Читать книгу Ищи меня - Данил Васильевич Казаков - Страница 5

Галя очнулась через два часа. Затылок словно тисками стянуло. Тупая, ноющая боль сковала всё тело. И очень холодно. Она с трудом открыла глаза. Кругом сплошная темень, лишь, где то на верху смутно белело. Медленно Галя вспомнила утро, стирку, запах ватрушек, поиски козы и разговор с Борькой. Она вспомнила и про машину и решила, что её всё же сбили. Хотя гараж и коровьи лепёхи утверждали обратное, но если её не сбили машиной, то что тогда могло с ней случиться? Других вариантов для себя Галя не находила. А похищение из области фантастики. И для чего её похищать? Какой за неё могли выкуп? Галя беспокойно зашарила вокруг себя руками. Голые доски, железные ступеньки лестницы неумолимо доказывали неотвратимость беды, в которую она попала. Заточение, тюрьма и ничтожный, злой Борька волен над ней распоряжаться? Теперь она в его власти, зависит от его воли и желания? Галю сильно затошнило, потом вырвала. Она отползла от сырого места, почти безучастно сознавая целостность своих рук и ног. Галя тихонько встала, нащупала холодные, ребристые ступени лестницы, с трудом забралась до самого верха. Головой опёрлась о что то твёрдое и прочное. Попыталась удержаться одной рукой, а второй приподнять люк. Он даже не шевельнулся, а в руку воткнулась острая заноза. Галя зубами вытащила её. Усилия, потраченные на занозу, на борьбу с люком, совсем обессилили её. Пришлось слезть. Не много передохнув, Галя попыталась обследовать другие стороны. В поисках выхода, в темноте, она наткнулась на плоский брусок, весьма похожий на ручку двери. С отчаянной надеждой она навалилась на неё и открыла скрипучие, тяжёлые двери. Там темнота ещё гуще, чем у лестницы. Галя обшарила и это помещение, посадила ещё пару заноз. Она натыкалась на острые деревянные углы, нашарила флягу и рукой сбила на пол посуду. Других дверей она не нашла, доски тоже держались крепко. Выбившись из сил, она присела прямо на пол, натянув кофту на колени. Для чего это помещение? Насколько пригодно оно для жилья? Галя об этом не задумывалась, это не для неё. Главное сейчас согреться, достать занозы, унять боль, тошноту и слабость. Языком и зубами она вытащила занозы, немного согрелась и задремала. Галя сердилась на Борьку, намечала, как она завтра его отругает, а растерянность, испуг ещё не овладели душой её. Ближе к вечеру зажглась одинокая голая лампочка, висящая у самого потолка. Заскрипели двери, толстый Петька занёс тяжёлую швейную машинку и с торжеством водрузил её на стол.

– Орудие производства, – громко захохотал он, – шей давай, работай на нас! Стойло своё сама нашла, молодец! Хвалю. Ты у нас будешь, как рабочая скотинка. Я правильно говорю, – обернулся он к зашедшему следом Борьке. Тот кивнул головой, положил на стол ножницы, мел, метр, листки бумаги, не большой рулон серой материи. Борька оценивающе осмотрел каморку и саму узницу. В углу темнеет калорифер, слабо отсвечивает фляга, у стола валяется ведро. Табуретка, выкрашенная в светло – коричневый цвет, здесь, в подземелье, выглядит предметом роскоши. Радует глаз и голубая кастрюля с миской, которые бережно поднял Борька.

Галя настроилась зашуметь, закричать, отругать как следует непутёвого Борьку, и не медленно выбраться отсюда, уйти. Она приготовилась поставить ему в упрёк, и томительные часы, проведённые здесь, и боль во всём теле, и беспокойство матери. Не особо надеясь на угрозы, она неосознанно готовилась так же умолять о пощаде. Скрестив руки на груди, Галя высоко подняла голову и невольно заискивающе, жалко улыбнулась. – С новосельем вас, – опередил её Борька. Он пинком задвинул ведро в угол, под нары и стал в упор разглядывая узницу.

– С новосельем вас, – повторил он. Уверенно сжимались его губы, холодным блеском вспыхивали глаза. Он издал булькающий, радостный хохот, похожий на победный рык животного. Галя опустила руки, низко склонила голову, убрала улыбку

– С новосельем вас, – медленней и протяжней снова повторил Борька, – я вижу, что вы устроились. Номер не люкс, но всё необходимое для вашей жизни я приготовлю. Вода во фляге недельная. Вы уж извините нас, но так долго мы вас ждали. Будете мужские трусы шить, чтоб не скучать. За это я принесу вам хлеба и картошки. Кушайте. За хорошую работу крупы добавлю. За очень хорошую работу летом грибов и ягод принесу, если их у меня много будет. За плохую работу плеть отведаешь. За очень плохую на цепь посажу. Принеси-ка ей постельное бельё, – обернулся он к Петьке, – можешь с печки содрать, всё ровно его стирать надо. Петька недовольно пожимает плечами, уходит. – Видишь, какие я тебе хоромы приготовил, – вкрадчиво проговорил Борька, – Главное с улицы нечего не видно и не слышно. До всего сам додумался. Электричество сюда провел и лестницу под ток подключил. Умный я умный, я работаю простым портняжкой. Решил я в люди выбиваться через эту вот комнату, рабов сюда натолкаю, пусть работают на меня. – Выпусти меня, – взмолилась Галя, – сколько надо – заплачу. – Ты меня не слушаешь – рассердился Борька, – я с тобой как с человеком, а ты … Куда выпусти? Ты что! Я чего все это три года строил? Для чего мы с Петькой три года тут горбатились.

– Конечно, – захохотал вернувшийся Петька. Он кинул кучу белья на нары и вдруг рывком бросился на Галю. Он старался подмять ее под себя, громко пыхтел, щипал. Узница старалась заползти под узкие нары, куда тучному Петьке не было ходу. – Еще и брыкается, – пытался он сломить сопротивление Гали, – дайся по-хорошему, а то хуже будет! – Оставь ее, – громко приказал Борька, – неужели нам других баб не хватит? А эта пусть работает. А то еще забеременеет, телиться здесь придумает. Петька нехотя отошел, сел на единственный стул. – У меня Манька есть, – тяжело дыша, проговорил он, – лучше этой будет, потолще, погрудастей.

Они ушли, Петька на прощанье плотоядно улыбнулся. Борька показал длинную, на вид твёрдую, плеть с гладкой чёрной ручкой. – Тоже всегда со мной. Помни, если вдруг на твою беду дурная мысль тебе в голову придёт.

Сверху они выключили свет.

Тоска, боль, острое нежелание оставаться здесь, обида на судьбу, злость на Борьку – всё слилось в едином порыве.

– Не хочу! – кричала в пустоту, – не хочу, не надо, не буду!

Единый, тягучий ком боли всё же поддавался расслоению. Внутри него крохотными ростками зарождалось смирение, которое рождало надежда на случай, который поможет ей. От многого зависела судьба её: могла разыскать её милиция, мог помочь Вася или мать. Да и сам Борька может отпустить её за деньги.

– Ещё вчера, ещё сегодня я была дома и, всё могло быть по-другому. Галя ужасалась близко желанному, а сейчас, увы, утраченному. Приходилось думать теперь только в прошедшем времени: будущего у неё словно не стало, его похитили, украли. Галю сейчас ничего не торопило, она ни куда не опаздывала, ей нечего было делать. Она просто лежала, дремала, мысли бродили вразброс, ни на чём конкретном, не останавливаясь.

Внезапный свет от лампочки заставил её вздрогнуть. Галя растерянно встала, принялась сворачивать тонкое лоскутное одеяло, стряхивать подушку, скатывать матрас. Она действовала не осознанно, вспомнив, как в детстве так же делала в пионерском лагере, собираясь домой. Всё сложила в аккуратную кучку и стоя встретила своего тюремщика. Со скрежетом открылась дверь. Борька долго и внимательно смотрел на неё, остался доволен.

– Уже встала, молодец! Твоё время отныне принадлежит мне. Умываться, я думаю, тебе не обязательно, быстрей привыкнешь. Волосы остриги короче – вши мне тут не нужны.

– Выпусти меня! – вновь взбунтовалась она, – не хочу, не буду, не желаю, не стану!

– Ты опять? – удивился Борька и вновь в глазах его вспыхнул льдистый огонёк. – Мы же вчера с тобой договаривались! Я умный, пойми ты. Я желаю жить лучше. Я не могу воровать, это занятие для плебеев. Я это убежище рыл три года!

– А при чём тут я!? – закричала Галя, – я тут при чём? В чём я виновата?

– Да не при чём, – согласился Борька, – твоей вины здесь нет, но таков закон жизни. Разве виновата берёзка, выросшая рядом с сосной. А сосна заберёт у неё солнечный свет и влагу.

– Отпусти, – выдохнула Галя, – я денег тебе заплачу, сколько попросишь, только отпусти.

– Не можешь, значит, сожалеющее сказал Борька. Он положил на стол ломоть чёрного хлеба, пару картошек, – ну, смотри, я хотел с тобой по хорошему.

В шёпоте таилась холодная злость, страшнее буйной ярости своей расчётливостью и непоколебимостью.

Борька медленно с улыбочкой достал плеть.

– Не надо! – запротестовала Галя.

– Нет, надо! – жёстко заключил Борька, – тебе же лучше будет.

Галя побежала, уронила стул, опрокинула ведро, добежала до дверей, и тут на пути её встали цепкие руки вошедшего Петьки. Он ухмылялся, предвкушая забаву. Галя метнулась обратно и тут же получила хлёсткий удар вдоль спины. Узница хотела снова спрятаться под нары, но сильная рука Борьки схватила её, откинула в угол и избивала там, уже смирившуюся, заплаканную, покорную.

– Уууу, – насмешливо дразнил её Петька. Борька кривил губы. Нравилось ему заставлять других поступать по его, Борькиной воле. Но всё же торжество его стало б ярче и полнее, если б свидетелем его победы стал не дурной Петька, а кто ни будь по умнее и поприятней. Борька аккуратно сложил плеть, положил её в карман, поправил на себе синий спортивный костюм. Петька повторил его движения, хотя его чёрное трико через минуту снова висело на коленках. А кофта, связанная Манькой из разных остатков пряжи, выглядела грязной, аляповатой, узкой.