Читать книгу Божественная комедия. Чистилище - Данте Алигьери - Страница 15
Песнь четырнадцатая
ОглавлениеВторой круг. – Завистливые. – Гвидо дель Дука. – Риньери ди'Кальболи. – Примеры наказания зависти.
1. – Кто это там обходит гору, прежде
Чем смерть дала ему полет, и сам
То открывает, то смыкает вежды?[504]
4. – Не знаю, кто; но знаю: два их там;
Спроси его – к нему ты недалече —
И вежлив будь, чтоб он ответил нам.
7. Так две души, склоня друг к другу плечи,
Вели направо слово обо мне;[505]
Потом лицо приподняли для речи.[506]
10. И тень одна: – О дух, что в пелене[507]
Еще телесной мчишься к небу! буди
К ним милостив и нас утешь вполне,
13. Сказав: кто ты? из стран каких? Все люди,
Познав, как благ к тебе Всевышний Бог,
Дивятся здесь о небывалом чуде.
16. И я: – Среди Тосканы есть поток,
Что в Фальтероне зачался и, смело
Сто миль промчась, в бегу не изнемог.[508]
19. Оттуда к вам несу я это тело;
Мое ж вам имя открывать – к чему?
Оно еще не слишком прогремело.[509]
22. – Коль речь твою я правильно пойму,
Ты говоришь об Арно здесь прекрасном.
Так первый дух ответил, и ему
25. Сказал другой: – Что ж в слове том неясном
Скрыл имя он красы всех прочих рек.
Как бы сказав о чем-нибудь ужасном?
28. И дух, который спрошен был, изрек:
– Зачем, – не знаю; но, по правде, стоит.
Чтоб имя то изгладилось навек.
31. С верховья вод, где столько речек роет
Грудь гор, от коих отделен Пелор,
Что вряд ли где вода так землю моет,[510] —
34. Вплоть до тех мест, где вод могучий сбор
Вновь отдает взятое небом с моря,
Чтоб тем питать потоки нив и гор,
37. Все от добра бегут, страну дозоря,
Как от змеи; – таков ли грунт страны,
Иль свычай злой влечет там к злу для горя,[511] —
40. Но только так в душе искажены[512]
Все жители той бедственной юдоли,[513]
Что, кажется, Цирцеей вскормлены.[514]
43. Меж грязных стад свиных, достойных боле[515]
Жрать желуди, чем пищу есть людей,
Тот бедный ток сперва бежит по воле.[516]
46. Потом встречает, становясь сильней,
Не столько сильных, сколько злобных, шавок,[517]
И мчится прочь с презреньем с их полей.[518] —
49. Спадая вниз и ширясь от прибавок
Побочных рек, к Волкам уж он течет,[519]
В злосчастный ров, и проклятой вдобавок.[520]
52. Стремя потом в пучины массу вод,[521]
Находят Лис, так преданных обману,[522]
Что их никто во лжи не превзойдет.[523]
55. Пусть внемлет он, я клясть не перестану.[524]
Да и ему ж то лучше, коль потом
Моих речей он вспомнят правду рьяну.
58. Вот, вижу я, твой внук идет ловцом[525]
На тех Волков, и там, где льется масса
Воды свирепой, им задаст разгром.[526]
61. Живых, он их продаст, как груды мяса,
Как старый скот, зарежет всех на вес,[527]
Лишит их жизни, чести сам лишася,[528]
64. Обрызган кровью, бросит страшный лес,[529]
И бросит уж таким, что и чрез годы
Лес все былых не соберет древес,[530]
67. Как от предвестья будущей невзгоды
Смущается лицо того, кто внял,
Откуда грянут вскоре непогоды,
70. Так видел я, что, вдруг смутившись, стал
Печален дух, услышавший то слово,[531]
Когда на свой он счет рассказ принял.[532]
73. Мне речь того и грустный вид другого
Внушили мысль: кто эти духа два?
И я с мольбой к ним обратился снова.
76. Тогда тот дух, что говорил сперва,
Так начал вновь: – Твои мольбы – прилука
Мне щедрым быть, как скуп ты на слова.[533]
79. Твой к нам приход столь верная порука
В любви к тебе небес, что буду ль скуп
Я на слова? Так знай: Я Гвид дель Дука.[534]
82. От зависти так сердцем я огруб.
Что если радость делали другому,
Я весь бледнел и зеленел, как труп.
85. Что сеял я, – такую жну солому![535]
О род людской! зачем так любишь то,
В чем есть запрет сообществу чужому?[536]
88. Сей дух – Риньер, честь Кальболи! Слито
В нем все, чем славен этот дом: удела
С ним равного там не стяжал никто.[537]
91. Но кровь его ль там ныне оскудела —
От Рено к взморью и от гор до По[538] —
Всем тем, что нужно для забав и дела?[539]
94. Нет, в тех пределах так все заросло[540]
Зловредным терном, что уж благочинья[541]
Там поздно ждать, где так окрепло зло.
97. Где добрый Лиций? Гвидо ди-Карпинья?
Арриг Манарди? Пьер ди-Траверсар?[542]
О, Романьолы, выродки бесчинья![543]
100. Болонья даст ли вновь нам Фаббро в Дар?
Вновь явится ль в Фаэнце новобранец,
Как Бернардин, пахавший в поле пар?[544]
103. О! не дивись, что плачу я, Тосканец!
Я вспоминаю Гвидо Прата, с кем
Жил Уголино д'Аццо, чужестранец,
106. И славного Тяньезо с домом всем,
Род Анастаджи с родом Траверсара
(Фамилии, что вымерли совсем).[545] —
109. Дам, рыцарей, дела их, полны жара,
Вселявшие любезность и любовь[546]
Там, где теперь в сердцах вражда и свара.[547]
112. О Бреттинор! зачем в стране ты вновь,
Когда твой род, чтоб не погибнуть в сетях,
Со многими бежал, спасая кровь?[548]
115. Ты прав, Баньякаваль, что вымер в детях!
Но худо, Кастрокар, a хуже ты
Живешь, о Коньо, множа графов этих![549]
118. Вы, коль падет ваш Дьявол с высоты, —
Воспрянете, Пагани! но исправить
Уж вам нельзя всей вашей черноты.[550]
121. О Уголин де'Фантоли! Прославить
Ты должен Бога, что не ждешь детей,
Чтоб честь твою развратом обесславить.
124. Иди ж, Тосканец! Слезы лить скорей[551]
Пристойно мне, чем длить свое томленье:
Так давит грудь мне горе тех речей![552]
127. Хор добрых душ, услышал, без сомненья,
Шаги мои и, молча, подтвердил,
Что верное мы взяли направленье.[553]
130. Когда ж с вождем один я проходил, —
Как гром, когда тверд, молния осветит,
Навстречу нам вдруг глас проговорил:
133. – Всяк умертвит меня, кто в мире встретит![554]
И вдаль ушел, как гром в ущельях скал,
Когда ему гул эха с гор ответит.
136. Едва ушам он нашим отдых дал,
Как новый глас, как бы с вершины Тавра
За громом гром, загрохотав, сказал:
139. Я в камень превращенная Аглавра![555]
И шаг назад я сделал, устрашен,[556]
Чтоб стать под сень Виргилиева лавра.
142. Уж воздух вновь затих со всех сторон,
И вождь: – Узда то вашему порыву,[557]
Чтоб из границ не порывался вон.
145. Но вы, хватая адскую наживу,[558]
– Приманкой той враг древний манит вас. —
Не внемлете узде той, по призыву
148. Вас призывает небо и, кружась,
Бессмертные красы свои вам кажет;[559]
Но в землю устремили вы ваш глаз,[560]
151. Доколе вас Всевидец не накажет.
504
Т. е. прежде чем душа его отделилась от уз тела и улетела в свое настоящее жилище, и почему глаза его не зашиты, как у них, о чем романцы узнают из слов Сапии (XIII, 131–132) и ответа ей Данте (133–138).
505
Списанное с натуры изображение слепых, когда они хотят заговорить, подобное описанному выше (XIII, 102).
506
Разговаривающие здесь тени, как увидим ниже, два романца, Гвидо дель-Дука и Риньери де Кальболи. Услыхав слово Данте: «Живой, обращенные поэтом к Сапии (Чистилища XIII, 142), они спрашивают друг друга: «кто он такой?» Слова первой терцины говорит Гвидо, слова второй – Риньери.
507
«И тень одна», именно Гвидо дель-Дука.
508
«Река Арно, которую поэт не хочет назвать по имени по причине, изложенной ниже. Арно берет свое начало выше Стиа из горных уступов Фальтероны, соединенной посредством Апеннино делла Пенна с горою Коронаро, настоящим центральным кряжем Апеннинской цепи. Отсюда вытекает пят или шесть рек на север и северо-восток, a на юг кроме Арно также Тибр. К западу отделяется много притоков реки Сьеве. Длина Арно от истоков до моря равняется, по Виллани, 120 милям» К. Витте.
509
Имя Данте, которое он скрыл от Сапии в предыдущей песни, уже было очень славно в 1300 г. его канцонами, сонетами и Vita Nuova. Если здесь он ничего не хочет знать о своей славе (хотя в Чистилища XI, 99) примеч. он и указывает на свою будущую славу, a в Аду И, 84 и след. прямо о ней говорит), то, вероятно, выражается здесь таким образом из опасения тех тяжестей, под которыми он видел гордых, столь жестоко обремененных (XIII, 136–138).
510
Описание течения Арно и долины этой реки. «Взгляд на карту Италии показывает, что поток Арно едва ли не самая водная часть Апеннинского хребта. Здесь вытекают к югу реки Арно и Тибр, к северу – Лимоне, Монтоне, Савио и Мареккиа». Филалет. – «Мысь Пилор (в древности Peloris или Pelorum), составляющий южную оконечность Сицилии, уже по мнению древних, был отторгнут от Апеннин вулканическими силами (горы Сицилии геологически суть продолжения Апеннин) с образованием при этом Мессианского пролива. Впрочем, новейшие геологи видят здесь лишь первоначальную поперечную расщелину в горном хребте». К. Витте.
511
Т. е. до взморья, до впаденья Арно. – «Вода почвы и атмосферы в постоянном кругообращении. Обширная поверхность моря вследствие испарения наполняет воздух водяными частицами. Осаждаются они в виде дождей и снега. От этих осадков питаются ключи, a от ключей – реки, несущие опять свой запас воды в море, которое бы окончательно иссякло без такой поддержки». К. Витте. – «Здесь Данте, по-видимому, противоречит своему учителю Брунетто Латини, который объясняет в своем Tesoro происхождение ключей простыми пустотами в земле, куда поднимается морская вода вследствие давления воздуха». Филалет.
512
«Здесь высказывается совершенно верное мнение о влиянии климата на характер обитателей. Уже Цицерон говорил, что обычаи людей зависят ab ipsa natura loci et a vitae consuetudine». Скартаццини.
513
Т. e. жители превращены в зверей, из разумных стали неразумными. Волшебница Цирцея превращала всех своих гостей, как известно, в животных, преимущественно в свиней; на одного только Одиссея не подействовали ее чары.
514
Вина необыкновенной длины этих разорванных вводными предложениями терцин лежит на поэте, на его переводчике.
515
«При истоках Арно в Казентино, находились главные владения графов Гвиди; спускаясь вниз по Арно от Ареццо, мы встречаем Попппи, замок графа Гвидо Новелло, затем Ромена, собственность потомков Агинольфо де Конти Гвиди, и наконец, Поричиано, где жили потомки Тегрино. Итак, первое сравнение со свиньями падает на род Гвиди». Филалет пытается в своем комментарии объяснить причину итого поругания. – «Свиноводство процветает и поныне в верхней долине Арно (Казентино), стране дикой и по склонам гор покрытой лесом и за малыми исключениями еще необработанной. Один из замков графа Гвиди, лежащий выше Стиа, называется Порчиано, по имени одной ветви фамилии Гвиди. Совершенно ошибочно хотели обратить этот презрительный эпитет на графов Порчиано. Трое из живших тогда братьев этой линии сопровождали императора Генриха VII в его походе и у двух из них Данте нашел себе гостеприимный приют». К. Витте.
516
«Бедный ток», povero calle, – река здесь еще очень мелководна.
517
Шавки botoli, порода малого роста, но очень злая и лающая более всех других собак. – «Ай, шавка, знать она сильна, что лает на слона!» – Этим именем обозначается Ареццо, один из менее сильных тосканских городов, тем не менее стоявший нередко во главе гиббелинской партии и сражавшийся часто с гвельфами, но по большей части без успеха. На гербе его надпись: «A cane non magno saepe tenetur Aper».
518
В подлиннике: Ed a lor disdegnosa torce il muso, и от них с презрением отворачивает рыло. Данте сравнивает здесь, Арно с большой собакой, гордо отворачивающейся от мелких лающих на нее собачонок» – «Стесненный Центральными Апеннинами и горою Протоманьо, Арно течет сперва к юго-востоку и отклоняется в сторону Катенайских Альп к югу, в направлении к Ареццо; но, не достигая его, вдруг поворачивает дугой к западу». К. Витте.
519
Под именем волчьего рода разумеются здесь флорентинцы. Волк у Данте служит всегда символом алчности и вместе с тем имеет отношение к гвельфской партии. Упрек в алчности часто делается флорентинцам в Божественной Комедии; Флоренция же была главою гвельфов в Тоскане.
520
«Ров» т. е. русло Арно. «Как строгий, неумолимый моралист, Данте называет его проклятым, как флорентинец, – злосчастным». Джиоберти.
521
«Здесь, как и везде, Данте очень точен в своих топографических описаниях. Пробежав по продолговатой долине Казентино (стихи 43–45), река Арно вступает в котловину Ареццо (стихи 46–48). Отсюда она проникает по узкой, опять продолговатой долине между горою Протоманьо и горами Чианти, пока у Сиевского моста не проложит себе русла в Соттскую долину, в обширной котловине которой лежат: Флоренция, Пистойя и Прато (стихи 49–51). Новые притоки вод между Ластра и Емполи (стихи 52–53) направляют, наконец, его бег в равнину Пизы». Филалет.
522
Здесь разумеются жители Пизы. «Уже старинная народная поговорка придает пизанцам характер изменнической хитрости (Ада XV, 67 прим.). Такой характер выступает еще сильнее на вид, когда они были ослаблены после морского сражения у острова Мелории (Приложение III к I книге Божественной Комедии, Ад. – Исторический очерк событий в Пизе во времена Уголино, стр. 317) и стояли одни против могущественного гвельфского союза. Стоит только вспомнить об Уголино и его противнике Руджьере, и о графе Гвидо да Монтефельтро, главе Пизы, поступки которого Данте прямо называет лисьими (Ада XXVII, 75)». Филалет.
523
«Здесь поэт снова возвращается к порицанию порчи своего времени и страны, и кары его неисчерпаемы и неумолимы. Прежде всего под именем грязных свиней он разумеет жителей Казентино, под именем – шавок жителей Ареццо, под именем волков – жадных и более смелых флорентинцев и, наконец, лисицами за хитрость и обман называет пизанцев.». Штрексфусс.
524
Т. е. Данте: пусть он услышит пророчество о судьбе своей родины.
525
В подлиннике: nipote, племянник, a также внук. Ландино и Оттимо Комменто называют Риньери прадедом Фулчьери. Речь идет о Фулчьери да Кальболи, племяннике (по другим – внуке) Риньери да Кальболи, – того духа, к которому, как увидим ниже, обращается теперь Гвидо дель Дука. «Фулчьери происходил от известной фамилии Кальболези в Форли. В 1302 г., после того как Карл Валуа вернул Черных во Флоренцию, он был подестой этого города. В его управление Белые подверглись жестокому гонению и многие вожаки этой партии были казнены при двух следующих обстоятельствах. Част Белых была тогда в изгнании, другая жила, хотя и угнетенная, во Флоренции. Была перехвачена переписка между пизанскими изгнанниками и флорентинскими Белыми. Возникло судебное дело: предводители Белых были посажены в тюрьму и подвергнуты пытке. Некоторые умерли под пыткой (напр. Тиньозо ди Маччи); другие сознались в намерении отворить ворота гибеллинам, после чего все были обезглавлены. Некоторые члены фамилии Абати спаслись лишь бегством, но имение их конфисковано. – В том же году Белые из Романьи под предводительством Скарпети и дельи Орделаффи из Форли (Ада XXVII, 45 и примеч.), личного врага Фулчьери, завладели местечком Луличьяно на Магелло; но с прибытием Черных под предводительством самого подесты бежали; многие из беглецов переловлены местными жителями и представлены Фулчьери, который приказал казнить всех. Между прочим, мессер Донати Алберти, одетый в женское платье, был с позором представлен одним крестьянином на осле к подесте. Тот велел наложить ему на шею веревку и, открыв окно дворца, показал его в этом виде народу, который приговорил его немедленно к смерти». Филалет.
526
Вода свирепая, река Арно.
527
«Продаст», потому что, как говорят, он предал за деньги многих из партии Белых в руки их врагов. «Старый скот», т. е. как режут старого быка, негодного для работы – жесточайшая ирония! «Может быть намек на бесчеловечное обращение с Донати Алберти». Филалет.
528
Т. е. доброй своей славы, как человек продажный и жестокий.
529
«Страшный лес» (trista selva), очевидно Флоренция, так как она была особенно гибельна партии Белых, называвшейся также партией Лесных (Ада VI, 65). – «Как тени одного адского круга названы (Ада IV, 66) лесом, так здесь названы жители Флоренции». К. Витте.
530
«Не соберет древес» (в подлиннике: Nello stato primaio nun si rinselva), т. e. никогда не придет в свое прежнее цветущее состояние.
531
Дух, внимавший его речи, – Риньери.
532
«Может показаться странным, что этот дух, конечно, и сам обладающий ясновидением умерших, узнает здесь о будущем из уст другого; но, как следует заключить из Ада X, 100–114 примеч., мертвые лишь тогда видят будущее, когда это прозрение вызывается к них каким-нибудь особенным обстоятельством, напр. вопросом. Подобный вопрос и был предложен (стихи 25–27) Гинду дель Дука». Ноттер.
533
Данте (стих 20) отказался назвать себя по имени.
534
О нем, как и о Риньери, ничего более неизвестно, как то, что оба были весьма храбры, Дель Дука – родом из Бертиноро в Форли; Риньери же по Филалету, был, кажется, в 1252 г. подестой в Парме и в 1276 г. в войне с Джеремеи играл некоторую роль с Гвиди да Монтефельтро. См. Приложение II к I книге Божественной Комедии, Ад, Политическое состояние городов Романьи в 1274–1302 г., стран. 309.
535
«Что посеет человек, то и пожнет». Посл. к Галат. VI, 7.
536
Здесь разумеются дары счастья. Объяснение этих слов читатель найдет в следующей песни, стих 44–45 и след.
537
Дурное мнение, высказанное здесь о доме Кальболи, относится главным образом к позорному поведению вышеупомянутого Фулчьери во Флоренции. Впрочем и в других местах, кажется, были не очень довольны членами семейства Кальболи». Филалет.
538
Превосходно очерченные границы Романьи: к северу – река По, к югу – Апеннины, к востоку Адриатическое море и к западу – река Рено, впадающая недалеко от Болоньи в По.
539
В подлиннике: Del bon richiesto al vero de al trastullo, т. e. истинными благами, способными удовлетворить волю, цель которой – наслаждение в лучшем смысле слова, a также интеллектуальное наслаждение, стремящееся к достижению истины.
540
Т. е. в сказанных пределах Романьи.
541
«Зловредный терн» (venenosi sterpi), сличи Ада XIII, 6. Некоторые разумеют под этим тиранов. Выражение опять напоминает дикий лес I песни Ада, стих 5». Скартаццини.
542
Поименованные здесь четыре фамилии отличались своими добродетелями и бескорыстием. Лицио да Вальбона, гражданин из г. Форли известный своим гостеприимством. Арриго Манарди из Бреттиноро, по словам Оттимо Комменто был «рыцарь, полный благородства и доблести задавал часто пиры, раздаривал гостям одежду и коней, уважал храбрых и проч. Он был друг Гвидо дель Дука». – Гвидо ди Карпинья, по словам того же комментатора, «превосходил всех других своей щедростью, любил преданно и жил благородным образом». Траверсаро из весьма древней романской фамилии, по его же выражению, «был предан прекрасной и достойной жизни». Подробнее см. у Филалета и Скартаццини.
543
«Романьёлы» (Romagnoli) – жители Романьи.
544
«Франческо ди Бути рассказывает, что фамилия Ламбертации, о которой здесь идет речь, вела свое начало от кузнеца, бывшего некогда столь могущественным, что он почти стал главою Болоньи. К его потомкам принадлежал упоминаемый здесь Фаббро де Ламбертацци (некоторые комментаторы в слове Fabbro видят имя нарицательное)». Филалет. – «Бернардино (в подлиннике: di Fosco), сын Фоско, крестьянина, настолько возвысившагося своими добродетелями, что даже знатные люди того старого доброго времени нередко приходили к нему, чтобы послушать его умных речей и воспользоваться его гостеприимством». Там же.
545
Прата, деревня между Фаэнцей и Равенной. Об этом Гвидо известно лишь, что он был храбрый человек из благородного рода. Уголино д'Аццо – об нем почти ничего не известно; полагают, что он был из рода Убальдини из Мугелло в Тоскане. Как тосканец, он, живя большей частью в Фаэнце, был, следовательно, в ней чужестранцем. Федериго Тиньозо, родом из Римини, жил большею частью в Бертиноро. Tignoso значит паршеголовый; назван он так в шутку, оттого что имел красивые белокурые волосы. Род Траверсара из Равенны отличался богатством и благородством; дочь одного из них в 1262 г. вышла замуж за сына венгерского короля. Анастаджи – также богатый дворянский дом из Равенны. Обе фамилии встречаются в одной из новелл Боккаччио. Вспоминая эти славные некогда роды, Данте скорбит, что они теперь лишены наследников и вымерли.
546
Т. е.: я вспоминаю дам, рыцарей и проч. Эта терцина заключает в себе всю поэтическую эпоху рыцарства. «Ариосто заимствовал из этого стиха начало (Le donne e и cavalier) для своей поэмы, a из всей терцины господствующие для нее идеи, так как «Неистовый Роланд», в сущности, не что иное, как поэтическое воспроизведение рыцарских времен». Джиоберти.
547
«Там», т. е. в Романье.
548
Бреттиноро, городок между Форли и Чезена, главное местопребывание романского дворянства, откуда, однако, значительная его часть была изгнана в 1295 г. за гибеллинские идеи; на это Данте намекает в ст. 113–114. Составлял ли вышеупомянутый Манарди (стих 98) главу дома, – неизвестно.
549
Малавичино, могущественные в половине XIII столетия графы Баньякавалло (местечко между Лаго и Равенной). В то время, когда Данте совершал свое странствование, они, как кажется, нередко меняли цвет партии, смотря по обстоятельствам. Впрочем, эта фамилия вымерла гораздо позднее, нежели думает Данте. Графы Кастрокаро (на Ментоне, повыше Форли) были гиббеллины, но в 1282 г. подчинились церкви и сдали свой замок. В 1296 г. они были снова восстановлены при помощи Майнардо Пагани. Графы Конио встречаются также в конце XIII столетия, именно в Фаэнце, в рядах гибеллинов. «Множа графов этих», т. е. таких негодных и преступных – жестокая ирония.
550
Пагани – граждане Имолы. В 1263 г. Пьетро Пагани завладел Имолой и выгнал оттуда болонцев, но те вскоре опять выгнали его. Лучше удалось это дело сыну его Майнардо Пагани, названному за жестоким и «Дьяволом» (См. Приложение II к I книге Божественной комедии, Ад, стран. 309). Он умер в Имоле в 1302 г. и велел похоронить себя в монашеской одежде монастыря Вальомброза. Он не оставил наследников по мужской линии и имел лишь одну дочь, перешедшую через замужество в фамилию Убальдини. О мнении Данте о нем см. Ада XXVII, 49–51 прим. Смысл терцины следующий: Пагани поведут себя хорошо, как скоро умрет (падет с высоты) брат их Майнардо; но дурная слава об их отце все-таки останется черным пятном на их фамильной славе.
551
Уголино де'Фантоли из Фаэнцы принадлежал к гвельфам и отличался храбростью; умер в 1282 г.
552
Подражание Виргилию, Aen. IX. 292:
Atque animum patriae strinxit, pietatis imago.
553
T. e они слышали топот наших шагов и потому из их молчания и из того, что они не объяснили нам, куда идти, мы заключили, что не сделали ошибки в выборе дороги. – «Здесь, где обитает одна лишь любовь и стремление к добру, тени, конечно, объяснили бы поэтам, где лежит прямая дорога, если бы они пошли ложным путем. Потому то, видя, что души безмолвствуют, поэты и должны были заключить, что они не ошиблись в пути». Штрекфусс.
554
Слова Каина к Богу, после совершения первого на земле убийства из зависти: «Всякий, кто встретится со мною, убьет меня». Бытия ИИ, 14. – Нечего, кажется, объяснять, что слова эти произносит не сам Каин, так как душа его в аду (почему один его отдел и назван Каина), но невидимый дух или ангел.
555
Аглавра, дочь афинского царя Кекропса, была превращена Меркурием в камень за то, что препятствовала из зависти сестре своей Гирсе вступить в супружество с этим богом. – Рядим с завистливым братом поэт выводит завистливую сестру.
556
«Древний враг» – дьявол. «Противник ваш диавол». I посл. ап. Петра, V, 8.
557
«Узда» (в подлиннике; camo, по-гречески χάμος, по-латыни camus, удила, трензель), т. е. те грозные слова которые удерживают от порока. «Челюсти их нужно обуздывати уздою и удилами, чтобы они покорялись тебе». Псалт. XXXI, 9.
558
«Нажива» – приманка дли рыб, насаженная на крючок удочки, т. е. земные блага, которыми дьявол прельщает человека, как рыболов рыбу. «Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них». Еккл. IX, 12.
559
Т. е. небесные светила (Ада I, 411; XXXIV, 135). – «Omnis naturae species et motus quasi quadam varietate linguarum clamat atque increpat agnoscendum esse Creatorem», Блаж. Августин. De lib. arb. III, 23.
560
Belluas Deus prostratas fecit in facie, pastum quaerentes de terra; te homo, in duos pedes erexit, tuam faciem sursum ascendere voluit. Non discordet cor tuum a facie tua». Блаж. Августин.
