители злых безобразий,

Застряли они на игле

Своих философских фантазий.

Сорваться, сойти, соскочить

Они оказались не в силах…

Так лопнула тонкая нить,

И кровь заморозилась в жилах.

Я перепил и почти что спал,

Но, отгоняя свой идефикс,

Я доворочался и попал

В ладью, плывущую через Стикс.

От шпилей мачт и по самый трюм

Здесь вонь такая, что хоть вопи.

Старик Харон как всегда угрюм,

И Цербер головы рвёт с цепи.

Ладья беззвучно скользит вперёд,

А рядом с бортом плывёт кровать;

Меня кошмарит и адски прёт,

Но всем вокруг на меня плевать.

У всех вокруг достаёт своих

Напрягов, трудностей и проблем:

Будь ты при теле как леший лих,

Здесь ощущаешь себя никем.

Я вижу кладбище вдалеке

И слышу шёпот сырых могил —

Я постепенно вхожу в пике

И очень быстро лишаюсь сил.

Меня срывает в жестокий крен,

И сломан мыслей моих штурвал.

Вокруг – терзающий вой сирен,

А за кормою – девятый вал.

Секунды медленно прочь текут,

Как тёмной ночью в мороз без муз;

Я жду, когда нас доволокут

И отоварят, как мёртвый груз.

Мне надоело скорбеть и выть

О неслучившемся и былом;

Скорей бы, боги, уже доплыть

И насладиться желанным сном.