Читать книгу Синий мопс счастья - Дарья Донцова - Страница 9

По узкому коридору мы добрались до просторного кабинета, обставленного со спартанской лаконичностью: стол, два стула, кушетка, накрытая бумажной одноразовой простынкой, и большой аппарат, мигающий разноцветными лампочками. Стену украшал листок бумаги, окантованный металлической рамочкой: «Прием ведет доктор наук, член-корреспондент Академии медицинских электронных средств, невропатолог Ирина Петровна Самойленко».

– Ложитесь сюда, – велела старушка, – расслабьтесь. Больно ни в коем случае не будет. Рентген когда-нибудь делали?

– Конечно.

– Ощущения те же, их попросту нет, главное, не шевелитесь. Единственная неприятность – темнота. Надену вам на голову вот эту симпатичную шапочку.

С этими словами Ирина Петровна нахлобучила на мою макушку нечто, похожее на водолазный шлем.

– Лежите спокойно, – донеслось будто издалека, – не дергайтесь. Ну, начали.

Послышались щелчки, потом стук и равномерное гудение. Я лежала тихо-тихо, удивляясь тому, как далеко шагнул прогресс. Вот здорово, не надо колоть пальцы и вены иголками, нет никакой необходимости глотать омерзительные резиновые трубки, спи себе спокойно, а потом узнаешь правду о своем здоровье. Лазер обмануть невозможно. Это ерунда, что Ирина Петровна почти слепая, сейчас компьютер выдаст распечатку, и можно уходить. Дома Катя, наверное, сумеет разобраться.

– Вот и все, – ласково пропела Ирина Петровна, освобождая меня от душного колпака, – ну-ка, смотрите сюда, вот ваш мозг.

На экране компьютера появился ряд прямоугольных картинок, внутри которых виднелись расплывчатые пятна.

– Сейчас, сейчас, – нудила профессор, меняя очки, – ну-кась, минуточку… э… Что это такое, а? Это что?!

Я вздрогнула. Есть фразы, которые пациент меньше всего хочет услышать от врача. Согласитесь, очень неприятно, лежа на операционном столе, уловить слова хирурга, ну вроде таких: «Оперировать не станем, так зашьем», «Где наши тампоны, вы уверены, что один не остался внутри больного?» или «Господи, что это у нее такое, никак не пойму?»

– Да, – недоуменно ворчала Ирина Петровна, – положеньице! Однако какой фортель! И не подумаешь никогда! По виду и не скажешь! Вас привезли?

– В каком смысле?

– Где сопровождающий с коляской?

– Какой?

– Инвалидной!

– С-с-сама пришла, – стала заикаться я, – ногами.

– Ногами? Не может быть.

– Чем вас так удивил факт появления женщины, стоящей на нижних конечностях? – дрожащим голосом попыталась пошутить я. – Лично меня бы насторожила больная, вошедшая на руках или приползшая на животе.

– Вы в школе учились? – перебила меня Ирина Петровна.

– Да.

– Сколько классов окончили?

– Десять, в мое время не было одиннадцатилетки, дети шли в институт после…

– Вспомогательная школа не давала права продолжать образование в вузе, – неожиданно заявила профессор.

– Какая? – насторожилась я.

– Вспомогательная, – повторила Ирина Петровна. – Ах да, вам, наверное, непонятно это слово. Ну, в общем, такое учебное заведение, в котором элементарные знания постигают люди с вашими проблемами. Вы работаете? Или получаете пенсию по инвалидности?

Ноги подогнулись в коленях, я села на кушетку.

– Со мной что-то ужасное? Рак головного мозга? Менингит?

– Нет, нет, – очень четко и громко произнесла Ирина Петровна, – полный порядок, никакой онкологии. Душенька моя, вы знаете свой адрес?

Я кивнула.

– Молодец, – умилилась Ирина Петровна, – просто отлично! Маловероятно, конечно, но, может, и телефончик выучили?

– Какой?

– Свой, конечно.

– У меня их два, один мобильный.

– Домашний помните?

– Естественно.

– Ах, какая умница, просто редкостная, удивительно талантливая девочка, – запела Ирина Петровна, путаясь в очках. – Сейчас я запишу цифирки, позвоню вашим мамочке и папочке, они вас отсюда заберут.

– Не надо! – испугалась я.

– Почему? – насторожилась профессор. – Дома с вами плохо обращаются, бьют? Морят голодом? Кстати, сейчас угостим вас чаем с пастилой. Ешьте на здоровье, бедняжечка!

Ощутив себя персонажем пьесы абсурда, я попыталась объяснить ситуацию:

– Мои родители умерли, я очень надеюсь на встречу с ними, но в отдаленном будущем. Пока, ей-богу, не готова, много дел на этом свете не завершила.

– Кто же вас сюда привел?

– Сама пришла.

– Ходите одна?

– Да.

– Ай, молодец! Ай, умница, – зашлась в восторге Ирина Петровна, – какая компенсация! Но мне не очень хочется отпускать вас вот так, без сопровождающего. Сейчас поговорю с Ритой, вызовем такси и отправим вас домой.

– Спасибо, но мне вечером на работу, и я не планировала возвращаться в квартиру.

– И где мы работаем? – засюсюкала Ирина Петровна.

– На радио.

Очки упали с носа старушки.

– Где?

– На радиостанции «Бум», я веду там музыкальную передачу. Навряд ли вы слышали ее, наша программа предназначена для молодых людей, – схамила я.

Но Ирина Петровна не заметила моего бестактного замечания.

– Ведущей? – оторопело повторила она. – Говорите о книгах? Вы читаете?

Ситуация стала казаться мне занимательной.

– Читаю, – подтвердила я, – умею писать, считаю, правда, плохо, но, учитывая мое консерваторское образование, это объяснимо.

– Вы учились в консерватории? – Старушка чуть не упала со стула.

– Да, по классу арфы, но сейчас не концертирую.

– О господи, – в изнеможении выкрикнула Ирина Петровна, – с вашим-то диагнозом!

Страх вновь схватил меня за горло, я вскочила и, тронув Ирину Петровну за плечо, приказала:

– Немедленно говорите правду! Имейте в виду, у меня двое детей, мальчик и девочка, их надо поставить на ноги. Не волнуйтесь, я сильная, выдержу любую неприятную новость. Начинайте!

– Милочка, – дрожащим голосом сообщила профессор, – вы олигофрен.

– Кто?!

– Ну… э… такой человек, который в силу некоторых обстоятельств, абсолютно от него не зависящих, совершенно не способен к умственной деятельности. Поверьте, это не стыдно, это генетика!

– Я идиотка? Дебилка?

– Зачем так резко, – залебезила Ирина Петровна, – скажем по-иному, имбецил с поражением головного мозга. Вот гляньте.

Трясущейся рукой бабуся схватила мышку и пощелкала ею. На мониторе возникли новые картинки.

– Слева мозг нормальной женщины, – пустилась в объяснения Ирина Петровна, – собственно говоря, это содержимое моей головы, человека, который написал и защитил две диссертации. И что мы видим? Четкий рельеф, ярко выраженные извилины, правильные контуры. А у вас?

Стеклянная указка переместилась вправо.

– Сглаженность поверхности, – бойко вещала Ирина Петровна, – пустоты, а вот белое пятно. Знаете, о чем оно свидетельствует?

– Нет, – в полной растерянности ответила я.

– У вас отсутствует речевой центр, – сообщила врач, – просто удивительно, что вы способны издавать звуки! Поразительно! Да и ходить вы не должны. Опишу вас в своей очередной книге, редкий, уникальный случай.

Меня слегка затошнило. Так вот почему я плохо училась в школе! Теперь понятно, по какой причине всегда получала по контрольным двойки, которые после визита в школу моей мамы волшебным образом трансформировались в тройки. Ну и ну. Следовательно, нельзя обижаться на Вовку, когда он орет: «Лампа, ты дура!»

Теперь мой идиотизм подтвержден медицинским обследованием. Ох, не дай бог домашние узнают о диагнозе! Засмеют насмерть. Вот отчего мне скучно читать философские книги, вот по какой причине я никогда не могу понять, о чем толкуют гости в аналитических передачах на TV. Впрочем, и ведущие сидят иногда в студии с такими лицами, что у меня начинают в голове роиться сомнения: а они сами хорошо разбираются в озвучиваемой проблеме? Похоже, что нет, а некоторое время назад у меня сложилось впечатление: кое-кому платят за то, что они молчат и кивают с умным видом. В принципе в ряде передач ведущий совсем не нужен, гости великолепно договорятся друг с другом и без него, но как-то не принято оставлять студию без хозяина.

Однако сейчас мне стало ясно: телевизионщики-то умные, а Лампа – клиническая идиотка.

– И что, – я решила выяснить все до самого конца, – у олигофренов всегда болит голова?

– Нет.

– Почему же у меня мигрени?

– О, это уже другая проблема. Видите позвонок? Он называется Атлант, вот первый шейный позвонок.

– Прямо в черепе?

– Ах, молодец, какие умные слова знаете, – не упустила возможности похвалить кретинку Ирина Петровна, – именно у основания черепа, а он с ним сочленяется. Атлант должен стоять ровно, у вас он вдавлен внутрь и пережимает сосуд. Это ужасно!

– Почему?

– Вы можете умереть в любой момент.

Я снова рухнула на кушетку.

– Отчего?

– Дернете резко головой, слишком сильно задерете ее или упадете, стукнетесь лбом о землю, позвонок сдвинется, пережмет сосуд окончательно…

– И что?

Ирина Петровна пожала плечами:

– Экзитус леталис, смерть. Одно радует!

Я сидела не дыша. Интересно, что может радовать в данной ситуации?

– Скончаетесь быстро, – обнадежила меня профессор, – долго мучиться не станете, агония продлится минут шесть, семь, уйдете тихо, скорей всего и не поняв, что происходит! Хотите совет?

– С-с-слушшшаю.

– Носите на шее медальон, наподобие солдатского, или бирку с адресом и номером телефона.

– З-з-зачем?

– А то свезут вас в морг, свалят к неопознанным телам, – участливо сообщила Ирина Петровна, – родственники потом все башмаки истопчут и не отыщут ваш труп.

– Делать-то что? Может, мне операция поможет?

– В вашем случае медицина бессильна. Кстати, зачем вы пьете таблетки от головной боли? Они помогают?

– Не очень, – призналась я.

– И не должны! – радостно воскликнула врач. – Вся проблема в позвонке. Сегодня головой вертели?

– Вертела.

– Отсюда и мигрень.

– Мне нельзя смотреть по сторонам?

– Нежелательно, шею не следует напрягать.

– Как же жить?

– Поворачивайтесь всем телом, представьте себе, будто позвоночник – каменный монолит. Или забинтуйте шею туго-туго, перетяните как можно крепче полотняным платком, – посоветовала профессор.

– Но тогда я умру от удушья.

– Ангел, вы хотели услышать мой совет по поводу Атланта, – напомнила Ирина Петровна, – об удушье иной разговор, мы его сейчас не ведем. Кстати, вам может помочь мануальная терапия.

– Да? – с огромной надеждой спросила я.

– Абсолютно точно, – кивнула Ирина Петровна, – стопроцентно. Вам просто развернут Атлант. Значит, так, платите пятьсот рублей, забирайте снимки, а я вам абсолютно бесплатно дам телефончик настоящего кудесника, Петра Лыкова, золотые руки!

Стараясь не вертеть головой, я выползла на улицу, кое-как добрела до машины и опустилась на сиденье. Вот оно что! Смерть ходит буквально по пятам за несчастной Лампой, в любую секунду я могу отъехать к любимым родителям. Конечно, перспектива встречи с папочкой и мамочкой радует, мне нужно многое им рассказать, но как оставить домашних? Без меня они вновь станут есть пельмени и отвратительные готовые салаты, заправленные не слишком свежим майонезом. Кстати, может, кто и забыл, но я обеспеченная женщина, имею коллекцию картин, хороший дом в Алябьеве и отличную квартиру, многокомнатную, с добротной мебелью и евроремонтом.

Коллекция живописи досталась мне от родителей, сейчас полотна висят у нас дома, я не собираюсь продавать их, это память об отце. Особняк в Алябьеве был построен одним человеком для меня на месте старой дачи, опять же принадлежавшей папе. Жить бы нам теперь в кирпичных хоромах и радоваться, только с новой фазендой связана одна крайне неприятная история, о которой я уже рассказывала. Ни Кате, ни детям, ни мне не хочется теперь даже приближаться к Алябьеву. Мы, правда, пытались обжиться в шикарном здании, но не сумели. Не могу я ступить и в роскошные апартаменты, в которых Фрося когда-то обитала вместе с мужем Михаилом Громовым[5]. Где сейчас мой бывший супруг – понятия не имею, скорей всего до сих пор ходит строем по зоне, срок ему, насколько помню, дали большой. Ни жить, ни продать, ни сдать замечательную квартиру я не могу по моральным соображениям. Поэтому апартаменты стоят закрытыми, над входной дверью тревожно горит красная лампочка, предупреждающая лихих людей: осторожно, комнаты под охраной милиции.