Читать книгу Тайная связь его величества - Дарья Донцова - Страница 3

Полину госпитализировали только через неделю, и за это время я зауважал девочку. Ей делали разные обследования, однако она ни разу не пожаловалась, не заплакала, не попросила ни игрушек, ни мороженого. Невооруженным глазом было видно, что малышке плохо, но она стоически выполняла школьные задания и помогала матери по хозяйству.

В четверг я решил порадовать ребенка – купил самую красивую, на мой взгляд, Барби в пышном розовом платье.

– Спасибо, Иван Павлович, – вежливо поблагодарила она меня.

Но я не увидел на ее лице радости и осведомился:

– Тебе не нравятся куклы?

– Что вы, – изобразила восторг Поля, – я давно о такой мечтала.

– Какие игрушки тебе по душе? – уточнил я. – Плюшевые?

Она смутилась.

– Лучше книги.

– Книги? – удивленно переспросил я. – Ты любишь читать? Около моего дома есть прекрасный магазин, называется «Новый книжный». Хочешь туда пойти?

Между стеллажами мы бродили почти два часа. Я с огромным изумлением выяснил, что девочка к своим десяти годам прочитала всю детскую классику и взялась за взрослую литературу. Когда мы проходили мимо полок с произведениями Эмиля Золя, Поля сказала:

– Мне у него понравился роман «Дамское счастье».

– Про большой магазин в центре Парижа? А ты знаешь, что он существует в реальности? – улыбнулся я. И чуть не поперхнулся. – Полина! Кто тебе дал роман Золя?

Девочка засмеялась.

– В школе у нас мало книг, я их все давно наизусть выучила. В Богдановске есть библиотека для взрослых, но детей туда не пускают. Я езжу заниматься гимнастикой в Реутов, это наш областной центр. Там меня по маминому паспорту записали на абонемент. Я говорю, что беру книжки не для себя, а для родителей. Врать, конечно, нехорошо, но уж очень читать охота.

– Пятикласснице выдали Золя? – возмутился я.

Полина кивнула.

– Почему нет? Бальзака, Мопассана, Диккенса тоже. Жаль, у них там совсем фантастики нет.

Я молча повел девочку туда, где стояли произведения Герберта Уэллса, Станислава Лема, Айзека Азимова и Рея Брэдбери. О чем думают тетки, давая малышке не подходящие ей книги? Отчего не проверили, для маминого ли чтения романы? Ладно еще Диккенс – стиль этого писателя немного тяжеловат, однако большую часть его произведений можно считать чтением для школьников, но Золя, Бальзак, Мопассан… Они-то категорически не подходят для ребенка! Хорошо, что безответственные библиотекарши не посоветовали Полине роман Куприна «Яма». Я не ханжа, но кое о каких вещах девочке не следует знать в десять лет.

Домой мы вернулись с тремя набитыми пакетами, и с ними же потом Полина уехала в больницу, где, как выяснилось, ей придется провести много дней.

По случайности частная клиника, где сейчас находится Нора, и городская больница, куда поместили Полю, расположены буквально на расстоянии вытянутой руки друг от друга. И я, навестив Элеонору, могу забежать к ребенку, к которому испытываю искреннее расположение.

Полина по своему менталитету и поведению весьма похожа на меня десятилетнего, стеснительного, замкнутого мальчика, больше всего на свете любившего читать. Правда, у меня был умный отец, который мог ответить на любые мои вопросы. Полина такой возможности лишена – Илья и Татьяна хорошие люди, но образованием не блещут. Мать старательно внушает девочке, что та должна научиться хорошо вести домашнее хозяйство и удачно выйти замуж. А отец, придя с работы, ворчит:

– Полинка, ты опять уткнулась в книжку носом? Иди к папке, давай вместе телик посмотрим. Сейчас будет программа прикольная, посмеемся.

Я не оговорился: Илья устроился на службу. Его взяли в местный ДЭЗ рабочим, он действительно оказался мастером на все руки. Татьяна тоже не сидит без дела. На второй день пребывания в моей квартире она сказала:

– Ваша домработница лентяйка – по всем углам пыли полно, постельное белье неглаженым в шкаф сложено. А уж суп она вам сварила! Я такой поросятам в корыто вылить постесняюсь. И ведь не стыдно бездельнице деньги за работу брать. Гоните вон эту лахудру, я сама наведу в доме порядок. Не отказывайтесь, не могу задарма у вас жить.

Через неделю мои апартаменты превратились в царство чистоты, а пара старых костюмов, которые я давно собирался выкинуть, стали вполне пригодными для носки.

Таня перестала в разговоре со мной «выкать», отбросила отчество, стала звать меня «Ваняшкой», заботится об мне, как о родном, да еще учит уму-разуму. Раздражает ли меня ее поведение? Нет.

Очень интересно наблюдать за людьми из другого социального круга, с совершенно иными привычками. Мои родственники честные, добрые и работящие. Татьяна никогда не скандалит, не перечит мужу, не злится на него, она действует тихой сапой и всегда добивается своего. А Илья считает себя хозяином, не задумываясь о том, что всякая голова сидит на вертящейся в разные стороны шее.

И еще. Знаете, Таня нравится мне намного больше, чем дочери подруг Николетты. Она не требует от супруга шуб, бриллиантов, апартаменты в Ницце, не транжирит деньги, не поглядывает в сторону других представителей сильного пола и не произносит фраз типа: «Вот Андрей своей Лене купил голубой «Бентли», а я у тебя на дешевеньком «Порше» второй год катаюсь». Кстати, Татьяна тоже нашла себе работу – пристроилась уборщицей в нескольких супермаркетах и носится бешеной белкой между ними со шваброй наперевес. Для меня остается загадкой, как она находит время на ведение домашнего хозяйства и почему ни разу не пожаловалась на усталость…

Я притормозил у частной клиники, где лежит Нора, навестил ее, потом пошел к Полине и обнаружил ее в расстроенных чувствах.

– Что случилось, милая? – спросил я, увидев, что у нее красные глаза и распухший нос.

– Меня переводят в другую палату, – ответила малышка. – В чистую.

– Эта вроде тоже не грязная, – улыбнулся я, – уютная, вас тут трое, вместе веселее.

Полина опустила глаза, а ее соседка Катя пояснила:

– Чистая – это стерильная. Поле будут сильные лекарства давать, курсом, к операции готовить. Ей нельзя ничем заразиться. В чистую палату посетителей не пускают, туда может только врач и медсестра войти. Книги брать нельзя, разрешается айпад, но без вай-фая, с одними игрушками. Полинка из-за своих книжек рыдала, ей читать нечего будет. Можно было гору повестушек в планшетник закачать, но у нее его нет. И нас тут теперь не трое, а двое – Олю вчера ночью увезли, сказали, в особую больницу переводят. Ага, а то мы дуры, не понимаем, что она умерла. Тут все подохнут!

Катя вскочила и выбежала в коридор. На секунду меня охватил ужас, но я затоптал его.

– Поля, сейчас я куплю и принесу тебе айпад. У метро есть магазин.

– Не надо, дядя Ваня, – ответила девочка, – он очень дорогой. У мамы с папой с деньгами трудно, запаса нет.

Я улыбнулся.

– Слово «инвестиция» знаешь?

– Вложение денег куда-то, что впоследствии принесет прибыль, – прозвучал четкий ответ.

– Я куплю планшетник, но не в подарок, это будет инвестиция в мою благополучную старость, – продолжал я. – Представь себе картинку: в девяносто девять лет Иван Павлович Подушкин ослабеет глазами и тогда прокряхтит: «Полина, помнишь планшетник? Пора отрабатывать его, садись и читай мне вслух». Ну, договорились?

Поля печально усмехнулась.

– Дядя Ваня, вы меня маленькой считаете? Я навряд ли увижу вас стареньким, от моей болезни быстро умирают. Да и у меня на ладони линия жизни короткая. Но если удастся выжить, я с вами и без айпада сидеть буду.

В мою душу вновь вполз ужас, я взял Полю за плечо.

– От кого ты услышала глупость про линию жизни?

– От сестры Егора Маркова, которая всем гадает, – вздохнула девочка.

Я погладил ее по голове.

– А про больничную фею она не говорила?

– Нет, – улыбнулась Поля. – Дядя Ваня, волшебники – выдумка.

Тогда я сгреб в охапку всю полученную по наследству от отца-писателя фантазию и постарался говорить убедительно.

– Речь идет об эффекте Пирогова. Слышала о великом хирурге?

– Он во время войны тысяча восемьсот сорок седьмого года придумал наркоз, – кивнула умная школьница. – Я читала книгу о знаменитых докторах.

– Молодец! – искренне похвалил я малышку. – Так вот, Николай Иванович Пирогов заметил, что у некоторых раненых линия жизни на руке перед операцией делается ярче, а порой и длиннее, и эти мужчины всегда, каким бы безнадежным ни казалось их состояние, поправлялись. В девятнадцатом веке ничего, конечно, не слышали о торсионно-эмульсионном поле, о волнах Кравчука и о… Погоди, ты учишь физику?

– Пока нет, – покачала головой Полина.

– Может, какую-то научную литературу читала? – не успокаивался я.

– Не-а, – улыбнулась девочка.

Обрадовавшись отрицательному ответу, я перевел дух. Это очень хорошо, что Полина еще не брала в руки прекрасные книги Якова Перельмана[2]. Значит, можно врать дальше, главное – произносить побольше разных терминов, пусть и несуществующих.

Я разливался соловьем минут десять. Выражения «биоэнергетическое астральное поле», «эффект Шнеерзона-Макорлик», «электронно-позитронное обучение», «нейтрино в квантовом пространстве» легко слетали с языка, приходилось лишь удивляться собственной фантазии. Лекцию я завершил пассажем:

– Малограмотные люди называют это явление волшебством больничной феи, но ты теперь понимаешь, что в таких случаях имеет место энергетическое воздействие. Оно бывает редко, но если происходит, то гарантирует стопроцентное восстановление здоровья навсегда. Мне кажется, на твоей руке линия жизни начинает слегка изменяться.

Полина поднесла к глазам ладошку и прищурилась.

– Сейчас вернусь, – пообещал я, вышел из палаты и опрометью кинулся к лифту.

Только бы нужные мне вещи нашлись в ближайшем торговом центре!

Я выбежал во двор больницы и услышал возглас:

– Простите, молодой человек, помогите, пожалуйста!

Краем глаза я увидел пожилую даму в элегантном светло-бежевом пальто с ярким розовым шарфом, но, не остановившись, полетел дальше.

Мне не свойственно проноситься мимо тех, кто просит о помощи, однако сегодня особенный день.