Читать книгу Клад, листопад, самокат - Дарья Антошкина - Страница 3

В учебнике по природе написано, что в тундре живут северные олени. Бродят среди карликовых берез и едят ягель.

Ну карликовую березу нарисовать, допустим, можно. Получилось у меня очень кривенько, но это даже в тему. В учебнике так и написано, что они кривенькие. Света им и тепла не хватает.

Дальше – сложнее.

Ягель – это такой белый мох. Попробуй нарисуй белый мох на белом листе бумаги! Поэтому пришлось рисовать целый пейзаж – чтобы и земля, и трава, и на этом коричнево-зеленом фоне – ягель.

Да и северный олень – это вам не Бемби из мультика. Рыжую шкурку в пятнышках все с детского сада рисовать умеют, а тут нужен такой седой, могучий, рогатый зверюга.

Я старательно вычерчивал рога, когда из ванной донесся мамин вопль.

– Что за грязища!

Через секунду она уже была на пороге комнаты.

– Кира, ты опять самокат мыл? – грозно вопросила она.

Мне захотелось самому прикинуться оленем. Но мама и в тундре достанет, если надо.

– Сколько раз я тебе говорила: ванна – не автомойка!

– Ну где ж его еще мыть, ну ма, – пробормотал я.

– Налей воды в ведро и мой во дворе! Изволь-ка прибрать грязищу, которую ты оставил!

Пришлось отмывать ванну. Я драил эмалированную лохань – всю в крапках засохшей грязи, – и думал о кладе. Вот найду сокровища и найму мойщика самокатов, и пусть мама на него ругается. И вообще самокат мне тогда не понадобится. Гироскутер заведу!

Не подозревая о грозящей отставке, самокат стоял в прихожей, нахально растопырив рогатый руль. Начистил я его так, что стал как новенький. Руль и вовсе два раза с мылом мыл. Все-таки шелудивый он какой-то, этот Обнос.

* * *

Ночью мне снился северный олень, который копается копытом в оранжевом ящике, и мама, кричащая:

– Почему в ванной ягель? Сколько раз говорила: мой его во дворе!

Утром мы встретились у Васькиного подъезда. Я спросил ее про тундру, про русский. Буднично обсуждал с ней домашку и никак не мог понять: помнит она про Обносов клад или нет? Стоит ли вообще о нем заговаривать?

Мы уже въехали в школьный двор и катились под освещенными окнами классов, обгоняя бредущих нога за ногу старшеклассников. Как вдруг Васька резко затормозила, чуть не подрезав меня.

– Смотри!

За забором рыжел вчерашний ящик. У него была откинута крышка! Но, как назло, откинута она была именно на забор. И ничего, кроме этой самой крышки, нам видно не было.

– Давай ближе!

Переехать поток бредущих к первому уроку школьников – это как пытаться переплыть косяк рыб. Вроде снулые, медленные, с мутными глазами, но шарашат плавниками целеустремленно, словно их магнитом тянет.

В общем, пока мы через них пробрались, да еще со своими сменками-самокатами, ящик как раз закрылся.

И за ним обнаружился человек в таком же оранжевом, как ящик, жилете. У него была кожа цвета спелого каштана, ежик черных волос, узкие глаза.

Он запер ящик на замок и, сунув ключ в карман, пошел прочь.

Ничего себе!

* * *

Тем, что мы увидели, конечно, нужно было поделиться с Обносом – как-никак он этот клад нашел. Мы увидели его на перемене в коридоре. Он сидел, привалившись к стене, и тыкал себе в живот иголкой.

– Что он делает? – в ужасе прошептала Васька.

Да кто ж этого Обноса разберет!

Но подойдя поближе, мы увидели, что он тычет в себя иголкой не просто так, а с осмысленной целью – пришивает к рубашке пуговицу.

– Привет!

Обнос поднял голову и заулыбался. Рядом с ним лежал его портфель – какой-то немыслимый, кожисто-потертый, с двумя тусклыми металлическими пряжками. Я такие только в старых «Ералашах» видел.

– Привет! – и перекусил нитку. – Вот, после физ-ры оторвалась… Хорошо не потерялась!

– В твоем кладе кто-то рылся, – напрямик сообщила Васька.

– Дворник! Узкоглазый такой, в оранжевом жилете! – добавил я.

– Мы видели.

– Сами видели!

Обнос впал в задумчивость.

– Тахир? – спросил он.

– Что?

– Ну, дворник. Их тут двое, Тахир и Алишер.

Мы с Васькой переглянулись. Обнос всегда знает какие-то неожиданные вещи. Мы вот даже вопросом никогда не задавались, как зовут дворников. Да мы даже не знали, сколько их – один, или двое, или десятеро! Жилет и жилет, оранжевый и оранжевый.

– Тахир худой, а Алишер такой… коренастый, – продолжал Обнос.

– Скорее худой, – сказал я.

– Да нет, коренастый, – возразила Васька, хотя я не уверен был, что мы с ней правильно понимаем это слово.

– Ну не тощий-тощий, но худой…

– Совсем даже не худой!

Тут зазвенел звонок, и мы ринулись обратно в класс.

* * *

Мы с Васькой сидим у окна, и нам это никогда не мешало. Ну что там, за окном, разглядывать? Деревья, которые стоят голышом три четверти из четырех? Асфальт с классиками? Прошлой весной ворона свила у нашего окна гнездо – и то ничего не видно было, кроме самой вороны, которая с диким ором гоняла от окна всех, кто смел появиться за стеклом.

Но сегодня внизу орудовал оранжевый жилет: в руках у него был большой такой агрегат вроде пылесоса – только, в отличие от пылесоса, он воздух не всасывал, а наоборот, выдувал. Этим агрегатом дворник сгонял с асфальта нападавшие листья. Раньше сам этот гудящий пыледув был бы куда интереснее оранжевого жилета, но теперь нам не было покоя.

– Да худой, смотри!

– Очень даже и упитанный! Смотри зато какой коротенький!

Со второго этажа все коротенькие, поди разбери. Первоклашки вон прошли на экскурсию – казалось, куртки с шапками прямо по асфальту проползли. Ясно видны нам были разве что апельсиновый жилет и черная как смоль макушка.

– Ничего он не худой…

– Косицына, хватит болтать! – грозно одернула Ирина Николаевна.

Мы сели ровно, но гуделка всё гудела, и я опять полез через Ваську к окну.

– Руки худые!

– Да как ты там руки разглядел!

– А вот разглядел!

– Мирошкин! А ну-ка к доске!

Метнув на Ваську негодующий взгляд – если б она не спорила, меня б не вызвали, да и вообще, почему меня, а не ее? – я поплелся к доске.

– Расскажи-ка нам, что такое тундра?

Ну, я и рассказал. И про карликовые березы, и про ягель, и про северного оленя. Ирина Николаевна сначала явно сердилась и пыталась меня подловить, но когда я в качестве иллюстрации показал свой рисунок, как-то заулыбалась и повеселела. И поставила в итоге пять с минусом. Но мы же все знаем, что минус в журнал не идет. Минус – это такой палец, чисто погрозить.

– Очень интересно, спасибо, Кира, – сказала она. – Чувствую, эта тема тебя заинтересовала. Подготовь, пожалуйста, для нас доклад про северного оленя. Конечно, не к следующему уроку… скажем, недели через две.

У меня аж рот раскрылся от обиды. Почему я-то? Разве я так отвечал? Или так хорошо нарисовал?

Но потом я посмотрел в лукавое лицо Ирины Николаевны и понял: это за то, что я крутился и лез к окну. Ирина Николаевна такая: не будет замечание в дневник писать. Просто нагрузит какой-нибудь работой сверх нормы, и толку доказывать, что ты не верблюд.

– Только из интернета не списывай, – предостерегла она.

Ирина Николаевна в этом смысле – просто монстр. Она каким-то своим учительским чутьем всегда чует, когда домашка передута из интернета. Бывает, зачитывает человек свое сочинение «Каких животных я видел на летних каникулах», а она уже на середине перебивает и говорит: «Да-да, а еще ты катался на ламе. Я уже в интернете прочитала. Надо же, твое сочинение опубликовали!» И как влепит двойку. Или сделает кто-нибудь презентацию о деревьях средней полосы, а она у себя в компьютере такую же найдет, на смарт-доску выведет и язвительно так скажет: «Знакомое кино! Мне уже в прошлом году такое показывали!» И опять двойку влепит.

Ну а что ж делать-то? Интернет-то один на всех!

В унынии я вернулся на свое место. Пока я распинался у доски, окно, за которое я потерпел, сделалось мокрым и мутным. Капли летели и разбивались о стекло, растекались кривыми дорожками. Желтые кучки листьев, сметенные гуделкой, потемнели до цвета какао, а оранжевый жилет исчез.

* * *

Дождь то накрапывал, то затихал, и когда мы вышли из школы, небо было серючее. Мы остановились на крыльце, под крышей, и окинули зорким взглядом свежие лужи, которые усеивали закатанный в асфальт школьный двор, словно Великие озера – карту Северной Америки: расползаются круги или нет?

Но гладь озер, в смысле луж, была спокойна. Ура!

Мы рванули было вниз, но чуть не споткнулись об Обноса, сидевшего на одной из верхних ступенек. Васька притормозила, посмотрела на него с легким недоумением и сказала:

– Дождь кончился!

Может, он и не заметил? С него станется.

– Да, вижу, – ответил Обнос. – Спасибо.

Мы переглянулись. До чего ж он все-таки чудной!

– А чего тогда сидишь?

– Пусть подсохнет чуток.

Тут из шумных недр раздевалки вывалился на улицу Клющ: расхристанный, растрепанный и развеселый.

– Ты чего, в луже утонуть боишься? – он мимоходом толкнул Обноса и соскочил с крыльца в са-амую разливанную лужу, замызгав до колен отутюженные брюки.

И тут вдали показался оранжевый жилет. В руках у него была метла из прутьев, и он разгонял ею большущую лужу, загибавшуюся аж за угол школы. Видимо, чтобы сохла быстрее.

Мы с Васькой хором воскликнули: