Читать книгу Квадрат жизни. Грань вторая. Школа - Дар Владимирович Амурсий - Страница 10

На следующий день начались занятия, о чем еще с вечера напомнил наручник. В расписании числилось две пары рисунка2 и композиция3, значит почти половину дня я буду заниматься любимым делом, и не сходить с ума, думая о завалах. Утром мне пришлось позаботиться о безмятежно спящем Стасе, вежливо разбудив его. Правда хотелось перевернуть кровать, ведь этот молодой делец мгновенно уснул и храпел всю ночь.

По ошибке я зашел в буфет, забыв, что сегодня еду нужно заработать, однако меня окликнули, сказав, что завтрак в покоях бесплатный. Маленькая, но радость. Здесь подавали блюда старой кухни, но с трудом я отыскал что-то нормальное. Сытый, все еще настороженный и предвкушающий испытания, я поспешил в школу. Дармовая жизнь закончилась, и уже сегодня нужно блеснуть знаниями, иначе меня ждет профилактическое голодание. Выбравшись из жилой зоны, состоящей из нескольких зданий, похожих на громадные усадьбы, я присоединился к группе людей своего потока. Сразу приметил их по одинаковым мантиям. Голограмма наручника безошибочно привела бы меня в нужное место, но в компании спокойнее.

Паренек, идущий рядом, всю дорогу восхищался архитектурой учебного корпуса. Судя по его речи, хорошо понимал, о чем говорит, а я с интересом развесил уши.

– Вы только посмотрите, это же на стоящий дворец творчества. Удивительно сложное и объемное размещение блоков. А композитный ордер на портиках просто великолепен. О роскошном антаблементе и не говорю, – парень дернул меня за локоть, указывая рукой куда-то в сторону. – Гляди, за той крышей выступает просто громадный купол. Вот бы ближе посмотреть, – знаток архитектуры явно был в ударе, и наверно забыл об учебе.

– Тебя не смущает запущенный фасад? – заметил я. – Вчера, мне казалось, нас действительно привезли во дворец, а тут облетевшая штукатурка, краска потрескалась, и даже растения на крышах растут.

– Может быть такова задумка дизайнера? – ответил ценитель классицизма. – В старых, потрепанных временем зданиях, как и в руинах есть некая романтичность, особая привлекательность.

– Ну-ну, а еще хороша дырявая одежда и вчерашняя еда с плесенью, прекрасный эффект старины, – не удержался я, и сам удивился легкости, с которой съязвил.

– Зато здесь газоны красивые, – сказала маленькая девушка, с вздернутым вверх носиком. – Глядите, вот куда все старания уходят. Между прочим, я вчера видела, как их косят. Наверно это за баллы, но мне как-то не к лицу с косилкой бегать. Даже не знаю…

Она продолжал еще что-то говорить, но мой взгляд задержался на далеком куполе. Странно, что такое внушительное сооружение находится далеко от центра комплекса. Я мысленно сделал себе зарубку разглядеть его вблизи, при первой возможности. Купол быстро скрылся за громадой главного корпуса, а наша группа уже шагала по главной площади. Здесь оказалось невероятно много народа. Ручейки людей стекались в могучую реку, чтобы опять распасться, подобно широкой дельте, когда ученики расходились по разным входам школьного здания. Похоже посещаемость здесь абсолютная, что неудивительно, с такими стимулами и системой контроля, писк которой я надеялся никогда не услышать.

Внутреннее пространство школы не уступало потрясающим фасадам, если закрыть глаза на вездесущую запущенность. Однако стройные колоннады и арочные порталы все равно были прекрасны и казались невесомыми, при всей своей монументальности. Потоки света, из огромных окон, играли на рисунке камней мозаичных полов, и полностью овладевали вниманием. Я успевал разглядывать барельефы на стенах, статуи в нишах и крупные картины в резных рамах, которые превращали школу в музей, хоть и неухоженный. Эти ощущения усиливала приятная музыка, тихо играющая на каждом шагу. Мне казалось странным, что в современном мире не хватает средств для ремонта, или до материальной стороны школы новому директору просто нет дела. Я сделал себе еще одну заметку, выяснить этот вопрос у руководства.

Мне наступили на ногу, отвлекая от созерцания сводов потолка. Возмутиться не успел, зато заметил косые взгляды, старших учеников. Наверно мы привлекали внимание, походя на типичных туристов. Мои сокурсники сбились в маленькую стаю, крутили головами во все стороны, буквально поедая глазами бренную красоту, разве что не фотографировали. Мельком я успевал поглядывать на окружающих, разительно отличных от нас. Новичков встречали по одежке, в буквальном смысле. Только мы оказались выряжены в стандартную одежду, суровое рубище, в сравнении с экстравагантными нарядами старших.

Маленькая девушка, назвавшаяся Олесей, долго молчала, глядя исподлобья на творческую молодежь, но не вытерпела и заговорила своей подруге:

– Обалдеть, здесь парад мод, не иначе, а мы как плебеи. Мне срочно нужно приодеться.

– Ага. Хоть в столовую с буфетом не ходи. Страшно подумать сколько корпеть придется. Я бы и по ночам рисовала, если бы можно было скорее что-нибудь приличное купить, – ответила ее товарка.

Деловая Олеся, успевшая познакомиться со всеми и влезть любопытным носом куда только возможно, настороженно прищурилась и заговорила в никуда, надеясь быть услышанной всеми:

– Не понимаю, где творческая атмосфера? Кажется, только мы одни как ненормальные спешим на первую пару, а эти модели, чтоб их… Словно на пляж явились, осталось только под солнышком улечься… Ага, один уже лежит.

Оторвавшись от игры с рисунком на полу, в белые и черные ромбы, я ответил:

– Похоже с ним случилось то самое. Как я понял, здесь не принято обращать на приступы особого внимания. И мне видятся не пляжники, а скорее великие мастера. Только в кавычках. Следить за временем и суетиться ниже их достоинства. Кстати, мы тоже не совершенство. Мой сосед сейчас где-то между душем и буфетом, если опять не лег.

– Ему что, о пищалке не говорили? – изумилась Олеся, но ответить мне не дала. – Ну ладно, он дурак, пусть шишку набьет. А нам никак нельзя ударить в грязь лицом, особенно перед новым пополнением. И вести себя по нормальному надо, и приодеться, а то, как гадкие утята.

– Ничего, мы еще посмотрим, кто тут великие мастера, – категорически заявил громкоголосый Руслан, лихо закидывая набок свою рыжую челку.

– Кажется вы говорите немного о разном, – сказал я. – В моих глазах эти старшие уже лежат в грязи и булькают пузырями, если не пользуются возможностями вдохновения от аномалии, и откровенно филонят, а потом отрабатывают. Однако наши наряды и мое чувство прекрасного начали коробить.

Руслан по-свойски толкнул меня в плечо, и заговорил тоном прожженого жизнью ветерана:

– Зря ты на них бочку катишь. Мы вот вчера зависли со старшими в буфете, таких подробностей наслушались, – на его слова Олеся превратилось в одно сплошное внимание. – А вы, мадам, ушки свой поберегите, не то мозги закипят, и вместо занятий у нас революция будет.

– Что ж там за страсти такие? По-моему, аномалией нас и так до икоты запугали. Я пол ночи не спал.

– Есть тут одна фишка. Не так страшна аномалия, как последствия завалов. Говорят, что все незаконченные работы, в том числе и итоговая, забирают и хрясь, – Руслан показал удар об колено, – А потом пых, – пантомима продолжилась имитацией языков пламени. – Не знаю как именно, просто считаются, что их от ума сделали, и без должного вдохновения, понимаешь ли. А преподы искусство высшего уровня требуют. Ну еще баллы все списывают. Жуть, да и только.

– Нормально…, – искренне возмутился я. – Очуметь можно. И почему нам это Мария, эм…, забыл, как ее. Нет бы все честно сказать. А может вас разыграли? Почему бы над новенькими не подшутить, как над детьми малыми.

– Я тоже так сначала подумал. Но парни без иронии рассказывали, и советовали не страдать за зря. Не пришло, якобы, еще время и можно расслабиться. Ну что, Олеська, язык проглотила? Не будешь в другой раз уши развешивать. Многие знания – многие печали.

Наша разновеликая группа свернула в галерею с искомой аудиторией, но дверь еще не открыли. Пришлось ждать, и наблюдать, потому что лезть со своими умными мыслями к погруженным не хотелось. Я чувствовал себя гостем на светской вечеринке, проводимой юными наследниками фамильного замка, в кругу себе подобных сорвиголов. Казалось, они неразумно распоряжаются свалившемся на голову достоянием, и довели свои владения до весьма прискорбного вида. Прежде мне не доводилось видеть столь откровенной праздности. Вдохновение не ощущалось, и я подозревал, что действительно зря потрачу здесь время. Возможно следует покинуть проект погружения. Но спешить с выводами я не стал. Мало еще видел, и врать люди тоже могут. Наконец нарисовался учитель, который со скорбной улыбкой смотрел на учеников, входящих в мастерскую.

Два занятия рисунка пролетели незаметно, быстрая зарисовка постановки из геометрических фигур поглотила меня с головой, временно изъяв и потока времени. Учитель проверял чего мы стоим, оставив нас наедине с работой на все четыре часа. После первых линий наброска я ощутил неудержимое желание творить, и не спустя рукава, а выложиться по полной. У меня только дым из-под карандаша не шел, так увлекся постановкой. Краем глаза отмечал, что группа тоже шуршит грифелями по бумаге. Однако через час мы познали обратную сторону аномалии. Захотелось встать и уйти, полежать, хоть на полу, или вообще вернуться в жилые покои, потому что больше нет сил и смысла творить.

– Да ну ее в пень, – выпалил Руслан, запрокинув назад голову с руками. – Хочу все порвать, сжечь и пойти пожрать наконец.

– Может я брежу, но сейчас идет откат, будь он неладен, – сказал двухметровый Влас неуверенным тоном. – Но вряд ли от такого кошмара отдых поможет. Мне вообще исчезнуть охота.

– Не паникуйте, – осмелился сказать я, неожиданно воспрянув духом. – Думаю, это можно пересидеть. К слову, у нас тут планшеты все изрисованные, и можно старый добрый прием антистресса применить. Я уже пять минут свою лепту в коллективное творчество вношу. Отпускает.

– Ай-яй-яй, как нехорошо в таком признаваться. Хотя меня тоже прижало. Сейчас попробую, – на ходу сменила концепцию Олеся, и с шумом придалась вольному творчеству. – Анархия, беспредел, мне нравится, – девушка явно уже не обижалась на дерзкого Руслана, и пребывала в отличном настроении.

Через четверть часа вдохновение вернулось. Аномалия больше не играла с нами злых шуток, наверное, на новичков слабо действует. Я сам от себя не ожидал рисунка с тремя точками перспективы и такими выразительными тенями, что хоть облизывай их. Почти все мы получили заслуженные десятки, не то оценки, не то валюту, попробуй к такому привыкни, но люди остались довольны. Я наперед знал, после следующей лекции мы будем свободны, так как на второй половине занятий, для самостоятельной работы, нам пока делать нечего, и можно будет, наконец, осмотреть всю школу. Александр Иванович, закончил просмотр, но попросил не расходиться, если мы не желаем остаться босяками, ведь на занятие мы явились с пустыми карманами.

Вскоре он притащил охапку ученических сумок, носимых через плечо, и раздал их со словами:

– Вот ваше первое имущество. Остальное получите позже. Если не нравится качество инструментов, можете пользоваться магазином. Там всего полно, ну почти, того, что положено.

– А что нам не положено? – мигом вклинилась Олеся, невинно моргая с дурашливым видом. – А рисунки с собой забирать можно? И будет ли домашнее задание?

– Ох, девушка, не надо так частить. Сейчас вы все обрушите на меня поток критики, впрочем, всегда так, – учитель с сожалением вздохнул. – Творчество только в стенах школы. Бумагу, картон, пластичную массу и прочие материалы за порог не выносим, и в продаже их нет, так что не ищите и не спрашивайте. Это не я придумал, таковы правила. Все ради вашей безопасности, потому что перегрузки мозга нам не нужны.

Причудливые правила школы нарастали как снежный ком, однако Александра Ивановича обвинять не стали. Некоторые, наоборот, порадовались странной халяве. Люди были увлечены сумками, не такими уж страшными как мантии, и не роптали, находясь под впечатлением от череды откровений и даров. Мы снова воспользовались навигацией, которая чертила впереди проекцию стрелки на полу, и дружной гурьбой добрались к аудитории композиции. Я еще слабо запомнил свою большую группу, пытался вспоминать услышанные имена, и неосознанно продолжал высматривать Алекса, попробуй такого шутника неугомонного пропусти. С каждой минутой мне все больше казалось, что его в последний момент кем-то подменили.

Двери аудитории резко распахнулись, выпуская толпу разномастно одетых парней и девушек, вполне счастливых и немного утомленных. Их мысли были где-то не здесь, поэтому нас, зеленых оборванцев, они не заметили. Спустя пару мгновений в коридор вышел помятого вида паренек, со зверским выражением лица, и без того излишне заостренного. Он по-детски шмыгнул носом и со злорадством уставился на нас, как хищник на добычу, у меня аж волна мурашек к животу пробежала.

– А, новенькие, старательные, еще не устали. Поглядим на вас через недельку-другую, сколько в вас пороху останется. А пока идите, грызите, и гранит искусства, и базальт, и торф у нас имеется. Все для вас.

– Не слушайте этого психа, – сказала вышедшая из той же аудитории девушка, тонкая, как богомол. – Перестань над людьми издеваться, вечно тебе неймется, – она с совершенно равнодушным видом прошла мимо нашей компании, гордо неся гладко причесанную голову.

Язвительный паренек не внял ее замечанию, принял вид злобного гремлина, и заговорил:

– Поиск ритма и удержание на волне – полная чушь, стабильные завалы – наше все! – он яростно воздел руки вверх. – Кайфуйте сколько можете, и даже не надейтесь на безлимитную учебу. Да-да, я последний чокнутый, который еще пыжится забраться на эту клятую волну…

Я проводил взглядом вышедшего из аудитории пожилого преподавателя. Он небрежно запер замок, проигнорировав нашу группу. Мне было неловко молчать, поэтому спросил у последнего чокнутого:

– Хочешь сказать нам лапшу на уши вешают, и можно не стараться? Как-то мрачно и размыто объясняешь, – договорив, я вновь удивился пробудившимся новым качествам личности.

– М-да, типичный новичок, доверчивый и простодушный, – он продолжал обращаться ко мне, но слушала вся группа. – Я упираюсь на учебе, лишь бы реже в медцентр летать. Мерзкое это дело. Ничего, еще никто не отвертелся. Чудо вас не спасет, ни отдых, ни отработка. Придется терпеть откаты, сжав зубы, чтобы тебе реже в мозгах копошились и картинки незаконченные в утиль пускали.

– Неужели все так безнадежно? Мы сегодня нормально справились. Как-то не верится, что люди легко сдаются при таких незначительных трудностях. Или на нас пока слабо действует?

– Все вздор, а я довожу его до абсурда. Мне противно идти за стадом ослов десятый раз на дню в буфет, или рубиться в игры, радуясь, что убежал от отката. Лучше стонать, но рисовать. Пару раз в день мучаться, но не прогнуться. Хотя чего я распинаюсь, все равно скатитесь. Что, не нравится правда? Лучше сразу в омут с головой, – он злобно подмигнул мне, и заковылял в своем направлении, доброжелатель.

Все стояли, как вкопанные. Сладкоголосым кураторам я не доверял с самого начала, а теперь окончательно разочаровался, исполнившись праведным гневом. Выплескивать лавовый поток на одногруппников было бы опрометчиво, поэтому я промолчал. На память пришла строчка из расписания, и еще раз глянув в него, я убедился, что занятие ведет заведующий, то есть человек высокого статуса. Моя группа уже затеяла тихий спор, под впечатлением от услышанного, но они скоро смолкли, заметив появление худощавого мужчины. Определить возраст этого сухощавого человека, с вытянутым лицом было сложно, зато благородство и некая суровость сразу бросались в глаза. Препод уверенно чеканил шаг, и смотрел сквозь нашу компанию прямо на дверь, словно собирался вести лекцию для других.

– Здравствуйте-здравствуйте, – невнятно пробормотал он на наше приветствие. – Хм, простите, что вы на меня так смотрите? Со мной что-то не так? – учитель скосил глаза на грудь и потрогал лицо.

– Там все чисто, в отличие от ситуации в школе, о которой нам почти ничего не объяснили, – неожиданно резко начал я, не узнавая своего голоса, но было поздно отступать. – Почему от новичков скрывают сложности отношений с аномалией? Для чего на самом деле уничтожать недоделанные работы? Чтобы удержать нас подольше? И как руководство довело здания школы до такого ужасного состояния? – я оглянулся ища, поддержки. – Нам известны свои права, которые здесь грубо нарушаются. Извиняюсь, но приходится бороться за справедливость.

– Молодой человек, у тебя очень хорошая речь, острый язык и беспечный, рассеянный разум, не говоря уже о бестактности, – учитель приосанился, не скрывая своего раздражения. – Ответы на твои вопросы есть в уставе заведения, который редко кто удосуживается прочесть. Не спеши с выводами, учебная программа составлена с умом, точнее высшим умом – искином. А потертые стены не должны отвлекать вас от творчества. Так что на первый раз прощаю эту дерзость.

Я слегка остыл, задумался, и испугался от того, каких дров наломал, со своими шаблонами поведения. В глубине души я соглашался с заведующим, иначе школу просто закрыли бы, по распоряжению из учебного центра. Но разум усомнился в правоте этого погруженного. Благодаря папе и его просветительной деятельности, я прекрасно знал об уловках и хитростях, творившихся в организациях и правительствах недавнего прошлого, хотя на практике столкнулся с этим впервые. Согласиться и мысленно козырнуть учителю композиции было выше моих убеждений, и сдаваться я не собирался.

– Написанное в уставе может расходится с реальностью, и у нас пока что хватает ума, чтобы заметить подвох. По-моему, учителя не должны водить нас за нос и, я не желаю терпеть подобной системы. Если она прогнила, то…

Закончить фразу не удалось. Ее прервал голос еще одного преподавателя, спешно подошедшего к импровизированному полю битвы. Он заговорил доброжелательным тоном:

– Доброе утро всем. Кажется, здесь кипят страсти и собирается гроза. Я шел мимо и услышал, – он утерся платком. – Вы все полностью правы, спорить не о чем. Здравствуйте коллега, – учитель пожал руку мастеру по композиции. – Антон Семенович. Я новый преподаватель скульптуры, только что прибыл, а здесь такие эмоции кипят, ух!

Преподаватели что-то тихо обсуждали, я же замер в легкой растерянности. Передо мной стоял знакомый скульптор, с которым день назад был заключен договор. Если лицом он остался прежним, то характер и манеры переменились. Из дипломата, окутанного некими тайнами, солидного и говорливого, он превратился в вежливого и жизнерадостного альтруиста. Буквально светился своей праведностью. Сильно же на него загрузка качеств подействовала, как и на меня. Услышь сейчас мама что я нес, решила бы что подменили сына, да мне и самому уже не в радость такой характер.

Между тем Антон Семенович оставил нашего преподавателя, позволив ему начать занятие, и обратился ко мне:

– Приятно видеть учеников, которые борются за свои права. И все-таки тебе будет полезно ознакомиться с документами в сети. Наручник у тебя уже есть, почитаешь. Если появится вопросы, обращайтесь ко мне или любому преподавателю. Поможем. Но буром идти не надо.

Метафизический вулкан в моем разуме, минуту назад готовый взорваться, потух, а жерло превратилась в тихое озеро. Странно, но мне понравилось то ли бунтовать, то ли скандалить, даже подпитал свои силы, хотя выглядело это скверно. Однако я был спасен от последствий, и появилась возможность спокойно докопаться до истины. Занятие началось, пусть с маленьким опозданием. Настроение было смятенным, слушать и писать не хотелось. Имея уже два художественных образования, нового я ничего не услышал, почти все пропускал мимо, а писал по привычке. Наверно, в лице Сергея Михайловича я нажил первого врага, за всю свою жизнь. С запозданием мне стало ясно, что себя нужно держать в руках, иначе с моим бунтарством можно превратить школу в персональный ад. Высказывать же все мастеру композиции бессмысленно, ведь он лишь исполнитель, и глубоко погружен. Мне бы такую рассудительность пять минут назад, но поздно уже локти кусать.