Читать книгу Рассказы - Дара Преображенская - Страница 8

…Его воспалённый ум блуждал где-то в лабиринтах Зевса. Он видел многочисленные отрывки мозаики, которые изображали грозного владыку стихий. Громовержец Гермес взирал на него и был беспощаден.

«Отрекись! Отрекись» Прими нас!» – отовсюду кричали боги, но он не слышал их. Он видел только сияющий лик Лучезарного, который стоял перед ним – тот самый лик на иконе, дарованный когда-то кроткой матерью.

Горячая раскалённая жёлтая масса обожгла его ноги, израненные об уступы камней в вольере, куда он был посажен вместе с дикими львами. Они ходили вокруг него, облизывались, ибо видели кусок живой плоти, которого так давно не получали. Сверху доносились крики разъярённой толпы, наблюдавшей за кровожадными убийцами. Львы медлили, видимо, чуя, что жертва не испытывает к ним никакой ненависти.

А затем его, как будто, поглотила эта раскалённая жижа, словно сам Гермес решил наказать приверженца иной веры. Он только видел, как кожа слезла с ног, и они превратились в кровавое месиво, а затем всё тело тыкали острыми иглами, или ему уже мерещилось это.

Отовсюду слышалось одно: «Отрекись! Отрекись!»

Он увидел себя со стороны ребёнком на берегу маленькой речушки, куда мать ещё в детстве водила его.

Она садила его на колени рядом с собою и о чём-то говорила. Сквозь журчание реки он вслушивался в её слова и видел, как речные блики вдалеке переливались радужным сиянием.

Он попадал совсем в другой мир, ибо вода успокаивала его, а после этого невозможного жара, когда даже слёзы выступили на его глазах, вода была так кстати. Она превратилась для него в спасителя и утешителя. Сквозь полудремотное состояние он слышал чей-то знакомый голос, но смысл слов растворялся, так и не доходя до сознания.

– Отвязывай камень, кажется, мы его вытащили, и он ещё дышит.

Пантелеймон открыл глаза. Пресвитер Ермолай суетился возле окровавленных ног, пытаясь обработать их теми целебными маслами, которые он оставил в доме. Он не чувствовал боли и даже прикосновений рук своего спасителя. От шеи отвязывала тяжёлый камень, который был привязан бечевой, какая-то молодая девушка в белом платке, показавшаяся Пантелеймону, также, знакомой. Это была дочь больного, исцелённого во дворце Максимиана. Заметив, что лекарь глядит на неё, девушка смутилась. Только сейчас он почувствовал, что с ног до головы мокрый.

– Что со мной случилось?

– Твои ноги облили раскалённым оловом, затем пытали и приказали сбросить в реку вон с того обрыва, – Ермолай показал на отвесную скалу. – Если бы не Аркадия, ты б давно утонул.

Заметив вопросительный взгляд Пантелеймона, пресвитер поспешил объяснить:

– Она увидела, как воины императорской стражи бросают тебя в воду и поспешила ко мне.

Девушка покраснела, но, взглянув на ноги юного лекаря, залилась слезами. Пресвитер успокоил её:

– Не смотри туда. Он ещё хорошо отделался. Возможно, ходить он будет не скоро, но кости, кажется, целы.

Пантелеймон видел, как трое из бедняков и один известный гончар погрузили его на носилки и перенесли в дом, где уже был накрыт стол, ибо собралось много народа.

Стол был необычайно богат для такого скромного дома, в котором жил пресвитер. Здесь были вина, фрукты, различные сыры и лепёшки, изготовленными умелыми руками Фессалины.

Многих людей он знал, ибо они получили исцеление из его рук, другие являлись частыми прихожанами на проповедях, третьи были совсем ему неизвестны.

– К чему всё это? – спросил Пантелеймон, оглядел толпу.

– Люди радуются, что ты жив, поэтому решили устроить эту трапезу, – пояснил пресвитер. – Они принесли сюда еду и накрыли на стол. Разве откажешь им в этой милости?

– Страдания мои ещё не окончены, а все эти люди находятся в опасности. Максимиан не успокоится, пока не найдёт меня живым или мёртвым.

– Он не найдёт тебя. На рассвете ты отправишься с двумя надёжными людьми в Египет, где и поживёшь какое-то время у них. Поверь, так будет лучше. А теперь перестань печалиться и улыбнись. Видишь, они приветствуют тебя.

Действительно, их лица были наполнены ликованием. Пантелеймен улыбнулся, взял протянутую ему чарку с вином.

– Выпей кровь христову и вкуси тело христово, этим отблагодаришь Учителя за своё спасение.

Лепёшки оказались горячими, Пантелеймон, повинуясь уговорам понял, что на самом деле голоден. Ноги были обёрнуты в корпию и давали о себе знать лёгким жжением. Псалмопевцы вышли вперёд, начав петь псалмы во имя Учителя.

Пантелеймон закрыл глаза, однако открыл их из-за криков, которые раздавались снаружи. Псалмопевцы притихли, остальные со страхом озирались. Ермолай подошёл к двери, приложил ухо к деревянным доскам:

– Кто здесь?

– Открывай и выдай нам Пантолеона, называющим себя Пантелеймоном!

– Кто вы?

– Воины императора! – раздалось снаружи.

– Мы не выдадим его!

– Тогда мы сожжём твой дом и дома всей бедноты в Риме. Мы казним всех приверженцев христианства. Такова воля императора.

Пантелеймон превозмог себя, встал из-за стола; это далось ему с трудом, ибо лицо его исказилось от боли.

– Я выйду, – сказал он тихо.

– Нет! – несколько людей загородили ему путь. – Мы спасём тебя, – решительно заговорил один из них по имени Юстин – ремесленник.

– Это будет ошибкой; чем больше погибнет последователей Христа, тем хуже для Учителя, – спокойно произнёс Пантелеймон. – Пусти меня.

Юстин поколебался, ощутил на своих плечах руки лекаря.

– Несмотря на испытания, посланные мне Небом, я всё ещё силён. Если ты не отойдёшь, я вынужден буду оттолкнуть тебя, брат. Прости меня.

В недоумении Юстин отступил, однако, сквозь слёзы произнёс:

– Мы спасём тебя, брат.

…Река виднелась уже совсем где-то вдалеке; теперь она превратилась в некое существо манящее и загадочное.

Еввула обняла сына за плечи.

– Пантолеон, сынок, встань под маслину, иначе, Солнце изжарит тебя.

– Не волнуйся, матушка, я люблю Солнце.

Он посмотрел вдаль, где искрилась чудодейственная река.

Максимиан сощурился. Возможно, когда-то легендарный Нерон взирал точно также на свои жертвы перед самой казнью.

Позади стояла толпа людей, жавшихся друг к другу; среди них ходили воины, чтобы усмирить пришедших на казнь. Богатые вельможи находились чуть в стороне рядом с переносным императорским троном. Евфросиан был среди них.

Руки лекаря были крепко привязаны цепями к масличному дереву; он чувствовал жажду, но разве может духовная жажда быть утолена водою?

– Итак, мой юный друг, я могу дать тебе ещё один шанс, чтобы все эти люди не были напуганы твоей смертью. – Максимиан показал на толпу.

– Что же я должен буду сделать?

– Выйди к народу и поговори с ним. Скажи, что в своё время ты поддался неразборчивой юности и сентиментальности, и по ошибке принял учение Христа за истину. Люди поверят тебе, ибо ты стал для них лидером и чудотворцем.

Максимиан прошёлся, заложив руки за спину.

– Я сам удивлён, что ты до сих пор жив, что уже является чудом. Даже я склонен принять твою веру, но, – император взглянул на стражников, что стояли рядом с маслиной. Один из них вытащил меч, осмотрел его и вложил обратно в ножны.

– Что тогда мешает принять тебе Христа?

– Если я это сделаю, власть будет принадлежать не мне, а народу. Тогда Рим падёт. Зевс, Юпитер, Марс и Венера – вот те боги, на которых держится власть в империи. Ты должен признать их и отречься от своего новоявленного Христа.

– Я не могу сделать этого, ибо не верю твоим богам.

– Ты – отличный лекарь, я освобожу тебя, дам много золота. Ты будешь служить при мне и целить самых богатых вельмож, а они будут приносить тебе дары и покровительствовать тебе. Ты станешь известным и прославленным врачом своего времени. Решай.

– Твоя слава – пыль в сравнении с благами Учителя.

Максимиан посмотрел на непреклонное красивое лицо юноши, сделал знак воинам.

– Кончайте его.

Спустился вниз с холма, откуда зрелище могло быть видно, как на ладони; он видел, как Пантелеймон упал на колени и начал считать молитву, отвернулся.

Один из стражей толкнул в бок своего напарника.

– Император даёт знак уже снизу, чтобы мы отрубили ему голову. Смотри. – Там вдалеке маленькая фигурка в золотом облачении махала руками.

– Он шепчет свою молитву, – второй кивнул на пленника. – Его ноги кровоточат.

Воин пожал плечами:

– Странно, мы собираемся отсечь ему голову, а он так умиротворён.

– Подойди и сделай это, Александр.

– Эй, что вы там медлите! Давайте! – закричал Григориан.

Александр стоял, словно мумия, с погнутым мечом – как раз над самой головой пленника рукоятка меча отсоединилась от лезвия и «висела» на одном креплении.

– Фаристард, гляди, – стражник показал ему меч.

– Чёрт, это твой раб испортил его, я видел, как накануне он бил по камням.

Пантелеймон умолк, посмотрел на своих палачей.

– Выполняйте своё дело, – вполне спокойно сказал он.

Фаристард – двадцатилетний юноша с благоговейным страхом взглянул на небо.

– Твой бог бережёт тебя. Разве в силе мы после этого лишить тебя жизни? Смотри, как печалится народ.

Из толпы слышался плач и стенания, императорские воины, то и дело, усмиряли непокорных своими палками; копьеносцы разгоняли бунтующих.

– Если вы не казните меня, император убьёт вас, и ваши семьи будут гонимы, как истинные христиане. Господу угодно, чтобы я претерпел мучения во имя Его, и если вы не исполните Его волю, не видать вам милости Господа ни в этой жизни, ни в следующей.

– А боги?

– И все боги не будут проявлять милость к вашим душам.

Фаристард вздрогнул.

– Ты говоришь страшное, – сказал он.

– Если не хочешь, чтобы страшное сбылось, сделай всё, что ты должен сделать.

Аркадия лишилась чувств, упала на землю, когда ещё издали увидела, как один из воинов ударил пленника по шее, его голова отделилась от туловища и покатилась по земле. Кое-кто из присутствовавших вскрикнул, дети зарыдали ещё громче.

Воспользовавшись минутным замешательством, Максимиан вышел вперёд и назидательно заговорил:

– Запомните, так будет с каждым, кто решится идти против Империи, чтобы нарушить общественный порядок.

– Глядите, чудо! Вместо крови из его главы течёт молоко. Глядите!

Ошеломлённый Александр склонился к ногам императора:

– Он – истинный чудотворец!

– Покажите мне его голову, – Максимиан поднялся на холм, взглянул на отсечённую голову лекаря, крикнул страже:

– Эй, разгоните эту неуравновешенную толпу, иначе она сметёт нас.

– Не знаю, что ты ответишь, император, но это, действительно, не кровь. – сказал Григориан, рассматривая останки рядом с масличным деревом. В эту минуту он напоминал отчаявшегося человека, лишившегося сил и власти над собой.

– Я отвечу, что ты прав.

…

«Страптотерпче Святой и целебниче Пантелеймоне, моли Милостивого Бога, да прегрешений оставление подаст душам нашим. Радуйся послушателю молящихся к тебе с верою, радуйся подателю милости, то я требующим! Радуйся исцелений благодатный источниче, радуйся скорый помощник страждущим.».

…Фессалина утёрла слёзы, разломила лепёшку и протянула Юстину – ремесленнику. Единственная свеча стояла на полу, освещая лица всех присутствующих, пришедших помянуть мученика Христова.

– Его тело и голову перевезли в Иерусалим. Слышала я, туда ходят богомольцы и исцеляются.

Юстин перекрестился:

– Со мной произошёл такой случай. Ходил я к реке, чтобы набрать глины для гончарного промысла. Там есть обрыв, где я и беру материал. Суждено ли мне было не знать, что земля там достаточно мягкая, или в том был промысел Божий? Не успел я опомниться и понять, в каком положении нахожусь, как ощутил себя летевшим с крутого обрыва. Если б вы знали, братья, каково было моё отчаяние, ведь, судя по всему, высота была огромная, и я должен был разбиться и разлететься на куски плоти. «Мученик Христов, спаси меня, я, тоже, некогда, хотел спасти тебя,» – только это успел я произнести мысленно. Затем я потерял сознание, я подумал, что умер, ибо увидел какой-то белый силуэт, словно сотканный из облаков, который собирал мои кости. Он сказал мне: «Очнись, и не ходи сюда больше за глиной». Я могу поручиться, что сам Пантелеймон – угодник Божий приходил ко мне.

Юстин умолк, понаблюдал за остальными, что задумались над рассказом, затем продолжил:

– Завтра отправляюсь в Иерусалим, чтобы принять веру Христову и поклониться ему.

– Возьми с собой это, – пресвитер Ермолай вложил в ладонь ремесленника небольшой предмет.

– Что ты мне даёшь?

– Взгляни, – произнёс Ермолай.

На его руке лежала маленькая иконка с изображением лика Христа – Спасителя. Учитель улыбался, глядя на ремесленника своими лучистыми голубыми глазами.

– Пантелеймон оставил её мне, а я дарю тебе, – Ермолай показал на свой посох в углу, – завтра я, тоже, отправлюсь в странствие с тобой. Мне хотелось бы разыскать последователей двенадцати апостолов, чтобы встретиться с ними и иметь духовные беседы. Я вернусь через несколько месяцев проповедовать с ещё большей силой и написать лик Пантелеймона. Фессалина, останешься ли ты присматривать за домом в моё отсутствие?

Бывшая рабыня кивнула:

– Останусь. Каждый день я буду готовить еду и раздавать её людям на поминовение казнённого. – Фессалина снова утёрла слёзы со своего старого лица.

– Не плачь – ещё много совершится чудес и много пострадает людей за веру Христову, но, в конце концов, Истина откроется, – пресвитер перекрестился, отвернулся, пытаясь скрыть свои рыдания.