Читать книгу Теория выбора и случайностей. Часть 2. Кто есть кто, или Долой маски! - Дарья Быстрицкая - Страница 4

Когда почти все гости разъехались, выяснилось, что кое-кто тоже остаётся ночевать в этом доме, и Ангела должна будет ночевать в одной комнате с Ильёй. Распределяла гостей по комнатам Марина Нестерова, и ведьма никак не могла понять, что ей за радость от этой пакости.

Обычно Анжелику нельзя было назвать капризной: она умела мириться с неудобствами, но на сей раз она решила этого не делать. Марина Сергеевна делала вид, что не понимает, чем возмущена падчерица, а той в свою очередь хотелось смеяться. Уж кого-кого, а её, зная её характер, поместить в одну комнату с парнями – а помимо Ильи там было ещё два молодых человека – было довольно странно.

– Но все машины разъехались вместе с гостями! – воскликнул Николай. – Ждать их назад придётся долго. Ты не сможешь сейчас поехать домой.

– Я могу вызвать такси, – возразила спокойно девушка. – Есть у кого-нибудь номер такси?

– Нет, – твёрдо ответил мачеха.

Лика еле удержалась от смеха над этой наглой ложью: в доме был телефон, а соответственно должен был быть и справочник. Однако указывать на это ведьма не стала: ей вдруг пришло в голову другое решение этой проблемы. Она взялась за мобильный телефон под внимательными взглядами всех присутствующих.

– Анжела… – начал было Юра, но Ангела прижала палец к губам, призывая его к молчанию: она слушала гудки и ждала, когда ответят.

– Да, подруга? – раздался в трубке бодрый голос Льва.

– Привет, Лёва! Я тебе не помешала? Ты не спишь?

– Нет-нет.

– Ты один? То есть… у тебя там «дамы» случайно нет?

– Нет! – рассмеялся мужчина. – Что ты хотела?

– У меня тут возникла небольшая проблема. Ты не мог бы отвезти меня домой… или пустить к себе ночевать? Я тут недалеко.

– Ах, точно! Ты же у Нестеровых сегодня. Юбилей у папочки, да?

– Верно.

– Ну-у… отвезти не смогу: машина в ремонте как раз, а переночевать пущу с удовольствием. Мне прийти за тобой?

– Нет, спасибо. Я сама дойду.

– Я выйду тебе навстречу.

– Не надо, я…

– Я выйду тебе навстречу, – твёрдо повторил Курганов.

Анжелика рассмеялась.

– Хорошо: навстречу так навстречу. Спасибо, друг.

Она положила трубку, ещё раз обняла, поцеловала и поздравила с днём рождения отца и, помахав всем рукой, направилась к выходу.

– Анжела! – окликнул дочь Николай. – Может, тебя хоть кто-нибудь проводит? На улицах ночью опасно.

– Нет-нет. Ничего не нужно. Я сама – ходячая опасность.

Девушка улыбнулась и вышла из дома, попрощавшись со всеми. Стук от её каблуков эхом отдавался в ночной тишине. Эти каблуки были удобные, устойчивые, не тонкие, как шпилька, и при этом не уродливые. Платье на Ангеле было чёрное, с завышенной талией, а поверх него был надет светлый плащ. В таком виде ведьма пошла по ночным улицам города Сибирска.

Первые минуты две она двигалась вполне спокойно, а потом свернула за угол и лицом к лицу столкнулась с тремя не очень трезвыми типами мужского пола.

– Опа! – воскликнул один из них, и Лика сразу поняла, что пройти ей они не дадут.

Она огляделась по сторонам. Вокруг были тёмные сонные дома и заборы. Ждать помощи не приходилось, да девушка и не для того оглядывалась.

– Ух ты! Надо же! Какая красивая детка нам попалась, – медленно сказал всё тот же тип.

– М-м-м, – равнодушно протянула Нестерова. – Ну, спасибо, что оценил, малыш.

– Ой, а у нас ещё и язычок длинный! Укоротить бы надо.

– Ну, попробуй.

– Дерзишь, детка. Плохо тебя мамочка с папочкой воспитывали.

– А ты, значит, спец по воспитанию?

То ли парень, то ли мужчина раздражённо поморщился, но вскоре его лицо исказила довольная ухмылка.

– Ладно, на первый раз прощаю, детка. Сейчас поближе познакомимся.

– Ага… – протянули его приятели довольно.

– Да уж, – тихо согласилась ведьма. – Придётся, по-видимому.

Самый разговорчивый из этой тройки сделал шаг вперёд и поднял с плеча Анжелики прядь волос. Девушка в свою очередь сделала шаг назад и вырвала свои волосы из его руки. Одновременно с этим она опустила глаза и скрыла себя с картины мира.

– Ты раздевалась бы, – посоветовал второй то ли парень, то ли мужчина.

Все трое сделали ещё один шаг вперёд, а Ангела попятилась, расстёгивая «послушно» плащ. Но когда она закончила, то сразу остановилась, обманув ожидания мужчин. Те самую малость насторожились. Ведьма им улыбнулась и… ей хватило полторы минуты, чтобы отправить их «на отдых».

Она спокойно подняла свою сумку с земли и поправила одежду на себе.

– Уже всё что ли? – раздалось позади.

Лика обернулась и увидела Егора Пьянкова, который удивлённо разводил руками. Она улыбнулась ему и смущённо пожала плечами.

– Ну, ты даёшь, Ангела! – рассмеялся вампир.

– Только раз вышла на улицу ночью и уже вляпалась! Это надо же!

Нестерова и Пьянков оглянулись. Неподалёку от них стоял возмущённый Курганов.

– Я же предлагал: давай зайду!

– Но ведь всё в порядке!

– С тобой-то в порядке, – усмехнулся Лёва. – А с ними, по-моему, не очень. – Он взял за волосы одного из хулиганов и приподнял его голову. – Боже! Ты отправила его в нокаут.

Девушка расхохоталась и направилась к другу, но, проходя мимо самого разговорчивого из несостоявшихся насильников, не удержалась, притормозила и сказала тихо:

– Ну, вот и познакомились, малыш.

Друзья попрощались с Егором и пошли домой ко Льву. Всю дорогу они по большей части молчали, изредка обмениваясь короткими репликами.

Ангела и Лёва вошли в дом. Мужчина включил свет.

– Раздевайся, разувайся, – сказал он, идя на кухню. – Есть будешь?

– Только если ты составишь мне компанию.

– Составлю, если ты хочешь есть.

– Хочу, – призналась девушка со смущённой улыбкой.

– Отлично!

Анжелика прошла на кухню вслед за другом. Скоро они оба уже сидели за столом и за обе щеки уплетали макароны по-флотски.

– Почему ты ещё не спишь? – поинтересовалась ведьма. – Уже довольно поздно.

– Завтра воскресенье – можно себе позволить. А сегодня настроение у меня какое-то… не очень хорошее.

– Почему?

– Не знаю. Из-за погоды, наверное. Как-то мрачно на улице, и мысли поэтому приходят в голову не самые лучшие.

– Не о самоубийстве, надеюсь?

– Нет. – Курганов усмехнулся. – С тех пор, как я вступил в Общество Дьявола, мысли о самоубийстве мне в голову не приходили ни разу.

– А о чём же тогда твои мысли?

– Да так… обо всём подряд.

Лика поняла, что друг ненавязчиво просит её не лезть не в своё дело, и послушно отстала. Во время трапезы она попутно рассказала Льву о сплетнях, о которых только сегодня и узнала. Он тоже был этой новостью ошарашен.

– Отчего-то мне кажется, что это всё-таки были Боря и Марат, – признался он по окончанию разговора.

Нестерова ничего не ответила: она не хотела пока подозревать кого-то конкретно. Затем Лёва стал готовить подруге постель. Во время этого занятия до его сознания дошло, что она наверняка захочет осуществить некоторые гигиенические процедуры, и он сказал ей, где взять полотенце. Девушка зашла в его комнату и стала искать полотенце в указанной тумбочке. Когда Лика выходила, она напоследок окинула помещение прощальным взглядом и неожиданно заметила на стене фотографию «солнечного ребёнка». Хорошенький, веснушчатый мальчишка с каштановыми волосами и карими глазами улыбался во весь рот. Словно находясь под гипнозом, ведьма приблизилась к фотографии и замерла. Она не могла оторвать взгляд от этого какого-то светлого ребёнка. В нём и его улыбке действительно было что-то солнечное.

– Ну, всё, Ангела. Можешь… – Лёва осёкся, увидев подругу у фотографии брата.

Ангела резко обернулась и тут же покраснела от неловкости. Ей вдруг подумалось, что она не имела права смотреть на эту фотографию.

– Прости, друг, – еле слышно сказала девушка. – Я просто раньше никогда не видела фотографию Кирилла.

Курганов кивнул сначала, а потом вдруг нахмурился.

– Я вроде не сообщал никогда тебе его имени. Я вообще его никому и никогда не говорю.

– Прости… Вика на последнем балу Полнолуния упомянула, что жила с тобой на одной улице и знала твою семью – вот наши ведьмы и попросили её рассказать о тебе. Я не стала её останавливать: не в тот вечер, так в другой, они всё равно бы вытянули из неё информацию. А тогда компания была вполне приличная: все эти ведьмы к тебе хорошо относятся. В другой раз могло получиться хуже, да и я хотела слышать, что именно она о тебе скажет. Несмотря ни на что, она всё перевела скорее в похвалу, чем наоборот. Ты обижаешься?

– Да нет, – спокойно ответил мужчина. – Кому интересна моя жизнь?..

– Наверное, тем, кто тебя любит. – Анжелика прерывисто вздохнула. – Вика сказала, что ты очень любил Кирилла. Когда ты рассказывал мне о своей жизни, то как-то обошёл этот момент стороной. Впрочем, можно было догадаться.

Лев хмурился, но хмурился не раздражённо, а так, как хмурятся, когда пытаются справиться с какой-то эмоцией. Ведьма почувствовала, что друг борется со слезами.

– Неужели ты всё ещё сильно переживаешь? – тихо спросила она. – Ведь столько времени прошло.

– Разве много?

– Семь лет, Лёва. Моя мама умерла на год раньше. Пора уже смириться с его смертью. Я не прошу тебя совсем о Кирилле забыть, но переживать это так остро нельзя.

За это время Лика близко подошла к мужчине. Он смотрел на неё с мукой.

– Я не должен был позволять им увезти его, – прошептал Лёва. – Я не должен был уходить из дома ни на минуту. Я ведь знал, что однажды всё этим может кончиться.

– Лёва… – выдохнула девушка и обняла его. Он попытался вырваться:

– Не надо!

– Надо, – твёрдо произнесла Нестерова, потому что всем существом ощущала, что ему нужно это утешение. Курганов замер, а спустя миг обнял её в ответ и расслабился. Ведьма гладила его по голове, по спине.

Минуты через две мужчина отстранился. На его лице не было слёз, но были видны следы от них на щеках. И ресницы были немного мокрые.

– Ты не должен винить себя, Лёва. Это невозможно было предугадать. Если бы он не умер в тот раз, то умер бы в другой. Таков был его выбор. И, возможно, смерть для него лучше: смог бы он жить после того, как столкнулся бы с реальностью? А ведь ты не смог бы всегда быть рядом и оберегать его от неё. Вика говорила, что Кирилл не совсем понимал, что происходит. С ним было что-то не так?

– Он не был умственно отсталым, если ты на это намекаешь, – хрипло заговорил Лев, – как это ни странно. Он был нормальный. Просто жил в каком-то своём мире. Кирилл был необычным ребёнком. Мне всегда рядом с ним становилось легче, жить хотелось. – Мужчина замолчал ненадолго, а потом признался: – Я столько раз думал, как всё могло бы быть, если бы родители разбились вдвоём. Я бы в Общество попал: Дьявол уже тогда меня выбрал, до того, как случилась авария. Я бы вырастил Кирилла! Я работать бы перешёл к Черновым, он ещё пенсию получал бы, наверное, – мы бы справились!

– Лёвочка, это невозможно! Кирилл выбрал смерть и ничего нельзя с этим поделать.

Курганов кивнул.

– А раньше я боялся, что он вырастет. Боялся, что он начнёт понимать что-нибудь и осознает, какой его брат урод. А для него я всегда был героем. Если бы он только понимал, что за жизнь я вёл… Он разлюбил бы меня. Этого я боялся больше всего. Я бы тогда сдох. Он один меня любил. Не родители. Конечно, нет. И я их ненавидел. Ничего хорошего из своего детства не помню. Родителям не было до меня никакого дела. Они могли бросить меня где-нибудь и забыть. Часто нечего было есть, а если и была еда, то не очень съедобная. Когда родители напивались, я начинал раздражать их одним своим существованием. Они орали – я прятался где-нибудь. Их собутыльники, бичи всякие лезли ко мне часто со своими пьяными приставаниями. Фу! Ненавижу эти пьяные сюсюканья… Дома был беспорядок, бичёвник постоянный. Помню, что всё детство чего-нибудь боялся.

– А потом ты родителей стал периодически в чувство приводить из-за Кирилла, да?

– Да. Он пьяных людей боялся и сборищ этих. И я его пугал.

– Ты?! – удивилась Ангела.

– Да, я, – тихо подтвердил Лёва. – Я ненавидел родителей и всегда желал им смерти. И часто хотел их убить. А однажды я чуть не убил отца. Не знаю, каким чудом не убил.

– Не думаю, что ты убил бы его.

– Убил бы, – твёрдо сказал мужчина, глядя ведьме в глаза. – Я способен на убийство, Ангела.

Анжелика поёжилась от его прямого взгляда и тона, каким была произнесена последняя фраза. В этом тоне не было гордости или хвастовства, напротив – стыд, обречённость, ужас перед самим собой и уверенность в собственной чёрствости.

– А по какой причине ты хотел убить отца? – нерешительно поинтересовалась девушка. – Что произошло?

– У нас в доме была очередная попойка. Когда я зашёл домой, то увидел, как один из этих алкашей лапает моего брата. – На лице Льва даже теперь отразилась ярость. – Конечно, можно всё списать на плохую координацию из-за большого количества выпитого алкоголя, он мог просто обнимать Кирилла, но я подумал самое худшее. Пьяных мужиков вообще к детям лучше не подпускать. И трезвых-то иногда нельзя, а уж пьяных… Припоминаю, что и ко мне бывало лезли, когда я был в том же возрасте, что и Кирилл. Но я в отличие от него был более просвещённый и знал, что можно позволять посторонним, а что – нет. – Оборотень вздохнул. – Этот урод приставал к Кириллу, а родители ничего не делали, никак ему не мешали. Я всегда побаивался, что с ним что-то могут сделать, и сразу разозлился. Алкашу этому я нос разбил, всю компанию их разогнал и на родителей наорал. Папаша возмущаться начал. Как же! Я ведь его приятелю по лицу надавал! А что было дальше, я уже не помню. Говорил я ему, кажется, что-то. Всё как в тумане было. Кирилл испугался тогда очень: плакал, кричал. Вот от его крика я и очнулся. У меня нож в руке был. Папаша побледнел аж от страха и даже как будто протрезвел. Я еле остановился. Даже после того, как очнулся и понял, что делаю. Из-за Кирилла, наверное. Если бы он не смотрел на это, то я бы, скорее всего, всё равно отца убил бы. Но только не у Кирилла на глазах. До сих пор помню это чувство. Как ненавидел отца в тот момент и как хотел его убить. Мне тогда было шестнадцать.

– Пожалуй, тебя можно понять. Ты и так, по-моему, проявил чудеса терпения, прожив с родителями столько лет.

Лёва грустно рассмеялся и пожал плечами.

– Я вообще удивляюсь, как ты умудрился к Кириллу привязаться, – призналась Лика. – Ведь у вас такая разница в возрасте была. Обычно маленькие дети детей постарше раздражают. Особенно если они плачут и кричат.

– Поначалу он меня тоже раздражал. То есть… родители вдруг пить бросили перед тем, как мама забеременела, и всю беременность она не пила. И когда родила, первые месяцев пять-шесть тоже не пила. Они оба так носились с Кириллом, радовались, сюсюкались, а я злился. Тогда ещё ревновал их к нему. На меня родители по-прежнему внимания не обращали, а вокруг него порхали как бабочки. За это Кирилла я невзлюбил и не подходил к нему, даже старался лишний раз на него не смотреть, чтобы не беситься. А когда Кириллу было почти полгода, родители опять сорвались и запили. Я пришёл тогда домой, увидел всю эту компанию снова и не удивился совсем. Я знал, что так будет, и иллюзий никаких не питал. Потом я вошёл в комнату, а там Кирилл в кроватке ревел, надрывался. Меня разозлило это сначала, я подошёл к нему, рявкнуть что-нибудь хотел, а он, как только увидел меня, сразу замолчал. Уставился на меня, смотрел очень внимательно, а потом вдруг заулыбался. – Курганов тоже улыбнулся при этом воспоминании. – И я в него неожиданно влюбился. До этого дня я его почти не видел, потому что избегал смотреть на него, и даже не знал, как он выглядит, а тут увидел, и он понравился мне ужасно. Хорошенький он был и не капризный совсем. Ещё мне его жаль стало. Я тогда вдруг вспомнил, как мне всегда было обидно, что никому на этом свете нет до меня дела, и подумал о том, что Кирилла ждёт то же самое, но я могу его от этого избавить. Я подумал, что глупо заставлять его переживать то же, что я пережил когда-то сам. Тем более что я ещё хорошо помнил тогда, как было на этом месте. И я решил, что буду заботиться о нём. И заботился, как мог.

– А почему ты делал всё, чтобы родителей не лишили родительских прав? – спросила Ангела. – Боялся, что вас по разным детдомам распихают?

– Да, но это была только первая причина. Я боялся не только, что нас разлучат, но и что Кирилл в детдоме не выживет. Я бы выжил, где угодно, а он – нет. Кирилл был беззащитный, доверчивый и совсем неприспособленный к жизни. В этом, наверное, моя вина. А, может, он был такой от природы? Не знаю даже. Но Кирилл никогда не умел за себя постоять, а я бы не смог его защитить. На него даже кричать нельзя было, и я не кричал ни разу в жизни. И по поводу воспитания мы с ним никогда не ссорились: я только говорил ему, что так делать можно, а так – нельзя, и он именно так делал. Он всегда меня слушался. И я только один раз как-то разозлился на него – голоса даже не повысил! – а он уже расстроился. После этого я всегда старался говорить с ним мягко, и если мне где-нибудь настроение портили, я ему своего раздражения не показывал, потому что он сразу начинал беспокоиться и думать, что это я на него рассердился. Пожалуй, у него страхов в детстве было не меньше, чем у меня. Ни от чего я не смог его уберечь.

– Неправда! – мягко возразила ведьма. – Ты был ему хорошим братом.

Друзья замолчали.

– А как ты всегда умудрялся почувствовать, что к вам вот-вот нагрянут с проверкой? – поинтересовалась Анжелика через минуту.

– Я понимал это по лицам нашего инспектора ПДН и её подружки-завхоза. Они как-то так особенным образом начинали на меня смотреть, что я чуял опасность. Приходил домой после школы и начинал суетиться…

Для Кирилла он превращал это в игру. Лёва умел создавать настроение и своим энтузиазмом заражал брата. Поначалу, когда Кирилл был ещё совсем маленький, он только бегал вокруг старшего брата, пока тот наводил в доме чистоту, а когда подрос, стал помогать. Он старался изо всех сил, которые у него только были, сосредоточенно выполнял все небольшие поручения, которые давал старший брат, и всегда очень забавно при этом кряхтел, чем невероятно веселил Лёву. Для Кирилла Лев был добрый, а с родителями он был иным.

Родители его боялись. В пьяном состоянии они могли что-нибудь учудить, как-то повести себя грубо по отношению к старшему сыну, но будучи трезвыми, они беспрекословно его слушались. Одного его взгляда было достаточно, чтобы они тут же выполнили то, что он приказал. В трезвом состоянии они никогда Лёве не грубили, боялись сказать лишнее слово и старались его не раздражать. Они знали, каким агрессивным и непредсказуемым бывает порой их старший сын. Они чувствовали его ненависть.

Приводил их в чувство Лев довольно грубо и бесцеремонно, но зато действенно. Он легко мог каждого из них окунуть головой в воду или сделать что-нибудь другое в этом роде. Потом он пытался довести до их сознания очень простую мысль: скоро к ним в гости может прийти милиция. Выражений при этом он не выбирал.

Зато когда к ним являлись «гости», дома всё было вполне прилично. Лёва при этом частенько косил под дурачка: мол, у нас всё хорошо и мы нормальная семья. В результате, когда Лев пошёл учиться в техникум, все считали, что в семье Кургановых неблагополучный только старший сын. А пьянки, которые устраивали дома родители, всегда проходили тихо благодаря Лёве, и соседи никогда на них не жаловались.

Но однажды, ещё когда Лев учился в девятом классе, все его старания чуть было не пошли прахом. Это было в середине мая. В тот день в доме Кургановых намечалась грандиозная пьянка, остановить которую Лёве было уже не под силу. Ночевать в доме не представлялось возможным. Недолго думая, Лев взял несколько старых одеял и Кирилла, и они ушли в один заброшенный дом неподалёку: благо в том году был тёплый май, что в Сибирске вообще-то случается нечасто. Это была пятница, и Лёва решил, что вполне может себе позволить прогулять субботу, тем более что он и так никогда не мог похвастаться стопроцентной посещаемостью.

Они положили пару одеял на пол, легли на них и сверху накрылись оставшимися. Кирилл устроился у старшего брата под боком, тот его приобнял, и вместе они спокойно заснули, даже не подозревая о том, что в данный момент к ним домой пришла неожиданная гостья.

Гостьей этой была классная учительница Лёвы, Татьяна Александровна. В последнее время у Льва, как впрочем и всегда, были проблемы с успеваемостью, да и с поведением, о чём Татьяна Александровна решила побеседовать с его родителями. В толпе пьяных мужчин и женщин она едва сумела найти и узнать Курганову-старшую, которая пару раз являлась на родительское собрание. С отцом она не была знакома вовсе. Ни мать, ни отец Лёвы не были в состоянии с кем бы то ни было беседовать о серьёзном.

В сильной растерянности Татьяна Александровна вышла на улицу. В доме она не обнаружила Льва, и это её обеспокоило. Она не знала, как поступить. И в тот самый момент, когда она стала склоняться к мысли, что нужно об увиденном сообщить, мимо проходили три подростка.

– Ой, а вы к Кургановым что ли? – воскликнул самый высокий из троих. – С ними сегодня бесполезно – они в ударе.

– Вообще-то я – классный руководитель Льва…

– Так вам Лёвка нужен? – встрял второй мальчишка. – Они с Кириллом свалили вон в тот заброшенный дом. У них сегодня всё равно не уснуть.

– Да, – поддержал приятеля третий. – Они всегда там перекантовываются, когда у них дома такая гуляночка.

Спящий Лёва не подозревал и об этом разговоре, и о том, что Татьяна Александровна к дому подходила, смотрела на них двоих через окно. Лёва так никогда и не узнает, что в тот вечер Татьяна Александровна увидела его с иной стороны, чем видела всегда. Она увидела его, как любящего брата. Она увидела, как доверчиво прижимается к нему Кирилл, и как он сам крепко обнимает его. И решила пока ничего никуда не сообщать.

Утром Лев и Кирилл вернулись домой, где ещё не до конца протрезвевшая мать сообщила им о приходе Татьяны Александровны. Лёва перепугался тогда не на шутку и тут же бросился в школу. Явился он уже под звонок с урока. Одноклассники выходили из кабинета, а он никак не мог решиться в него войти. Несмело он встал в дверном проёме. Татьяна Александровна его взгляд на себе ощутила и повернулась. Две одноклассницы, что задержались в кабинете, наконец, его покинули, а учительница и ученик, не отрываясь, смотрели друг на друга в полнейшем молчании.

Татьяна Александровна была удивлена, когда поняла, что сегодня он предстал перед ней без своей обычной маски агрессивного хама и хулигана. Впрочем, лично ей он не хамил никогда.

Перед ней был взрослый, серьёзный пятнадцатилетний юноша, и она с интересом ожидала, что же он ей скажет.

– Мама сказала, что вы были у нас вчера.

– Была, – спокойно ответила она.

Лёва прерывисто вздохнул, но решился и мрачно спросил:

– Сообщали куда-нибудь уже?

– Нет.

– Не сообщайте. – Татьяна Александровна хотела было что-то сказать, но он умоляющим тоном добавил: – Пожалуйста. Вам ведь ничего не стоит промолчать. А я каждый день в школу буду ходить – обещаю. И я в техникум уйду на следующий год: у вас больше не будет проблем со мной.

– Хм. Интересная логика. А что будет с твоим братом? В каких условиях он вырастет? Ведь это, я так понимаю, не единичный случай?

Курганов медленно кивнул.

– Я позабочусь о Кирилле – не беспокойтесь. До этого времени я вполне справлялся и дальше справлюсь. Я его не брошу.

– А кто о тебе позаботится, Лёва?

Этот вопрос вызвал у Льва горький смех.

– Обо мне никто и никогда не заботился и ничего, как видите. Я до сих пор живой.

– И давно они пьют? Я имею в виду вообще.

Лёва тогда долго смотрел на учительницу и думал, стоит ли отвечать честно. И всё-таки ответил, пожав плечами:

– Я их трезвыми почти не помню.

Татьяна Александровна тяжело вздохнула, опустившись на стул, и он понял, что правду говорить не стоило. Она устало взялась за лоб.

– Лёва…

– Не говорите никому! Прошу вас: не говорите! Ну, хотите, я на колени встану? – Лев с ужасом осознал, что вот-вот разрыдается от отчаяния. Он еле сумел прошептать: – Умоляю… У нас с Кириллом такая большая разница в возрасте. И ему нельзя в детдом.

Преподавательница заколебалась.

– Приходите к нам в понедельник. Уверяю: всё будет нормально.

– А что за будущее тебя ждёт, Лёва? Ты об этом думал? Как ты станешь жить? Так же, как и родители?

– Я не собираюсь становиться таким, как они.

– Многие не собираются, Лёва, а потом всё равно становятся.

– Проживу как-нибудь.

– «Как-нибудь» не хотелось бы, Лёва.

Курганов улыбнулся.

– Приходите к нам в понедельник, – повторил он уже окрепшим голосом.

– Хорошо.

– Спасибо. – Лев попятился к выходу. Он ощущал невероятное облегчение. – Спасибо, Татьяна Александровна. Спасибо вам.

Лёва всегда хорошо относился к своей классной учительнице, а с того дня стал любить её в миллион раз сильнее.

А Татьяна Александровна в тот момент, когда он выходил из кабинета, молила Бога, чтобы обстоятельства не сломали Лёвину судьбу и его самого окончательно. Лев всегда казался ей непонятным. У неё никак не укладывалось в голове, как он может быть то агрессивным и злым, то обаятельным и добрым. В нём словно уживалось два человека. У неё было много вопросов, связанных с ним, и за одни лишь сутки она получила ответы сразу на несколькие из них.

В понедельник Татьяна Александровна пришла домой к Кургановым, и в этот раз всё было совершенно наоборот. Семья выглядела вполне нормальной. Но лишь на первый взгляд: она всё же заметила, какими ледяными взглядами Лёва награждал родителей, когда они начинали делать что-то не так. Однако она заметила и как Кирилл любит старшего брата, как тянется к нему и как тот его обожает в ответ.

Кирилл с удовольствием ел торт, посматривал на трезвых родителей и радовался, что у них всё хорошо. Он предлагал торт брату, у которого сидел на коленях и который отчего-то был не очень весел. Лёва с улыбкой отказывался, радовался, что Кирилл счастлив, но мучился от того, что это всего лишь очередной спектакль, а младший брат принимает всё за чистую монету.

Не один раз в тот вечер взгляды ученика и учительницы встречались, и они оба понимали, как искусственна эта сцена.

Потом, уже когда Лёва попал в Общество Дьявола, он как-то раз явился на встречу одноклассников. Он немного опоздал и на собрание в актовый зал не попал, но, когда оно закончилось, вошёл в класс. По изумлённым взглядам одноклассников Курганов догадался, что увидеть его они не ожидали. Их мысли, которые парень слышал, это подтверждали: они все были уверены, что он либо сидит в тюрьме, либо БОМЖ, либо умер. Но назло всем и всему Лев был жив-здоров и при этом отлично выглядел: наставления Андрея не прошли даром. Как-то между делом ему пришлось упомянуть, что он не курит, и это ещё больше удивило одноклассников, потому что курить он начал лет в двенадцать-тринадцать, и все об этом знали.

Позже, когда все уже поделились информацией о своей настоящей жизни, было решено пойти в кафе и отметить встречу. Лёва отказался идти вместе со всеми, пояснив, что не пьёт. Татьяна Александровна также идти в кафе отказалась: ей казалось неуместным пить вместе со своими учениками, да и любителем гулянок она не была. В итоге, Лев и его учительница остались в кабинете вдвоём. Курганов тут же предложил отметить встречу тортом и чаем. Женщина с радостью согласилась и добыла в учительской кружки, заварку и кипяток, пока её ученик ездил за тортом.

Вместе они побеседовали о жизни друг друга более подробно. Татьяна Александровна тогда призналась Лёве, что очень рада видеть его хорошо устроившимся в жизни, здоровым и в какой-то мере успешным. От своих знакомых она слышала о трагедии, которая случилась с его семьёй, и очень ему сочувствовала. Лев в свою очередь повторно поблагодарил её за то, что тогда не выдала его.

Когда они оставили серьёзные темы, Курганов предложил учительнице обсудить некоторые литературные произведения из школьной программы. Татьяна Александровна была учителем русского языка и литературы, которым в своё время Лёва почти не уделял внимания, но которым он уделил внимание, когда подружился с Андреем, Мишей и Федей. Они вдвоём весело провели время, поедая торт и споря по поводу произведений.

После Лев отвёз женщину домой и дал свой телефон, умоляя позвонить ему, если ей что-нибудь понадобится. Через год Татьяна Александровна пересилила себя и позвонила ему. Он тут же примчался и помог ей. С тех пор Татьяна Александровна знала, что в случае чего ей есть к кому обратиться за помощью. А Лёва периодически звонил ей и справлялся о её делах. На встречу же одноклассников он больше не ходил ни разу, потому что на ту единственную встречу пришёл именно для того, чтобы увидеть свою учительницу.

О своей жизни до Общества Дьявола Курганов старался вспоминать как можно реже, да и, говоря о ней с Татьяной Александровной, он пытался делать вид, что ничего страшного в ней не было. Но в душе самому себе признавался, что это наглая ложь: лёгкой она не была ни в коей мере.

Уже будучи взрослым двадцативосьмилетним мужчиной, Лёва с ужасом вспоминал своё детство и отрочество, когда он не мог быть уверенным в том, что ждёт его завтра. Он помнил, как ему практически всё время приходилось беспокоиться о том, чтобы было что поесть, а иногда и где спать. Если бы у него не было Кирилла, он мог бы запросто сбежать из дома и жить на улице: он бы нигде не пропал. Но из-за брата ему приходилось поддерживать иллюзию нормальной жизни и исходить из того, что у него есть.

Именно поэтому Льву приходилось выращивать огород: это была хоть какая-то гарантированная еда на целый год. Продуктовых наборов, которые выдавала соц. защита, хватало ненадолго, а денег, чтобы покупать всё это, у них в семье не было. Впрочем, денег у них не было совсем: родители почти всё пропивали, а Лёве ещё нужно было ходить в школу, на это тоже требуются кое-какие деньги. А воровать Курганову мешала совесть, хотя он всё же и делал это по необходимости. Но после каждого раза совесть его и грызла, и кричала на него, и билась внутри.

Как и казалось Татьяне Александровне, в Лёве действительно уживалось двое. Он сам характеризовал одного, как хорошего, а второго – как плохого. Первый всегда тянулся к Кириллу, а второй – к приятелям. Лев до сих пор помнил, как эти двое всё время боролись в нём.

Он мог делать что-нибудь в огороде, Кирилл бегал вокруг него, развлекал его, и вдруг просыпался тот, второй, и начинал требовать пойти и развлекаться с «друзьями». Иногда второй мог выиграть и, закончив все дела по-быстрому, Лёва убегал, но, когда он возвращался потом к брату, совесть грызла его и, в конце концов, победа оказывалась за первым. Любовь к Кириллу всегда была сильнее.

Все счастливые воспоминания из детства у Лёвы были связаны с Кириллом, а самым счастливым, пожалуй, было о том, как они вдвоём возились в огороде. Несмотря на то, что кое-какой труд для юного Льва был непосильным и очень тяжёлым, воспоминания оставались светлыми. Потому что рядом был Кирилл. Поначалу он просто находился рядом и развлекал старшего брата своей болтовнёй, а потом стал помогать. Они могли вместе полоть грядки, сажать что-нибудь или собирать.

Великим огородником Лёву назвать было нельзя, но он делал всё, как мог. Советами ему помогали соседи, которые на него не обижались и его ситуацию понимали. Огород Кургановых, может, и не был аккуратным, но зато всё росло, и это было главное.

С Кириллом же было связано и воспоминание, которое для Льва было самым неприятным. Это воспоминание было о том, как он попробовал наркотики. Лёва мог бы стать наркоманом, потому что это было легко, но не стал. Из-за Кирилла.

Когда Лев пришёл домой в тот день, он всё ещё слегка находился под действием наркотика. Дома была очередная гулянка. Кирилла он нашёл в их комнате, под кроватью. Кто-то из нетрезвых гостей затеял драку, она сильно перепугала маленького Кирилла. Он плакал и прижимался к старшему брату, который обнимал его, но при этом был далёк и от него, и от этого дома. Лёва в тот момент думал о том, как устал от жизни, устал за всё отвечать, и как ему хотелось бы, чтобы кто-нибудь хоть раз в жизни позаботился бы о нём. Ему хотелось плакать, но он утешал Кирилла и знал, что, не смотря ни на какую жалость к самому себе, никогда в жизни больше не станет принимать наркотики, потому что кроме него о Кирилле больше никто не позаботится.

Ни один «приятель» Льва не посмел ему сказать ни слова, когда он в следующий раз от наркотиков отказался. Во-первых, все знали, что у него есть своё собственное мнение и на «слабо» его не возьмёшь, а во-вторых, злить Курганова было делом опасным. С его вспышками агрессии они были знакомы не понаслышке, и рисковать не стали бы ни при каких условиях.

Драки и другие проявления агрессии для Льва были способом хоть как-то выплеснуть свою злость на жизнь, и они ему действительно помогали. Вспыльчивость, к тому же, была заложена в нём самой природой и, пусть теперь его жизнь уже давно была иной, он по-прежнему мог легко выйти из себя.

Как и у всех детей из неблагополучных семей у Лёвы имелись соответствующие пороки. Помимо пристрастия к сигаретам, алкоголю, агрессивности имела место и половая распущенность. Свою половую жизнь Курганов начал лет в тринадцать, и чаще всего он даже не мог потом вспомнить с кем именно спал: происходило это в большинстве случаев по пьянке. Уже взрослый и просвещённый в этом плане Лев мог сейчас только удивляться, каким чудом он умудрился ни разу не подцепить какую-нибудь венерическую заразу.

Идеальным Лёва не был никогда, да и не считал себя таковым. Но порочной являлась только одна его часть. Другая же была любящей, доброй, чистой и даже в какой-то степени невинной. Наиболее часто она проявлялась рядом с Кириллом.

Жизнь наложила свой отпечаток на Льва, но совершенно не касалась Кирилла. Он оставался, таким же наивным, милым, добрым и непонимающим мирскую грязь. Лёва смотрел на подрастающего брата и только диву давался: он был другим.

Когда Льву подошла пора уходить в армию, он был в панике: обстоятельства вынуждали его бросить Кирилла наедине с родителями и реальным миром на целых полтора года. Но и эту проблему он решил: Кургановых-старших он принудил закодироваться и изрядно запугал так, чтобы хватило на эти полтора года. В армии Лёва познакомился с другой жизнью – где всегда есть еда и место для сна. Не было грязи и пьяных криков. Это дало ему надежду на другую, нормальную жизнь, отличную от той, что вели его родители, да и он сам. С этим настроем Курганов вернулся домой.

Родители продержались ровно полтора года, пока его не было, и с Кириллом всё было в порядке. Но вырваться из обстоятельств Лёве так и не удалось: он сделал неосознанный выбор, и они сами его «выпнули» в новую жизнь. Они отняли у него самое дорогое в жизни – Кирилла, а взамен дали Общество Дьявола и друзей, настоящих друзей.

Лев тогда был уверен, что всё организует себе сам: он прошёл курсы и стал работать охранником. Они с Кириллом начали жить более или менее по-человечески, и родители даже вели себя почти хорошо. Всё было практически идеально по представлениям Курганова – вот только работа ему не слишком нравилась, но к большему Лёва и не стремился: он прекрасно понимал, какое место занимает в этом обществе. Однако эта «идиллия» была вскоре нарушена: Кургановы-старшие всё же сорвались.

В тот момент, когда Лев понял, что родители увезли Кирилла с собой, он почувствовал, что больше никогда его не увидит. Это ему говорила интуиция, та самая, которая когда-то помогала понять намерения инспектора ПДН по его лицу. И он действительно в следующий раз увидел Кирилла уже мёртвым.

Когда ему сообщили о гибели брата и родителей, он ушёл в дом и там, первый и последний раз, не учитывая детство, плакал навзрыд. Но слабым Лёва не был никогда и не позволил себе утонуть в жалости к себе: вскоре он вышел из дома и занялся всеми необходимыми в таком случае делами. Соседи ему тогда очень помогли, и он первый раз по-настоящему ощутил, что не одинок в этом мире, что есть кому-то до него дело, как это ни странно. Прежде ему казалось, что не одинок он только благодаря Кириллу, но Жизнь его в этом разубедила.

С тех пор отношения с соседями у Льва сложились хорошие. А на могилу к Кириллу он ходил периодически, хотя и знал, что в этом нет никакого смысла. Но ему, как и многим, становилось от этого легче, каким бы глупым это кому-то ни казалось.

* * *

В воскресенье друзья в полном составе сидели в резиденции Дьявола. Все заметили, что между Лёвой и Ангелой что-то произошло. Те тоже установившуюся между ними близость ощущали, но разговор, который вели накануне, не обсуждали. В этом не было нужды.

Лика уже поняла, что именно мысли о Кирилле и прошлой жизни беспокоили Льва весь вечер. Также она чувствовала, что было что-то ещё, чего ей знать не положено, то, что знали Андрей, Федя и Миша, но не знала она. Что ж, она с этим смирилась и своё любопытство сдерживала. Они с Кургановым проговорили допоздна, и Анжелика много нового узнала о своём друге. И у неё прибавилось поводов его любить.

О сплетнях об Обществе Максимилиана, ней и Волке ведьма друзьям поведала. Никто из них ни о чём таком не слышал. Все были удивлены. Туманов посмеивался:

– Бандитская группировка? Мы?! Мы с тобой?!..

Друзья не знали расстраиваться им или смеяться.

Они провели в резиденции около часа, когда в комнату вошёл Владимир Петрович. Комната была проходная, и по стремительной походке Дьявола было видно, что задерживаться здесь он не намерен. Однако Лика всё-таки его остановила.

– Владимир Петрович! – окликнула мужчину она. – Не уделите мне минуту?

Он замер и повернулся к ней лицом.

– Да, Ангела?

– Вчера был юбилей у моего отца, и там я узнала, что по Сибирску ходят слухи. Об Обществе Максимилиана, о том, что Максимилиан занимается некоей преступной деятельностью вместе со своими друзьями, Ангелой и Волком. Вы об этом слышали?

– Да, немного. Тебя это беспокоит?

– Да, беспокоит. Учитывая, что сплетни в большинстве своём об Обществе Максимилиана, то не вызывает сомнений, что их распространяет кто-то из нашего Общества. Кроме нас и вампиров об этом Обществе не знает никто.

– А те, кого Максимилиан выгнал из своего Общества? Ведь выгонял же он кого-то?

Ангела удивилась, что ему это известно, но виду не подала: ведь это могло быть всего лишь предположение.

– Выгонял, но они бы не рискнули появиться в городе. Максимилиан обещал им в этом случае, что мигом отправит их на тот свет. Сплетни распространяет кто-то из членов Общества Дьявола, Владимир Петрович.

Мужчина пожал плечами.

– Ну и что? Никто не знает, что Ангела и Волк – это вы с Андреем. А то, что говорят об Обществе Максимилиана, меня не интересует. Это проблема Максимилиана.

Дьявол повернулся, чтобы уйти, но Анжелика не отстала:

– В этих сплетнях упоминается, что мы с Волком – члены Общества Дьявола.

– Не вижу в этом ничего страшного, – отмахнулся Чернов и вновь собрался продолжить путь.

– Но разве это не нарушение второго Закона?! – изумлённо вскричала ведьма. Прежде она говорила очень спокойно. – Ведь нам запрещено кому бы то ни было рассказывать об Обществе Дьявола! Или я чего-то не понимаю?

– Никто из людей не знает, что такое Общество Дьявола, – начиная злиться, сказал Владимир Петрович. – Им это ни о чём не говорит, а если бы и говорило, то это было бы даже неплохо: о нашем существовании людям забывать не стоит. Там упоминается лишь название, а о сути Общества Дьявола не сказано ни слова.

– Пока не сказано, Владимир Петрович, – подчеркнула Нестерова. – Никто не знает, что они скажут в следующий раз.

– Ничего не скажут.

– Вы не станете выяснять, кто это? – тихо спросила девушка.

– Нет, Ангела.

– Но… – Лика прерывисто вздохнула, ей тяжело было говорить. – Мы с вампирами из одного теста. Как бы вы к ним не относились, Владимир Петрович… Разве можно так подставлять друг друга? И если даже вам плевать на вампиров, то неужели же вам безразлично, что и членов вашего Общества называют бандитами?

– Это ты, Ангела, считаешь, что мы с вампирами из одного теста – я же придерживаюсь иного мнения. А то, что говорят о вас с Андреем… Что ж, вас никто не заставлял связываться с вампирами. Сами виноваты. – Дьявол твёрдо посмотрел подчинённой в глаза и холодным тоном осведомился: – Надеюсь, теперь всё?

Ангеле понадобилась вся её сила воли, чтобы не показать, как же ей больно видеть его таким. Совершенно чужим. Это был не тот Владимир Петрович, который когда-то звал её перемывать всем косточки, который обо всём подряд беседовал с ней и Волком, который приглашал её на вальс. В этом Дьяволе не было и тени того, прежнего.

Девушка не нашла в себе сил говорить – просто с достоинством ему кивнула. Взглядом она проводила мужчину, который быстро покинул комнату, а потом только удивлённо развела руками.

Когда Чернов-старший скрылся из виду, по комнате прокатился вздох то ли облегчения, то ли потрясения.

– Ничего страшного? – воскликнула немолодая ведьма по имени Тамара. – Да он с ума сошёл!

Члены Общества Дьявола зашумели. Анжелика стояла как оглушённая. Она оглянулась и увидела, как Лёва скорчил лицо в адрес «босса» и многозначительно почесал висок.

– По-моему, подруга, ты немного перегнула палку, – заметил Фёдор.

– Вот именно! – воскликнул Волк и, дёрнув ведьму за руку, заставил сесть на диван. Он крепко схватил её и, глядя в глаза, стал шутливо трясти за плечи. – Зачем ты наезжать на него начала? Разве ж так делают? Ты что?! С такими властными мужиками, как Владимир Петрович, так нельзя! Ты знаешь, какое у них болезненное самолюбие?

Лика слабо улыбнулась, понимая, что друг старается её поддержать и развеселить, но против воли на глаза ей навернулись слёзы, и она тихонько всхлипнула.

– А вот этого не надо, – предупредил мужчина.

– Чего?

– Реветь из-за этого не надо.

Но девушка не справилась с собой и расплакалась, уткнувшись лицом в плечо друга.

– О-о-о… – ласково протянул Андрей, обнимая её.

Все присутствующие в комнате тут же кинулись её успокаивать. Со всех сторон раздавалось:

– Ангела, ты что?..

– Ангела, не плачь…

– Не расстраивайся, Ангела…

Нестеровой вдобавок стало стыдно, что она плачет у всех на глазах, поэтому она ещё глубже зарылась в плечо друга. Вожак стаи догадался о её чувствах.

– Не обращайте на нас внимания, – шутливо попросил он всех. – Мы плачем. Сейчас поплачем и успокоимся. – Волк крепко прижимал девушку к себе и ласково поглаживал по голове. Он чуть наклонил голову к её уху. – Милая моя подруга, не плачь. Я понимаю, что обидно, но оно того не стоит.

Лёва, который сидел рядом с Ангелой по другую сторону чем Андрей, тоже приобнял её и стал гладить по плечам и спине, успокаивая на свой лад, приговаривая что-то утешительное. Вскоре двое мужчин совместными усилиями достигли своей цели: ведьма успокоилась и отстранилась от спасительного плеча Туманова.

– Ну, что ты, Ангела? – мягко спросил Федя.

– Не знаю. Я не узнаю его. С ним что-то не так.

– Пожалуй, – вздохнул вожак. – Начинаю думать, что Лёва прав, и у него действительно что-то не в порядке с головой.

– А, по-моему, ребята, мы все просто-напросто попали в чёрный список, – усмехнулся Курганов.

– Верно, – согласился Миша.

– Из-за Общества Максимилиана? – осведомилась Ольга. – Но это же глупость какая-то! Что за сумасшедшая ненависть к вампирам? Кому и что плохого они сделали? Они помогают людям!

– Как всё это достало! – сквозь зубы процедил Лев. – Что происходит в нашем Обществе? Куда мы катимся? Как бы я хотел, чтобы это изменилось! Всё бы за это отдал!..

– Наше Общество загнивает, – тихо сказал Волк, – и это закономерно: всегда так бывает. Это как у людей и у русских в частности. – Друзья вопросительно на мужчину посмотрели, и ему пришлось пояснить: – Жил народ плохо, устроил революцию и добился свободы. И то поколение полученную свободу ценило, потому что это им было плохо и это они столько сил положили на создание другой жизни, новой. В Великой Отечественной войне так же: то поколение побеждало, то поколение страдало и погибало. А с каждым новым поколением достигнутое ценят всё меньше. Каждое новое поколение всё дальше от той жизни, оно ни за что само не боролось и не способно понять важность совершённого предками. Сейчас ведь даже некоторые говорят, что лучше бы советские воины фашистов не побеждали: мол, мы бы тогда сейчас жили хорошо, как немцы. Дураки! Кому мы нужны бы были?! Большую часть населения убили бы, а остальные рабами стали бы – вот вам и вся хорошая европейская жизнь! – Туманов фыркнул. – Да и как говорится: что русскому хорошо, то немцу – смерть. И наоборот тоже. Нам нельзя жить, как это делают другие народы: мы на них не похожи. Мы сами-то себя не понимаем, а уж другим нас тем более не понять.

– Это точно! – рассмеялся Жуков.

– Так вот у нас в Обществе произошло то же, что и у людей. Первый Дьявол ценил то, что получил от Венеры, а каждый следующий Дьявол – уже меньше, потому что воспринимал это, как данность. Вроде как по-другому и быть не может. И членов Общества они подбирали под себя, и те перенимали у них высокомерие по отношению к людям. Многие теперь ощущают своё превосходство над людьми и совсем не ценят то, что получили.

– Нет!.. – протянул Федя. – Мы же ценим! И многие из чертей ценят. Не из последних, конечно.

– Ну, да. Ты прав, Федька. Значит, наш Владимир Петрович не такой уж и плохой. Это последних он только плохо подобрал.

– А меня? – жалобно спросил Лёня.

– Тебя мы с Ликой предложили, а не он нашёл, – отмахнулся Андрей. Бархатов удивился и обрадовался, он был польщён. – Значит, сейчас с Владимиром Петровичем действительно что-то происходит. И Лёха такой притихший и загруженный, потому что знает, в чём причина.

– И Лёха, кстати, – вставил Лёва, – не такой, как отец и его предки, а, судя по Чёрной книге, они были не очень хорошими.

– Да Лёха – это тот ещё экспонат! Как он такой хороший уродился – непонятно. Не в отца, да и явно не отцом воспитанный. То ли он от природы такой, то ли Вера Ивановна всё это в него вложила… Лёша действительно отличается от предыдущих Дьяволов и будет, наверное, самым лучшим Дьяволом. И, надеюсь, хорошо воспитает своего сына: ведь именно в плохом воспитании причина загнивания общества, как нашего, так и человеческого. Те, кто устроил революцию, кто победил в войне, плохо воспитали потомков, не уделили этому должного внимания, не донесли до них важность достигнутого, не научили ценить это. И первые Дьяволы – тоже! Они должны были объяснять своим детям, что им повезло, раз они получили эти способности и целое Общество в подчинение. Должны были объяснить, что это – подарок, а не нечто само собой разумеющееся! А они этого не сделали! Поленились, наверное. Надеюсь, что Лёхе на это ума хватит.

– Значит, будем ждать, когда Лёха Дьяволом станет, – с улыбкой подытожил Курганов.

– А когда он им станет? – с горечью спросил у друга Самойлов. – Лёше двадцать девять лет, и не похоже, что Владимир Петрович собирается уходить на отдых. Иногда я вообще начинаю сомневаться, что это когда-нибудь произойдёт. Мне кажется, Вера Ивановна была права, когда намекала на то, что Владимир Петрович – властолюбец. Я думаю, он будет тянуть с уходом до последнего. Может, даже до самой своей смерти. И не факт, Лёва, что к тому времени от Общества вообще что-то останется!

– Тоже верно, – сник Лев.

– Да и изменения если будут, то ой как нелегко они произойдут! – глухо воскликнул вожак стаи. – Вспомни из истории, каким образом всё меняется, когда что-то начинает приходить в упадок.

– На революции намекаешь?

– Ага. Подобные изменения так просто не происходят. Это всё очень сложно.

– Хочешь сказать, что нас ждёт катастрофа? – поинтересовалась Оля.

– Почти, – с улыбкой ответил Туманов. – Но при условии, что изменения вообще происходить будут.

– Что: и умирать за Общество придётся? – хохотнул Фёдор.

– Может, и придётся, – улыбнулся в ответ Андрей.

– Ну, значит, будем умирать! Я, кстати сказать, готов.

– Я – тоже, – поддержал друга Лёва.

– И я, – вставил Михаил.

– Что за пессимизм, мальчики? – со смехом вскричала Ольга.

– Да! – согласилась с подругой Кира. – Что это вы вдруг о смерти заговорили?

– Ой, а почему наш «босс» молчит? – полюбопытствовал Игорь. – Я, например, тоже готов за Общество умереть. А ты, Андрей?

Все посмотрели на вожака стаи.

– Пожалуй, я не привык во что-то вмешиваться, – сказал он. – Не люблю кого-то к чему-то понуждать и насильно что-то создавать не стал бы, наверное. В том числе и изменения. Мне кажется, что если нужно, то всё произойдёт само. Я не готов умирать сейчас же и за что-то непонятное, но если так сложатся обстоятельства, то умру без сожаления. Хотя… возможно, за какие-то мифические изменения, которые рано или поздно сами произойдут, я умирать не стал бы. Не за них.

– Но за тех, кого любишь? – предположил Миша.

– Да, верно. За тех, кого люблю, я бы умер. Но всё-таки постарался бы выжить, если бы им это было нужно.

Внутри у Ангелы что-то тоскливо сжалось. Она покосилась на Волка. Он выглядел задумчивым и каким-то грустным.

– Не говорите о смерти, прошу вас, – тихо попросила она волков. – Не надо.

Друзья замолчали. Отчего-то всем вдруг стало как-то не по себе от разговора о смерти, хотя он и был шутливый.

– Наверное, мы так и остались суеверными, словно люди, – произнёс Федя, отвечая на мысленный вопрос, который задавал про себя каждый из них.

Разговоры в помещении возобновились лишь спустя минут десять, все присутствующие в комнате члены Общества Дьявола хоть и не вступали в беседу друзей Ангелы, но слышали её, и их впечатление от неё было таким же, как у самих беседующих.

Вскоре в дверном проёме показался Алексей Чернов. Он явно направлялся куда-то далее, но, увидев друзей, в нерешительности остановился. Те его поприветствовали и подозвали к себе. Он приблизился и сел на диван, стоявший напротив другого, на котором располагались Лика, Андрей, Лёва и Миша. По неведомой его друзьям причине он держался несколько скованно. Нестерова встала со своего дивана, подсела к сыну Дьявола и взяла его за руки.

– Что с тобой, Люцифер? – спросила тихо ведьма. – Ты какой-то подавленный.

Лёша уставился на свои руки, за которые она его держала, а потом перевёл взгляд на неё. Он вздохнул и слабо улыбнулся.

– Вы все тоже не выглядите особо весёлыми.

Молодые волки и ведьмы фыркнули от смеха, и Чернов немного расслабился.

– Ты похудел сильно за последнее время, – заметила Оля.

– Что за диета? – воскликнула молоденькая ведьмочка Ира, сидевшая неподалёку.

Алексей усмехнулся и ответил:

– Нервная.

Все, кто был в комнате, коротко рассмеялись.

– Ты о сплетнях слышал? – осведомился Миша.

– Да, – ответил зеленоглазый ведьм, – от трёх наших клиенток. Причём все говорили разное. Простите, что вам ничего не сказал: замотался что-то.

– Слышал уже, что Владимир Петрович делать будет? – поинтересовался Лев.

– Слышал: ничего.

– Ага, – хором сказали друзья и так же хором вздохнули.

– Это плохо, – сказал Игорь. – Всем не по себе от того, что делает Владимир Петрович.

– Мне не лучше других, Игорь, – заметил Алексей. – Это ведь всё-таки мой отец. – Мужчина потёр лицо руками. – Был бы я хорошим сыном…

– Разве ты – плохой сын?! – в один голос вскричали Оля, Лика и Кира.

– Пожалуй.

– Неправда!

– Ну, ладно: был бы я более умным сыном.

– Извини, Лёха, – встрял Волк, – но обвинить тебя в отсутствии ума как раз нельзя.

– А в отсутствии мудрости? – тихо и с какой-то печалью в глазах спросил сын Дьявола. – Был бы я мудрее, то знал бы, как…

Он замолчал. Ведьмы и волки чуть в разнобой полюбопытствовали:

– Что?

Мужчина очнулся от задумчивости и поднял глаза.

– Ничего, – поспешно ответил он и так же поспешно встал с дивана. – Прогулки у вас сегодня не будет? – осведомился Лёша, пытаясь сменить тему.

– А ты нас выгоняешь? – в ответ спросил, улыбаясь, Лёва.

– Нет-нет! Что вы? – Чернов посмотрел в окно. – Разве можно в такую погоду? Не пойми что: то ли солнце, то ли всё-таки дождь.

На улице дул сильный и даже ураганный ветер. С утра и до обеда уже несколько раз сменилась погода: то начинало светить вовсю солнце, то ветер приносил тучи и солнце исчезало. Несколько раз что-то капало с неба, но дождём это сложно было назвать. А ветер всё дул и дул.

Такие ветры на юге Сибири и именно в Сибирске были делом обычным. Они дули круглый год: и зимой, и весной, и летом, и осенью. Бывало, этим сильным ветром срывало крыши с многоэтажных домов. Поэтому в Сибири если строишь дом, то строй на совесть!

– К вечеру установится дождь, – сообщил Андрей.

– Оу, – протянул Люцифер. – Давно дождя не было. Я даже соскучиться успел.

Все как по команде на него уставились. Мужчина фыркнул и, закатив глаза к потолку, сделал кислое лицо, что говорило о том, что он шутит.

Радоваться дождю в Сибирске мог только сумасшедший: почти всё лето и так лил дождь. В Сибири люди каждый год ждут тёплого солнечного лета и практически каждый год его не получают. Но сибиряки упорно ругают дождь, сокрушаются по поводу холодного и дождливого лета и надеются на тёплое, хотя давно пора бы смириться с тем, что лето в Сибири редко бывает хорошим. Пожалуй, самая сильная вера в Сибири не в Бога, не в любовь, а в хорошую погоду.

Лёша через минуту попрощался с друзьями и покинул комнату, оставив у всех какое-то странное неприятное чувство. Все ощущали, что что-то нехорошее происходит, о чём знает Алексей, но не знают они.