Читать книгу Тринадцатый свиток. Том 2 - Данимира То - Страница 5

Весна решила заглянуть и в наши края. Она ворвалась в окна неожиданным теплом, забытыми за зиму запахами, и звуками птичьих голосов. Моментально захотелось жить, и всё тело наполнилось бьющей через край энергией. Я подошла к окну и стала смотреть на улицу, по которой шёл народ, подставляющий лица солнцу. Солнце – это радость! Я с удовольствием вдыхала воздух, пронизанный жизнью, с чувством, что всё хорошее только начинается.

Сегодня Антиквар должен будет принести документы, удостоверяющие, что я работница комиссариата, посланная с ним в Лондон для прикрытия. Экспроприированное золото и ценности быстрее всего сбыть можно было только в Европе, но на пути продавцов стоял закон, запрещающий ввозить ценности из России для продажи, кроме как по договору с местными представителями, имеющими определённые права. Советская Россия была не признана на Западе. Продать золото и ценности напрямую было невозможно из-за блокады большевистского режима, но всегда были желающие купить золото за более низкую стоимость, чтобы получить прибыль. Всё это требовало достаточно изворотливости, чтобы наладить пути сбыта.

Я не могла осуждать мужа мадам, за то, что он работал на эту кровавую власть. Это был его выбор и возможно он предполагал, что в зверином логове можно жить по человеческим законам. У меня было ощущение, что долго он там не продержится. Для меня же, сейчас, самое главное – уехать подальше из этого города, находиться в котором стало опасно для жизни.

Я с нетерпением ожидала его возвращения с работы. Мадам Безе была занята приготовлением очередной партии печенья, поэтому, хоть мне и не терпелось узнать продолжение истории про Тевтонца, я всё же не стала досаждать ей. Погода была настолько замечательная, что мне захотелось выйти погулять по улице, пока пеклись сладости. Но мадам Безе строго запретила мне делать это.

– На улице тебя могут узнать и рассказать об этом Комиссарше. Даже не вздумай подвергать свою жизнь опасности!

– Мадамчик, я повяжу платок пониже, и никто меня не узнает. Мне просто необходимо выйти наружу, а то я чувствую себя, как в тюрьме! А потом я вернусь, и ты мне дорасскажешь историю про Тевтонца.

Она не стала со мной разговаривать и ушла на кухню погреметь чем-то железным, чтобы успокоить нервы.

Я продолжала сидеть у окна, грустно глядя на улицу. Как канарейка в клетке. Наконец душа мадам Безе не выдержала, и она сказала.

– Ну, хорошо, у меня есть идея! Иди-ка сюда…

И она повела меня в одну из дальних комнат, оказавшихся гардеробной. Открыв старый высокий резной шкаф, она продемонстрировала мне его содержимое. Там хранились её костюмы со времён, когда она ещё была оперной певицей. А в боковом шкафу, на круглых болванках обнаружились парики, прикрытые льняными чехлами.

Седой парик и платок изменил меня до неузнаваемости, а несколько мазков грима, умело положенные на лицо, превратили меня в чахоточного вида старуху. Надев старое пальто мадам Безе, которое висело на мне, как на вешалке, я вышла с черного хода и специально прихрамывая пошла по маленькому кривому переулку, наслаждаясь первой прогулкой и солнечными бликами. Я шла медленно, потому что ещё была очень слаба, и потому что увидела город, как в первый раз.

В голову пришла мысль посмотреть на место, где меня чуть не убила Комиссарша. Пройдя до конца улицы, я вышла как раз в тот переулок, из которого тогда выскочила машина. Сейчас всё вокруг казалось мирным и безобидным, от мостовой поднимался лёгкий парок, воробьи и голуби что-то клевали на земле. Порывшись в карманах пальто, я обнаружила горсточку семечек и стала кидать птицам, которые немедленно учинили драку из-за зёрен.

Большой сизый голубь стал ухаживать за голубкой. Раздувая грудь и подметая веером хвоста дорогу, он стал делать круги вокруг возлюбленной.

«Точно, как мужчины! Пока ухаживают, то и грудь колесом и хвост веером, а потом, оставляет голубку высиживать яйца, а сам по важным делам летает целыми днями. Хорошо ещё, что у птиц нет домов терпимости и кабаков…» – подумала я, с улыбкой следя за пернатым ухажером.

Тут мой взгляд наткнулся на чьи-то начищенные до зеркального блеска ботинки. Подняв глаза, я увидела матроса, стоявшего в углублении между двумя домами. Он небрежно скользнул по мне взглядом и отвернулся. Проследив, куда он смотрит, я увидела, что точно на входную дверь дома мадам Безе. Это мне показалось странным. Но ещё более странным показалось то, что я как будто уже видела этого матроса раньше.

Чтобы не привлекать его внимание пристальным разглядыванием, я потихоньку пошла дальше, не забывая прихрамывать и перебирая в уме всех знакомых матросов. Скорее всего, это был один из тех, которые приходили помогать Комиссарше и Крысообразному в переезде. Но что он тут позабыл? За кем следил?

Задавая себе эти вопросы, я подошла к мосту, с которого упала вниз, и подойдя к перилам посмотрела на лёд, ещё только раздумывающий, таять ему или нет. Трудно представить, что я, упав с такой высоты, осталась жива. Но капли моей крови до сих пор бурыми пятнами покрывали поверхность льда. Пройдя до конца моста, я решила вернуться и в свою очередь проследить за матросом. Не будет же он стоять там вечно.

Доковыляв до переулка, я очень удачно села на каменный парапет, нагретый солнцем, расположенный достаточно далеко для того, чтобы не вызвать у него подозрений и достаточно близко, чтобы я могла не выпускать матроса из вида. Ждать пришлось довольно долго, я даже уже подумывала, чтобы сменить место, как вдруг я увидела солдата, подошедшего к матросу, и они стали о чём-то разговаривать, затем закурили. Солдат показал рукой в конец улицы, матрос кивнул и отправился в ту сторону, а солдат остался. Я потихоньку побрела обратно и, поравнявшись с солдатом, исподтишка посмотрела на его лицо. Так и есть – один из тех, кто приходил тогда с Тощим, и приносил ящик водки на день рождения Крысообразного!

Это люди Комиссарши, и они следят за домом. Пройдя несколько шагов, я вдруг услышала:

– Эй, мамаша! Погоди!

Я не сразу поняла, что он имел в виду меня. Никто раньше не называл меня мамашей. Я почти позабыла, что загримирована. Повернувшись к нему, я стала подслеповато щуриться и топтаться на месте. Солдат вальяжно подошёл ко мне.

– Мамаша, ты здесь живёшь?

– Да, – отвечала я тихо, – вон в энтом доме. – Я показала на противоположную сторону улицы, напротив дома мадам Безе и Антиквара. – А что?

– А кто в этом доме живёт, знаешь?

– Знать – то знаю, – я постаралась придать своему голосу старческие нотки, – да близко не знакомы.

– И кто там живёт?

– Женщина одна хорошая и муж ейный. А детей у них нету. Одинокие они.

– А женщину ты не видела, которая у них живёт?

– Какую женщину? А-а! Так энто прислуга ихняя, она завсегда там работает. Хозяин-то дома, важная шишка, им без прислуги нельзя.

– Да нет, мамаша, другую женщину, черноволосую такую, худую не видела?

– Не, сынок, не видала.

– Ну, так иди себе дальше мамаша!

– Да я и иду себе мимо, а он пристаёт и спрашивает, а чего спрашивает, сам не знает! – и я пошла по улице, бурча, как самая настоящая старуха. В балете без актёрского мастерства никуда!

Итак, за домом следили, и следили за мной! А я-то мечтала, что Комиссарша уже и думать обо мне забыла, полагая, что убила меня. Значит, она как-то узнала правду. Но вломиться в дом Антиквара – это не в дом к простому смертному. Антиквар – фигура серьёзная. Проблем не оберёшься. А вот меня выловить, когда я, потеряв бдительность, выберусь на улицу, раз плюнуть! И если бы сегодня мадам Безе не преобразила меня, то я уже попалась бы им в лапы. У меня даже холод по спине пробежал, как я только представила себе, что могло бы произойти.

Возвращаться домой на виду у солдата было невозможно, поэтому я прошла вверх по улице и спряталась в одном из дворов, как будто ушла домой. Предстояло дождаться темноты и только тогда вернуться домой.

Ждать пришлось долго. Наконец в полной темноте, я пробралась к черному ходу дома мадам Безе. Благо, что дверь выходила в общий двор, где было довольно много кустов и хлама. Я вычислила местонахождение второго соглядатая по огоньку папиросы. Но в такой темноте заметить меня было тоже затруднительно. Я старалась двигаться неслышно и перебираться по самым темным местам, наконец, когда папироса повернулась в другую сторону, я быстро открыла дверь и вошла внутрь.

Мадам Безе встретила меня уже на лестнице и стала меня упрекать в легкомыслии, так как я заставила её волноваться. Антиквара ещё не было дома, он задерживался.

– Я чуть с ума не сошла от волнения! Почему тебя так долго не было? Нехорошо поступать так жестоко, ты ведь знала, что я буду переживать!

– Боюсь, что сейчас переживать придётся мне, – отвечала я ей, снимая пальто, которое оттянуло мне все плечи. – Потому что за домом следят и скорее всего, Комиссарша знает, что я осталась в живых. Если бы не грим, меня бы уже схватили. Мне пришлось выждать, пока не станет темно.

В этот миг в прихожей зазвенел колокольчик в той быстрой манере, как это обычно делал муж мадам.

– Подожди милая, я сейчас открою, потом нам сразу всё и расскажешь.

Я присела на кресло, решив пока не снимать грим, чтобы удивить Антиквара. И стала прислушиваться к тому, что происходило внизу. А внизу происходило странное. Это были мужские голоса, разговаривающие на повышенных тонах, затем голос мадам Безе. И обрывок фразы: «не имеете права…». Потом раздалась какая-то возня, чей-то вскрик и грохот шагов, поднимающихся по лестнице людей. Схватив пальто, в ужасе я бросилась на лестницу черного хода. Не было никакого сомнения, что за мной явились люди Комиссарши. Иметь такого врага я не пожелаю и врагу! Вероятно, она нашла способ, избежав недовольства Антиквара, захватить меня, прикрываясь законом военного времени и расстрелять.

Но я не собиралась ждать, пока она уничтожит меня и через несколько секунд уже закрывала за собой дверь чёрного хода. Тихо прошмыгнув мимо места, где стоял раньше человек с папиросой, следивший за дверью, я никого не увидела. И если он там был, то меня заметить он тоже не мог, темень была, как говориться «хоть выколи глаз». Снова я уходила по улице дальше и дальше от дома, приютившего меня. Всё дальше от возможности вырваться отсюда. Одинокая женщина, преследуемая неизвестно за что врагами и не знающая, куда приклонить голову.

Это потому, что когда-то не послушала родителей и не уехала с ними. Жила бы сейчас припеваючи, может быть даже замужем и детишек растила. Но что же мне делать теперь?

Путь в мою квартиру и в дом к мадам Безе – закрыт.

Идти за помощью к кому-нибудь из старых знакомых по театру, неудобно, да и не хотелось подвергать людей опасности. Я похлопала себя по карманам. В пальто – ничего. Но на счастье, я была в своём теплом платье с жакетом, в которых когда-то убежала из дома, а это значит, что у меня с собой есть чёртов ключ! И это значит, что я смогу открыть любую дверь, чтобы хотя бы переночевать и придумать дальнейший план действий. И мне в голову пришла смелая мысль!

Путь был не из приятных. Дважды я пряталась от патрулей в подворотнях, но никто меня не увидел. И только заперев за собой дверь, я смогла вздохнуть спокойно. Не раздеваясь и не разуваясь, я прошла в тёмную комнату, где вся мебель была зачехлена, как будто хозяева надолго уехали отсюда. Здесь было темно, но тепло. Вскоре мои глаза привыкли к темноте, и я уже могла различить диван, стоящий в углу комнаты. Сняв с него чехол, я улеглась, подложив под голову маленькую бархатную подушку, которую нашла здесь же и укрылась пальто.

Сверху раздавались шаги, наверно Комиссарша уже вернулась и оставалась там с кем-то из своих подчинённых, разрабатывая план моего захвата. Разумеется, ей и в голову не могло прийти, что я нахожусь прямо под нею в квартире, где давно уже не было жильцов, и на двери которой я первый раз опробовала чёртов ключ. Мне хотелось зайти к кочегару и поблагодарить его ещё раз, но я побоялась, подумав, что может быть, его кто-то сменил за это время. Рисковать не было смысла, я и так достаточно рисковала сегодня. Но опять каким-то чудесным способом избежала быть схваченной.

Если бы не весна, если бы я безумно не захотела погулять на улице, если бы я не загримировалась, если, если, если… Никто не может проследить таинственный путь событий, пока не переживёт их. Только оглянувшись назад, мы можем удивиться и изумиться. Но что же ждёт меня в будущем? А подумаю-ка я об этом завтра! И улыбнувшись такому мудрому решению, заснула.

Утром я осторожно выглянула в окно. Зима снова решила вернуть свои права, и всё вокруг было запорошено снегом. Он подъезда тянулись цепочки следов, сверху не было слышно ни звука. Наверно Комиссарша уже убралась на работу. Я сдернула чехол, покрывающий большое зеркало. Один момент по привычке у меня в груди что-то дрогнуло, но я вспомнила, что свиток я уже нашла, так что не было смысла искать что-то ещё. Свиток! Он оставался у мадам Безе. Впрочем, как и все мои документы.

Из зеркала на меня смотрела худая измождённая старуха. Я осталась довольна своим видом. Осторожно выйдя из двери, я обнаружила то, что вчера в темноте не заметила. Дверь была опечатана и на ней теперь висела сорванная мной пломба. Значит, вскоре сюда могли въехать новые жильцы, и оставаться здесь было небезопасно.

Богиня услышала меня, когда я ещё только поднималась по лестнице. Громко мяукая, она побежала возвестить мамашу о гостях. Я тихонько постучала. Дверь открылась, и мамаша Богини с удивлением спросила меня.

– Вы к кому? – Богиня терлась у её ног, всем видом показывая, что всё нормально.

Честно говоря, я никогда особо не любила кошек, но такую, как Богиня, я бы с удовольствием заимела.

– Я пришла к вам по важному делу. Не могли бы мы войти с вами внутрь?

– Пожалуйста, входите, – она выглянула на лестницу, внимательно осмотрев всё вокруг, потом пропустила меня внутрь. Богиня прыгнула ко мне на руки, и мамаша изумилась, – надо же! Моя кошка никогда не идёт на руки к чужим!

– Ваша кошка меня узнала, а вы нет, – улыбнулась я.

Мамаша Богини протерла пенсне, и, прищурившись, придвинулась ко мне ближе.

– К сожалению, я вас не припомню. Но с чем вы пожаловали ко мне?

Я стянула с головы парик с платком. Она ахнула, прижав ладонь к губам.

– Зачем вы здесь, это чрезвычайно опасно!

– Я знаю, но раз даже вы не узнали меня, то она тем более не узнает. Я хотела попросить вашей помощи. Мне необходимо срочно уехать из города, но документы я оставила в доме вашей подруги. Вернуться я туда не могу, но вы бы смогли мне с этим помочь, только забрать документы. Мне нужно купить билет.

Но мамаша Богини покачала головой.

– Нет, милая, я не смогу помочь вам, у меня и так было много проблем, когда вы убежали. Я натерпелась страху, пока они допрашивали меня, грозя револьверами. Извините, я не вынесу этого более! – мамаша Богини разнервничалась не на шутку, и мне даже пришлось её успокаивать.

– Я всё понимаю, не волнуйтесь, вы и так мне уже очень помогли. Я не вправе требовать от вас рисковать своей жизнью. – Приобняв её, я пошла к выходу. Богиня побежала меня провожать.

– Погодите, возьмите пирожков на дорогу! – и мамаша пошла за ними на свою крохотную кухоньку. Как она сейчас, без тех продуктов, которые перепадали ей и кошке со стола Комиссарши?

Я стояла на лестнице и смотрела вниз, в пролёт и внезапно мне в голову пришла озорная мысль.

Мамаша Богини вынесла мне несколько пирожков с картошкой. Мы распрощались и она, извинившись ещё тысячу раз, закрыла за мной дверь.

Чёртов ключ сработал снова без проблем. Я вошла в бывшую свою квартиру и обнаружила там полный беспорядок. Комиссарше было некогда убираться, а прислугу она не хотела заводить, чтобы не было чужих ушей и глаз. Я прошла в свою комнату. Там всё оставалось так, как и было в момент моего бегства. Я поправила платок и съехавший парик. Первый раз в жизни я сознательно рисковала, чтобы снова получить это ощущение хождения по острию. Раньше мне было достаточно охоты за зеркалами, но теперь, когда она прекращена, я получила непередаваемое чувство, как какая-нибудь наглая мышь, разгуливающая перед носом у спящего кота. Комиссарша могла прийти домой в любую минуту.

У меня оставался ещё один маленький саквояж и несколько вещей, которые я прихватила сейчас с собой. Не могла же я всю жизнь ходить в облике старухи! Спальня была уже не заперта, и я полюбовалась на дело своих рук. Трюмо без среднего зеркала. Потом увидела на полу брошенные Комиссаршей туфли на высоком каблуке и не смогла сдержаться, чтобы не сломать один из них.

Затем я пошла на кухню и обнаружила кучу съестных припасов и несколько бутылок водки. Одну из них я положила в свой саквояж. Прихватив кольцо колбасы и баночку консервов, а также несколько кусочков хлеба, я вышла, наконец, из злополучной квартиры, теперь уже навсегда закрыв за собой дверь.

На улице продолжался снегопад. Но было уже не так холодно, снег таял на тротуарах и превращался в жидкую кашу. Я ощутила все преимущества моего маскарада. Никому до меня не было дела. Ну, идёт себе сгорбленная старушенция с саквояжем, в котором наверняка куча ненужного хлама. И пусть себе идёт дальше. Вот я и шла. И пришла я на железнодорожную станцию. Для себя я уже решила непременно уехать в Германию, разыскать родителей, и зажить, наконец, спокойной жизнью. Но для начала необходимо было купить билет. А ещё мне были нужны документы, которые остались в доме мадам Безе. Но пока, надо хотя бы узнать цену на проезд и когда отправляется поезд.

Как я была наивна, предполагая, что поезда ходят, как и раньше, по расписанию. На вокзале обреталось множество народа, правда они не собирались ехать так далеко, как собиралась я. Похоже, что некоторые люди даже жили на вокзале, они расположились по углам и возле стен, устроив импровизированные ложа. Добыть информацию о поезде, идущем из Петрограда в Германию, мне стоило огромного труда. Никто ничего не знал и посылали меня, то в один, то в другой конец вокзала, и так по кругу. Потом оказалось, что поезда формируются раз в две недели и билеты продаются только при предъявлении специального удостоверения, заверенного в комиссариате, паспорта и заграничного паспорта. И взамен билета надо было сдать продовольственную карточку.

Ближайший поезд уходит через 6 дней и идёт только до Варшавы. А оттуда надо будет пересаживаться на специальный состав до Берлина. Когда будет следующий поезд, было неизвестно, может быть через две недели, а может быть даже через месяц. На вопрос, где достать удостоверение, служащий вокзала, одетый в форменную тужурку, в которую я вцепилась, чтобы он не сбежал, только пожал плечами, и сняв фуражку, отёр пот со лба.

Паспорт и карточка остались у мадам Безе, заграничного паспорта у меня не было, удостоверение получать пришлось бы в моем районном комиссариате, куда я боялась показываться, потому что Комиссарша моментально схватила бы меня. Итак, передо мной стояла практически неразрешимая задача: забрать свои документы, сделать заграничный паспорт, добыть удостоверение и заверить его в комиссариате. И при этом не попасться.

Мне негде было жить, и не на что. Но я твёрдо решила, что сделаю всё возможное и уеду на этом поезде. Пока мне надо было оставаться на вокзале и осмотреться, подумать, с чего начать.

Увидев пустое местечко возле стены, я поставила свой саквояж и села на него. Сначала перед моими глазами хаотично мелькали сценки из жизни вокзала, потом всё стало складываться в определённую картину, и я поняла, что вокзал – это своеобразное государство. Здесь был всемогущий начальник, за которым все охотились, были личности, которые знали всё и обо всём, воры и попрошайки, какие-то продавцы и менялы, и бандиты, зорко следившие за всеми пришедшими на вокзал потенциальными жертвами. Не дай Бог появиться в хорошей добротной одежде, с дорогим чемоданом. Но время от времени в помещение входили патрули и прочёсывали это живое море людей, выхватывая того или иного мужчину или женщину, чтобы выяснить личность и оставить в покое или забрать с собой. Это мне не понравилось. Патруль мог так добраться и до меня. Документов у меня не было. Поэтому я решила, что лучше всего покинуть тёплое здание вокзала и опять отправиться в моё странствие по Петрограду.

Подняв саквояж, я медленно побрела к выходу, раздумывая на ходу, куда бы направить свой путь. Только я взялась за длинную ручку, чтобы открыть дверь, как она сама распахнулась мне навстречу и на пороге появились четверо матросов с повязками патруля на рукавах. Я застыла на месте. Один из матросов грубо отстранил меня в сторону, чтобы пройти, но другой, молодой парень с чёрным чубом, прикрывающим шрам над бровью, произнёс:

– Чего бабка уставилась? Документы давай на проверку!

Я стала лихорадочно шарить по карманам, потом сделала испуганное лицо, что мне далось достаточно легко в моём положении, и запричитала:

– Ой, нету, нету моих документов, украли! Ой, что же будет!

– Да не кричи ты так, не ты первая, у кого документы украли! Но пройти тебе бабуся с нами придётся, чтобы определить твою личность. – Чёрный, последи-ка за ней, а мы пока тут слева пошерстим, что-то мне вот те рожи больно не нравятся!

– Есть! – ответил Чёрный, и схватив меня за рукав оттащил в сторону. Наверно он был новенький и очень хотел выслужиться перед командиром. – Попалась старая, вот теперь-то мы тебя на чистую воду и выведем! – сказал он мне, сурово сдвинув брови.

– Да что же такое делается! Ограбили, да ещё и запугивают! – я пошла ва-банк, призвав на помощь все мои актёрские способности.

– Ладно-ладно бабка, не ори, не я тебя грабил, – сказал он примирительно.

Через некоторое время патрульные привели с собой человек восемь, разного люда. Кто молчал, кто возмущался, двое спокойно грызли семечки, сплёвывая под ноги. Меня втолкнули в эту компанию, и повели всех под конвоем с ружьями наперевес, как преступников, по улице.

Приведя всех в здание, которое раньше, при царе, занимал какой-то торговый департамент, нас провели по длинному коридору на второй этаж и втолкнули в зарешеченное помещение, в котором уже находилось около двадцати человек. Там не то что не было скамьи, чтобы присесть, но даже негде было повернуться. Всех буквально запихали, как сельдь в бочку, в эту маленькую каморку, и я оказалась прижатой к решётчатой двери. Конвоиры, посмеиваясь над «зоопарком», как они окрестили помещение и всех находящихся здесь, пообещали, что скоро со всеми разберутся. «Кого в расход, кого под зад, кого с почестями и оркестром домой!»

Народ галдел возмущенно, кто-то требовал воды, кто-то крыл всех матом. Матросы сначала присели на стулья, стоящие вдоль стены коридора, но их срочно вызвали на вокзал, где началась драка со стрельбой. Когда топот их ног стих вдали, появились двое бугаевидных охранников. Они стали прохаживаться по коридору, изредка поглядывая на стоящих, почти вплотную друг к другу людей. Охранники уже привыкли к «зоопарку» и его ежедневно сменяющимся обитателям.

Через некоторое время все поутихли и то там, то тут начали завязываться знакомства и разговоры. Кое-кто попадал сюда и раньше. Они говорили о том, что если у тебя документы в порядке, то проверят и отпустят. А если нет, то ждут большие неприятности.

Значит, меня ждали большие неприятности, потому что у меня документов как раз и не было. Но оказалось, что не только у меня одной. Двое мужчин, которых тоже взяли на вокзале, стали тихо переговариваться.

– Ты запомнил, как отсюда выходить? – спросил крепыш в драповой куртке, второго – бледного, со впалой грудью.

– Угу… Чёрт и дернула нас нелёгкая притащиться на вокзал. Документы же ещё не готовы!

– Да, влипли! Что будем делать? – крепыш плюнул через решётку.

– Когти рвать, что ещё? Нам нельзя тут оставаться, всё дело завалим.

– Тише ты не ори, тут провокаторы могут быть… – и шепотом, – когда они дверь открывать будут, бабку вышвыривай наружу, сбивай ею с ног охранника, и давай Бог ноги!

– Понял! Ты только смотри, если вдруг разминёмся или меня схватят, то документы у китайца сам заберёшь. Ты глянь, какую харю наел на казённых харчах! – сказал крепыш с ненавистью, глядя на толстобрюхого охранника, который лениво почёсывал надутую, как подушка щёку.

– Тихо, а то услышит ещё и получишь по морде, тут и дёрнуться негде, – предупредил его бледный.

Как же меня подмывало спросить про китайца, который делает документы! Но я побоялась, что меня посчитают за провокаторшу и прирежут прямо здесь. Поэтому, я только навострила уши в их сторону, надеясь услышать какие-нибудь подробности про таинственного китайца.

Я прикинулась дремлющей, и мои соседи заговорили чуть свободнее.

– А давай попросимся по малой нужде, а там и…

– Сомневаюсь, что выпустят. Скажут, терпи, раз нужда!

– Я всё же попробую, только ты мне скажи, как к китайцу лучше, через мост, или в обход, вокруг театра?

– Через мост ближе будет. Ну, давай, приготовились!

– Эй, товарищ матрос, нам бы по нужде малой выйти!

– Да! И нам надо тоже!

– И мне!

– Выпусти матросик! – подхватили несколько голосов.

Охранник подошёл и ответил, равнодушно глядя на стоящих уже час на ногах людей:

– А не было приказа выпускать. Вот будет приказ, так и поведут, – и отвернулся.

– Вот шлюхин сын! – крепыш опять плюнул в сторону матроса, которому было всё равно, кто и что скажет, если это не его прямой начальник.

В этот момент раздались звуки голосов и в конце коридора появились матросы, ведущие ещё несколько человек, которые были крепко избиты. Куда ещё они собирались поместить их?! Тут уже не было места даже для одного человека! Но, однако, дверь открылась, и конвойные с размаху забросили внутрь клетки этих окровавленных людей. Я видела, как крепыш быстро и вопросительно взглянул на бледного, но тот покачал головой. Дверь захлопнулась, и я снова оказалась прижатой к решётчатой двери. Мой саквояж болтался под ногами, и соседи злобно пинали его. Патрульные, поправляя портупеи и бескозырки, снова ушли.

– Люди, помогите! – раздался рядом со мной слабый голос. – Я ранен…

Повернув голову, я увидела взъерошенного человека, у которого из рассеченного лба текла кровь, заливая глаза.

– Эй, охрана, здесь человеку кровь надо остановить! – крикнул кто-то.

– Да пошли вы! – ответил тот, – не подохнет!

Я вспомнила, что у меня был в кармане жакета носовой платок и с трудом развернувшись, стала расстёгивать пальто, чтобы достать его. Мои пальцы наткнулись на что-то острое, железное. Чёртов ключ! Я достала его вместе с платком, переложив в карман пальто. Я поняла, что теперь надо будет делать.

Передав платок раненому, я повернулась к моим соседям.

– У меня к вам деловое предложение, – сказала я шепотом.

– Не смеши бабуся, какие у нас могут быть с тобой дела? – хмыкнул крепыш.

– Что за предложение? – тихо поинтересовался бледный. И ткнул друга в бок, чтобы вёл себя тише.

– Вы мне говорите адрес человека, который делает документы, а я вас выпускаю отсюда.

– Каким образом? – бледный был сообразительный человек и сразу понял, что для шуток тут не место.

– Я открою дверь. Но мне нужно сделать документы, поэтому скажите адрес китайца.

– Ты смотри, бабуся не дремала! – усмехнулся крепыш, – только знай, бабка, если заложишь, из-под земли достанем!

– Ладно, слушай. Пойдёшь через деревянный мост к Апраксину двору и там найдёшь лавку китайца. У него…

– Синий дракон на вывеске?

– Точно, откуда ты знаешь?

– Я бывала у него, но не знала, что там можно документы делать.

– Передашь ему «от штамповщика привет», только так он станет с тобой о деле разговаривать. Ну, давай теперь, открывай, что ли! – и крепыш подтолкнул меня ближе к замку.

Я подождала, когда охранник повернёт и пройдёт мимо двери, и вытащив руку с чёртовым ключом, всунула его в замочную скважину.

– Тише, придержи дверь, чтобы не гремела, – сказала я крепышу.

Ключ повернулся несколько раз и дверь внезапно открылась. Мои соседи вырвались из камеры, как бешеные и побежали вдоль по коридору, ошеломив охранников. Остальные, помедлив несколько секунд, рванули за ними вслед, включая раненных.

Я же замешкалась, потому что ключ застрял в замочной скважине, и мне пришлось закрыть дверь, чтобы достать его. Подобрав саквояж, я увидела, что охранники валялись на полу, видимо оглушённые, а вдали коридора хромал какой-то отставший раненый. Догнав его, я увидела, что это был тот, которому я давала свой платок. Он едва плёлся, и был в полуобморочном состоянии, но стремление к свободе толкало его вперёд. Мы вместе вышли на лестничную клетку. Всё произошло так внезапно, что охранники не успели поднять тревогу. Я двинулась вниз по лестнице, поглядывая на беднягу, который вцепившись в перила, полз вниз, как черепаха.

Тут внизу раздался шум и крики, затрещали выстрелы. Выглянув в пролёт, я увидела, что часть людей наткнулась на возвращающийся патруль. Все бросились врассыпную. Матросы подняли беспорядочную пальбу. С двух сторон к ним на помощь уже подбегали солдаты. Я остановилась. Спускаться вниз было самоубийственно. Значит надо идти по лестнице вверх. Раненый с бессмысленным взором продолжал спускаться вниз. Поравнявшись с ним, я подхватила его под руку, и развернув его потащила за собой наверх. Зачем я делала это, даже не понимаю. Раненый был обузой. Тащить его было неудобно, и саквояж мешал.

– Куда вы меня ведёте? – слабым голосом вопрошал бедняга.

– Мы должны спрятаться, постарайтесь двигаться быстрее, – отвечала я ему.

К нашему счастью сверху по лестнице никто не спускался, и когда вся толпа матросов кинулась на второй этаж, мы уже были на четвёртом. Такой же бесконечно длинный коридор простирался перед нами. Вдруг, в конце коридора я услышала чьи-то чёткие шаги. Недолго думая, я нажала на первую попавшуюся дверь, без какой-либо таблички или номера. Она была заперта. Вынув чёртов ключ, я быстро открыла дверь и втолкнула туда несчастного, который висел на мне, как тряпка, затем зашла и заперлась изнутри. Мы попали в складское помещение. Но изучать его сейчас не было времени.

Приникнув к замочной скважине, я надеялась разглядеть шедшего по коридору. Не слышал ли он, как мы открывали двери? Я приложила палец к губам, показав раненому, чтобы он молчал. Шаги размеренно приближались. Наконец, идущий поравнялся с дверью, и на секунду остановился. Я затаила дыхание. Он похлопал руками по карманам и достал спички. Я не могла видеть его лица, но его руки показались мне знакомыми. Человек прошёл мимо. Он был одет в военный френч. Через несколько секунд его шаги затихли вдали.

Близился вечер и наверняка служащие, если они здесь были, должны скоро покинуть рабочие места. Я решила следить за всеми, кто пройдёт по коридору, и резонно полагала, что тот человек должен вернуться назад. Что-то в его облике показалось мне знакомым, и я хотела разглядеть его получше.

Положив раненого на кучу каких-то мягких мешков, я открыла саквояж, и с лёгкой жалостью достала украденную мной у Комиссарши бутылку водки. Я залила ею рану на лбу моего спутника, и он даже зашипел от боли. Поняв, что у меня в руках водка, он вдруг схватил её и сделал несколько больших жадных глотков. После этого впал в спячку. На всякий случай я забросала его сверху мешками, оставив возле стены оконце для воздуха, и осмотрела помещение. Если вдруг сюда кто-то зайдёт, то мне надо будет спрятаться. В стене я нашла нишу, в которой на длинной трубе висели новенькие солдатские шинели и матросские бушлаты. За ними можно было отлично спрятаться. Я вернулась к дежурству возле дверей.

Через некоторое время я услышала шаги двух человек, свернувших с лестницы в коридор, и снова стала смотреть в замочную скважину. На этот раз двое остановились рядом, и я услышала, как кто-то ищет ключ в большой связке. Они собирались открыть. Я моментально бросилась за висящие в ряд шинели. Вошедшие, разговаривали о кладовщике, который подхватил испанку и теперь нужно ждать пока он выздоровеет или…

– Вам не кажется, что здесь пахнет водкой? – сказал плотный пожилой мужчина, появившийся из-за стоявших посередине полок с хозяйственными принадлежностями.

– Да, определённо! – ответил его собеседник и вышел тоже. И тут я узнала его! Это был Начальник, портсигар которого спас мне жизнь. Вот он оказывается, где работает!

– Но наш кладовщик такой хитрец, что перерой весь склад, ни за что не отыщешь водку.

– На то он и кладовщик, чтобы клады хранить – засмеялся Начальник, – как насчёт чернил и бумаги? Мой секретарь подхватил чертову испанку тоже, приходится теперь самому запасы пополнять.

– Сейчас, ага, вот оно. Вот вам бумагу поплотнее и побелее, смотрите какое качество! Английская!

– Мне всё равно… и тому, кому на этой бумаге будет написан приговор – тоже, – цинично ответил Начальник.

Наконец, они вышли и заперли дверь, так что я вздохнула свободнее. Скорее всего, сегодня сюда больше никто не придёт. Выбравшись из-за шинелей, я вдруг подумала, что можно использовать одежду для того чтобы беспрепятственно выйти отсюда. Доев остатки моих съестных запасов, я почувствовала себя значительно лучше. Сначала я хотела оставить часть для раненого, но потом решила, что раз он болен, то должен хотя бы дня три попоститься, чтобы организм справился быстрее.

Ночь я провела в тревожном сне, и рано утром, ещё затемно, стала будить своего спутника. Он чувствовал себя очень плохо, но оставаться далее здесь было опасно. Я показала ему вешалки с шинелями и он, пошатываясь, подошёл к ним. Через несколько минут мой раненый преобразился в солдата. А я решила не переодеваться, а выйти, как есть. Кому придёт в голову остановить старуху. Из окна было видно, как у входа в здание сменился ночной караул. Значит те, которые могли видеть, как нас вчера привели в «зоопарк» – ушли.

Мы вышли без проблем. Никто не пытался нас остановить, может быть, караульные подумали, что боец провожает старую мать домой. Теперь, на улице мой спутник взял инициативу в свои руки и повёл меня за собой. Странно, но за всё это время мы так и не разговаривали с ним. И сейчас, идя по улицам Петрограда, продолжали молчать. Потом мы сели в трамвай, битком набитый людьми, и я видела, как смертельно побледнело его лицо, когда кто-то сильно прижал его. Я постаралась оберечь его и своим худым телом прикрывала его от наседающего народа. Наконец мы приехали в фабричный район, и он привёл меня в маленький переулок, где в цокольном этаже располагалась обувная мастерская. Открыв дверь, он пропустил меня в полутёмное помещение и тщательно запер за собой.

– Щука, – он протянул мне твёрдую руку. – Располагайся, мать…

– Очень приятно. Ты тут работаешь?

– И живу. Сейчас чаю попьём, а потом посмотришь, меня кажется, зацепило.

Я стала раздеваться и наконец, сняла с себя опостылевший парик со старушечьим платком. Щука немало удивился такому моему превращению.

– А ты не такая уж и старушка, – усмехнулся он. – От кого прячешься?

Почему-то мне стало очень спокойно на душе, рядом с этим простым человеком.

– Потом расскажу, а теперь давай посмотрю тебя, раздевайся!

Он беспрекословно стянул с себя гимнастёрку, и я чуть не упала в обморок от того, как он был избит. Всё его тело было в кровоподтёках. А потом Щука спустил штаны, и мне стало и смешно, и страшно. В ягодице у него застряла пуля. Вот почему он так сильно хромал!

– Надо вытащить, – сказал Щука.

Он похромал к столу и взял острый обувной нож, потом зажёг примус и поставил на него воду в чайнике. Примус шумел, в подвале было тепло и уютно, и я задремала на его старом диванчике. Через некоторое время Щука разбудил меня.

– Вставай, пора за дело. Помнится, у тебя там и водка где-то была?

Пока я доставала водку, он уже разложил всё на столе, на чистом холсте. Острый нож, игла с нитью, ножницы и корпия. Щука улёгся на моё место и спустил штаны.

– Давай, выковыривай, только не лютуй!

Странно, но я без колебаний приступила к операции. Пуля сидела в глубине мышцы, и я попробовала сначала подцепить её, но не удавалось. Тогда я быстро сделала разрез и вытащила её наружу. За это время Щука сказал великое множество слов, которые я не решусь здесь привести.

После чего я зашила его рану и закрыла корпией, смоченной в водке.

– Ты что, врачиха? – полюбопытствовал сапожник. – Как ты ловко-то всё провернула!

– Нет, я не врачиха, – засмеялась я, – но видишь, оказывается, когда надо, могу!

– Тогда давай выпьем за моё здоровье и наше освобождение! – Щука был сапожник и не мог пропустить такое событие. – И заодно расскажешь мне, как ты попала в «зоопарк».

Я рассказала ему кое-что. Ровно столько, сколько ему полагалось знать. А потом спросила, почему его схватил патруль?

Он оказался на вокзале вместе с друзьями, куда они пришли, чтобы посадить на поезд его шурина. Щука улёгся поудобнее, и попивал водочку с видимым удовольствием, предварительно достав откуда-то кусок хлеба, лук и солёный огурец. Запах стоял убийственный! Он слегка опьянел и разговорился, обильно пересыпая речь матом:

– Если полезешь на поезд один, то тебя просто вышвырнут оттуда. Народ прёт, как оголтелый! Поэтому мы пошли всемером. И обеспечили шурину коридор. Только так он и уехал. Потом подрались там с мужиками из соседнего района, которые кого-то из своих, тоже подсаживали на поезд. До стрельбы дело дошло. А тут патруль! Плохо было то, что я их одного матросика подстрелил. Ну не насмерть, а так! Зато он теперь героем будет, паёк усиленный получит. Уж как они меня стращали, что со мной сделают, когда вернутся. Но повезло! Я просто в рубашке родился! И кто это умудрился дверь открыть?! И тебе спасибо, что вытащила меня оттуда. Могла бы и бросить! Теперь я твой должник!

– Жалко тебя стало, вот и вытащила. А вот должок с тебя и правда потребую, – я улыбнулась, видя, как он весь подобрался. – Да не волнуйся, просто надо будет только по одному адресу сходить и передать письмо, а потом забрать то, что тебе дадут. Ничего страшного. Только надо быть осторожным, чтобы никто тебя не видел. Я сама не могу туда пойти по ряду причин.

– Ну что ж, пойду, куда деться, ты ж меня от смерти уберегла. И я должен добром! Я полежу маленько, а потом к вечеру пойду.

Я написала небольшое письмо для мадам Безе, сказала, что со мной всё хорошо и попросила передать мои документы и вещи подателю письма.

Когда стало смеркаться, Щука оделся в гражданскую одежду и ушёл.