Читать книгу Не пара - Дарья Белова - Страница 10

Будильник звонит ровно в шесть тридцать утра. Мне даже не надо открывать глаза, потому что я и так не спал.

Зачем я принял ее на работу? Ведь никогда не отличался быстрыми и необдуманными решениями. Скорее, всегда тянул с ответом, раскладывал по полочкам и по таблице с минусами и плюсами. Как, например, с приездом в Россию.

Здесь ничего нет для меня, мой дом совсем в другом месте. Моя мама француженка, а отец русский. После трехлетних скитаний из одной страны в другую родители обосновались в Париже и уже больше никуда не выезжали.

И когда мой близкий друг Жюль попросил меня переехать сюда на год и присмотреть за его рестораном, я думал неделю перед тем, как ответить железное «нет».

А потом случилось то, что заставило передумать. Вот уже одиннадцать месяцев и две недели я здесь, в практически чужой для меня стране.

Возвращаясь к Аксинье… Заколдовала, ведьма. Хороший сон – это основа всего, а девица меня его лишила.

По утрам у меня пятнадцатиминутная зарядка, прохладный душ, который заканчиваю контрастным, и только потом завтрак. Три яйца, ветчина из индейки, тост из цельнозерновой муки и кофе.

С наступлением холодов машину грею дольше. В это время обычно открываю рабочую почту, но сегодня обхожу «Ларгус» со всех сторон.

И что ей не понравилось в этой машине?

Путь до ресторана уже выучен мной наизусть. Тринадцать минут и семнадцать секунд. Иногда светофор перед последним поворотом может прибавить еще пятьдесят секунд, но я все равно укладываюсь в заложенные пятнадцать минут.

В девять ноль-ноль я открываю двери «Oh la la», а работать мы начинаем с двенадцати дня.

После меня приходит шеф, за ним его повара, потом официанты. Кроме Аксиньи. Этой девицы нет и в двенадцать дня, и в час, и в два.

Это к лучшему. Определенно.

Ну пришла вчера, ну взял ее на работу, сегодня-то другой день. Магнитное поле изменилось, принятые решения тоже. Я не хочу ее видеть здесь, и она, по-видимому, не горит желанием надеть униформу.

Мажорка.

Аксинья заявляется ровно в пять вечера. В шубке, на каблуках, с прической. От девицы пахнет чем-то вкусно-цветочным, что вызывает аппетит, но я не голоден в привычном понимании этого слова.

Взгляд останавливается на мне, а брови ползут вверх. Она как бы даже возмущается, что я так пристально изучаю злостную нарушительницу.

– Вы должны были прийти в первую смену, – смиряю недовольным взглядом.

Я ее ждал, как бы.

– Ой, – прикрывает ладошкой рот. Она как кукла с длинными ресницами и вздернутым маленьким носиком. – Я уволена?

Да! Да, Аксинья, ты уволена!

– Нет.

Девчонка расплывается в улыбке, и я читаю это в ее глазах. Серо-зеленых. Или серо-голубых. Они меняют цвет после каждой смены настроения.

Калейдоскоп какой-то. У меня в детстве такой был, и я ненавидел эту игрушку.

Провожаю ее до раздевалок, вручаю бейджик, куда вставил напечатанное имя, и жду, когда мадемуазель переоденется.

Минута, две… Десять. Не девчонка, испытание для моих нервов.

Спрашивается, что тебе еще под конец года не хватает, Слава? Жизнь текла своим чередом, я свыкся с одиночеством, и мне наконец-то стало хорошо. Я почти почувствовал себя счастливым, а тут эта!

– Вячеслав Борисович, у меня проблема! – кричит и сразу же открывает дверь.

На кухне тут же тишина. Ни звука даже от плит. Все – все! – на нее пялятся. Потому что стоит в белой рубашке, которая не застегивается на ее… Типа груди. Она в кружевном бюстгальтере. В глазах двоится. Пуговицы натянулись, и да, верхние не застегиваются.

У кого-то падает нож.

– Это даже обидно, не находите? – наезжает и на меня идет.

И куда мне смотреть? Взгляд соскальзывает вниз, как бы я ни старался прибить его к глазам девицы.

– Что именно, Аксинья? Читать мысли не входит в мои рядовые человеческие способности.

– Размер формы. То на пятьдесят размеров больше даете, то на столько же меньше. Так, для справки: размер моей одежды «M», бедра девяносто два, талия шестьдесят один, грудь девяносто пять. Объем чашки «C», обувь – тридцать семь, перчатки – семь, капроновые колготки можно двойку. Натяну.

Щеки девицы вспыхнули. Глаза зеленющие, как майская зелень. Аксинья зла и чертовски соблазнительна.

И что значит «объем чашки»?

Отхожу на безопасное расстояние, но аромат с ее волос продолжает долетать. А мы на кухне, здесь столько запахов, что ими наесться можно до отвала.

– У вас здесь есть что-то типа профсоюза, куда я вправе подать жалобу?

– Нет.

– Надо будет организовать.

– Полагаю, вы хотите его возглавить? – я спрашиваю в шутку, но на лице Аксиньи нет и капли шутливости. Она серьезна в своих намерениях.

Получается, опоздала она, недовольна она, что-то требует она, а виноват один я.

– Подумаю над вашим предложением. И принесите мне, наконец, нормальную блузку.

Хлопок двери. Еще минуту стоит тишина, а потом вновь звуки кухни.

И я дышу.

Ее грудь выглядит натуральной.

Дополнительной формы нет. Но есть моя запасная рубашка. И что я делаю? Да, несу ее Аксинье.

При мысли, что она наденет мою рубашку, пусть и чистую, прокрученную тысячи раз в барабане стиральной машины, отжатую еще тысячи раз и высушенную, то есть лишенную даже обломка моей ДНК, у меня учащается пульс.

Отдаю Аксинье в высунутую в дверь руку и слышу снова хлопок на весь ресторан.

– Надеюсь, она не от забытого гостя? – выходит через еще десять минут. Итого: она переодевается полчаса вместо положенных и прописанных в регламенте десяти минут. – Или какого-нибудь уволенного сотрудника?

– Это «Charvet» (Прим. автора: легендарная парижская марка рубашек высшего класса).

Нетонко намекаю. Ну какой уволенный сотрудник? У меня голос садится от возмущения.

– Это что-то крутое, да? Я не сильна в мужских брендах.

– Ну… – Я смущенно улыбаюсь.

Докатились. Одиннадцать месяцев и две недели же держался!

– Замечательно, – перебивает, – то, что нужно. И передайте хозяину, что если он соберется ее у меня забрать, ему придется сделать это силой.

На кухне вновь тишина. А у меня в голове вата, которая хрустит словами «сделать это силой». То есть как бы раздеть ее?

– Не смотрите на меня так, будто это ваша рубашка, – ухмыляется, и ее глаза приобретают лисью форму, – все равно не поверю.

Откашливаюсь и строго смотрю на поваров. Пусть только хоть что-то скажут, вычту по проценту от зарплаты за каждое слово.

– Идите на ваше рабочее место, Аксинья, раз с переодеванием Вы закончили.

Девица с высоко поднятой головой обходит меня полукругом и идет по коридору к залам. Ее девяносто два сантиметра соблазнительно виляют, юбка сильно их облегает. Шестьдесят один сантиметр кажется совсем тоненьким. Двумя ладонями можно обхватить без труда.

– Вячеслав Борисович, а если эта рубашка владельца ресторана? М?

Аксинья останавливается неожиданно. Девяносто пять сантиметров впились в мою грудную клетку. Приятные ощущения. Глаза вновь рискуют сместиться на тридцать градусов ниже.

– Не исключено, – отвечаю, не задумываясь.

– Познакомите?

– Зачем? – Что она замышляет?

– Лично отдам рубашку.

– Вы же грозились, что рубашку отнимут у вас только силой?

– Значит, вы против?

– Почему я должен быть против?

– Тогда устройте мне встречу. Рубашку нужно обязательно вернуть. Вдруг это его счастливая вещь?

Она что, верит в этот бред? Хотя это же девица Аксинья!

– Я поговорю с ним. Если будет время…

– Вот и отлично!