Читать книгу Клад, листопад, самокат - Дарья Антошкина - Страница 2

Мы катались на самокатах по шуршащим листьям – я, Васька и Клющ. Рюкзаки и сменка лежали вповалку под березой, подпирая далматинистый ствол.

– На старт… внимание…

Выигрывал всегда Клющ. Да это и неудивительно. У него самокат больше, ноги длиннее, и как он месит правой – это видеть надо. Странно, что следы на асфальте не отпечатываются.

– Ма-арш!

Мы с Васькой скорее между собой соревнуемся, а Клющ как фотофиниш: стоит в конце, и если мы приходим почти одновременно, оценивает, кто был на сантиметр впереди.

– Догоня-ай!

Зашуршали колеса, затрещали листья, замелькали Клющовы пыльные подошвы – и понеслись по сторонам стволы, фонари, собачники…

Мы все из одного дома – во-он там, на другой стороне парка. И когда мы были маленькие, наши мамы гуляли на одной площадке – во-он там, под кленами.

Только Клющ на год старше. И когда он уже ходил вот этими своими длинными ногами, мы еще соску сосали в коляске. А когда он уже лазил по турникам, мы ковыляли по песочнице. Он уже в школу пошел, прописи писал и по слогам читал, а мы еще це-елый год в саду лепили, вырезали, клеили, ели первое, второе и полдник и спали, когда Клющ уроки делал!

Ну то есть как спали. Делали вид, что спали, конечно. А если воспитательница выйдет, даже и не делали.

Но сути дела это не меняет: жизненный опыт у Клюща несравнимо больше. Он дружит со старшими ребятами, но и с нами тоже. Конечно, относится к нам немного снисходительно, покровительственно. Но знаете, год-то из песни не выкинешь.

– Поднажми-и! – Клющ уже приплясывал на финише. – Давай-давай-давай… и-и-и – Васька!

Васька спрыгнула со своего розового самоката, и ее темно-русые косы подпрыгнули вместе с ней. Я, отдуваясь, прилег грудью на руль.

– Мне родаки на день рождения обещали гироскутер подарить, – сказал Клющ, мечтательно глядя в колышущиеся желтые кроны.

– Класс! – с завистью воскликнул я, а Васька сказала:

– Здорово.

И тут к нам подошел Обнос.

* * *

Он подошел, рисуя палочкой по земле. С независимым видом. И сказал:

– А я знаю, где клад.

Тут надо понимать, кто такой Обнос и почему его так зовут. Обнос учится в параллельном классе, и он – настоящий Обнос. Может разгуливать в куртке с заплаткой на локте и в джинсах, которые уже совершенно размахрились на пятках, потому что он все время на них наступает. У него никогда ничего нет: ни велосипеда, ни роликов, ни снегоката. Иногда он подходит и смотрит собачьим взглядом: мол, дай. Этот собачий взгляд очень трудно выносить, а в то же время ужасно не хочется, чтобы на твоем новеньком велике катался какой-то старый Обнос. Тем более он еще и шелудивый. Руки у него вечно в какой-то шелухе.

Вот и сейчас: подошел сказать про клад, а сам косится, косится на наши самокаты. Я покрепче сжал руль.

– Клад? – громко спросил Клющ. – Пять рублей нашел, что ли?

– Почему пять рублей? – удивился Обнос.

– Ну для тебя и пять рублей поди клад! – фыркнул Клющ и захохотал.

Любой на месте Обноса дал бы ему в морду, ну или ушел бы реветь за школу. Но Обнос странный. Он подумал, подумал и сказал:

– Ну не хотите – как хотите.

И ушел, возякая по земле своей палочкой. Даже покататься не попросил.

И мы, конечно, сразу захотели.

* * *

Клющ хихикнул, глядя Обносу вслед:

– А может, он крем от парши нашел?

И припустил по аллее:

– Догоня-ай!

Но то ли листья все рассыпались в труху и перестали так задорно шуршать, то ли мы просто устали – но стало как-то скучно. Мы сделали еще три заезда, но без прежнего задора.

Конечно, стыдно было даже подумать, что это может быть из-за каких-то Обносовых глупостей. Мы и мыслей таких не допускали.

– А пойдемте на фонтане покатаемся! – предложил Клющ.

Это очень сложно: у фонтана есть бортик, из гладкого рябого камня, навроде как пол в метро, и по нему мы иногда катаемся на самокатах. Когда родители не видят, конечно, потому что родители это строго-настрого запрещают. Свалиться можно на раз – что на асфальт с высоты, что в воду. Тем интереснее!

Впрочем, сейчас настроения уже не было.

– Домой пора, – сказала Васька. Подобрала свой розовый портфель и отряхнула его от березовых листочков. Они посыпались, будто золотые монетки. – Нам сто-олько назадавали!

– Да ладно, – отмахнулся Клющ. – Успеешь сделать!

– Правда-правда, – поддержал Ваську я. – Еще и по природе эту тундру рисовать!

Ирина Николаевна так и задала: нарисуйте тундру. Попросите чего попроще! Кто ее видел-то, тундру эту?

– Ботаны, блин! – фыркнул Клющ и, сильно толкнувшись, покатился к фонтану.

Там уже тусили ребята постарше. Это компания Клюща, мы иногда ходим с ним, но честно говоря, чувствуем себя не совсем в своей тарелке. У Васьки на самокате розовая принцесса, у меня – Человек-паук, а у них уже здоровенные металлические машины, на которые они ставят свои километровые подростковые ноги. И даже трюки делать пытаются.

Эх!

Мы поплелись по аллее.

* * *

– Как думаешь, клады вообще бывают? – спросила Васька.

Я пожал плечами. По-моему, клады – это как корь. Или паровоз. Слова из старых книжек.

– Мне кажется, они раньше были, – неуверенно проговорил я. – Но их, наверно, все давно нашли.

И тут мы увидели Обноса. Он сидел и нанизывал на свою палочку хрусткие рыжие листочки.

– Давай спросим, – сказала Васька.

– Да ну его, – поморщился я.

– Хорошо, я спрошу!

И направилась к Обносу.

У Васьки есть удивительный талант. Она не боится задавать вопросы.

Вот объясняет учительница, к примеру, тему. Ну там, дроби. И никто ничего не понимает. Мария Олеговна спрашивает:

– Есть вопросы?

У всех есть, но все молчат. Потому что все стесняются, и никто не хочет показаться глупее соседа, и еще потому что учительница может тогда вызвать к доске и сказать:

– Вот мы сейчас с тобой для всех разберем.

И оценку, конечно, не поставит, но кому охота тупить у доски у всех на глазах?

И тут Васька поднимает руку и, тряхнув темно-русыми колосками, звонко спрашивает:

– Мария Олеговна, а почему четыре восьмых и восемь шестнадцатых – это одно и то же?

И никому Васька не кажется в этот миг глупой. Даже если Мария Олеговна вызывает ее к доске «разбирать для всех». Наоборот, кажется очень смелой и умной. А другой на ее месте смотрелся бы полным дураком.

Потому что талант.

Учителя хвалят Ваську и говорят:

– Василиса молодец, всегда задает вопросы!

Но ведь чтобы задать вопрос, надо понимать, чего именно ты не понял. А это само по себе очень сложно. Вот Ваське всегда понятно, чего она не поняла.

Размахивая сменкой – пожалуй, чересчур размахивая, эдак подчеркнуто беззаботно, – она направилась к Обносу.

Если бы к Обносу подослали меня, я бы спросил какую-нибудь глупость. «Ты что, правда клад нашел?» Или: «А разве клады бывают?»

А Васька спросила, как всегда, не в бровь, а в глаз:

– Если ты нашел клад, почему не купишь себе самокат?

Ну конечно! Это же самое явное доказательство, что никакого клада Обнос в глаза не видел. Мне даже как-то полегчало.

Обнос поднял голову и, кажется, удивился. Долго думал. И сказал:

– Но ведь это не мой клад.

Васька нахмурилась. Я раскрыл рот.

Как это – не мой? Клад не бывает чей-то! То есть он, конечно, чей-то, но пиратский, или там разбойничий, и лежит в земле по тыще лет. Ищи-свищи хозяев. Кто нашел, тот и хозяин. Как это – не мой клад?

– А чей? – спросила Васька.

Обнос пожал плечами.

– Не знаю. Но кто-то этот клад прятал, правда? И мне брать не предлагал. А я не могу без разрешения.

– Клад всегда ничейный, – возразил я, но сам не услышал уверенности в своем голосе.

– А вдруг чейный? – стоял на своем Обнос.

Мы с Васькой переглянулись. Конечно, тундра сама себя не нарисует. Но как можно рисовать тундру, если где-то – а вдруг правда?! – лежит клад? Пусть даже и чейный.

– Шашлыка хотите? – предложил Обнос, протягивая нам свою палочку с листиками. – Угощайтесь!

Так это, оказывается, не палочка, а целый шампур! Мы, так и быть, стянули по листочку.

– Вот этот еще не дожарился, – озаботился Обнос, увидев на Васькином листочке зеленый краешек. – Возьми следующий! Ну как, вкусно?

– Ага, – сказала Васька, жамкая листочек в руке. Я понюхал свой, и странное дело: в запахе увядания действительно что-то было от аромата жареного мяса.

Обнос покосился на наши самокаты, но ничего не сказал. Ладно, так и быть!

Я подтолкнул к нему свой самокат с Человеком-пауком и сказал как можно небрежнее:

– На, покатайся! Раз от твоего клада все равно толку нет!

Обнос отложил свои шашлыки и улыбнулся.

Честно, не очень приятно, что он вцепился в мой самокат своими шелудивыми руками. Я сразу решил, что трогать руль не буду, а дома обязательно весь самокат помою. Тем более что он все равно уже сильно пыльный и весь в трухе, после катания по листьям-то. Мама, конечно, опять будет ворчать, что я грязи навез, но что поделаешь?

Катался Обнос неуклюже, видимо, потому что редко. Его вместе с самокатом кренило то в одну, то в другую сторону, словно лодку на волнах.

– Клад, понимаешь ли, у него чейный, – проворчал я, глядя, как его штормит.

– Не упал бы, – вздохнула Васька.

Обнос сделал круг – точнее, квадрат, – по дорожкам и слез с самоката, пыхтя и сияя. И повез самокат ко мне. Я спешно надел перчатки, сделав вид, что замерзли руки.

– Спасибо! – весело сказал он. – А клад я бы вам и так показал.

Неловко, когда твои мысли разгадывают. Я переступил с ноги на ногу.

– Он во-он там!

И Обнос махнул рукой куда-то в сторону школьного забора.

* * *

Ящик стоял в стороне от больших аллей – между боковой дорожкой и забором. Стоял столько, сколько я себя помню. Точнее, это я сейчас понимаю. Пока Обнос на него не указал, я его в упор не видел. Ну вот разве видишь фонари и бордюры, когда идешь по улице? Они просто есть, и видеть их – не твоя забота.

Так и здесь.

Ну ящик и ящик.

Большой довольно, в размах моих рук и высотой мне по грудь. Сваренный из каких-то корявых металлических листов. Поверхность вся неровная: видно, красили много раз, прямо по слезающему предыдущему слою. И в последний раз давно: оранжевая краска вылиняла и кое-где облупилась, расползшись ржавыми струпьями.

На нем не было ни единой надписи – ничего.

Зато висел увесистый такой замочище.

– А с чего ты взял, что там клад? – недоуменно спросила Васька.

– А что же еще? – отозвался Обнос.

И вот нельзя же не согласиться. Стоит только задуматься: что в таком дурацком ящике можно хранить? Еду? Стухнет. Лыжи? Не влезут. Палые листья? Кто же будет листья на замок запирать.

Да еще и ящик такой – вроде и на виду, а вроде и не видать его…

В общем, хранить в нем нечего. И тем не менее что-то в нем лежит. И это что-то весьма ценное. Потому что заперт он на замок, а в замке есть лунка для ключа, и лунка царапаная – значит, открывают-закрывают.

Мы обошли ящик со всех сторон, пристально высматривая какую-нибудь щель. Но щелей не было.

Обнос гордо улыбался.

Интерес на Васькином лице сменила скука пополам с сомнением.

– Ладно, – сказала она, – у нас еще тундра.

– Точно! – спохватился я.

Клад кладом, а Ирина Николаевна пару вкатит – никакие сокровища не спасут.

Обнос перестал сиять, как начищенный червонец, и, приуныв, попрощался.

И мы побрели домой.

У фонтана играла музыка из чьего-то телефона, лежащего на лавке. Мальчишки прыгали с бортика на самокатах. Мы в куртках, а они в футболках. Где-то среди них виднелась и вихрастая рыжеватая башка Клюща. Гироскутер ему на день рождения обещали…

Я вздохнул.