Читать книгу Мона Ли. Часть первая - Дарья Гребенщикова - Страница 4

Вечером следующего дня, за тем же круглым столом, Пал Палыч, накрыв изящной кистью руки Машины – грубой лепки, привыкшие к работе, говорил внятно и убедительно, как в зале суда:

– Маша, я немолод, вдовец уже три года, у меня взрослая дочь, тут он вздохнул – в трудном возрасте, я небогат, не беру взяток, но я физически здоров и крепок, и буду вам, Маша, достойным мужем и заботливым отцом вашей дочери. У меня есть своя жилплощадь, и, хотя город наш небольшой и имеются некоторые – … он вновь закашлялся, – трудности с вашим трудоустройством, я подыщу вам работу. Дочь может пойти в сад, а пока моя мама вполне способна присмотреть за ней. Решайте. Слово за вами.

Маша все хотела убрать руки из-под его ладони, она физически ощущала темную кайму под ногтями от въевшегося угля титана, цыпки от ледяной воды, которой приходилось мыть полы в вагоне. Ей было стыдно себя, дурно одетую, некрасивую тетку, изработавшуюся, как лошадь и уставшую до того, что жить не хотелось вовсе. К тому же ей хотелось выпить, как никогда. Маша, к своим неполным двадцати семи годам была уже алкоголичкой.

Нонна все это время просидела в соседней комнатке, выгороженной большим шкафом и со скукой рассматривала огромный, в тисненой коже альбом с золотыми пряжками, который разложила перед ней Инга Львовна.

– Смотри, девочка, говорила она, какие красивые платья! А вот – какие красивые бантики, шляпки! – Нонна улыбалась, как обычно, и трогала пальчиком морозные на ощупь листы пергаментной бумаги, перестилавшие тяжелые, плотные листы картона.

– Я согласна, – сказала Маша, – только мы вам обузой будем, зачем вам? Вы же на молодой можете жениться, да и без ребенка взять, да порядочную…

– Вы, Маша, глупости говорите, – Пал Палыч ладонь отнял, побарабанил пальцами по столу. – Я надеюсь, вы позже поймете меня, что есть чувство, которое возникает спонтанно… он закашлялся, и эту привычку – кашлять, когда он говорил что-то неясное собеседнику, отчетливо запомнит именно Нонна. – Но одно условие – вы сначала должны начать работать, это необходимо. Сплетен не слушайте, а открыто обидеть не решится никто.

Машу Куницкую устроили нормировщицей на трикотажную фабрику. Место не сказать – почетное, но тихое, уважаемое, на фабрике почти одни женщины, соблазна опять же – поменьше, рассуждал в себе Пал Палыч. Нонна высиживала долгий, тягучий день в доме, который плотно стоял на земле, а не был веселым, как поезд, и не мелькало за окном ничего – ни вокзалов, ни полустанков, а только старая липа шевелила голыми ветками да редкие прохожие бежали, точно их нес ветер.

Свадьбу не играли, расписались в ЗАГСе, Маше Пал Палыч купил светлого бежа кримпленовый костюм с пуговками, зажатыми золотым ободком, а Нонне настоящее платье, как у принцессы, с оборками и рукавчиками-буф.

– Ой, ну до чего дочка ваша хороша, – сказала регистраторша, прекрасно зная, чья это дочка, – просто как невеста! Обменялись кольцами, поцеловались – щеками, не губами, выпили положенного Шампанского, да и переехали к Пал Палычу – жизнь ладить. Маша как увидала дом – двухэтажный, цвета топленого молока, под крашеной шоколадной крышей, да еще Пал Палыч ей на улице, эдак рукой – вон, смотри, это НАШ теперь балкончик, будешь цветочки разводить, так и задохнулась от счастья, будто мечта сбылась. Поднялись на второй этаж, лестница деревянная, гладкая, перила скругляются завитками, а у порога даже коврик лежит, а на коврике надпись «Добро пожаловать». Вещей у Маши с Нонной было всего – чемодан да баул, с постельным бельем, даже одежки толком не было.

В четырехкомнатной квартире Маша растерялась и потерялась. Как же богато, все обставлено, мебель в чехлах и сияющий бок пианино, а уж занавески тюлевые, а портьеры вишневого цвета! Даже ванная комната была, в прохладе белого с синим кафеля и туалет – отдельный, с чугунным бачком и белой фаянсовой ручкой, завершающей тяжелую цепь.

– А что же, Маша, вещичек так немного, – спросил Пал Палыч, и закашлялся – глупо вопрос прозвучал, и неуместно. Тут Машке Куницкой как гвоздем в сердце – а заначка-то! Нычка её… с «Ильичами» – так в вагоне почтовом и колесит, в надрезанном дерматине верхней полки… Куницкая точно помнила запах купюр, явственно видела белую резинку, перехватившую тугой рулон, но тайник, куда она спрятала деньги, в её голове странным образом кочевал по почтовому вагону, и она сама понимала, что точного места не вспомнит. Даже под угрозой расстрела.